Читать книгу Лесная избушка Анатолия Онегова - Анатолий Грешневиков - Страница 7

Существует расхожее мнение, что писать о природе легче всего и каждый писатель в той или иной мере этим занимается. Надо вставить в роман картинку ландшафта и, пожалуйста, – автор описывает величие соснового бора и красоту речных омутов. Не составляет труда высказать впечатление героя о пролетающей в небе стае журавлей или о сорвавшейся с крючка рыбе, или о встретившемся случайно в лесу сером волке. Тут особых познаний как тайн природных явлений, так и жизни животных не нужно иметь. Достаточно быть наблюдательным. Но когда автор берется характеризовать поведение птиц и зверей, их образ жизни, способы добывания пищи, воспитания потомства, то тут необходимы глубокие и точные знания, одними случайными встречами с лесными или луговыми обитателями не обойдешься.

Чтобы стать обладателем достоверных сведений о жизни животных и иметь возможность грамотно излагать в книгах, когда цветет сосна, к примеру, или почему клест способен гнездиться и выводить птенцов в любое время года, а его гнездо с потомством действительно можно встретить в любой месяц, то тут писателю придется стать натуралистом, исследователем, а лучше биологом. Но для этого требуется большой труд, испытания, лишения. Не всякий писатель готов ради поиска и обретения достоверных знаний погружаться в жизнь лесов, болот, лугов, пустынь. Гораздо легче заглянуть в справочник и взять оттуда сведения о внешнем виде животных, об особенностях их поведения.

Ещё легче наделить животных ложной, но привлекательной чертой поведения, вернее, придумать её… Так, например, во многих книжках появилась информация, что ежик любит накалывать на иголки яблоки и переносить их в свою нору. Ученые давно назвали это факт не соответствующим действительности. По легкому пути идет и другая порода писателей, готовая на всевозможные выдумки несуществующих в природе живых обитателей, таких, например, как Чебурашка. Тут уж в описании его поведения никогда не ошибешься.

Для писателя-натуралиста Анатолия Онегова источником знаний о животных и растениях служила сама природа. Он месяцами и годами жил в тайге, на берегу озера, на пасеке, и там, в общении с братьями меньшими, пополнял свои знания о природе. Отсюда и рождалась тяга людей к его удивительно познавательным и содержательным произведениям. Ни в одном книжном магазине я не встречал их, подолгу лежащих на полках. Они раскупались моментально.

Но чем вредно творчество иных писателей, тех, что взяли на себя миссию воспевать богатство и многообразие природы, прививать любовь к ней подрастающего поколения, а на деле порождали ложные знания и чувства? Анатолий Онегов считал такое творчество опасным. Выступая одним из первых в защиту подлинной природоведческой литературы, он нажил много врагов как среди коллег по перу, так и среди чиновников во властных учреждениях. Его отговаривали от борьбы, советовали беречь нервы и здоровье, не лезть на рожон, а продолжить исследование загадок и тайн дикой природы и выпускать потом любимые детьми книги. Уберечь Онегова от критики и преследований, которые выливались в запрет статей в журналах и газетах, в издании книг, не удавалось никому. Характер писателя был настолько бойцовским, настолько суровым и принципиальным, что сдаваться, отступать, а, значит, предавать традиции природоведческой литературы, у истоков которой стояли такие выдающиеся писатели как Аксаков, Тимирязев, Сабанеев, Кайгородов, безусловно, было не в его правилах.

Чем чаще выходили книги лженатуралистов, тем острее была критика Онегова. Особенно она стала неотвратимой и последовательной после того, как его официально избрали председателем комиссии по природоведческой литературе Московской писательской организации. Именно в этом статусе он выступил 11 апреля 1985 года на страницах очень популярной и значимой во властных структурах газеты «Советская культура» со статьей «Мальчик Рома и жук-плавунец», в подзаголовке которой была обозначена тема – «Заметки на полях некоторых детских книг о природе».

