Читать книгу Де Бюсси - Анатолий Матвиенко - Страница 6

Шанс устроить тет-а-тет с прекрасной Эльжбетой выдался только после полуночи.

Генрих закатил пир. Застольные возлияния несколько сгладили неприятный эффект от танца двух пар; Чарторыйская исчезла из зала, не давая нашему сластолюбцу возможность ее преследовать, мужская половина польских гостей задумалась, пусть не сразу, каково им самим было бы идти под венец с женщиной старше родной матери.

Впрочем, за длинным столом я не увидел дюжину важных фигур, в том числе Яна Фирлея и нескольких магнатов, включая радзивилловское семейство. Это – прямой вызов будущему королю, практически вотум недоверия, я же кусал локти с досады в уверенности, что магнаты увели и свою подопечную, маневр с письмом бесславно провалился.

Кто способен держаться на ногах после выпитого, снова поспешил в бальный зал, там гремели быстрые итальянские и испанские мелодии, исполнялись настолько разнузданные танцы, что кавалеру было дозволено на миг прикоснуться к дамской талии… Чего только не случается подшофе!

Анжу возглавил гуляния, у него была отменно крепкая, устойчивая к выпивке голова. Я понадеялся, от шока после глумления над Анной у поляков скоро не останется ни следа. Всех очаровал монарх, его манеры, грация, доброжелательность. Его шуткам смеялись все, даже ни слова не понимавшие по-французски.

– Извольте пройти со мной, сеньор де Бюсси! – вдруг прошептал мой доктор с хитрым лицом опытной сводни. Он всплыл так внезапно, что рука дернулась к кинжалу, и эскулап едва сам не стал пациентом. – Ожидайте в южной галерее около третьей ниши от входа.

С неудовольствием заметил, насколько галереи и переходы Вавеля плохо подходят для тайных свиданий. Замок старый уже в конце XVI века, много раз переносил пожары и перестраивался, неизбежно здесь устроены тайные ходы, секретные ниши, трубы звуководов для подслушивания и скрытые щели для подглядывания; польская обслуга не торопилась делиться знаниями с чужаками.

Вот и указанная Чеховским ниша была хороша только для арбалетного обстрела площади перед замком, если открыть окно. Галерея освещалась редкими факелами, закоптившими сводчатый потолок над ними, и я понятия не имел, кто прячется в четвертой или следующей нише, а выяснить не успел.

– Вы слишком невоздержанны на язык, граф! – визгливый голос коротышки де Келюса приблизился с противоположной стороны. – Я вынужден просить у вас удовлетворения. Защищайтесь!

Выглянув из ниши, едва сдержал стон досады. Соперник де Келюса граф д’Ареньи владел шпагой хуже, но выполнял очень важную миссию при дворе. В его ведении находились портные и башмачники. Культурный шок краковского дворянства при виде французских нарядов повлек массу заказов прямо на балу, а наши мастера были обязаны в первую очередь обслуживать короля и его ближних. Если это дело не удержать в узде, и здесь все пойдет кувырком. За Ягеллонку поляки обижались из национальной солидарности, однако вопросы гардероба касались их лично и задевали весьма чувствительно. Единственный выход – обучать местных мастеров, что без д’Ареньи превратится в проблему.

Выскочив из ниши как чертик из табакерки, я стал между дуэлянтами.

– Друзья! Понимаю ваши претензии и разделяю возмущение, но прошу внять голосу разума. Поляки только прикидываются агнцами, половина из них жаждет нашей крови. Каждая шпага на счету, каждый, умеющий ее держать, нужен Генриху. Давайте же отложим дуэль, пока не вернемся в цивилизацию. Граф! Если кто-то из вас победит и ранит, хуже того – заколет соперника, я вызываю победителя на дуэль, чтоб раз и навсегда прекратить поединки между французами в Кракове.

Д’Ареньи крякнул с деланым возмущением, но на самом деле был польщен обращением к нему, будто я считал его победу более вероятной. Осталось нейтрализовать де Келюса.

