Читать книгу Избранные произведения - Анатолий Изотов - Страница 3

На свалке, где смрадно и в солнце, и в дождь,

Жил одинокий обветренный Бомж,

И был у него самый преданный друг:

Удобный, большой, металлический крюк —

Им Бомж разбирал пепелища костров,

Свалочный жом, колтуны проводов,

Выкапывал ранний картофель на дачах

И укрощал агрессивных бродячих.

Летом Бомж ночевал на траве,

Зимой укрывался в бетонной трубе,

Над нею курился древесный отвал

И понемногу Бомжа согревал.

Осень с весной различал он по звездам,

Пил за наплывы мусоровозов,

И верил: свалочный материал —

Это особый, бесценный товар.

Гордился Бомж, что уж много лет

Не ведает он пустозвонных сует.

Свалка бесплатно давала жилье,

Пищу, одежду, табак и питье.

Жизнь без гостей, телефонов и писем,

Раскрепощенность движений и мыслей,

Роскошь свободы в себе, над собой,

В плотной обнимке с природной средой.

Плыть без весла по течению дней,

Без скрупулезности календарей,

В землю вгрызаться один на один,

Чувствуя жгучий адреналин,

Смелость не думать о завтрашнем дне,

Не копошиться в себе и в судьбе,

Не наклонять меж чиновничьих рот

Череп, не приспосабливать рот

К лживым и перекисшим словам,

Жить без претензий, не требуя прав,

Без похвалы или горькой вины,

Быть равнодушным к проблемам страны,

К судьбам младенцев и стариков,

К женщинам, к блеску семейных оков,

К дому с комфортом, к роскошным пирам,

К пестрой одежде, к свечам, зеркалам.

И только в последние дни по ночам

Сон обжигал его, словно камча:

Виделось, как меж колосьями ржи,

Он от пылающей свалки бежит…

* * *

На свалке жила незаметно и тихо

Седоволосая злая Бомжиха,

Она занимала широкий подвал —

Лаз в него рубчатый люк закрывал,

Дверь запиралась на прочный засов,

Свора лохматых, прикормленных псов

Денно и нощно, кружась у подвала,

Двор от незваных гостей охраняла.

Под слоем обносков Бомжиха умело

Скрывала прелестное женское тело,

Которое было причиной крушенья

Семейного счастья, крутого паденья

В жизнь, протекавшую, словно во мраке,

На чердаках, по ночлежкам, на свалке,

В поисках радости в мусорных баках,

В вечном общении с грязью и страхом.

Не веря собакам и прочным замкам,

Бомжиха тревожно спала по ночам:

Ей виделось, как, разрушая жилье,

К ней рвется в безумье мужское зверье.

А днем она злилась на бредни и страхи,

Однако готовилась к грозной атаке:

Держала у сердца опасную бритву

И часто усердно читала молитву.

Душу и чуткое сердце Бомжихи

Грели, как шуба, хорошие книги,

Было на свалке немерено их,

Старых и новых, карманных, больших,

В коробах, в связках, попарно, поштучно,

Полусожжённых и сваленных в кучи…

Видеть бывало ей горько и грустно,

Как превращается золото в мусор.

И очень редко, присев у подвала,

Старую песню она напевала:

«Девочка солнцем играла зеркальным,

Март еще юный стоял на асфальте,

Девочка солнце свое уронила,

Марту осколки тепла подарила.

Девочка плакала, ласкам не веря,

Девочка стала любимой апреля…»

* * *

На свалке бродил, как шатун-медвежонок,

Десятилетний косматый Бомжонок.

Спал он, где было теплей и уютней,

Свалку считая и домом, и кухней.

Мальчик носил постоянно пальто,

Больше всего он боялся «ментов»,

Но сторонился всех прочих людей,

Прячась средь мусорных куч и ветвей.

Имел он немного простых развлечений:

Катался порой на железных качелях —

Для них приспособил находчивый Бомж

Свисший с плиты экскаваторный ковш.

Еще он любил проноситься по свалке

Верхом на свирепой кавказской овчарке —

За ним с оглушительным визгом и лаем

Летела зубастая грозная стая.

Случались и праздники у Бомжонка,

Когда у Бомжихи варилась «сгущенка»,

Праздник такой был чарующе сладким —

Ел он и слушал волшебные сказки,

Тихо дремал на доске у подвала

(Женщина внутрь никого не пускала),

В полночь прощался, с началом восхода

Снова бродил и копался в отходах.

