Читать книгу Северное сияние. Сборник рассказов и стихов - Анатолий Хитров - Страница 2

1

Весной 1951 года по всему городу Барнаулу поползли зловещие слухи: война на Корейском полуострове между Корейской народно-демократической республикой (КНДР), которую поддерживал СССР, и Южной Кореей, которую поддерживали США, может перерасти в третью мировую (возможно, ядерную) войну. На Тихоокеанских флотах (пятом и седьмом) матросы вместо пяти служили уже по семь лет без отпусков и неясной перспективой демобилизации. Всех призывников, начиная с Урала, везли на Дальний Восток.

В начале апреля нас с моим старшим братом Юрой, несмотря на отсрочку от армии (как специалистов МПС), тоже вызвали в военкомат. Медицинскую комиссию мы прошли быстро, почти за три дня. Капитан из военкомата спросил у меня:

– Где хотите служить?

– Только на флоте! – твёрдо ответил я.

– Тогда записываю на Тихоокеанский…

Это был, пожалуй, тот редкий случай, когда необходимость совпала с желанием. Сердце моё ёкнуло. «Слава Богу!» – пронеслось в голове. Машинально я хотел было перекреститься и уже занёс руку с тремя перстами ко лбу, но, вовремя спохватившись, резко отдёрнул её, как от горячих углей. Потом медленно разжал пальцы и, покраснев, стал чесать затылок. Хорошо, что капитан делал записи в своём журнале и не заметил моего желания совершить крёстное знамение.

Юру тоже записали на Тихоокеанский флот. Я был на седьмом небе от счастья: «Наконец-то увижу море, а может быть, и великий океан!»

Длинный и скрипучий поезд, состоящий из вагонов-теплушек, вот уже неделю медленно, но верно шёл на восток. За это время мы, новобранцы «третьей мировой», уже перезнакомились, многие старые друзья, поменяв места на вагонных полках, оказались рядом.

Апрель в Сибири – не самый тёплый весенний месяц, но солнце уже припекало, и все радовались теплу. Дверь вагона постоянно была раскрыта, и мы поочередно, облокотясь на деревянный засов, стояли и, подставив лица под лучи солнца, вдыхали свежий воздух и приятный запах наступающей весны. Но иногда на повороте железнодорожного пути ветер заносил в вагон едкий угольный дым, вылетающий из трубы паровоза. В таких случаях мы срочно закрывали дверь и окна. То же самое делали на ночь – ночи ещё были холодными.

Из вагонов нас выпускали только во время стоянки эшелона в специальных отстойниках (на запасных железнодорожных путях). Там мы делали генеральную уборку вагонов-теплушек, приводили себя в порядок, запасались продуктами и питьевой водой. Руководили всем этим старшие по вагонам. В нашем вагоне старшим был мой брат Юра.

Наш путь до берегов Тихого океана растянулся почти на месяц. За это время было всякое. Особенно мне запомнились Байкал, Амур и Сихотэ-Алинский хребет.

До озера Байкал наш эшелон двигался медленно и в крупных городах не останавливался. Оказалось, что на восток впереди нас шли ещё несколько поездов с призывниками. Страна готовилась к третьей мировой войне, но не на западе, а на востоке. Зачинщиком боевых действий в Азии стала маленькая Корея. Горячие головы в области политики прогнозировали, что стычка двух сверхдержав на Корейском полуострове приведёт к ядерной войне. Но мы об этом не знали и не думали. Ехать в эшелоне на восток для нас было в новинку – города, населённые пункты, железнодорожные станции со странными для нас названиями, туннели, реки и бескрайнее море тайги. Не обошлось и без чрезвычайного происшествия (ЧП). Впереди нас шёл эшелон с призывниками, сформированный в городе Рубцовске, который у сибиряков пользовался дурной славой: в нём жили отпетые хулиганы, мошенники и настоящие бандиты. На станции Биробиджан (Еврейская автономная область) рубцовские ребята разграбили все буфеты и напали на одну из буфетчиц. Это было настоящее ЧП. За подобные преступления в те годы судили строго.

Бандитский вагон сразу же отцепили от эшелона, а призывников отвезли в следственный изолятор для дальнейшего разбирательства. Начальник эшелона был отстранён от выполнения своих обязанностей и предан суду военного трибунала.

После этого случая наш поезд в Биробиджане не остановили, а там, где он останавливался, мы всегда видели нашего майора с пистолетом в руке. Он обходил эшелон и предупреждал: «Из вагона не выходить, буду стрелять!»

