Читать книгу Прапор и его группа - Анатолий Гончар - Страница 3

Глава 2
Слаживание

Оглавление

Любая командировка начинается с боевого слаживания.

Непреложная истина

– Товарищ старший прапорщик, – вынырнула из-за угла казармы знакомая фигурка сержанта Калинина.

Ефимов, обернувшись, остановился. Подождал. Он приехал в бригаду, сопровождая бойцов на почту, и на минуточку забежал в роту.

– Товарищ старший прапорщик, разрешите вопрос?

– Разрешаю.

Сергей даже удивился такой подчеркнуто военной вежливости – обычно сержант всеми правдами и неправдами пытался уйти от излишне уставных обращений и слов.

– Товарищ старший прапорщик, – в третий раз повторил Калинин, – а вы не могли бы поговорить с Трясуновым?

– По поводу? – Ефимов никак не мог взять в толк, чего от него хотят.

– Насчет Чечни, – сержант замялся, – ну, чтобы меня взяли.

– А что, думаешь, не возьмут?

– Так я ведь первый раз отказался, – виновато опустил взор Калинин.

– Почему? – Ефимов был безжалостен.

– Испугался, вдруг убьют… – Чувствовалось, что слова даются ему с трудом.

– А сейчас?

– Боюсь. – Сержант побледнел и тяжело дышал.

– И все же поедешь?

– Поеду! – твердо заявили Калинин.

– Что ж, это уже хорошо. Значит, еще не все потеряно. Ладно, я попробую поговорить о тебе с кем-нибудь из ротных, – заверил его старший прапорщик и, не дожидаясь новых вопросов, отправился по своим делам.

Неделю спустя Ефимов, как и обещал, переговорил с обеими командирами рот и даже подошел по этому вопросу к начальнику штаба батальона, но в отряд Калинина так и не взяли. Как говорится, посеешь недоверие…


А боевое слаживание шло своим ходом.

– …Отстрел чеки гранаты слева. Отстрел чеки гранаты справа.

И так до бесконечности. Передернуть затвор, и чтобы успевали среагировать. Щелчок предохранителем, чтобы умели слушать. Фишки, едва заметные метки вдоль дороги, чтобы умели видеть.

На полигоне шла обычная рутинная боевая учеба. Сергей, временно закрепленный за второй группой первой роты, почти неделю постигал азы спецназовского искусства… Впрочем, большой тайной оно для него не было. Афганистан учил многому; приходилось и сидеть в засаде, и проводить доразведку…

– …Отстрел чеки… – орал группник лейтенант Полесьев, и бойцы прыгали в сторону, вжимались в примятый от прежних падений снег, прикрывали руками и оружием голову.

Ефимов, находясь в тылу группы, внимательно следил за действиями личного состава и изредка делал замечания самым нерасторопным. Сам он в сугроб не прыгал, и не потому, что был старше званием и возрастом, вовсе нет, – просто несколько раз попробовав, Сергей убедился, что старые рефлексы не так просто забыть и растерять в мирной жизни. Он успевал реагировать на звучавшие команды гораздо быстрее их необстрелянного «воинства», поэтому больше наблюдал и командовал, а СЛОНы – солдаты, любящие офигенную нагрузку, – доводили свою реакцию до совершенства.

Близился обеденный перерыв, но они все еще занимались на заснеженном, примятом падавшими телами поле, когда из-за угла ближайшей казармы выглянул замкомроты второй роты старший лейтенант Водопьянов и, слегка приволакивая ногу, зашагал в сторону занимающейся группы.

– Противник с фронта! – громко скомандовал он и, отставив чуть в сторону правую ногу, стал наблюдать за действиями разворачивающихся по фронту бойцов.

– Быстрее! – орал оставшийся на месте командир группы. Личный состав вяз в сугробах, спотыкался и падал в снег, поднимался и, разгребая грудью сугробы, продвигался вперед, упорно выравнивая фронтальную линию.

– Противник с правого фланга! – дал новую вводную Водопьянов; значит, действия бойцов ему понравились, иначе бы заставил повторить первый маневр и два, и три раза подряд.

Ефимов, вместе со всеми лезший по снегу, почувствовал, как на спине начал выступать пот. Лицо, до недавнего времени изрядно пощипанное морозом, теперь почувствовало накатывающий изнутри жар.

– Отход! – Новый приказ замкомроты, и бойцы, прикрывая друг друга, начали откатываться к лесу.

Тыловая тройка, готовясь к отражению наступающего противника, получила вводную:

– Рядовой Симонов ранен.

«Черт», – мысленно выругался Ефимов; рядовой Симонов был в его тройке.

– Леденцов, прикрой! – проорал прапорщик и, бросившись вперед, взвалил на горбушку условно раненного бойца. Тащить его оказалось несколько тяжелее, чем думалось. Снег, и без того непролазный, казалось, стал еще глубже. Проваливаясь чуть ли не по пояс, Ефимов упрямо тащил «раненого» в чащу леса. Огромный, в три обхвата дуб – укрытие надежное.

– Уф, блин. – Сергей остановился и опустил на снег приглушенно матерящееся «тело».