Поводом для написания статьи послужили письма учителей, с горечью сообщавших писателю о том, что юннатское движение в городских школах стало свертываться, сокращаются садовые участки, исчезают живые уголки. Онегов понимал, чувствовал сердцем, что подобное отчуждение детей от земли, отказ от общения с природой приведет к пагубным последствиям – вырастет поколение людей с черствой душой, отвергающих гуманизм и повально презирающих крестьянский труд. В данных условиях не надо быть мудрым провидцем, чтобы осознать скорое приближение беды. Тем более она неумолимо набирала скорость… И чем больше детям предлагали участвовать в кружках космонавтов и дипломатов, тем чаще у них падал интерес к природоведческим занятиям, а это падение совпадало в свою очередь с массовым оттоком населения из сельской местности в город.

Чтобы каким-то образом повлиять на приостановку этого «массового оттока», Анатолий Онегов в статье изложил подробно своё предложение: «Трудно говорить о воспитании любви к природе у городских ребят, которые с этим самым “зеленым другом” видятся чаще только через голубой экран. Любить то, “не зная что”… Нравоучениями, знаниями, почерпнутыми на классных уроках, можно в лучшем случае воспитать уважение, а не подлинную любовь! Если раньше у сельских мальчишек и девчонок уроки практической любви начинались с рассказов родителей, с работы на огородной грядке, затем на покосе, в поле, с ухода за телком и овечками, то городские ребята сегодня лишены возможности такого непосредственного общения с миром живой природы. И короткие недели “летнего детства” в пионерских, туристических и трудовых лагерях, конечно же, не могут восполнить потери. Очень нужно стало, чтобы кто-то смог заменить и мудрые напутствия деревенских дедушек-бабушек, и живое влияние исконных земледельцев – отца с матерью. На кого выпадает эта общественная функция? Кто поведет городского мальчишку в лес и в поле, кто пробудит в нём дремлющее чувство родной земли? Я убежден: в первую очередь – умная и добрая детская книга о природе».

Данное предложение только на первый взгляд казалось простоватым, не имеющим большой пользы, а на деле выходило действенным и толковым. К тому же оно было подкреплено практикой. На одной из встреч Анатолия Онегова с ярославскими школьниками, на которой я присутствовал, ему был задан вопрос: «Кого из писателей-натуралистов вы порекомендуете нам прочитать, чтобы прочувствовать, как вы говорите, и тонкое чувство русского языка, и одухотворенность знаний?»

Он без раздумий ответил:

– Прочтите, пожалуйста, труды русского ученого с мировым именем Тимирязева К. А., хотя бы одну его книгу «Жизнь растения». Он, как и Аксаков, это автор «Аленького цветочка» и «Детских годов Багрова-внука», является создателем целой школы природоведческой литературы, смысл которой заключается не только в прекрасном знании авторами законов природы, но и в удивительном ощущении любви к родной земле. Причём, знания у них – собственные, а не вычитанные из других книг. Книга Тимирязева по ботанике давно стала классикой научно-популярной литературы.

Через пару недель Онегов получил из школы четыре письма. В каждом из них шел серьезный разговор о прочитанной книге «Жизнь растения». После её изучения мальчишки и девчонки отправились в поход на природу с целью найти редкие местные травы и кустарники. Вместе с писателем я был поражен, насколько действенным оказалась и беседа со школьниками, и их знакомство с книгой великого ученого.

