Читать книгу Серебряный век. Лирика - Анатолий Мариенгоф - Страница 2

Чрез миллионы лет – о, хоть в эфирных волнах! —

Хоть раз – о, это все равно! —

Померкшие черты среди теней безмолвных

Узнать мне будет суждено.

И как мне хочется – о, хоть бессильной тенью! —

Без упоения и мук,

Хоть только бы прильнуть – о, только к отраженью! —

Твоих давно истлевших рук.

И чтоб над всем, что здесь не понял ум беспечный,

Там разгорелся наконец

Огромный и простой, торжественный и вечный

Свет от слиянья двух сердец.

Один сказал: «Нам этой жизни мало»,

Другой сказал: «Недостижима цель»,

А женщина привычно и устало,

Не слушая, качала колыбель.

И стертые веревки так скрипели,

Так умолкали – каждый раз нежнее! —

Как будто ангелы ей с неба пели

И о любви беседовали с ней.

Я не тебя любил, но солнце, свет,

Но треск цикад, но голубое море.

Я то любил, чего и следу нет

В тебе. Я на немыслимом просторе

Любил. Я солнечную благодать

Любил. Что знаешь ты об этом?

Что можешь рассказать

Ветрам, просторам, молниям, кометам?

Да, у меня кружилась голова

От неба, от любви, от этой рощи

Оливковой… Ну да, слова.

Ну да, литература… Надо проще.

Был сад во тьме, был ветерок с высот,

Две – три звезды, – что ж не простого в этом?

Был голос вдалеке: «Нет, только он,

Кто знал…» – мне одному ответом.

И даже ночь с Чайковским заодно

В своем безмолвии предвечном пела

О том, что все обречено,

О том, что нет ни для чего предела.

«Нет, только тот…». Пойми, я не могу

Ясней сказать, последним снам не вторя,

Я отплываю, я на берегу

Иного, не земного моря.

Я не тебя любил. Но если там,

Где все кончается, все возникает,

Ты к новым мукам, новым небесам

Покорно, медленно… нет, не бывает…

Но если все – таки… не будет, ложь…

От одного к другому воплощенью

Ты предо мной когда – либо пройдешь

Неузнаваемой, ужасной тенью,

Из глубины веков я вскрикну: да!

Чрез миллионы лет, но как сегодня,

Как солнце вечности, о навсегда,

Всей жизнью и всей смертью – помню!

О том, что смерти нет, и что разлуки нет,

И нет земной любви предела,

Не будем говорить. Но так устроен свет,

Где нам дышать судьба велела.

И грустен мне, мой друг, твой образ, несмотря

На то, что ты и бодр и молод,

Как грустно путнику в начале сентября

Вдруг ощутить чуть слышный холод.

Ни музыки, ни мысли – ничего.

Тебе давно чистописанья мало,

Тебе давно игрой унылой стало,

Что для других – и путь, и торжество.

Но навсегда вплелся в напев твой сонный, —

Ты знаешь сам, – вошел в слова твои,

Бог весть откуда, голос приглушенный,

Быть может, смерти, может быть, любви.

Рассвет и дождь. В саду густой туман,

Ненужные на окнах свечи,

Раскрытый и забытый чемодан,

Чуть вздрагивающие плечи.

Ни слова о себе, ни слова о былом.

Какие мелочи – все то, что с нами было!

Как грустно одиночество вдвоем…

– И солнце, наконец, косым лучом

Прядь серебристую позолотило.

Без отдыха дни и недели,

Недели и дни без труда.

На синее небо глядели,

Влюблялись… И то не всегда.

И только. Но брезжил над нами

Какой – то божественный свет,

Какое – то легкое пламя,

Которому имени нет.