Кажется, Водопьянов остался доволен. Ничего не сказав, он молча развернулся и побрел обратно к казарменному модулю. Что ж, порой молчание бывает красноречивее слов.

«Сбор», – знаками приказал Полесьев.

– Теперь ты меня тащи, – улыбнулся Ефимов, чувствуя, как на лбу образовываются первые капельки пота. Боец, не поняв шутки, вытаращился на вытирающего пот старшего прапорщика.

– Да пошли, пошли! – поторопил его улыбающийся Ефимов и, не дожидаясь, когда Симонов поднимется на ноги, поспешил к созывающему личный состав группнику.

Продираясь по снегу, он поглядел в спину удаляющегося старлея: этот молодой офицер в своей неугомонности успевал проверить, как идут занятия в группах своей второй роты, а потом в порыве боевого энтузиазма обычно добирался до одной-другой группы соседей. Группники же меж собой материли столь рьяного старшего лейтенанта, но, понимая, что в чем-то его «проверки» им даже помогали, открыто не протестовали. Вот и сейчас Полесьев только фыркнул, но промолчал. Опыта у старшего лейтенанта всяко было больше. Как-никак, а одна чеченская командировка за его плечами уже была.

– Конец занятиям! – объявил лейтенант Полесьев, лениво прохаживаясь перед вытянувшимся вдоль дороги строем. Итоги были подведены, действия каждого были разобраны и разложены по полочкам. Словно о чем-то неожиданно вспомнив, группник повернулся к стоявшему чуть в стороне Ефимову:

– Товарищ старший прапорщик, у вас есть что добавить?

– В принципе только одно: при внезапном появлении противника возможна такая ситуация, когда справа или слева от группы будет открытая местность. Тогда тройкам следует действовать сообразно обстановке, смещаясь и занимая позиции в направлении укрытий. Всем ясно?

– Так точно, – в два одиноких голоса ответила вся группа.

– Хорошо, будем считать, что поняли, – усмехнулся Ефимов, а группник слегка обиженно буркнул:

– Ну, это я бы завтра довел… – И, поправив на плече автомат: – Разойдись! В колонну по три становись! – Ходить боевым порядком ему, похоже, сегодня уже надоело. – Равняйсь, смирно, вольно. В казарму шагом марш. – И уже вдогон: – Оружие выложить на проходе. После ужина чистка и отбой. Завтра у нас ожидаются ночные занятия, поэтому советую не ходить из угла в угол, а приводить оружие в порядок. Кто почистил – тот отбился.

Прапорщик усмехнулся: молодежь… Можно подумать, кто-то из них сегодня задумывается над тем, что будет завтра…

Все же отбой произвели вовремя. Офицеры ушли, а Ефимов, назначенный на сегодня ответственным, остался в модуле для личного состава. Модуль-казарма по внешнему виду, а может быть, даже и по внутреннему содержанию ничем не отличался от тех в изобилии разбросанных по всему Афгану щитовых строений, которые были сооружены военными строителями в большинстве советских гарнизонов. Но там было теплее. Здесь же царила настоящая морозная зима. Идущие вдоль стен трубы едва теплели, а развешанные на них носки, варежки, маскхалаты, приткнутые к стене валенки – и вовсе не давали этим тепловым крохам выбраться наружу. Одним словом, в казарме стоял холод. Пять-шесть градусов тепла едва ли можно было назвать температурой, располагающей к приятным сновидениям; тем не менее вскоре все погрузилось в сон. Измотанные за день молодые организмы требовали отдыха. Сергей прошелся вдоль рядов, тщательно подсчитывая количество лежавших в кроватях военнослужащих, и облегченно вздохнул. Все были на месте. Кивнув ходившему рядом с ним дежурному, он, не раздумывая, направился к рядам коек комендантского взвода, где специально для него было отведено спальное место – солдатская пружинная кровать, застеленная белыми простынями и накрытая синим армейским одеялом.

После ночного бдения в ППД быть ответственным на полигоне казалось раем – всего-то и дел, что два-три раза за ночь проснуться, сделав это либо самостоятельно, либо поручив побудку дежурному, а затем пробежаться вдоль рядов коек, считая спящих. С отсутствующими долго не разбирались: сходил в самоволку? Замечательно, езжай в ППД, служи дальше. С контрактниками тоже никто не церемонился: не можешь выдержать казарменного положения – в тот же день прямая дорога на гражданку. Предельно просто и жестко. Все об этом знали, так что все было по-честному.

С задумчивым видом постояв подле своей кровати, Сергей снял бушлат, стянул с ног фетровые сапоги, пристроил их на отопительной трубе подле своего маскхалата, снял и разложил там же носки, затем залез в стоявший подле кровати рюкзак и вытащил оттуда запасные шерстяные носки. Поправив стоявшие на полу резиновые армейские тапочки, он расправил одеяло, не раздеваясь, лег на одну его половину, другой укрылся и, набросив поверх бушлат, погрузился в сон.

Гортанное «подъем» прозвучало в тот момент, когда Ефимов в очередной раз поднялся, чтобы проверить наличие личного состава. «Тем лучше», – подумал он, не спеша скидывая тапочки и протягивая руку к стоявшим тут же подле кровати берцам. На утреннюю зарядку от всегда выходил в «ботинках с высокими берцами» и уже потом, после завтрака, переодевался в более теплые фетровые сапоги.

