Читать книгу Ступеньки, милорд! Том 2. Стихи-экспромты, креатив-ремейки - Анатолий Корниенко - Страница 4

В туман окунулся, в ручей бултыхнулся

Плывёт по течению ёжик.

Потом, как ни странно, плывёт без обмана

Он вверх по теченью без ножек.

Клубится парок, курится дымок,

Туман – полежит и растает.

Как сахар в стакане, конфетка в кармане

И женщина та, что поманит.

И ёжики в глазах,

и в голове туман.

И хочется назад —

Да, это всё обман!

.

Они придумали:

из лошадиной головы

вылазит мыслей череп.

И на беду мою,

летучих мышек оголив,

упали листья через

завесу мира. Он исчез

Конец всему

и занавес.

.

Сумерничают,

души не чают

в общении и

в чае

Рассыпалась лошадь

в облаков крошево,

такая хорошая.

.

В тумане ёжик,

медвежонок тоже,

они всех дороже!

Ничего

волшебного нет,

если ты прогуглишь туман,

ёжика найдёшь там на дне

и от счастья сойдёшь с ума.

Как в детстве

я по грудь в воде,

(когда ещё всё впереди)

ловил в реке руками раков или рыбу.

Так деться

некуда, везде

тот ёжик с узелком один

стоит. А я возьму в тумана облак прыгну!

<<золотое сечение>>

Упала

блузка смятая

на полюшка элегию,

лампаду потушила неполная луна.

И стала

виноватая

зима, окутав негою…

Нет никакой одежды – иллюзия одна.

Посмотри

какая мошка

в телевизоре застряла.

И кусает и кусает всех людей подряд.

Раз, два, три

и съела крошка,

человека из реала

так легко, хоть и не знает Фибоначчи ряд.

<<золотое сечение>>

Наглый подлесок глядит из подлапника,

из карабина дятел строчит.

Скука осенняя мне поддала пинка,

в лес окунулся как омут ночи.

Залил по щиколотку синевой

босые ноги мне стих твой.

И стихло всё. Слепые небеса

мне синевой наполнили глаза.

Только ноют зубы – морозит

их зима, когда пью пунш со льдом.

И шевелятся в тучах грозы,

не решаясь покинуть дом.

Земляника на Плутоне,

В землянике мы утонем.

Лунный фрукт банановый

даст процессор нановый.

В млечный путь вернёмся,

вылитые в бронзе.

Сударыни, судари, что здесь судачить?

Мне в пятницу эту случилась удача!

В последнюю пятницу этого года,

когда я ругал в Петербурге погоду…

Одна – белошвейка в своём дортуаре

с котом, с канарейкой в любовном угаре

взяла ридикюльчик в кружавчиках роз,

раскрыла пахучий, а там! Вот вопрос?

Там целая повесть. О ней и напишем.

Как женщину сделать стремился фетишем

отважный мужчина – поэт, хулиган.

Он тигра бенгальского шкуру к ногам

в её дортуар расстелил. И доставил

её в кадиллаке потом и в Ла Скала,

и Гранд Опера, и в Большой наш Московский,

и даже привёз в свой дворец Кенсингтонский.

Ну, это про Золушку! – скажете вы.

Нет, это не всё. Средь холодной зимы

«бенгальским огнём» загорится январь,

и яркое солнце придёт, как янтарь —

блестит и уже растопила снега!

Хоть вешай на ёлку – и вся не долга.

Но кто написал, что девчонка – Софи,

была в дортуаре? Тот дом, где Мосфильм —

пройдёте и рядом другой будет (готика,

ещё на фронтоне собачки и котики).

Там был институт благородных девиц.

Да знаете, часто там ходите вы.

Ей тётка прислала письмо, что жених,

к ней едет и скоро быть должен у них.

Представьте, какой средь девиц был шарман!

Софи в папильотках и сходит с ума!

Конец же учёбе, раз есть кавалер.

Склонения, дроби, уроки манер —

всё кончено, жизнь начинается снова!

Девчонке шестнадцать – она же готова!

К чему, вот умора! Быть женщиной чтоб,

блистать на балах среди важных особ?

Быть куклой красивой и модным фетишем?

Потом постареть после родов, детишек…

А дальше фантазии нет у меня.

Но вы догадались – меня заменять

участники блица собрались толпой.

Ещё подбодрили – пой, ласточка, пой!

И чтоб благодарность воздать им за это

сейчас я представлю фантазию эту.

Поладили – тема: (но вы догадались) —

слова: «дортуар» и «огнь», но «бенгалец»!

В честь Нового Года придумали взять.

Но, дальше продолжу, поэты, друзья.

Однажды в студёную… Нет, что за шутки —

плюс восемь и снега нет – это же жутко!

Бенгальскою кошкой вся сжалась луна.

И первая эН, скажем, так влюблена

в зиму, что покинула свой дортуар

и в белый одела зиму пеньюар.

На что ей заметила скромная эС —

о том что предмет сей из моды исчез.

Но вдруг, как гусар поэт Ва появился —

и пулей тотчас сей предмет в стих свалился.

А Гэ Бэ сказала: – Она вся в печале,

встречать приготовясь поэта вначале,.

и словно Кшесинская, Павлова точно —

крутила в фате фуэте этой ночкой,

бенгальским огнём посылая сигнал.

