Читать книгу Демон против Люфтваффе - Анатолий Матвиенко - Страница 1

От автора

Да простит мне читатель, что о войне за чистое небо без крестов я рассказываю в ироничной фантазийной форме, не особо утруждаясь исторической достоверностью. Мне довелось брать интервью у многих ветеранов ВВС, в том числе лично знавших Покрышкина и Сафонова, чьи образы выведены в романе. Множество бытовых мелочей почёрпнуто из рассказов моего отца, служившего в АДД в 1943-45 г.г. Война ужасна, трагична, у каждого сложилась своя нелёгкая судьба. Все сходились в одном – на фронте нельзя без улыбки, пусть даже это был смех сквозь слёзы.

Глава первая. Люди и демоны

Мрачный замок в невысоких горах Баварии весна обошла стороной. В долине растаял снег, на деревьях набухли почки, подсохла земля, а средневековая твердыня замерла в стороне от потока времени. Крепостная стена, высокая и неуязвимая с виду, сторожила излучину реки и окрестные скалы. Она не претерпела изменений за многие сотни лет, игнорируя эпохи и катаклизмы.

Через узкий проём, рассчитанный на конных рыцарей или телеги крестьян, втиснулся чёрный «Хорх» с берлинскими номерами. Колёса не успели описать последний оборот, как открылась передняя дверь, и на древние камни выпрыгнул унтершарфюрер. Он почтительно распахнул заднюю дверцу.

Штурмбанфюрер Отто фон Вилленберг неторопливо опустил идеально начищенный сапог на булыжную мостовую. Руки в чёрных перчатках одёрнули китель, украшенный выше локтя алой повязкой со свастикой. Безукоризненно выбритое лицо надменно повернулось к встречающим. Офицер небрежно ответил на приветствие штатского из числа обитателей цитадели, и поздоровался с гауптштурмфюрером (1), которого явно знал раньше.

1. Штурмбанфюрер СС приравнивался к майору Вермахта, гауптштурмфюрер к капитану, унтершарфюрер – к унтеру.

– Гутен абенд! Клаус, развейте мои сомнения. Этот герр Шмульке, чуть руку не вывихнувший от усердия, не кажется мне арийцем. Манеры, ужасный акцент… Вы не находите?

– Яволь, герр штурмбанфюрер. Шмульке – фольксдойче, из поволжских германцев.

Старший офицер с интересом повернулся к предмету обсуждения. Тот соляным столпом замер на пороге донжона, нелепое толстое существо с английскими усиками.

– Красный?

– Найн, герр Вилленберг! – испуганно открестился Шмульке. – Родители бежали от большевиков в двадцать шестом году. Только в Великом Рейхе я обрёл Отчизну.

– Гут, – смягчился берлинский гость. – Будем считать, что расовый вопрос не стоит.

– Вынужден заметить, что помощник доктора – наполовину еврей, – увидев недоумённо и сердито взлетевшие брови большого шефа, гауптштурмфюрер торопливо продолжил. – По распоряжению рейхсфюрера ассистент Берштейн допущен к опытам.

Фон Вилленберг поджал губы. В Анэнербе к чистоте расы относятся весьма скрупулёзно. Неарийскими руками нельзя касаться памяти предков. Однако оспаривать и даже обсуждать приказы главы СС перед низшими чинами – недальновидно. В список предстоящих дел барон мысленно добавил: по окончании опытов отправить Бернштейна в Дахау. Чем бы ни закончился эксперимент, нельзя допустить, чтобы полукровка-мишлинг болтал о секретной организации.

– Допустим. Герр доктор, посвятите нас в подробности эксперимента. Вы отказались говорить по телефону.

– О, покорно прошу извинения, господа, за чрезвычайные меры секретности, – толстяк принялся бурно жестикулировать, засыпая столичного визитёра потоком слов. – Поверьте, дело действительно крайне важное. В случае успеха наши возрождающиеся вооружённые силы обретут несравненное преимущество перед любыми врагами Рейха! Прошу, господа.

Внутренние покои отличались тем же мрачным колоритом. Среди тёмных от времени стен взметнулись отсветы каминного огня. Рыцарские латы, копья, портреты предтечей местного барона создали средневековый антураж, в котором дальнейшие слова эмигранта из Красной России показались если не правдоподобными, то, по крайней мере, не совсем уж безумными.