– Выходи строиться на утреннюю зарядку! – снова рявкнул дневальный, и толпа личного состава неспешно поползла к выходу. Да, пока это действительно была толпа, сонная и плохо соображающая.

Сергей вывел личный состав на плац и стал наблюдать, как нехотя из офицерского модуля стали выползать заспанные и поеживающиеся от утреннего холода группники.

– К разминке приступить! – скомандовал он, не дожидаясь, пока к плацу подтянутся припозднившиеся офицеры. Впрочем, до официального начала утренней физической зарядки оставалось еще три минуты.

– Константин, – окликнул Ефимов начавшего проводить разминку командира первого отделения сержанта-контрактника Неверова из группы Полесьева, – группник подойдет, скажешь, я на пятикилометровку побежал.

Сержант кивнул и продолжил счет. А Сергей – на полигоне его обязанности ответственного закончились с выходом подразделений на УФЗ – еще раз бросил взгляд на выходивших на черную площадку плаца офицеров, помахал рукой приближающемуся Полесьеву и, повернувшись налево, неторопливо побежал вдоль растянувшегося строя. Раз, два, раз, два… Постепенно наращивая темп, Ефимов пробежал КПП и свернул на тропинку, ведущую в сторону стрельбища. Два с половиной километра туда, два с половиной обратно, итого пятерка; затем обжигающая холодом даже сквозь кожу перчаток перекладина, где он до изнеможения подтягивался, следом брусья, и снова на перекладине подъем переворотом, силовой на обе руки, на одну по очереди. Выполнив эту ставшую обязательной программу, Сергей обычно пробегал еще несколько сот метров, после чего спешил в офицерский модуль, чтобы привести себя в порядок – умыться, побриться; одним словом, совершить весь набор дел, входящий в обязательный утренний моцион.

Ефимов подбежал к своей любимой перекладине (почему именно она стала для него предпочтительнее прочих, Сергей затруднился бы ответить, но тем не менее из десятков других перекладин он всегда выбирал именно эту) в тот момент, когда на ней болтающейся сосиской висел Кислицын-младший – Андрей.

– Давай еще разок, – подбадривал его раскрасневшийся на морозе Алексей – старший из братьев. Ефимов не смог сдержать улыбки; эти двое вызывали в его душе добрые, хотя и слегка странные, неоднозначные чувства. Было в них что-то… из детства, что ли? Может, это шло от трогательной заботы старшего над младшим? Или тут было нечто другое? Два брата – семья, как напоминание о собственной семье, оставляемой на долгие месяцы жизни.

Братья Кислицыны одновременно были похожи и непохожи. Одинакового среднего роста, только Андрей слегка субтильный, а Алексей коренастый (почти такой же, как старший прапорщик Ефимов; может, чуть у€же в плечах). Андрей на вид почти рыжий, конопатый, а Алексей светло-русый и без единой конопушки на лице. Андрей как пятнадцатилетний мальчишка – болтливый, весело-задорный, а Алексей, хоть и старше всего-то на год, но гораздо более серьезный, молчаливый и оттого казавшийся гораздо умнее своего непоседливого брата. В спецкомандировку они ехали в третий раз, а следовательно, знали о войне уже вполне достаточно, чтобы взять и просто понадеяться на милость богов. Поэтому готовились основательно – так, словно все им было в диковинку, будто собирались в Чечню впервые. Они не просили, но оба оказались вместе – в группе Полесьева, на должностях разведчиков-автоматчиков. Судя по всему, на более высокие должности братья и не рвались. Хотя старший из них, еще со срочной службы бывший старшим сержантом, вполне мог претендовать на роль командира отделения, но Кислицыны предпочли отвечать только за свою «винтовку». Алексея, как наиболее серьезного и внимательного, назначили в головной дозор, Андрея впихнули во вторую тройку ядра. Оставаясь в одной группе, Алексей как мог курировал своего бестолкового братца. Заставлял учить и без того тысячу раз ученную-переученную матчасть, гонял до изнеможения на физухе, но вместе с тем незаметно и потому еще более трогательно, опекал во всех бытовых вопросах.

– Тренируешь? – тяжело дыша, спросил Сергей.

– Устраняю физическую немощь, – хмыкнул Кислицын-старший. – Сползай, – снисходительно разрешил он, и Андрей с облегчением плюхнулся на землю.

– Уф, шестнадцать раз, – выдавил он, и его губы расползлись в разные стороны в довольной улыбке.

– Не шестнадцать, а пятнадцать, – поправил его «сердобольный» братец. – И то пятнадцатый можно было не считать.

Андрей хмыкнул, но возражать не стал; судя по его виду, ему было все едино – что шестнадцать, что четырнадцать. Конечно, это был далеко не лучший результат в группе, даже скорее худший, но вполне достаточный, чтобы обеспечить ему положительную оценку по физической подготовке.

– И куда все девается? – сокрушенно развел руками Кислицын-старший. – Гоняю, гоняю… Догоним до двадцати, потом месячишко в отпуске не позанимаемся – и кабздец, все сначала.