Но слесарь красотку в окне увидал…

На кухне чинил он кран до петухов,

хоть был он не в теме (но в теле) – каков!

А Вэ де Ю молвила в краткой репризе:

– С любовной охоты – заласкан, зализан,

и пьян, и закормлен котяра пришёл,

как тигр бенгальский гуляка большой:

жуир, бонвиан, фат и эпикуреец!

В чужой дортуар он попасть был умелец.

А Яе сказала, что все мужики

такие коты – снимут как пиджаки.

Но Пэ, как поэт, опроверг это сходу.

Пропел дортуару он целую оду:

где он в этой комнате только ни спал —

так, что потерялся и даже устал,

заснул у камина невинным, как бог,

красиво отчаянно, как только мог.

Там было и пиво и свечи и, кстати,

ведёрко со льдом – только нет там кровати.

И подтвердила  Вэ Пле – без иллюзий

что мальчик, мужчина – они тоже люди.

Мужчины спят ночью почти что как дети.

Они за нас всех и за мир весь в ответе.

А Сэ: – Я бы  выдала всем им медаль!

(я тут позавидовал – мне бы кто дал)

Но всё же поэзия – не дортуар.

Продолжим, а то меня хватит удар.

А Мэ рисовал дортуарную даму:

не про телеса – словеса: штампы, штаммы!

Загуглено всё он сказал и гугня!

Тот неологизм очень тронул меня.

Он не в настроенье был явно, но в теме,

хоть был и не понят. А что вы хотели?

Алхимию так развернул в дортуаре!

Для слов не рождённых создал – абортарий!

Слова формалином и спиртом морил.

Я после попробовал и повторил.

О, как я люблю иногда быть в печали,

слова те невинные молча мочалить!

А Яе нашла, что «Бен галь» на иврите —

«сын волн» (как русалка, но в мужеском виде).

И целую драму на блице сыграла —

Почти братьев Гримм, но моряк был с Урала.

Который никак не хотел быть русалом.

Нет наших ребят не купить жемчугами —

хоть в царстве Нептуна, и даже в Майами.

Бенгалец в Бенгалии – вот где секрет!

Ещё был Тагор наш индийский поэт.

Его привела к нам на блиц сама Сэ.

Она то уж знает сансары те все,

И как нам из этих блужданий уйти

на Рабиндраната Тагора пути!

И вот «за пустое цепляемся небо,

поднявшие руки, мы в ужасе». Где бы!

О, где дортуар тот бенгальский найти?

Тагор нам поможет. С Тагором идти!

Так вот, он, приехавши в Смольный за Зиной,

был  с лотосов розовых целой корзиной,

с Бенгалии – ей в  дортуар приподнёс!

Как это случиться могло – вот вопрос!

Об этом подумать бы надо всерьёз.

За стенкой шорох – это мышь,

у половиц такая тишь,

со скрипом отворились двери.

Король мышиный входит в зал

и свой указ он прочитал

про толерантность и доверие.

Он полосат и рыж и сер,

во фраке чёрном, словно сэр,

и с белой бабочкой на шее.

А ну-ка выходи народ!

На шаг назад и два вперёд.

Учитель танцев для мышей он.

Он вам принёс пакет сыров

и масочки от докторов,

чтоб был народ здоров, упитан.

Дистанцию чтоб соблюдать,

в шеренги всем вставать по пять!

А кто шестой будет убитым.

В смятенье встали все толпой…

и оказалось – есть шестой.

Послу отправил фото-тела,

Жена французского посла

Во мне таланты разглядела —

Себе в охранники взяла.

Каждый может выглядеть принцем,

если есть у него белый конь,

если шпагой своей, как шприцем,

в сердце влил огонь.

Но она, как всегда актриса.

Только, мальчик, не обессудь,

прежде чем дойдёт до релиза,

дай проникнуть в суть!

От него оборвалось слово,

от неё отлетает звук…

Будет жизни одной основа,

что из плоти двух.

Нет ни вздохов, ни слёз книжных,

ни касания душных волн…

Он и в сердце, и в том что ниже —

весь тобою полн.

«Ночами, по грудь в тумане,

она у перил сидела —

серебряный иней взгляда

и зелень волос и тела»

Я дважды её заметил,

с охоты когда возвращался,

мой пёс это место отметил

и мне показалось на счастье.

На третью ночь низко висела

луна. Я пошёл к той русалке.

Мне толи чего-то хотелось,

а толи её стало жалко.

Нагнувшись, я через перила,

обнял её правой рукою

и был удивлён как парила

она так легко над рекою.

И мы убежали в тумане,

куда уже даже не помню.

Но помню что не был обманут

в своих я желаниях томных.

С тех пор другой жизни не надо,

на мостик хожу опустелый —

серебряный зов видеть взгляда

и зелень волос и тела.

А пёс мой у этого места

горюет скулит под луною.

Когда не приходит невеста

моя с той зелёной косою

Пока философ спал в кровати

И видел всех решений сон,

Она ушла в его халате

Курить под утро на балкон.

Иосиф в зеркалах сонетных

Летит без гравитаций смертных.

И на двадцатом у Стюарт

Без головы был боди-арт.

Белели рыжие виски

И грели виски от тоски.

Съем с толчёнкой пирожок,

обмокнув в масло топлёное.

Пригласил гулять дружок,