– Как только по приказанию рейхсфюрера меня допустили к документам Анэнербе о древней скандинавской магии, я почувствовал: сами боги Валгаллы помогут закалить оружие германской нации и одержать победу над врагами нашего великого фюрера! Достаточно провести правильный обряд, тогда мечи и щиты, сложенные у магической пентаграммы, демонстрируют прямо-таки дьявольскую остроту и прочность, несравнимую с обычными изделиями из оружейного сплава, – Шмульке воздел руки к небесам, стоя под портретом своего кумира.

Штурмбанфюреру на миг показалось, что фольксдойче молится не богам скандинавского пантеона, а лично Адольфу Гитлеру. К сожалению, верноподданнические завывания ни на секунду не приближают создание чудо-оружия для новорождённого Вермахта.

– Вы предлагаете вооружить наших солдат мечами и копьями с магической закалкой?

Услышав неприятные обертоны в начальственном голосе, самозваный маг резко изменил тональность.

– Магия одинаково воздействует на любые металлы, герр штурмбанфюрер. Мы получим лёгкую и практически неуязвимую броню для танков, неизнашиваемые стволы орудий, корпуса субмарин, способных к погружению на запредельную глубину…

– Довольно, Шмульке. Я предпочитаю один раз увидеть, а не сто раз услышать. И об увиденном доложу рейхсфюреру. Так что постарайтесь произвести правильное впечатление – от моего рапорта многое зависит.

Штурмбанфюрер с нажимом выделил последние слова, и доктор ненаучных дел почувствовал холодок между лопатками, несмотря на жар от камина. Он уловил, что неправильное впечатление дорого обойдётся не только полукровке-ассистенту. Слишком много сил и рейхсмарок потрачено, слишком много обещано. Разочарование смертельно опасно. Но и поводов для уныния нет – предварительные испытания прошли отлично. Тем более они удадутся в полнолуние, когда потусторонние силы особенно активны. Поэтому – нет места сомнениям! С нами Бог, даже если вызываем дьявола!

За час до полуночи два эсесовца и Шмульке поднялись на верхний уровень центральной башни, где копошился невзрачный тип в очках с толстыми стёклами и в поношенном лабораторном халате, не потрудившийся одеться приличнее к высокой инспекции.

– К ритуалу всё готово, – доложил он вкрадчивым шёпотом.

Штурмбанфюрер отметил, что ассистент ни капли не похож на существо, имеющее хоть восьмушку арийской крови. Берштейн, худой, сутулый и крайне неприятный на вид субъект, тоже пробрался в Рейх из проклятой России. Решимость выписать ему путёвку в концентрасионлагер окрепла у эсесовца окончательно.

Башенный зал по виду и содержанию имел несомненное сходство с лабораториями средневековых магов и алхимиков. На столах по периметру скопились стопки старинных фолиантов и свитков. Полным-полно каких-то засохших растений, заспиртованных частей животных. Полки были уставлены странными приспособлениями или приборами, спрашивать их назначение фон Вилленберг счёл ниже своего достоинства. Наконец, угол ощетинился железками вроде автомобильных рессор и прочего металлического хлама. Экспериментатор пообещал отдать образцы после опыта. Фон Вилленберг покачал головой. Как убедить рейхсфюрера в удачности опыта, размахивая обрезком водопроводной трубы, пусть и дьявольской прочности?

– А сейчас… – голос Шмульке окрасился таинственностью. – Мы начинаем! Прошу не двигаться и сохранять молчание.

Трудно не шевелиться без малого час, но что не сделаешь ради могущества и процветания Рейха. Тем более доктор с его полуеврейским ассистентом двигались и голосили за четверых.

По углам пентаграммы шириной около полутора метров зажглись толстые свечи. По мере заунывных молитвенных песнопений Шмульке и Бернштейна, гуськом обежавших вокруг этой кабалистической фигуры, замерцали линии пятиугольника. Внутри фигуры вспыхнула багровая правильная звезда, к неудовольствию фон Вилленберга напоминающая марксистский символ, только без серпа и молота. Но коммунизмом тут не пахло, скорее химическими опытами, а через минуту потянуло озоном.