Алексей посмотрел в спину идущему к брусьям брату и, качнув головой, пошел следом, а Сергей, подпрыгнув, начал выполнять упражнение «подтягивание на перекладине».


– Поедешь командиром комендантского взвода, – за месяц до окончания подготовки ошарашил Ефимова вызвавший его к себе в кабинет комбат.

– Товарищ подполковник, я…

– Да помню, – устало отмахнулся Трясунов. – Отпущу я тебя пару раз на БЗ, отпущу, – и мысленно: «вот ведь, не навоевался еще».

– Спасибо, – выдавил Ефимов. Отказываться от предложения Трясунова он не стал, так как другого способа попасть в Чечню не видел. Сергей уже знал, что замкомгрупп как таковых в отрядах, уезжающих в специальную командировку, нет вообще. Понимал, что причина этого – зияющая вакантами брешь в звене «прапорщик – заместитель командира группы». Ввиду их почти полного физического отсутствия и было принято решение «должность замкомгруппы в сводных отрядах, уезжающих в Чечню, упразднить».

– Эту неделю занимаешься со второй группой, а с понедельника берешь на себя комендантский взвод. Будешь его готовить согласно расписанию второй роты. Все по плану. Такие же занятия, как с группами. Конспекты станешь утверждать у капитана Никишина.

– Понял, товарищ полковник. – Все правильно, комендантский взвод организационно входил в штат второй роты как пятая разведгруппа.

– Хорошо…

И комбат, глядя в окно кабинета, застыл, словно задумался.

– Разрешите идти? – Ефимов понял, что разговор окончен.

– Ступай, – в голосе Трясунова сквозила усталость.

«Значит, через три дня», – вскинув руку к виску, подумал старший прапорщик и, неловко развернувшись на каблуках своих фетровых сапог, вышел из командирского кабинета.

В понедельник Ефимов принял на себя командование комендантским взводом. В принципе ничего не изменилось – только теперь занятия он проводил самостоятельно. Слегка «зверствовал». К вечеру его бойцы валились с ног, но застоявшиеся и жаждущие действий солдаты не жаловались.

Неожиданно в первых числах марта в комендантском взводе оказался и один из братьев Кислицыных – Алексей.

– А ты сюда каким боком? – выслушав его доклад о прибытии, удивленно спросил Ефимов.

– Надоело, – скорее не ответил, а отмахнулся от заданного вопроса старший сержант.

– А как же братень? – Прапорщик мысленно усмехнулся; не верилось ему, что Алексей так просто откажется от опеки над собственным братишкой.

– Пусть привыкает к самостоятельности. Я ему предлагал перевестись в комендачи, он не захотел. А мне надоело свою задницу под пули подставлять. А по деньгам, – тут Кислицын сделал паузу, словно раздумывая, – так в комендантском взводе боевых закрывают немногим меньше, чем в группах. А тут я вроде как командир первого отделения, дней десять закрывать будут по-всякому.

Сергей кивнул, вынужденно соглашаясь. То, что разведчикам закрывают лишь на два-три дня больше, чем комендачам, секретом не было. Как не было секретом и то, что солдат из комендантского взвода в любой момент мог оказаться в разведывательной группе. Это тоже не являлось тайной за семью печатями, и потому, едва ознакомившись с личным составом, Ефимов взял быка за рога.

– Прежде всего у разведчика, – говорил он, – должна работать голова. Это так?

– Так точно!

За первые дни знакомства Сергей уже дал понять то, что предстоящая поездка в горячую точку – это еще не повод пренебрегать уставом.

– Молодцы, – почти ласково улыбнулся Ефимов. – Но, – он сделал паузу и повторил: – Но чтобы она работала, вы должны быть сильными физически, – улыбка, не предвещающая ничего хорошего. – И потому мы будем бегать, бегать и бегать.

Если бы не предварительные «разъяснения», сейчас наверняка послышалось бы нестройное: «У-у-у», – а так со своим вопросом вылез только рядовой Сергеев:

– А рукопашный бой?

– Будет и рукопашный бой, – заверил их Ефимов. – Но запомните, РБ – это не главное. Если вы схлестнулись в рукопашке, значит, я плохой командир. Значит, я ошибся – просчитался. – Сергей пристально посмотрел в лицо спросившего. – Даже численное превосходство противника не служит оправданием рукопашной схватки. Если боец вступает в рукопашную, значит, командир что-то не предусмотрел.

– Товарищ старший прапорщик, что же получается, рукопашный бой не нужен? – не унимался рядовой Сергеев.

– Нужен! Людям свойственно допускать ошибки, от них никто не застрахован. Но самое главное из того, чему вы должны научиться на занятиях по рукопашному бою, – это бесшумному снятию часового. И это мы будем отрабатывать в первую очередь. Еще вопросы есть?

– Никак нет.

– Кислицын, проводи разминку. – Старший прапорщик сделал шаг в сторону, уступая место своему заместителю.

– Центр – рядовой Сергеев, на два шага, вправо-влево, разомкнись…

А во время ночных занятий по организации дневки разговор у костра принял непринужденный характер, и снова был поднят вопрос о рукопашном бое.

– Товарищ старший прапорщик, а если солдат противника раз в десять больше? – подал голос высунувшийся из тени рядовой Лебедев.

