Читать книгу Бабка Горошина и другие неофициальные лица - Анатолий Константинович Ехалов - Страница 5

Утро выдалось прохладное и росное. Солнечный колоб выкатился из-за соснового бора торжественно и радостно, приветствуя своими лучами деревенское население, леса, деревья и травы в полях.

Утренний холодок далеко разносит каждый звук. Звон ведер и мычанье скота, тарахтенье последнего деревенского трактора в лугах и стук пастушьей барабанки. Слышно, как встретившиеся у колодца деревенские бабы делятся новостями:

– Иду, девка, улицей, а навстречу – Чубайс. Думала, он меня укатает. Глазища красные, губищи трясутся… Я на него ведром махнула, так он огород перескочил, и по грядам…

– Да ведь это не Чубайс был, – поправляет другой женский голос.

– А кто?

– Скажи, так и я скажу. Депутатом был, фамилья еще такая круглая…

– Бурбулис, что ли?

– Он, леший его неси…

– Так оба и были. И второй туда выскочил. Да как стали они, девка, сраженье разыгрывать, так картовь, не поверишь, до дороги летела!

– Нет, надо меры принимать с этими парламентерами! Ведь разорят! Либо пришибут.

…Того, кто устроил погром в хлеву у бабки Сани, и звали Бурбулисом. Это был главный баран в деревне.

С первого взгляда было видно, что этот баран не в щепках найден. Он был не простых, а чистопородных романовских кровей. Шерсть у него курчавилась и отливала голубизной, на груди пробивалась жесткая щетка черной бороды.

Он высоко носил свою голову, презирая на деревне, казалось, вся и всех. И только хозяйке своей бабке Сане иногда дозволял почесать себя за ухом.

Двор у бабки Сани тесный, ветхий, на подпорках. У Бурбулиса с овцами был отдельный кабинет, который бабка Саня вечерами запирает. Но Бурбулису нужна свобода шастать по всему двору и жрать не ограниченно комбикорма прямо из мешка, не считаясь с интересами других обитателей двора.

Придет утром бабка в хлев, а воротное бревно лежит вместе с запорами. Вышиб Бурбулис его чугунным лбом. Бабка Саня бревно поставит, гвоздями самобольшими закрепит – наутро бревно повержено. Тогда повбивала бабка Саня гвозди в стояк, в то место, которое баран бодает, так чтобы гвозди сантиметров на пять торчали. Наутро пришла – стояк лежит, а гвозди все подчистую в бревно вколочены, словно их забивали молотком, а запасам кормов нанесен такой урон, что бабка Саня вынуждена была крыть Бурбулиса самыми последними словами.

Но что Бурбулису бабкина хула? Тут требовались меры кардинальные. И решила бабка Саня, что выхода иного нет, как пустить Бурбулиса… на мясо.

И вот сидела она у окна, попивая чай и обдумывая, кому бы поручить это ответственное дело, как тут увидела свою супротивницу… Раиску с Того Угора, прозываемой Матросихой, которая была лет на десять моложе Саньки.

У них с бабкой Саней была давняя неприязнь, наверное, она шла еще тех времен, когда Санькин тятя прижимал Раискиного отца по линии колхоза. С годами неприязнь эта не исчезла, а как хорошее вино в бочке выстоялась и окрепла.

Это Раиска писала жалобы на гражданку Титову по поводу нетрудовых доходов, это она уличала ее в кормлении скота хлебом.

Раиска с Того Угора несла до дому на коромысле воду на чай, потому что вода в ихнем колодце была невкусной. Когда-то Раиска была первой красавицей на деревне. Вот и сейчас она несла воду, как на показ, раскачивая крутыми бедрами.

Бабка Саня уже хотела крикнуть ей из окна что-нибудь обидное, как тут в тылу Раиски появился Бурбулис. Он опустил к земле голову, покачался на ногах и с разбега ударил Раиску в зад. Ведра покатились под угор, расплескивая воду, коромысло отлетело в сторону, а Раиска упала на четвереньки.

Она только пришла в себя, и попыталась было встать, как Бурбулис нанес ей снова короткий, но мощный удар, и Раиска на четвереньках продвинулась по угору метра на три. Не успела Раиска подняться, как настырный Бурбулис снова таранил Раискин зад, она снова пробежала на четвереньках метра три —четыре…

И так гнал Бурбулис ненавистную Саньке Раиску по всему угору, пока не выгнал за пределы своей территории.

Ожесточившееся сердце у Александры Титовой отмякло. Она уже простила Бурбулису и ночные погромы, и разорение кормовых запасов, и высокомерие. И тут же она решила не лишать барана жизни.

– А не сбагрить ли мне этого окаянного Бурбулиса «хермеру»? – Пришла в голову ей счастливая мысль. – Он на дармовщину падкий, так пусть его, «американского шпиона» этот окаянный Бурбулис и тиранит… А для пущей верности подарю еще пару ярушек в придачу. Где ему отказаться…

И Александра Титова, взяв пару присоленных скип хлеба, тут же отправилась исполнять задуманный план по искоренению в деревне кулачества и «хермерства».