Черепа, сложенные в линию на полке у стены, налились алым светом. Нездоровая краснота заполнила глазницы, брызнула сквозь пустые дыры носа и прорехи на месте недостающих зубов. Эсесовцы представили внедрение подобной технологии на серийном производстве танков. Очевидно, в зловещих шаманских условиях согласятся трудиться только самые преданные члены национал-социалистической рабочей партии Германии. А лучше привлечь заключённых из концлагеря, чьё мнение не принимется в расчёт.

Офицеров обуяли тревожные чувства, экспериментаторы впали в мистический экстаз, и только фюрер в портрете на стене сохранил спокойствие.

Полночь! Стальные предметы заболели лихорадкой. Зазвенели трубы и рессоры, Вилленберг ощутил дрожь «Вальтера» в кобуре. Серная вонь перебила запах озона.

– Открыты врата потустороннего мира! Приди, сила! Приди, запредельная мощь! – завопили Шмульке и Бернштейн нестройным, но громким дуэтом.

И она пришла, материализовавшись в середине звезды. Но совершенно не в том обличии, как демоны из ада в видениях средневековых корифеев. И уж совсем не в образе скандинавских дев-воительниц либо иных трансцендентных созданий, призванных обеспечить непобедимость Вермахта или хотя бы непотопляемость Кригсмарине.

Крепкий мужик ростом под потолок, чуть просвечивающий насквозь в изливаемой черепами красноте, был одет в линялую гимнастёрку без погон, перетянутую ремнём, с треугольниками на рукавах и полоской в петлицах, синие галифе мешком, заправленные в чёрные блестящие сапоги, руки стиснули плётку. Между единственным бесовским атрибутом – парой мелких рогов над ушами – уместилась синяя же фуражка с красным околышем, а над козырьком… Эсесовцы охнули, точно раввин, узревший кусок свиного сала в похлёбке для кибуца. На фуражке призрака сверкнула коммунистическая звёздочка с серпасто-молоткастой парой в середине. Иными словами, в сердце Анэнербе очутилось существо в форме госбезопасности НКВД СССР – хмурый здоровяк, лишённый даже тени доброты в глубоко посаженных глазах.

Немая сцена, некоторым её участникам показавшаяся безумно долгой, длилась около секунды и прервалась нецензурным воплем.

– …Вашу мать!.. – заорал демон. – Охренели!..

Два эмигранта из Советского Союза поняли русский мат по привычке, эсесовцы догадались по интонации. Подумать о том, удержат ли полоски пентаграммы внутри себя адского гэбиста, экспериментаторы не успели. Рогатый поднял рукоять, и ремённая плеть щёлкнула четырежды.

Пятым ударом обладатель синих галифе отправил горящую свечу под стопку пергаментных свитков, весело вспыхнувших, будто они истосковались по живому огню. Убедившись, что пожар заполняет башню, перекидываясь на тела, демон хмыкнул и исчез. Его не озаботила чрезвычайная прочность автомобильных рессор и пистолета на трупе барона-штурмбанфюрера.

* * *

Горы Шеньси, семь с половиной тысяч километров восточнее Баварии. Солнце, пыль, грязь, ни дуновения ветерка. Здесь нет дорог, не ездят дорогие немецкие авто с лощёными офицерами в салоне. На узких тропах и ослы встречаются редко, а лошадь смотрится дорогой роскошью, примерно как «Мерседес» на автобане.

Длинная колонна людей едва переставляла ноги по дну ущелья. Нехитрые пожитки, немые свидетельства вопиющей бедности, уместились в мешках, самые обеспеченные катили тележки. За спиной ночной переход и краткий привал. Долгая остановка непозволительна. Их гнали самые страшные стимулы.

Ужас. Безнадёжность. И Восточно-Хэбэйская армия, наступавшая на пятки.

Во главе колонны шествовал, скрывая усталость и страх, строгий китаец в запыленном синем френче. Как у демона из преисподней, его фуражку украшала красная звезда.

– Товарищ Чжеминь! Дети больше не могут…

Вдова Ляо, согнутая под тяжестью узла с вещами, показала сухой ладошкой назад. Детей много. Самых маленьких и слабых родители взяли на руки. Остальные кое-как держались рядом.