Часто ночами, под шаром луны,

Снились Бомжонку туманные сны….

Мама в венке из ромашек пушистых,

Свесились пряди волос золотистых

Из-под цветков на покатые плечи…

Губы молитву, как песенку, шепчут…

Она обтирает его простыней

И повторяет: «Глебушка мой,

Спи, подрастают быстрее во сне,

Папочка наш возвратится к весне,

Мы его встретим, отпразднуем лихо»

И нежно его обнимает… Бомжиха!

Папа ему не приснился ни разу,

Слышал лишь голос – одну только фразу:

«Скоро вернусь – будет краткой война…»

И где-то вдруг рвется со звоном струна.

Но иногда ему снились кошмары:

Двери железные, жесткие нары,

Люди в погонах и в черных бушлатах,

Врачи с санитарами в белых халатах,

Мрачный детдом, изолятор, больница,

Липкие, злые и страшные лица

Сверстников, взрослых, орущих, немых,

И он не может укрыться от них.

* * *

На свалке от фирмы «Воздушный мотор»

Закапывал ртутные лампы шофер —

Ему шла доплата за эти труды,

И яд их стекал в родники и пруды.

Парень был рослый с приятным лицом,

Слыл он порядочным мужем, отцом,

Скромным казался в словах и в вине,

И от соблазнов стоял в стороне.

И вот как-то утром, у края дороги,

Увидел он мельком Бомжихины ноги,

И вычислил сразу наметанный глаз

Под ветхой одеждою тайный соблазн.

И жажда любви сверхдоступной и скорой

Зажгла, будто молния, похоть шофера.

Он резко ударил по тормозам —

Машина вильнула, прошлась по кустам,

И встала стеною перед Бомжихой.

Шофер из УАЗика выпрыгнул лихо

И тут же вцепился в белесую гриву,

Но женщина вырвалась, вынула бритву,

Взмахнула, чтоб вскрыть нападавшему

глотку,

Однако лишь чиркнула по подбородку —

Сорвался лоскут окровавленной кожи,

Шофер устоял, быстро выхватил ножик,

И мигом, уже не владея собой,

Затеял он страшный, рискованный бой.

Бомжиха скакала, кружилась, визжала

И бритвой себя, как могла, защищала,

Шофер наступал, дав эмоциям волю,

И брызгался щедро слюною и кровью.

И мыслил он: «Стерва дрожит и боится,

Ее я возьму, а потом, как волчицу,

Прикончу и брошу в вонючий костер.

А впрочем, возможен другой приговор:

Заживо шкуру спущу по кускам

И отпущу на съедение псам,

Труп растерзает потом воронье…

Вот уж бомжовское это зверье!

Я покажу тебе, твари немытой,

Как нападать на прохожего с бритвой!»

* * *

Бомжонок, дремавший в лузге от гречихи,

Примчался на жалкие крики Бомжихи,

Увидел и бросился ей на подмогу:

Вцепился зубами в шоферскую ногу

Мужчина завыл, как ужаленный пес,

И нож над спиною ребенка занес, —

Блеснула на солнце зеркальная грань,

Готовясь пополнить кровавую дань.

Бомж в этот день был не в форме, лениво

Пил он с похмелья прокисшее пиво

И наблюдал равнодушно за дракой…

Вдруг, подчинившись какому-то знаку

И описавши рукой полукруг,

С силой метнул свой отточенный крюк, —

Дротик вонзился шоферу в нутро

И вышел наружу, сломавши ребро.

Все изменил неосознанный миг:

Бомжонок к дрожащей Бомжихе приник,

И тихо, с надеждой и страхом, спросил:

Мама, он, правда, тебя не убил?

Бомжиха, раскрыв в изумлении рот,

Молвила: Нет, а вот он уже мертв!

Ах ты, отважный и милый Гаврош…

– Братцы, за дело! – скомандовал Бомж.

– Ты отыщи-ка, пожалуйста, Нина,

Емкость какую-нибудь для бензина,

Глеб, прикати нам покрышек десяток,

Я ж наведу здесь и блеск, и порядок!