Недели через две медленного продвижения на восток впереди показался крупный город Чита, мимо которого наш поезд также проследовал без остановки. Наконец, натружено пыхтя, паровоз остановился. По вагонам пронеслась весть – впереди Байкал!

Знаменитое, самое глубокое в мире пресноводное озеро Байкал, как известно, расположено на высоте свыше 450 метров над уровнем моря и окружено горами. Закрыв глаза, я лежал и вспоминал, что ещё знаю о Байкале. Кроме того, что в народе это озеро любовно называют морем, почти ничего не вспомнил. Правда, как любитель-рыболов слышал о знаменитом омуле «с душком». И ещё: когда-то в детской книжке прочитал несколько забавных историй из жизни байкальских тюленей и живородящих рыбок.

«Надо обязательно посмотреть на Байкал, – решил я. – Лучше, пожалуй, это сделать не из узкого вагонного окошка, а с тормозной площадки, где почти круговой обзор».

От мысли, что увижу Байкал во всей его красе, меня потянуло на пение. «Славное море – священный Байкал!» – с удовольствием запел я.

– Что с тобой? – удивился Юра.

– Да так! Хорошее настроение, раз пою песни.

С разрешения брата я на руках незаметно спустился на платформу и по ступенькам быстро поднялся на тормозную площадку вагона. Через несколько минут паровоз пронзительно свистнул, и поезд медленно покатил по рельсам, оставив позади последнюю перед Байкалом станцию.

Наконец впереди заблестела вода, и наш длинный эшелон быстро помчался вдоль её кромки по одноколейному пути. Справа по ходу поезда был скалистый берег, слева – водная гладь озера. Я понял, что вдоль Байкала все поезда идут по однопутке, и там, на другом конце озера, нас уже ждал поезд (возможно, пассажирский), который с такой же большой скоростью должен идти на запад страны. Конечно, однопутка для Байкала – не оптимальное решение строителей. Но что поделаешь, если надо сделать срочно, а средств не хватает.

Первое впечатление от Байкала – как от долгожданной первой любви… Моё сердце забилось, как колокол при пожаре! Кругом вода, волны и чайки, кормящиеся мелкой рыбёшкой.

Любуясь озером, я не заметил, как наступил вечер. На западе догорала заря. Огромный золотисто-красный диск солнца сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее покатился по горизонту и неожиданно упал в воду. Всё сразу потускнело, покорно прячась в темноту. Сумерки осторожно и мягко, словно чёрной шалью, накрыли голубую гладь озера, еле различимы стали крутые ступени бурых скалистых берегов. Только там, где скрылось солнце, ещё поблескивали красноватыми огоньками гребни волн, лениво набегающие на береговую черту.

Поезд, монотонно постукивая колёсами на стыках рельс, всё бежал и бежал вперёд. Я по-прежнему с восторгом смотрел на бескрайнее море воды и любовался её цветом от бледно-голубого до тёмно-синего. С заходом солнца красота озера начала исчезать. Оно постепенно превратилось в тёмное покрывало с серебристой лунной дорожкой посередине. Наступило время, когда ночь пригоршнями разбрасывает яркие звёзды по иссиня-чёрному холодному небу.

Я застегнул шинель на все пуговицы, сел в центре площадки и задремал. Но потом, очнувшись, поясным ремнём пристегнул себя к стойке тормозного крана. «На всякий случай, – подумал я, – чтобы не упасть с площадки при экстренном торможении». Поезд всё так же быстро бежал вперёд, сливаясь с темнотой. Я понял, что остановки скоро не будет, и готовился к худшему – провести всю ночь на тормозной площадке.

Под утро я проснулся от холода. Дрожал так, что зуб на зуб не попадал. На станции Ерофей Павлович (названа в честь известного путешественника Е. П. Хабарова) поезд сделал остановку, и я мигом перебрался в вагон.

– Как Байкал? – встретил меня с улыбкой Юра.

– Байкал завораживает! – ответил я. – Только помёрзнуть пришлось маленько.

Желание посмотреть на «славное море» обошлось мне дорого: через несколько дней на шее появился крупный фурункул, а за ним и другие… Но это меня не очень огорчило – зато встретился с прекрасным! Такое не забывается…

2

От Хабаровска до Комсомольска-на-Амуре – сплошная тайга, реки, болота, комарьё и десятки туннелей. В них поезд шёл медленно, и мы просто задыхались от паровозного дыма. На этом железнодорожном перегоне мы увидели одну из достопримечательностей этого таёжного края – портрет Сталина в профиль, высеченный на высокой скале. Как потом я узнал из литературных источников, этот шедевр принадлежит одному из заключённых. Портрет вождя был огромным: длина только одного носа была больше двух метров. Когда Сталину доложили о его портрете на скале, он распорядился выпустить автора на волю.