В статье про мальчика Рому Анатолий Онегов в присущей ему доброй и дипломатичной манере дал молодым читателям совет, кого им следует читать пользы ради, а чьи книги лишь впустую отнимают время. Но этот совет, конечно же, адресован более всего самим издателям. Его критическое слово звучит так: «Традиции русских писателей-натуралистов в советское время блестяще продолжили такие прекрасные авторы, как А. Формозов, Н. Зворыкин, Н. Плавильщиков, Н. Верзилин, Г. Скребицкий, широко издававшиеся “Детгизом”… А теперь давайте раскроем пособие “О природе для больших и маленьких” (автор Ю. Дмитриев), выпущенное издательством “Педагогика” в 1982 году. Не слишком глубокая (на уровне школьного учебника) информация о жизни жука-плавунца обряжена в форму путешествия к водоему, в каковом проживает указанный жук, мальчика Ромы и девочки Маши (условно объединенных в одно бесполое существо по имени «Ромашка»). Я, можно сказать, наудачу взял в руки названную книгу – подобных ей сегодня немало на полках. Зачем эта занимательность? Всё дело в том, что книг Н. Плавильщикова и Н. Верзилина давно уже не встретить в издательских планах».

В чём заключалась основная претензия Онегова к таким авторам, как Ю. Дмитриев с его бесполым существом по имени Ромашка? Конечно, не столько в нарочитой занимательности, сколько в бездарном и бледном пересказе чужих книг, то есть в отсутствии собственных знаний. Тем более, они, выступая в роли популяризаторов, не владеют и выразительными богатствами русского языка. И зачем издавать книги таких авторов, знания которых почерпнуты из других книг?! Не полезнее ли издавать первоисточники или книги тех писателей, что обладают самостоятельным даром постигать тайны природы.

Онегов, как никто из современных писателей-натуралистов, осознавал влияние книг о природе на нравственное и духовное здоровье подрастающего поколения. Потому он старался развить свою мысль, свои опасения с тем, чтобы быть не только услышанным, но и понятым, поддержанным издателями и чиновниками от образования.

Его вывод в статье об «участии сердца» в формировании любви к природе был более чем тверд: «Или вот другие формальные приемы достижения “занимательности” типа “эврик” и “знаете ли вы”, когда автор готов хоть на голову встать перед читателем, лишь бы поразить почерпнутым из переводной статьи неким потрясающим сообщением. Вот и готова “новая” литература о природе. И что – она воспитывает любовь к родной земле?

Да дело, в конце концов, не в самих книгах, а в педагогическом итоге: кого же мы воспитываем с помощью такой природоведческой литературы? Беда в том, что под флагом информативности нередко из книг о природе изгоняется эмоциональное содержание, такие сочинения становятся не столько воспитателями, сколько справочниками различных сведений. Отношение подрастающего поколения к природе формируется без участия сердца – “чистым” познанием.

Экология без морали?.. По-моему, подобная “безнравственная” экология приведет лишь к торжеству бездушного рационализма по отношению к земле. Это было бы ужасно… Не хочется думать, что станется с нашей землей, если на ней будут хозяйничать самоуверенные специалисты, с одним лишь холодным расчетом извлекающие из неё хозяйственную пользу и не облагороженные добрыми человеческими чувствами. А не таких ли мы растим сегодня из наших городских мальчишек и девчонок?»

Лишь спустя время станет очевидным величие пророчества Анатолия Онегова. Бездушная «новая» литература о природе вытеснит напрочь ту природоведческую литературу с её эмоциональным содержанием и участием сердца, традиции которой сформировали Тимирязев, Аксаков, Скребицкий и продолжили защищать Пришвин, Бианки, Онегов. В книжных магазинах исчезнут книги о природе, написанные «человеческими чувствами», их места займут сухие заштампованные справочники о птицах и растениях, да ещё дорогостоящие цветные альбомы с массой фотографией флоры и фауны, которые будут сопровождаться короткими информациями. По всей стране перестанут выходить популярные детские природоведческие журналы «Юный натуралист», «Природа и человек», «Свет», «Муравейник». На телевидении закроют любимую всеми россиянами передачу «В мире животных». Окончательный удар по экологическому образованию будет нанесен в школах и институтах, где не только ликвидируют преподавание экологии, но и живые уголки, школьные лесничества, приусадебные участки. Завершающим аккордом сбывшегося пророчества Анатолия Онегова станет тот факт, что из-за массового оттока сельского населения в города на карте России за годы реформ Ельцина-Гайдара-Чубайса исчезнут более 22 тысяч русских деревень.