– Мон ами! Взываю как к другу с просьбой отложить дуэль… ну хотя бы до утра. Ваша помощь мне необходима прямо сейчас в одном деле весьма щекотливого свойства. Оно связано с честью дамы.

Не исключаю, они еще сцепятся, но начальник портных покинул галерею, неубедительно разыгрывая разочарование от упущенной возможности проучить соперника, на самом деле – облегченно перевел дух. Мы с де Келюсом обшарили ниши, и он перекрыл дальний от меня выход из галереи, со спины довольно смешной в раздутых коротких шелковых штанишках в вертикальную полоску. Конечно, для этих времен он был одет вполне уместно.

Теперь я если и не обезопасился, то хоть несколько снизил вероятность подслушивания.

Наконец, свет факела отразился на блестящем черном бархате пышной юбки. Я отправил Чеховского стеречь другой вход.

Поверх платья Чарторыйская набросила темную накидку с капюшоном, та скрыла ее чудесные волосы.

– Это вы… Я так и подозревала, прочитав: «Вам грозит гибель, однажды погубивший надеется вас спасти», – она с великолепной иронией подчеркнула патетику слов моей записки и тут же взяла строгий тон: – Что вам угодно, де Бюсси?

Впервые увидев ее столь близко после встречи в Лодзи, я не без труда усмирил дыхание. Сердце попыталось разорвать колет – под куртку для прочности стоило нацепить кольчугу. Дело, наверно, не только в ее красоте. Не только в необычности обстоятельств нашего знакомства. В этой женщине было что-то магнетическое, особое. Возможно – как камертоном настроенное на ноты моей души. Не исключаю, что очаровался бы не меньше, будь она дурнушкой.

– Я, причинивший вам столько горя, не успокоюсь, пока не смогу возместить хотя бы самую малость… Мой духовник сказал, что никакое покаяние не облегчит мою участь, пока я не получу от вас прощение, пусть – лишь частичное! И сейчас, когда над вами нависла нешуточная опасность…

– Какая же? Все худшее в моей жизни произошло. Мне остается распрощаться с имениями и вернуться в родительский дом, в затворничество, где ничто больше не будет напоминать про сумасшедший год в браке с маршалком.

– Но вы здесь! И король впечатлен вашей красотой!

Я торопливо объяснил все последствия монаршего беспутства, а также обычную участь его бывших любовниц.

– Как это мерзко… Но что же вы предлагаете во искупление своего греха? Не забывайте, Радзивиллы – не только мои покровители, но и кредиторы Чарторыйских, а также моего отца. Я беспомощна, бесправна! А если принять ваши слова на веру, лишена возможности и на королевское заступничество – оно утопит меня еще глубже.

– Что же мешает верить моим словам? Мы говорим второй раз, и у вас не было повода упрекнуть меня в обмане.

Она печально опустила веки, обворожительная в грусти. Клянусь пеклом, в радости Эльжбета будет еще прекраснее, вот только пусть предоставит возможность нести ей радость!

– Вы поддержали обман Шико, сеньор. Что стоило разоблачить его и покориться моему мужу? Никто бы не умер. А его сумасбродная затея была обречена на провал: в свите Генриха полсотни воинов-дворян, увидев такой кортеж, на королевский поезд он бы и не вздумал нападать, вернулся в Лодзь ни с чем. Нет, Бог послал вас на его пути, и вы не позволили ему даже скрестить шпаги с Шико. Стреляли из пистолета с двадцати шагов? Браво, смелый рыцарь! Муж без пистолета, только с кинжалом и шпагой был практически против вас безоружен… Это – не дуэль и не битва, де Бюсси. Это – подлое, хладнокровное убийство.

– Их поджидало в засаде раз в пять или в десять больше! – я едва не закричал от несправедливости и сам себе зажал рот, чтобы не быть услышанным де Келюсом и Чеховским.

– Можете убеждать себя в этом и дальше, оправдываться. Но если бы верили в свои оправдания, не умоляли бы меня о прощении.

Железная логика ее слов просто выбила из седла. Я только открыл рот, чтобы продолжить жалкие попытки удержать ее внимание, как со стороны Чеховского раздались шаги, появились отсветы факела.