– Если в десять… то, значит, виновен кто-то из вышестоящего начальства. Хотя, возможно, это чья-то гениальная задумка и нам просто не повезло. – Ефимов усмехнулся, чтобы всем стало понятно его отношение к так называемым «гениальным планам и замыслам». – И вообще запомните: рукопашка – это край. В идеале весь наш рукопашный бой должен ограничиваться снятием часовых и взятием «языка».

В отблесках костра было видно, как переглянулись его бойцы.

– Товарищ старший прапорщик, а почему вы на учениях никогда нож не носите? Почти все групперы носят, а вы нет?

– Почему не ношу? – Ефимов полез в кармашек рюкзака и вытащил оттуда универсальный складной ножик. – Ношу!

Кто-то улыбнулся, кто-то даже коротко хохотнул.

– А вы вообще нормальный нож когда-нибудь с собой берете?

Теперь уже усмехнулся Ефимов. Ему понравилось выражение «нормальный нож». Впрочем, подшучивать над бойцом он не стал.

– «Нормальный» нож – только на войне.

– А вот некоторые без ножа даже в город не ходят.

Прапорщик задумался:

– Нож в городе… Тут вариантов только два: либо вы его берете для того, чтобы применить, либо это дешевый понт. Например, про себя я знаю, что если возьму нож в руки, то использую по назначению… не раздумывая. Поэтому и не ношу – я садиться в тюрьму не хочу. Вот так-то…

– Товарищ старший прапорщик, – Кислицын поморщился от налетевшего дымного облака, – а в Афганистане вы тоже в спецназе служили?

– Нет, – Сергей отрицательно качнул головой, – в пехоте.

– «Пехоте – кровь, десанту – слава», – продекламировал Алексей. – Я тоже в пехоте малость попахал. Тарщ прапорщик, а откуда вы тогда тактику спецназа так хорошо знаете? Получше иного группера…

– Может, и не лучше, – не стал слишком отпираться от сказанного комплимента Ефимов. – Тактика спецназа… – Казалось, он на мгновение задумался. – Не так уж сильно она отличается от той, что изучал я. Вот система подготовки – программа обучения, методика – другая, это да, отбор личного состава – да, задачи и способы выполнения – тоже. А в остальном… Походно-боевой порядок, он и Африке походно-боевой порядок, скрытное и бесшумное передвижение – тоже, наблюдатели и способы разведки – почти один к одному. Оружие, какое бы оно специальное ни было, принцип стрельбы и прицеливания – все то же. Инженерку я, слава богу, тоже изучал. Здесь, конечно, она малость поразнообразнее, но пока мне это не требуется; достаточно того, что я знаю. Ориентирование для меня не проблема еще со школы, артуху я в своей жизни уже наводил, в засадах сидел, наступал-отступал… Вот чему мне действительно пришлось учиться – это специфике работы в Чечне. В принципе в теории основные азы я усвоил – поговорил с умными людьми и усвоил. Тут уж, как говорится, «слышащий да услышит». Одним словом, опыт и голова, голова и опыт. А чтобы голова работала…

– Будем бегать, бегать и бегать, – вклинился в их разговор Лебедев.

– Правильно, Лебедев. Главное – определить цель. А цель мы определили. Какую, понял?

– Понял, – вздохнул рядовой Лебедев. – «Главное, чтобы работала голова».

– Мо-ло-дец. – Старший прапорщик позволил себе улыбку, и беседа продолжилась.


– …Никогда не выпускайте из рук оружия; падая, держите автомат стволом вверх, – часом спустя все еще наставлял Сергей своих новоявленных подчиненных. – Оружие – ваша жизнь и жизнь ваших товарищей.

И чуть позже:

– …Страх нужно преодолеть. Кто думает, что, спрятавшись, он будет в большей безопасности, тот ошибается: без вашей поддержки убьют ваших друзей, а убив их, придут и убьют вас.

Команда покинуть дневку поступила только ближе к полуночи…

На завершающем боевое слаживание тактико-специальном учении комендантский взвод играл за противника.

– Выйдете в этот квадрат, – майор Пташек повел карандашом по карте, – в районе ручья произведете забазирование. Обозначите дневки, разведете костер. Ваша задача не в том, чтобы вас не нашли, а в том, чтобы, найдя, группы правильно организовали налет.

– Я понял, – Ефимов понимающе кивнул, – костер будет, но в остальном все как в реальном бою.

– А я и не говорил, что они обязательно должны побеждать. Даже, наверное, лучше, если проиграют. По крайней мере, это заставит задуматься некоторых из наиболее ретивых командиров.

– А кто станет определять победителей? – уточнил Ефимов, хотя уже частично догадывался, какой будет ответ.

– В поиск вместе с группами пойдут посредники, они и будут делать выводы, сколь успешными или неуспешными были их действия. К тому же и ты тоже составишь отчет. – Майор Борисов улыбнулся. – Получится как бы взгляд с другой стороны.

Ефимов снова кивнул.

– Начало движения завтра в шесть часов утра. У вас четыре часа форы. Так что времени выбрать подходящее местечко для базы вполне достаточно.