Борьба Анатолия Онегова за природоведческую литературу складывалась из многих факторов. Критические замечания в адрес непродуманной издательской политики, поддерживающей выход бездушных книг о природе, занимали у него не главенствующую роль. На первом месте стояла поддержка писателей, разделяющих его мировоззрение и взгляд на содержание экологического воспитания и образования. Так выходило, что он и знать не знал того или иного писателя, выпустившего в свет книгу о животных, но сразу протягивал ему руку помощи, выступал в газетах и журналах с положительной рецензией.

В издательстве «Детская литература» в 1986 году вышла книга неизвестного автора Б. Михайлова «Песня для всех. Рассказы о животных». Увы, никто из литературных критиков её не заметил, в газетах не появилось ни одной рекламной заметки. Посоветовать детям найти и прочесть новую книгу о природе было не то, что не кому, а просто ещё и незачем. То ли равнодушие охватило писательскую братию, то ли подлый рационализм, так как невыгодно писать не по заказу-разнарядке: не заработаешь ни денег, ни авторитета. Другое дело – Анатолий Онегов. Ему нужен не капитал – моральный или финансовый, а расширение армии настоящих писателей-натуралистов, готовых сеять в душах мальчишек и девчонок любовь и тягу к родной земле.

Прочитав книгу Б. Михайлова, он не отложил её в сторону, не предал молчанию, а сделал закладки меж страниц, подчеркнул любопытные мысли и взялся за написание рецензии. Поддержка коллеги, даже если его имя вовсе тебе ни о чем не говорит, обязательна, ибо без неё ты остаешься в диком одиночестве.

Вскоре в популярном журнале «Наш современник» (1987 год, № 7) выходит большая рецензия «Общая песня» за подписью Анатолия Онегова. Прежде чем представить автора читателям, рассказать о нём с огоньком и в интригующей манере, он дает возможность самому автору раскрыть свою душу, продемонстрировать знания и любовь к природе. Следует цитата за цитатой. Вот автор пишет о песне жаворонка, и ты сразу погружаешься в чтение, начинаешь доверять писателю, ценить его наблюдения, а он тащит и тащит тебя за собой.

«Уже который год заслушиваюсь я пением жаворонка, – пишет Б. Михайлов. – Да так до сей поры всласть и не наслушался… Отпоет, отсвистит на первую трель жаворонок, опустится на первую проталинку застуженной земли – солнце всего пятачок освободило, – подожмет короткие озябшие лапки, прикроет темно-карие глаза и прильнет к задубевшей корке. Коснется разгоряченным сердечком земли – смотришь, назавтра проталинка-то и раздалась чуток. Не зря говорят: жаворонки – к теплу.

…Подмечено: грустинки в жавороночьей песне больше, чем веселости. Есть в этом что-то от великой Отчизны нашей. Не знаю, как сейчас, раньше-то русичам больше по душе были распевные, немного печальные песни. Спору нет: веселые и задорные тоже любили, но все равно печаль русскому духу ближе. Неспроста в тургеневских “Певцах” верх взяла всё-таки грустная песня “Не одна во поле дороженька пролегала”. Каждый по-своему поет, но все славят одно – свою родину».

После представления автора, после того, как читателю явлен талант и душевность автора, Анатолий Онегов начинает размышлять о важности выхода новой книги о природе. Вначале напоминает, вернее, повторяет свою же мысль о том, какую значительную миссию выполняет природоведческая литература, воспитывая у молодежи чувство патриотизма. Затем берет на себя роль литературного критика и разбирает содержание книги, предлагая читателю и восхититься вместе с ним рассказом о жавороночьем концерте, и оценить мастерство неизвестного писателя-натуралиста.