– Кто-то идет… Пани Эльжбета, здесь мы не сможем продолжить, не раскрыв ваше инкогнито. Где я могу найти вас?

– Нужно ли, сеньор? Впрочем, место моего пребывания не составляет тайны, я живу в особняке Радзивиллов на Варшавском тракте. Ежедневно мы посещаем службы в соборе святых Станислава и Вацлава…

Она опустила капюшон как можно ниже и отступила в нишу, практически растворившись в темноте. Эскулап изо всех сил пытался привлечь мое внимание. Вскоре мимо нас проковылял пожилой магнат в сопровождении двух слуг, я кивнул ему, он молча удостоил меня ответным приветствием.

– …Надеюсь, что вы никому не расскажете о нашей беседе. Месяца не прошло с похорон, а я тайно общаюсь с убийцей моего мужа… Я должна уйти, чтоб не вызывать подозрений. Прощайте, де Бюсси!

Лекарь проводил черную фигуру из галереи, а я погрузился в размышления, получив больше вопросов, нежели ответов.

Радзивиллы убыли. Кто с ней присутствует в Вавеле в качестве провожатого, у кого Чарторыйская просила не вызывать подозрений? Толстая тетка, тащившаяся следом в Лодзи? Ладно, потом расспрошу Чеховского, это мелочь, важнее другое – роль вдовы в краковском фарсе, вылившемся в конфуз с танцем короля, а что произойдет дальше, пока не ясно.

Итак, Эльжбета – пленница Радзивиллов. Поэтому пребывала не среди краковских родственников покойного супруга, а находилась в лапах самого могущественного литовского клана. С их стороны вызрел какой-то заговор, и она – пешка в их игре… Возможно, магнаты сами решили уложить ее Генриху в постель, чтоб узнавать королевские тайны из первых уст? Тогда я по меньшей мере усложнил им партию. Юная дама наверняка проявит больше упорства при попытке затолкать ее в объятия монарха.

Мало, мало данных! За кого голосовали Радзивиллы на Сейме – за Габсбурга, Генриха, Стефана Батория, шведского Юхана или Ивана Грозного? Я еще очень скверно ориентировался в здешней политике.

Не мог ответить даже на самый простой, внутренний вопрос – противлюсь ли возможной ее связи с Анжу из желания не накалять обстановку перед коронацией или из ревности, влюбляясь как мальчишка-щенок? Ну, хорошо хоть векторы обеих целей совпали.

А была ли у меня надежда на взаимность, пусть призрачная? Как минимум женщина не отвергла наотрез возможность еще одной встречи…

Наконец, что же я буду делать, если Генрих велит мне, Шико, де Келюсу и де Бреньи доставить Чарторыйскую в одну из башен Вавельского дворца для нежно-интимного общения с сувереном? Отказ повиноваться приравнивается к государственной измене!

Наутро этот неприятный прогноз оправдался. Выражаясь языком разведки, приказ об оперативной разработке объекта «Вдова» был оглашен королем, лишь только он открыл глаза и собрал в кучу наиболее доверенных придворных.

Генрих восседал в кресле в своих апартаментах в сорочке и мягких штанах-колютах с валиками по низу, гораздо более удобных, чем шарообразные короткие о-де-шосс. В руке неизменный бокал с вином, постепенно пустевший (как в монаршее чрево столько вмещается?), на устах одна тема: решение женского вопроса.

– Мерзавец Шико, ты чертовски прав – от женитьбы на Анне мне не уйти, в лучшем случае я оттяну неизбежное месяцев на шесть.

– Она не помолодеет за эти шесть месяцев, – безжалостно сострил шут, получив в награду меткий бросок королевской туфлей, на которую было потрачено целое состояние.

Пару часов назад мы уже успели обсудить с Шико проблему Радзивиллов. От его проницательных глаз не укрылось мое волнение при упоминании Чарторыйской.

– Не спорю, яркая особа. На мой вкус, грудь маловата и обсыпана родинками словно мусором, глаза уж слишком большие, в лице что-то татарское… Ты прав, Луи, я придираюсь, для провинции вполне даже неплохо. Рекомендую разок-другой употребить для пользы здоровью и оставить. А что именно ты упокоил ее благоверного, в этом есть какая-то пикантность, не находишь?