Перед Комсомольском-на-Амуре наш поезд выскочил на простор, и машинист, словно поражённый его красотой, притормозил. Впереди, как на ладони, лежал кипенно-белый величавый городской массив, уходящий в сторону реки Амур, которая впадает в Охотское море. Поезд остановился прямо на берегу Амура, у причала.

Нам разрешили выйти из вагонов. Недалеко от причала на якорях стояло огромное судно. Как потом выяснилось, это был речной паром для переправки через Амур железнодорожных вагонов (по восемь вагонов на нижней и верхней палубах).

Был конец апреля, но, к нашему удивлению, стояла хорошая, даже жаркая погода. Многие, в том числе и я, полезли в воду, которая оказалась достаточно холодной. Я решил подплыть к парому и рассмотреть его с близкого расстояния. Неожиданно заработали оба мощных гребных винта, корпус судна задрожал, а корма чуть приподнялась над водой. С перепугу я быстро замахал руками, словно мельница крыльями при сильном ветре, поплыл к берегу и быстро выскочил из воды, дрожа всем телом не то от страха, не то от холода.

– Что, испугался? – встретил меня на берегу Юра.

– Конечно, – посиневшими губами, но с улыбкой прошептал я и мотнул головой в сторону парома. – Страшно оказаться под винтами такой махины…

Я быстро оделся и ушёл в свой вагон. Лёжа на нарах, долго смотрел на противоположный берег Амура, который был так далеко, что всё сливалось в сплошную береговую черту, хотя там тоже был пирс с паровозами и вагонами. Планы по строительству моста для замены паромной переправы через Амур так и остались планами…

Переправившись через реку, наш эшелон оказался у подножья хребта Сихотэ-Алинь. В гору по серпантину состав тянули три паровоза – два впереди и один сзади. Из окна вагона было забавно смотреть вниз на рельсы дороги, по которой наш состав только что проехал. Всё это напоминало детскую железную дорогу. На самой вершине Сихотэ-Алинского хребта наш поезд наконец-то вздохнул от наряжённого подъёма по серпантину, как по винтовой лестнице, и легко вошёл в туннель. Примерно полчаса ехали почти в кромешной темноте. Когда поезд вышел из туннеля, все облегчённо вздохнули и удивились: кругом лежал белый-белый снег (на северо-восточных склонах Сихотэ-Алинского хребта снег лежит круглый год). Станция Кузнецовская оказалась крохотной, с пограничной будкой у входа в туннель и казармой, в которой жили солдаты взвода охраны.

Нам разрешили выйти из вагонов, чтобы их проветрить и отдышаться самим. Возле нашего вагона оказался пограничник – молодой парень, сибиряк. Завязалась беседа, посыпались вопросы.

– Хотите посмотреть могилу Кузнецова, который строил этот туннель? – спросил пограничник.

– Да, – закивали головами многие из нас.

По мокрому весеннему снегу мы прошли к скромному обелиску. На чёрной мраморной плите были выбиты слова «Инженер Кузнецов А. Н.», а ниже – даты рождения и смерти.

В процессе затянувшегося перекура пограничник рассказал нам две версии смерти инженера Кузнецова.

По первой версии все строители (это были заключённые) вместе с руководством и охраной умерли от холода и голода в горах, куда их выбросили на вертолётах. Железная дорога, которую строили во время Великой Отечественной войны, считалась важным стратегическим объектом, необходимым для быстрой переброски на Дальний Восток войск и боевой техники в случае войны с Японией. Поэтому японцы всячески старались помешать этой стройке, организуя диверсии и провокации. Им удалось сообщить нашему командованию ложные сведения (по рации) о положении дел на стройке, и вместо одежды, обуви и продуктов питания строителям сбрасывали на парашютах материалы и инструменты. Это и привело к гибели строителей туннеля.

По второй версии инженер Кузнецов застрелился. Для ускорения работ проходку туннеля он предложил проводить с двух сторон горы. Проходчики должны были соединиться, но этого не произошло. Кузнецов подумал, что он ошибся в расчётах и проходчики пошли параллельно друг другу. Так нелепо оборвалась жизнь талантливого инженера.

Благополучно перевалив Сихотэ-Алинский хребет, наш эшелон оказался на месте назначения – в порту Советская Гавань, на берегу Тихого океана. Наконец мы вздохнули с облегчением. Долгий и трудный путь остался позади.