– Сделаем все, как прикажешь, Роман,

Ты уходи, я управлюсь сама…

– Нет, мы все трое отныне – семья,

Жили мы – каждый лишь сам для себя —

Плохо! Не вышло, да и не могло…

К счастью, несчастие нам помогло.

Есть у меня бриллианты в браслетах,

Золото, долларов пачки, все это

Я с моим другом нарыл здесь, на свалке!

Выбросить зло сие было не жалко,

Но я припрятал на черный денек,

Видно сам Бог подсказал и помог.

Хватит на виллу приличную с гаком,

Скрепим союз, как положено, браком,

Глеба усыновим, а со свалкой

Надобно было покончить, однако

Я сомневался, боялся и плакал,

И вот, сработал решающий фактор!

Руки мои – это мой капитал,

Бог мне уменье творить ими дал

И к трудолюбию сделал прививку,

И для мозгов подготовил начинку:

Техникум, курсы закончил с отличьем.

Я – крановщик и водитель приличный,

Был дальнобойщиком, ездил в столицу,

Фрукты возил, и арбузы, и птицу.

Встретил однажды знакомые лица,

И приоткрылась мне заграница:

К туркам челночил. Поверь, мой автобус

Несколько б раз обогнул синий глобус.

Строить умею, для будущей виллы

Выведу стены, поставлю стропила,

Справлюсь с электропроводкой сам,

Да и сантехника мне по зубам!

Не изучал я красивых изданий

Об архитектурно-ландшафтном дизайне.

И вот надумал, возможно, впопад,

Как воссоздать этот самый ландшафт.

Виллу освобожу от подсобок:

Будет подвал без подземных надстроек,

Домик подсобный оформлю, как терем,

В нем заложу гаражи и котельню,

Баньку срублю из отборной сосны,

Комплексом водной голубизны

Я закольцую периметр строений —

Гладью прудов и других сооружений.

Будет простор, чистота и комфорт,

По берегам – тополей хоровод,

Змейки тропинок, асфальта текстиль,

И на помосте – автомобиль…

Так что с тобой мы построим жилье

Светлое, чистое, важно: свое!

Это мое и желанье, и мненье, —

Ты выбирай, за тобою решенье!?

– Радостной жизнь назову я едва ли

В сумрачном, незащищенном подвале.

Как ненавижу я эту дыру,

Как к твоему я хотела костру!

Ты ж недоступен, угрюм, одинок,

Грозен на вид, словно раненный волк,

Но ты мне мил, и бывало порой

Я себя видела рядом с тобой.

Я не скажу, что во всем мастерица

(Мне по уменью с тобой не сравниться).

Нравилось в школе работать и знаю:

С Глебом я справлюсь, его воспитаю

Грамотным, добрым, трудолюбивым,

И постараюсь, чтоб был справедливым.

Выбор мой сделан: я вся за семью! —

Так отвечала Бомжиха ему.

На свалке в притихнувший утренний час,

Чернел, словно призрак, сожженный УАЗ,

Рядом двумя островочками тлело

В пепел сгоревшее мертвое тело, —

Буря горячих и жадных страстей

Будто мерцала над парой горстей,

Легкой субстанции сернистый чад

Капелькой влился в клубившийся смрад…

* * *

А в город, начавший раскручивать будни,

Вошли одержимые праздником люди:

Красивая женщина, огненный взгляд,

Прическа, как пламень, изящный наряд,

Шлейф благовоний за нею парит,

Солнечный жемчуг в сережках дрожит,

Тонкие пальцы в убранстве колец,

Будто ни шла, а плыла под венец.

Рядом мужчина, явно влюбленный,

Самоуверенный и обновленный,

С проседью кудри, решительный взор —

Все протаранить – завал иль затор!

Будто впервые увидевший свет,

Шел погружаться в пучину сует,

Как на параде, умело и гордо,

Поступь чеканя, изящно и твердо.

Мальчик меж ними – живая юла.

Крутится, скачет, жужжит, как пчела,

То загадает загадку для мамы,

То каламбур сочинит из рекламы,

То на газоне заляжет в цветах,

То перед папой пройдет на руках,

То вознесется на метр от земли —

Добрый шалун и любимчик семьи…

Так этот маленький, слаженный строй —

Шел за простой, но заветной мечтой.

И часто им вслед любопытный прохожий

Думал: «Вот эти совсем непохожи

На неудачников хмурых и скучных,

Ни на богатых людей, ни могучих,

Ни на заезжих гостей заграничных,

Но симпатичных и гармоничных,

Южных, по виду, людей-россиян,

Чем-то похожих на марсиан.