В рецензии Онегова есть такой абзац, которой как раз четко и грамотно подтверждает это: «Всё в этом рассказе о жаворонке хорошо, всё собрано, слито, будто спето, как птичья песня, на одном дыхании, хотя сам рассказ и не описание какого-то одного события, хотя и бессюжетен он, а потому нынешние воинствующие беллетристы, возможно, и не примут этот рассказ за художественную прозу, а постараются перевести его в ранг литературы научно-художественной, а то и документальной. Жаль мне такую спесивую беллетристику – не знает она, что давно есть у нашего пытливого и откровенного русского Слова добрый рассказ-исследование, рассказ-поучение, или, по сегодняшней литературной науке, новелла-исследование, которой чаще всего и доверяется открыть тайны природы-жизни.

Рассказал здесь автор и о чудесном птичнике-натуралисте И. К. Шамове, что когда-то исправил самого И. С. Тургенева, допустившего неточность при описании песни соловья. И прав был полностью тонкий знаток природы И. К. Шамов, ибо и в прошлом была у нас одна верная наука: “Берешься судить о своей земле, суди верно, не путай, не выдавай чужие слова за свои собственные!”

Всякая новелла-исследование в природоведческой литературе – это не только память прошлого, уважение к знаниям, собранным до тебя, не только нежные чувства к родной земле, но и обязательно собственные встречи с природой, которые только и приносят тебе имя писателя-натуралиста (естествоиспытателя) и без которых нет самостоятельных дорог в этой теме (иначе нет тебе, не знающему природы, веры, а литература твоя – повторение сказанного ранее, чистой воды компиляция, а то и плагиат)».

В те далекие годы я много читал статей и рецензий Онегова в поддержку неизвестных мне литераторов, пишущих рассказы и повести о природе. Он открывал их не только для меня, но и для всех читателей. Вел жаркие дискуссии на всех публичных площадках – от институтских аудиторий до сельских клубов. Задача у него была поставлена перед самим собой одна – природоведческая литература должна развиваться и завоевывать не только в литературном, но и образовательном процессе достойное государственное место.

Так сложилась судьба, что параллельно со своим учителем, писателем-натуралистом Анатолием Сергеевичем Онеговым вел свою борьбу за продвижение природоведческой литературы и я, журналист, литератор, выпускник Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова. После учебы мой выбор был однозначен – продолжить, как и в школьные годы, служение делу охраны природы. Одну из своих миссий я видел в том, чтобы, как и Онегов, популяризировать знания о мире животных, вести борьбу за экологию и сохранение всех важных экосистем – леса, рек, лугов, болот. В помощь себе я организовал в районной газете ежемесячный выпуск специальной полосы «Человек и природа», а на областном уровне – выпуск ежегодного экологического сборника «Любитель природы». На обеих этих литературных площадках выступал сам Анатолий Онегов.

Газетная полоса «Человек и природа» выходила каждый год, и почти всегда занимала лидирующее место среди районных газет, награждалась правительством области и Всероссийским обществом охраны природы дипломами первой степени.

Кроме журналистских битв с чиновниками и публикации очерков в защиту природы, в то время меня целиком захватила идея написания романа о природоохранной деятельности студенческих зеленых дружин. Они вначале появились в Московском и Ленинградском университетах, а потом и в других крупных институтах по всей стране. Весь круг задач у них решался на региональном уровне – борьба с браконьерством, проведение весенних рейдов по сохранению редких видов растений-первоцветов, защита животных от жестокого обращения, и, конечно же, экологическое просвещение и воспитание. Будучи активистом и редактором стенгазеты Зеленой дружины Ленинградского государственного университета, я, кроме участия в рейдах по борьбе с браконьерами, охотно занимался решением различных проблем городского зоопарка. Бескорыстный подвижнический труд моих коллег по дружине послужил материалом для написания романа под названием «Зоопарк».