Замкомбата задумчиво уставился в одну точку, словно что-то припоминая, затем, смирившись с упущенной мыслью, быстро сложил лежавшую на столе карту и запихнул ее в офицерскую сумку. С постановкой задач было покончено. Ефимов молча козырнул, вышел из комнаты, носившей гордое название штаб батальона, и быстрой походкой направился к помещению столовой. Ему еще предстояло найти начальника столовой – он же командир ВМО – и забрать у него предназначенные для взвода сухие пайки.

– Алексей, – махнул рукой Сергей, увидев прохаживающегося у дверей казармы Кислицына, – бери одного бойца и дуй сюда.

Для переноски трех коробок с пайками большего и не требовалось.

– Есть, – донеслось кислицынское, и Ефимов зашагал дальше.


Место, которое выбрал Сергей, по всем признакам подходило для организации долговременной базы как нельзя лучше. Небольшой взгорок, изрытый непонятными ямами, окруженный поваленными деревьями, создававшими естественную маскировку, с текущим у подножия ручьем, оказался для этого идеальным. Выставив охранение, ориентированное по сторонам света, так чтобы просматривались все подходы, Ефимов приказал разжечь костер и сел завтракать. Впрочем, костер был из сухих веток и давал много тепла при минимальном количестве дыма (Сергей не собирался облегчать жизнь ведущим поиск разведчикам).

До появления первых групп по расчетам Ефимова оставалось еще часа три. Веселое потрескивание веток, жар, исходящий от раскаленных углей, ленивая неспешность ожидания как нельзя лучше способствовали задушевной беседе. Начавшись с достоинств и недостатков выданного им пайка, разговор как бы сам собой скатился на вопрос о выживании в экстремальных условиях, а точнее, об «экзотических» продуктах питания.

– В принципе, – говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушенки, – вы должны быть готовы съесть все, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак или гусениц. И необязательно чересчур сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть все. Меняется порог его восприимчивости, он даже начинает по-другому думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что-либо, ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.

– Товарищ старший прапорщик, – обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, – сколько дней вам самое большее приходилось не есть?

– Немного, трое суток, – усмехнулся Ефимов.

Кто-то присвистнул.

– В Афгане?

– Не совсем, – усмешка Ефимова стала шире. – Там вообще все получилось оригинально…

Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать…


Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне бээрэмки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден Красной Звезды. Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани, пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила легкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» – небольшую окруженную валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряженка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от «АК» 5,45-миллиметровых патронов до минометных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул и со словами: «Вот она, Родина, мать твоя!» – вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

– Товарищ прапорщик, – вынырнул из-за корпуса эмтээлбэшки запыхавшийся Степашин, боец батальонного разведывательного взвода, – вас к заместителю командира полка!

– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…

– Товарищ подполковник, прапорщик…

Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

– Колесная техника пойдет своим ходом, а мы – по железке. Берешь бээрэмку, к ней на прицеп – БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперед!

– Есть, – козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

– Когда-нибудь на эшелон технику грузил? – спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

– Нет, товарищ полковник. – Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

– Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… – Полковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

– Понял, – Ефимов встал перед развернувшейся бээрэмкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Наконец погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина-мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи, как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город, и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на ее улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

– Стой, – скомандовал Ефимов, и водитель бээрэмки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу «семидесятка» едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и бээрэмка покатила дальше.

– Спасибо! – еще не зная за что, поблагодарил прапорщик и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принес запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался – она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…


– Вот тогда мы оторвались. – Ефимов улыбался своим воспоминаниям. – Я помню это так, как будто все было только вчера. Но дело не в еде, не в этих пирожках и курицах. Дело в другом. Прошло уже сколько лет, а я до сих чувствую радость и гордость, что наполняла меня в ту далекую февральскую ночь. В тот момент мы и те парни, да и, наверное, все жители Душанбе чувствовали себя единым народом! – Он с сожалением вздохнул, словно досадуя о невозможности что-либо вернуть, и продолжил: – А если говорить о еде, то в принципе человек может обходиться без пищи до двух месяцев. Но только при условии наличия воды. Так что не спешите есть собак и кошек, нужда заставит – съедите. Изучайте лучше флору и фауну районов предстоящего забазирования, способы бесшумной ловли птиц и животных.

– Да мы изучали. – Кислицын палочкой закатил высыпавшийся из кострища и зашипевший на мокрой от стаявшего снега земле уголек.

Сергей хотел добавить что-то еще, но затем взглянул на часы и улыбнулся:

– Все, заканчиваем болтать. С этого момента отдыхающие отдыхают, охранение бдит. Костер жжем, но лясы не точим. Одним словом, война…


Первая группа появилась к пятнадцати часам. Когда ее заметили наблюдатели Ефимова, она как раз начала пересекать ручей. Шла неспешно, настороженно. Головной дозор – на удалении ста пятидесяти метров от ядра, мелькающего белыми маскхалатами на фоне темных стволов деревьев. Сергей мысленно прикинул расстояние: по всему получалось, что от головняка его отделяет не больше четырехсот метров. Открыть огонь можно, но его эффективность оказалась бы низкой. К тому же в задачу комендантского взвода это не входило, цель была скорее противоположной: скрывать свое присутствие. Пока он так размышлял, группа (а это, похоже, двигалась группа старшего лейтенанта Смирнова) благополучно перешла ручей и «параллельным курсом» протопала мимо.