И только сыщик седой и глазастый

В группе заметил свои «спецконтрасты» —

В лицах и взглядах, в счастливых глазах

Видел он то, что – у зеков в бегах:

След от тоски по свободе в неволе.

«Значит, они оказались на воле,

Как беглецы – даже слышу их топот,

Но для себя не хочу лишних хлопот!

Не получается мигом – в игру:

Я – отставной капитан и могу

Только с Высокого разрешенья

Дело открыть … Но такого решения

Не принимаю – здоровье не то,

А кроме меня, не возьмется никто!»

Я сегодня встал не с той ноги!

Мне приснилось, будто я погиб

В самолете, рухнувшем на снег.

Сон оставил неприятный след.

Я подумал: «Что за чушь и бред?

Не хватает мне плохих примет —

Я ж в командировку на объект

Вылетаю! Может, сдать билет? —

Все-таки, Сибирь – не ближний свет,

И зима, и настроенья нет,

И не видно за окном ни зги…»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Снег уже расчистили плуги,

А экспресс буксует полчаса…

«Все! Обледенела полоса,

Впереди и позади затор! —

Напевает, словно, бард, шофер —

Не поедет дальше «Мерседес» —

У него в такой морозец стресс!

Кто спешит, тому – за поворот,

Там таксист, он вас в аэропорт

Довезет с покорностью слуги».

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Долго не летим из-за пурги,

В залах давка, хоть на люстру лезь,

Каждый час откладывают рейс.

Через сутки, смятые в желе,

Пассажиры изо всех щелей

Выбрались, ворчат у трапа зло,

Каждый рвется поскорей в салон.

«Не курить!» уже горит табло,

Многие в бессилье тяжело

Повалились в кресла, как мешки.

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Давит в уши, давит на мозги,

Я на пристяжном ремне завис,

Не могу понять, где верх, где низ:

Крылья, небо, солнце, горизонт —

Все слилось в один круговорот!

Люди подо мной и надо мной,

Крики, стоны, вопли, визг и вой,

Треск, удары, вспышки, грохот, тьма —

Рушится Вселенная сама…

«Господи – шепчу я, – помоги!»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Миг – и разлетимся на куски.

Только, видно, близко над землей

Все же летчик опытной рукой

Повернул машину брюхом вниз —

Под крылом деревья пронеслись,

Конус сопки, цепочка озер,

Берег речки, ледяной бугор,

Черные промоины болот,

Снова лес, и рухнул самолет —

Свет затмили черные круги…

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Снег искрится блестками фольги,

Ветви елей в серебристой мгле

Тянутся к заснеженной земле.

Фюзеляж разломан надо мной,

Я сижу и целый, и живой!

Пальцы омертвели на ремнях,

Тихо, тишина звенит в ушах

Стены уже выбелил мороз,

Холод и ко мне пробрался сквозь

Толстый свитер, брюки, сапоги.

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

У соседки – кровь из-под серьги,

На руке нащупываю пульc —

Женщина жива! К кабине мчусь:

Там тела, обломки, ад, мираж,

Размозжен, расплющен экипаж!

Я остолбенел, открывши рот,

Быстро леденеет страшный гроб —

Скоро все окоченеют вдрызг!

Надо срочно разводить костры,

Чтоб спастись от ледяной Яги.

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Снег глубокий – тяжелы шаги.

Хорошо, что лес и лес кругом:

Рядом и сушняк, и бурелом.

Я вспотел, утаптывая снег,

Пламя разгорелось, рвется вверх

И гудит, как налетевший вихрь,

Но мне надо думать о живых!

И опять в лицо дохнула смерть —

Я увидел сломанный, как жердь,

Лайнер посреди глухой тайги…

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Был мужчина грузным и тугим,

Я подумал, что скорей умру,

Чем его доволоку к костру.

Но расцвел он, как в саду сирень,

Сам свободно отстегнул ремень,

Руку протянул, сказал: «Борис,

То есть Боб», – потом немного скис,

Расспросил про трупы, про багаж,

Про мои костры, про экипаж…

И пошел к костру «сушить портки».