На Чжеминя люди смотрели со странной смесью надежды и недоверия. Надежды – потому что коммунисты торжественно пообещали поворот к миру и справедливости, не в отдалённом будущем, а вскорости, надо только разгромить японцев. Но также и горького разочарования, потому что первое же обещание пошло прахом. Навстречу беженцам должен был выйти отряд китайской Красной Армии.

Чжеминь окинул взглядом колонну. Приказ не допускает двойного толкования: как можно быстрее торопиться в горы до самой встречи с военными. Но люди буквально падают. Ещё час или два – их с места не сдвинет никакая сила.

Старший сын вдовы Ляо, тринадцатилетний Сюй, вдруг выскочил из колонны с живостью необычайной. Чумазый палец показал на небо, выпустившее из облака шестёрку чёрных точек.

– В укрытие! Всем в укрытие! – вместо крика из пересохшей глотки Чжеминя вырвался хриплый сип. Он вдохнул полной грудью и заорал: – Воздух!

В северном Китае самолёты были редкостью. Поэтому люди просто застыли, запрокинув головы. Бесследно утекали мгновения, драгоценные секунды. Никто не побежал к скалам, к кустам, хотя бы врассыпную…

Сюй забрался на камень, восторженно глядя в небеса. Он видел самолёт единожды в жизни, биплан с полотняными крыльями сел на краю рисового поля и навсегда изменил его короткую жизнь. Сын мельника и внук пастуха вознамерился стать пилотом! Пока другие деревенские мальчишки мастерили змеев, Сюй приматывал две дощечки-крыла к третьей и носился с ним вокруг хижины, губами изображая тарахтенье мотора.

Самолёт превратился в мечту, в идею-фикс, в сказочного дракона Тяньлуна, владеющего небом. А сейчас в долину пикировала сразу шестёрка! Сон превратился в реальность. И, конечно, в свои тринадцать лет он не задумывался, что воздушных птиц нет ни у коммунистов, ни даже у преследователей.

– Сюй! – вдова Ляо бросилась к сыну со всех ног. Откуда только силы взялись…

Меж тем, шестёрка развернулась и полого спикировала к ущелью, в узкий и сложный для пилотирования разрыв между горами. Тонкий звон авиационных моторов вывел беглецов из оцепенения. Кто-то упал на землю, кто-то заковылял в сторону, кто-то пытался спрятать детей. Измождённые крестяне суетились, но как-то вяло. О небесной угрозе они знали лишь понаслышке. Не слишком боишься беды, не виденной до этого воочию.

Как Хуанхэ вскипает под ливневым дождём, так вспучилась земля под свинцовыми градинами. Чжеминь выхватил револьвер. Его жалкие хлопки утонули в грохоте авиационных пулемётов.

Женщину сильно толкнуло в спину, безжалостно швырнуло на камни. Она поднялась, больше не чувствуя ни боли, ни усталости, словно японская пуля перебила самый важный нерв, с ним ушла способность страдать. В пыли, поднятой пулемётными очередями, вдова Ляо проделала ещё десяток шагов и рухнула рядом с Сюем.

Он лежал на спине, раскинув руки. В глазах отразились облака и одинокий истребитель «Мицубиси». Воздушная птица мечты не унесла в небо, лишь ужалила и оставила умирать.

Точно также лежали десятки других – кто-то лицом в землю, кто-то упал навзничь. Люди застыли в самых разных позах, в одиночку и целыми семьями. Над тропой повис тихий стон, не похожий на человеческие голоса. Словно разверзлись невидимые двери, принимая души беженцев, и из потустороннего мира прорвались стенания грешников…

Чжеминь втряхнул головой, отгоняя наваждение. Отшвырнул жалкий, бесполезный револьвер. Атеист до мозга костей, убеждённый сторонник Ленина и Мао, он сейчас был готов воззвать хоть к демонам преисподней, лишь бы дали в руки настоящее оружие! Японские аэропланы казались несокрушимой силой, их лётчики – настоящими ангелами ада, несущими смерть или оставляющими в живых по своему капризу.

Китаец не знал, что тогда, летом тысяча девятьсот тридцать шестого года, даже в загробном мире демонов не нашлось бы средства против японской императорской авиации или возрождённых немецких Люфтваффе. Но это – дело поправимое.