– Чь, командир. – Из-за сучковатого бревна выглянуло сосредоточенно-серьезное лицо Кислицына.

– Что там? – Вопросительно вскинув подбородок, Ефимов поднялся и, осторожно ступая, направился в сторону сержанта.

– Прямо на нас. – Алексей вытянул руку. Палец руки, одетой в белую перчатку, ткнул в северо-западном направлении.

– Понял. Вижу. – Одного быстро брошенного взгляда прапорщику хватило, чтобы заметить среди деревьев бредущую в их направлении группу.

– Прямо на нас. – Кислицын потянулся к предохранителю.

– Разворачивай группу, – не дал ему завершить начатое Ефимов.

Сержант кивнул и, оттянувшись в глубь лагеря, подал сигнал к отражению атаки.

Через десяток секунд вся база пришла в движение. Сергей все ждал, что вот-вот их обнаружат: услышат, как перемещаются по позиции бойцы «противника», или заметят поднимающийся над взгорком дым, но головной дозор пока еще неизвестной группы как ни в чем не бывало продолжал свое движение вперед.

– Т-с-с-с, – приложив палец к губам, скомандовал прапорщик и тут же ткнул им в предохранитель. Старшие троек его поняли. Сергей ожидал услышать щелчки, но все было сделано тихо. Удовлетворенно кивнув, он оттянул предохранитель и плавно опустил его вниз.

Меж тем группа (как оказалось, старшего лейтенанта Остапенко) подходила все ближе. Ефимов все ждал, что их обнаружат, вот сейчас… вот… Но шедший во главе головного дозора рядовой Синцов лишь обвел взглядом нагромождение поваленных деревьев и, огибая их, повел группу дальше. Грохнувшая у него из-под ног спаренная очередь двух автоматов оказалась столь неожиданной, что Синцов буквально подлетел и, заваливаясь на спину, шлепнулся в снег. Со стороны могло показаться, будто в него и впрямь ударили и отшвырнули в сторону вылетевшие из стволов пули. Головняк был «уничтожен» в одно мгновение. Загрохотавший на левом фланге пулемет Никанорова не оставил никаких шансов ядру, жалкие потрепанные остатки группы попытались оказать вялое сопротивление, но были вынуждены (под давлением посредника) признать свое поражение.

Но теперь местоположение «банды» было раскрыто, и начался штурм. Именно штурм, налета уже не получалось. Следующей попытала счастье группа старшего лейтенанта Хромова, но тоже неудачно. Капитан Свиридов и лейтенант Простов попытались схитрить: пока Простов изображал подготовку к началу атаки, Свиридов ударил во фланг. Но и их попытка оказалась безрезультатной. Остальные группники тихо матерились в эфире, обдумывая меж собой планы захвата «вражеской базы».

– Кедр – Лесу, Кедр – Лесу, – вызывая командный пункт, настойчиво заработал в эфире радист группы лейтенанта Полесьева.

– Кедр на приеме. – Сергей, конечно, мог ошибиться, но он был уверен, что это голос самого комбата.

– Кедр, по координатам Х… Y… обнаружена база противника. – Сергей невольно взглянул на карту: вне сомнений, координаты были правильными. – Прошу артиллерийской поддержки.

На том конце связи повисло кратковременное молчание, затем в наушниках раздался усталый голос командира отряда:

– База уничтожена. – Услышав это, Сергей не слишком удивился. Когда Полесьев начал запрашивать центр, Ефимов уже понял, что тот собирается делать. А догадавшись, вынужденно признал, что укрыться ему и его подчиненным негде. Так что вполне спокойно воспринял свое поражение и слегка порадовался за командира 2-й группы: растет лейтенант, растет…

– Всем выдвигаться в район первого КПП. Как поняли? Прием. – Эту команду передавал уже дежурный радист.

Ефимов мысленно представил, как комбат, послушав радиста, передающего отданную команду, встал из-за стола и, неторопливо выйдя из помещения ЦБУ, направился к своему кабинету. Сергей и подполковник были одногодками, но в Трясунове уже ощущалась какая-то потаенная, глубинная усталость, заставляющая его чувствовать себя гораздо старше своего возраста. И на его лице почти постоянно читалась непонятная грусть. Возможно, это был весенний авитаминоз; а возможно, бремя ответственности за чужие судьбы и жизни почему-то именно в этот год стало для него непереносимым…

Учения закончились, и сразу же после них сержант Кислицын вернулся в разведгруппу – все-таки оставить родного брата в одиночестве он не смог.


Медкомиссия в госпитале больше всего напоминала Ефимову цирк с иллюзионистом, когда все понимают, что их дурят, но только хлопают в ладоши и улыбаются. Так и здесь. Врачи, проверяющие здоровье уезжающих в командировку, разве что не хватались за голову: по их меркам половину пришедших на медосмотр офицеров и прапорщиков не только отправлять в специальную командировку, но и отпускать из госпиталя без углубленного обследования было нельзя. И дело было не только в замполите капитане Бурмистрове, у которого вместо правой руки оказался хорошо изготовленный протез. Почти у каждого второго пришедшего на медосмотр находили какую-нибудь болячку. Конечно, больше всех отличился майор Пташек со своим подскочившим до ста восьмидесяти давлением. А дальше все шли ровно: старший лейтенант Водопьянов, кроме легкой хромоты, еще и недослышал на левое ухо, у лейтенанта Простова обнаружилось варикозное расширение вен, у Полесьева наблюдалась аритмия сердца, и так далее, далее, далее…

– Они же здесь все больные и израненные, – выйдя в коридор, в сердцах высказалась только что осмотревшая очередного пациента заведующая отделением.