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

У Бориса сузились зрачки,

Он сказал: «Нам мертвых не спасти,

Им каюк, у нас все впереди,

Там гора бумажников, перстней,

Их бы надо взять и поскорей,

Экипироваться и вперед!

А костры – как раз под самолет —

Все и разметет, и заметет…

Да не вор я, не злодей, не черт!

Я, брат, безобидней кабарги,

Ты ж, наверно, встал не с той ноги?

Я сегодня встал не с той ноги! —

Сколько крупных щук и мелюзги

У кормушек, им плевать на нас:

Каждый свой вылавливает шанс!

Ты, небось, работаешь зазря,

А как живут партийные князья!

Посмотри, как сверху там и тут

Все на нашем горюшке цветут.

Кто хоть каплю видит наперед,

Кто нормальный, тот всегда урвет,

И у каждого свои клыки…»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

«Не мели, Боб, всякой чепухи!

Верю: не злодей ты и не вор,

Только, вот, и я – не мародер!

Там живых не меньше двадцати —

И не сжечь их надо, а спасти:

Первым делом – вывести к кострам,

Помоги, прошу, и им, и нам.

Мы сейчас с тобой в одной беде,

Вместе легче в ледяной среде

Выжить и надежду дать другим…»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

«Мы упали у «Сырых могил»

(Я еще с небес определил),

Это место пострашней Бермуд,

Знаешь, сколько душ пропало тут?

Все ушли, как стая облаков!

Не оставив никаких следов…

Нас не видно, чем бы ни светил —

Всех накрыла тень «Сырых могил»,

И найти нас – выше Божьих сил

Жги свои костры ли не жги!»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Боб продолжил: «Мы с тобой враги

Потому что я – простой бедняк,

И клеймо это не смыть никак!

Но я знал и чувствовал нутром,

Что однажды разразится гром

И откроет мне сундук с добром.

Ты же стал мне в горле поперек —

Я сейчас тебе задам урок,

Так, что ты себя побереги!»

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Головешкой ловко, как факир,

Боб меня ударил в правый бок —

Ноги подкосил мгновенный шок,

Но меня подбросил злой ожог!

Я свершил отчаянный прыжок,

Дотянулся до его сапог,

Обхватил их и рванул, как мог —

Боб упал в костер, его висок

С хрустом напоролся на сучок…

Некогда замаливать грехи!

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Больно! Окровавились платки…

Я вокруг кострища, как забор,

Развожу еще один костер,

Тупо разгребаю сизый жар,

Расстилаю хвою, сверху – шарф,

И соседку долго, тяжело

Выношу из холода в тепло,

Растираю снегом, грею ртом,

Привожу в сознание, потом

Накрываю пологом дохи.

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

Голова трещит, а анальгин

Где-то в хаосе вещей и тел…

Солнце село, я едва успел

Пятерых лишь оживить теплом!

Жгу теперь на месте бурелом:

Не хватает рук на все и всех,

А мороз крепчает, как на грех,

Мальчик стонет, просит пить узбек,

Выкипает из жестянки снег,

Молот бьет настойчиво в виски:

«Я сегодня встал не с той ноги!»

Я сегодня встал не с той ноги!

Старый бурелом – полно трухи,

Ель горит лениво на корню…

Поклоняюсь, как дикарь, огню,

Мне его не накормить никак!

Надвигается холодный мрак —

Мой надменный и коварный враг.

Я хожу наощупь меж коряг

И меж кресел, где гуляет смерть:

Мне теперь уже не отогреть

Парня в джинсах, как себе не лги.

Я сегодня встал не с той ноги.

Я сегодня встал не с той ноги!

Тошно от бессилья и тоски!

Я шагаю, как с капканом волк,

Застелил глаза тягучий воск.

Стоит мне уснуть, расслабить мозг,

Лазарет мой превратится в морг…

Что ж так долго помощь не идет?

Где же поисковый вертолет?

Может, целый мир во льдах увяз

И уже никто не ищет нас,

Спрятанных под льдинками шуги?

Я сегодня встал не с той ноги!

Я сегодня встал не с той ноги!

В вышине мелькнули огоньки!

Что это? Фата-моргана? Сон?

Я костром сигналю небу «SOS»

И, чтоб ярче осветить тайгу,

Сучьев из НЗ не берегу.

Я кричу, не подбирая слов,

Я мечусь меж пламенных столбов,

Кажется, огни моих костров

Можно видеть из других миров!