Четыре года я возил рукопись по московским издательствам – и всюду получал один и тот же ответ, будто сделанный под копирку, – роман написан живым языком, по нему можно сделать сценарий для кинофильма, но тема его не подходит. Одни редакторы обвиняли меня в сентиментальности, другие – в многословности, кровожадности, но каждый советовал сократить ту или иную сцену, убрать лишние документы, исправить поступки героев. Поддавшись критике редакторов, я пошел на сокращения и правку. Но роман от этого становился не только короче, но и рыхлее, хуже… Он терял динамичность. Тогда я вступил в переговоры и переписку с известным писателем-натуралистом и журналистом «Комсомольской правды» Василием Песковым, полагая, что он, как таран, пробьет издание романа. Однако надежды мои не оправдались. Песков посчитал тему романа, то есть деятельность зеленых дружин, не такой значительной и государственно важной, как развернувшаяся в то время эпопея с переброской северных рек. От написания предисловия он отказался.

Я уж собрался положить рукопись в дальний ящик, как вдруг её прочел Анатолий Онегов и предложил побороться за выпуск её отдельной книгой. Не знаю, кто из нас двоих тогда больше верил в победу и больше прилагал усилий в переговорах и спорах с редакторами, но я чаще него впадал в уныние и терял надежду. Онегов почему-то верил в меня, усердно ходил по издательским коридорам и хлопотал, хлопотал… Порой эта борьба за роман напоминала мне в целом его бескомпромиссную борьбу за природоведческую литературу. К тому же мы шли параллельно одним путем – он уже выпускал в свет книги о природе, а я пока лишь публиковал в газетах и журналах очерки на эту тему, да ещё бился за издание своей первой книги. Здоровая энергетика, добрые советы Онегова были для меня настолько неожиданны, редки, спасительны, что мне хотелось жить и творить. Если после каждого темного ответа из издательства у меня опускались руки, то после того, как Анатолий Онегов вынудил редактора издательства «Молодая гвардия» Николая Машовца прочесть рукопись, я обрёл веру в добро и справедливость. Пусть свет в конце тоннеля появился не сразу, гораздо позже, чем принято ждать. Но та работа с молодым начинающим автором, которую добровольно взвалил на себя Анатолий Онегов, помогла не убить во мне писателя, её можно назвать работой души. А широта души Онегова не имела границ. Не жалея ни здоровья, ни времени, он бился с равнодушием и тупостью чиновничества в издательствах, и в каждом своём письме ко мне находил слова не успокоения, а пожелания бороться и не сдаваться. Таков был смысл его творческого служения русской литературе.

Каждое новое его письмо открывало для меня заново писателя Анатолия Онегова. Он двигался несмотря ни на что вперед и только вперед к намеченной цели, тому же учил и меня, а порой и требовал от меня. Свидетельством тому служит часть писем, которые с удовольствием предаю огласке.

Здравствуй, Толя!

Пишу коротенько.

Рукопись твою получил. На днях её снесу Машовцу – договорился с ним. Дадут ли мне рецензировать, пока не знаю. Но у нас всегда останется путь отстаивать своё мнение. Так что, если придут какие-то известия тебе (худые если), то не психуй – дураков много, а первые книги легко идут только у жуликов. Вспомни, как рукопись «Как закалялась сталь» вообще потеряли… Получишь что-то, если с этим не согласен, сразу пришлешь мне известие. А там будет видно.

Пиши материал в книгу коллективную.

Не вбивай себе в голову и другой мути – психика у тебя в порядке, многое видишь, умеешь видеть, чувствуешь красивое – всё при тебе. Надо только опыта литературы – и всё образуется. А бегать от себя не стоит – себя надо принять таким, какой ты есть, себя надо пережить в себе – и будешь личностью. Вот и всё.

Твой Онегов.

17 января 1985 года.

Здравствуй, милый Толя!