– Спортсменов здоровых не бывает! – гордо ответствовал только что отказавшийся от госпитализации майор Пташек, в прошлом мастер спорта по боксу и КМС чуть ли не по пяти видам единоборств.

Врач вздохнула и, ничего не ответив, пошла дальше. А медкомиссия продолжала свою работу. Пожалуй, меньше всех волновался старший прапорщик Ефимов. Свои старые медицинские книжки он запрятал, а углубленное обследование здесь и сейчас, естественно, проводить никто не собирался. На вопрос «Здоров?» он уверенно отвечал, что да, и, получив заветную запись в медкнижку, шел дальше. Единственное, чего он слегка опасался, так это встречи с терапевтом, и потому, посоветовавшись с отрядным медиком, «залудил» парочку таблеток, понижающих кровяное давление. Впрочем, после озвучивания врачами диагноза майора Пташека вопрос о давлении Сергея отпал сам собой. Именно поэтому старший прапорщик был абсолютно уверен, что вердикт будет однозначен: «Годен».

– Раздевайтесь, – забрав у Ефимова медкнижку, привычно скомандовала сидевшая за столом женщина средних лет – врач-терапевт. Кроме нее, в комнате были еще две женщины: одна приблизительно тех же лет, что и сидевшая за столом, и тоже, судя по всему, врач, – и вторая, совсем молоденькая медсестричка. Сергей быстро расстегнул пуговицы, скинул хэбэшку, быстрым движением стянул через голову тельняшку и, держа одежду в руке, выпрямился.

– Ой, а это, наверное, бандитская пуля! – увидев на груди Ефимова небольшой шрам, попыталась пошутить медсестра, но осеклась под гневным взглядом стоявшей рядом с ней врачихи.

– Пуля, пуля, – спокойно согласился Сергей, и медсестра, виновато потупив глаза, отступила в сторону.

– На что жалуетесь? – спросила та, что сидела за столом.

– Здоров, – вместо ответа на вопрос сообщил он.

– Давление?

– Нормальное. – Ефимов почти не лгал, он не считал свое слегка повышенное давление чем-то уж слишком отличным от нормы.

– Мерить будем? – поинтересовалась пишущая у той, что стояла напротив прапорщика.

– Смысл? – Ответ вопросом на вопрос прозвучал как-то по-мужски, и, продолжая свою мысль, врач пояснила: – Что бы мы тут ни написали, они все равно поедут.

– Да, – покорно согласилась пишущая, выводя слово «здоров», – нехватка кадров… – Это прозвучало уж совсем горько, и, протянув медкнижку тут же запрятавшему ее в карман Сергею, она тяжело вздохнула.

Медкомиссия закончила свою работу; все прапорщики и офицеры, включая майора Пташека, были признаны годными к спецкомандировке.

Последние дни пребывания в пункте постоянной дислокации преподнесли Сергею очередной сюрприз.

– На должности командира комендантского взвода должен быть офицер, – за неделю до отъезда вызвав Ефимова к себе, пояснял подполковник Трясунов. – Могу предложить тебе только должность старшины роты связи.

– А у меня есть выбор? – понимая, что отступать некуда, Сергей все же позволил себе задать комбату вопрос.

Тот улыбнулся и молча развел руками. Ефимов не протестовал. В достаточной мере пообщавшись с уже ездившими в командировку офицерами, он понимал, что вырваться на боевое задание у старшины роты связи, где, кроме него, есть еще и командир роты, и командиры взводов, возможностей будет гораздо больше, чем у командира практически отдельного от всех других подразделений комендантского взвода.

– Я согласен!

Сергей даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Во всяком случае, он мысленно, словно заклинание, повторял про себя одну и ту же фразу: «Мне бы только туда попасть, мне бы только туда попасть…»

– В таком случае, иди к капитану Воробьеву. Имущество принимать не надо, штатный старшина остается на месте, он за него и отчитается. Собственно, твоя работа начнется по приезде в отряд. А пока можешь обживаться в коллективе. – Короткая пауза, и: – Можешь идти.

– Есть. – Сергей коротко козырнул и вышел.


В среде разведчиков к ходившим в группе радистам относились с легким пренебрежением: «Мол, вы кто? Связюки!!! Вам во время боя только по канавам ныкаться и связь качать, а мы бой ведем, противника уничтожаем; значит, нам почет и слава, а уж вам что останется».

Так или примерно так рассуждала добрая половина спецназовцев. А то, что противник в первую очередь спешит уничтожить именно радистов, что тащат они зачастую столько же, сколько и пулеметчики, да и соображать должны не хуже группников, над этим как-то никто не задумывается.

Прапор и его группа

Подняться наверх