Получил сразу и бандероль, и твоё письмо к царю-государю…

Спасибо большое за книгу – я её заказывал уже ста человекам так же, как и Киреевского, и в обмене искал, но вот только ты один и отличился. Награда тебе за это будет. А раз ты вознаграждения не желаешь, то я тебе тоже книжками отплачу. Если не очень трудно, то вышли, пожалуйста, и Киреевского – я сейчас в таком замоте, что на полчаса на улицу выйти без дела не могу. Так что и к тебе прибуду только по весне – точнее, в апреле, ибо в конце марта дней на десять поеду на Север.

Получил ли ты моё письмо с отзывом о твоей рукописи? Твои рукописи вместе с отзывом я передал лично Н. П. Машовцу. Интересовался твоей рукописью и Б. Царев из «Природа и человек». Он хочет, возможно, часть какую-то взять для своего журнала. Но не обольщайся – народ в «Природе» темный, малограмотный, решения их могут меняться в любую сторону в зависимости от настроения.

Пишешь ли ты свои очерки-рассказы о земляках-старателях? В том письме, которое ты не получил весной прошлого года и которое я длинно писал, как раз и шел разговор о соцзаказе: мол, пиши о своих земляках-старателях, о их ремеслах, умениях, о их работящей душе и талантливых руках. Напишешь книжечку листов на 8–10, и я помогу тебе её издать в Москве. Книжечка будет очень нужная – людям надо указать пути возвращения к земной жизни, без труда руками на земле ли, на дереве ли, на железе ли – мы, русские люди, погибнем, а вместе с нами на эту землю придет варварство чужеземцев, забудется наша умная наука, как обихаживать родную землю. Займись этим, молодежные повести долго не попишешь, да и польза сейчас большая от народной науки… А для тебя это будет новый этап творчества – первый (молодежный) ты, я считаю, прошел вполне удачно. Только пиши, старайся – пиши глубже, слушай музыку слова, которая окружает твоих героев, ритм их жизни старайся сохранить в рассказе-новелле. Стремись к новелле, обобщай, угадывай за образом одного человека будущее его дела, икону угадывай – ведь икона – это обобщающий образ христианской нравственности. Думал ли ты об этом? Был человек, стал святым – и вот его лик-икона, как путеводная звезда для других, и заступница, и повелительница. Вот ты таких своих земляков и пиши – они это заслуживают, вступай жёстко в спор с обманом городской жизни, с обманом общества потребления (гонки за новой цветной тряпкой) – ведь наша прежняя городская цивилизация уже привела нас на грань катастрофы (тот же экологический кризис). Ищи в своих людях-работягах примеры высокой нравственности, умение жить духовной пищей, хотя они и мастера, и цену себе большую знают. Я, например, воспитывал в себе желание работать ради работы – так и хорошая лошадь работает, а вовсе не из боязни кнута.

Ну, вот пока и всё.

У меня все драки с «Детской литературой», вернули мне «моих коров и петухов» с резолюцией: мол, не воспитываю я у молодежи желание работать в современных условиях. И снова ругань – а ведь знаешь, Толя, что ругаться хорошо только на уровне районной газеты – там ты хоть глаза редактора видишь. А вот ругань через ЦК КПСС иная – ты пишешь, просишь, а все кругом молчит – словом, с почтой только и разговаривать остается.

Гарька пишет, жена у него пришла из больницы, прислал он мне несколько милых новеллок для журнала «Рыболовство», я его туда сватаю вести «уголок юного рыболова»: это 6 раз в год – всё парню будет поддержка и нравственная, и материальная.

Жду от него книжечку с новеллами – как придет, понесу опять к Машовцу Н. П. Будем и эту книжечку пробивать. Ты вот от вознаграждений отказываешься, а книги присылаешь да ещё меня братьями Аксаковыми стращаешь… Как вот я тебе отвечу на твой вопрос: нравится ли мне книжица братьев Аксаковых? Если какие заказы у тебя по Москве будут, какие я сделать смогу, тогда книжные дела с тобой поддерживать стану, тогда и братьями Аксаковыми заинтересуюсь. Дело в том, что все эти книги почему-то выходили в Москве в то время, когда я пропадал в лесах, выходили и быстро исчезали с прилавков, приезжал я и узнавал, что их уже нет.

Ну, всё.

Снимаю твоё письмо с машинки и закладываю листы для рукописи, которую тороплюсь приготовить для издательства «Советский писатель».

Обнимаю. Пиши. Твой Онегов.

Поклон низкий жене, скажи, пусть терпит – писателей обязательно кто-то должен терпеть.

Толя, я лично посылаю книги не заказной, а ценной почтой – это чуть дороже, но у нас на почте есть объявление, что так книги не пропадают. У меня тут пропаж не было. Скоро пришлю тебе свою книжицу «Следы на воде» («Физкультура и спорт»).

1 февраля 1985 года.

Здравствуй, Толя!

…Твою рукопись отдал в отдел главный редактор издательства Н. П. Машовец – отдал с указанием не хамить. К этой рукописи был приложен мой трактат с оценкой твоей работы.

С чем надо не соглашаться?.. Мазать дегтем героя не надо. Это твой герой, это твоё предложение решать жизненные вопросы и отстаивай его, как сможешь, – тут и я тебя поддержу, ибо глубоко уверен, что сейчас, сегодня, способны что-то сделать только святые, честные люди, иные народ заевшийся, заворовавшийся и не поднимут, не остановят. Поэтому я и поддержал тебя с твоей работой. Но это, видимо, не главная претензия к тебе – Павка Корчагин тоже был рыцарем без страха и упрека…

А вот что касается предложения сделать из одной повести две, то я бы сказал ещё проще – одну, но освободить её от всего ненужного и к тому же плохо выписанного, т. е. некую вторую повесть вообще выкинуть.

У тебя предельно светлая и чистая линия, и на этой прямой честности и живет твой герой (я бы его вообще без девки оставил, как монаха, и в дружбу двух ребят девку бы не мешал – ведь у нас в литературе девка появляется для того, чтобы спасти неумение авторов выстроить деловой разговор – устает читатель, а тут ему половую интрижку и т. д.). Высокие книги писались вообще без простыней, простыни – это жидовская принадлежность, чтобы развращать нас, людей русских, чистых от рождения и т. д.

Твой герой, потерпев поражение в городе, приезжает в деревню – есть в нём большой свет, поэтому к нему и мальчишечка тянется – детей не обманешь – тут ты во всём прав и всё тут прекрасно. И в газете у него не ладится из-за его прямоты – это тоже всё точно и верно (ведь проходит испытание жизнью булатная закалка клинка). И враги у него появляются. И мальчишечка топится – это всё правда, и страшно. И вот тут-то и должна быть близка кульминация. Ведь всё закрутилось, завертелось. И сцена с тракторами, и избиение его бандюгами… И вот тут у тебя началась семейная жизнь, которая меня и остановила, – до этого всё читалось мной легко и ясно. Споткнулся я, споткнулся раз, два, три – и не разбираясь, понял, городил ты тут что-то, не чувствуя, что хоронишь, оставляешь динамику, изменяешь ей.

Ты уже привел героя к выбору – стоять или сломиться. Сломиться ему нельзя. Надо стоять. И вот убийство друга и суд! И костры за окном кабинета прокурора – опять динамика, опять прежний интерес, и кончено всё тобой хорошо…

Вот, Толя, это моё мнение. Я бы твою работу почистил основательно, ибо служить она должна большому делу, а не вызывать критику в многословии и пр.

Если бы я был издателем, то взял бы твою работу и сам бы переделал и опубликовал бы. А целиком печатать не стал бы – ты это поймешь всё сам, но чуть позже.

…Подумай и о том, что успехи студенческих зеленых дружин не очень-то тиражируются в стране. Я многим здесь интересовался и ни разу не нашел для себя человека, который был бы мне целиком симпатичен. Либо это горящие глаза штурмовика