Беседа протекала в разгромленной обеденной зале. Шико извлек из мясной груды гусиную тушку и принялся разделывать ее, будто показывая мне: вот так надо поступать с трофеями на завоеванной территории, а не витать в облаках и не строить иллюзий.

От скабрезностей по поводу Эльжбеты меня тошнило, но ничего не поделаешь, я вынужден был подыгрывать в том же духе, без его помощи сложно.

– Нахожу, что я имел бы больше шансов наставить рога живому мужу, чем соблазнять вдову. Особенно – имея в соперниках короля.

– Я попробую убедить Генриха… Не благодари! В его же интересах. Нам ни в коем случае нельзя допустить здесь беспорядки, из-за которых придется ретироваться в Париж. Король Карл болен, бездетен и подозрителен к своим братьям, он непременно заподозрит, что Генрих скоропалительно вернулся, чтобы захватить парижский престол, тогда с ним обязательно стрясется несчастный случай на охоте. Екатерина прямо намекала: она удаляет Анжу из Парижа, чтобы предотвратить братоубийство. С польскими карасями справимся быстрее. О Радзивиллах раскопаем все, что только можно узнать. Что же ты планируешь?

О, планов даже слишком много. Не забыл и о намерении повлиять на польскую внешнюю политику, наш Хенрик точно не горел желанием воевать с Русским царством.

– Сегодня же начну посещать все службы в соборе!

– А если она не придет?

– На этот случай она сообщила место своего пристанища. Ночью заберусь в особняк!

Ободренный той ночной беседой, я несколько легче перенес разглагольствования Генриха в адрес Чарторыйской, но до успокоения мне было далеко. Улучив момент, когда король сосредоточился на удовлетворении малой королевской нужды, ничем не отличающейся от таковой у его подданных, Шико продолжил начатый вечером диалог о вдове, выдвинув совершенно неожиданную идею.

– Решено! Я заберусь к Радзивиллам вместе с тобой.

Если бы он предложил мне себя в любовники, я бы удивился меньше.

– Ты пойдешь против воли Анжу?

– Совсем не обязательно! – Шико с хитрецой в глазах оглянулся на портьеру, закрывающую запасной ход в покои Генриха, оттуда кто-то вполне был способен подслушать наши маленькие секреты. – Он же не просил срочно выкрасть Чарторыйскую и принести в мешке! Надо только подготовить почву, разнюхать – то есть делать то, что ты сам рвешься и без королевского указа. Там что-нибудь образуется.

Я не мог разделить его оптимизм. Анжу выразился ясно: если он утолит жар своих чресел с вдовой, то, полный вдохновения, одолеет консуммацию брака с Анной Ягеллонкой. Как и в другие времена, в шестнадцатом веке многие государственные проблемы решались только через постель.

Оставленную в Париже возлюбленную Марию, волею Екатерины Медичи отданную принцу де Конде, Генрих даже не вспоминал, переключившись на новую вожделенную цель.

Кстати, кроме интрижек на одну ночь с вдовушками и замужними, Анжу по пути в Краков всерьез флиртовал с весьма странной особой Луизой Лотарингской. Заканчивалась осень, мы остановились в замке Номени. Двадцатилетняя дочь герцога де Меркер, рано осиротевшая и воспитанная в строгих провинциальных обычаях, продемонстрировала исключительную светскую выучку. Она склоняла глазки к полу, при любой реплике Генриха неизменно отвечала «да, сир», своевременно покрывалась румянцем, когда на нее обращали внимание, а ее приседания-книксены, олицетворявшие покорность, были настолько хороши, что их стоило использовать как образец для подражания другим молодым барышням. Скорее миловидная, чем красивая, Луиза умела поддержать разговор на любую тему, но всегда ограничивалась двумя-тремя фразами и далее терпеливо ждала, пока Генрих что-то не брякнет в ответ, затем расцветала, словно услышала бессмертное откровение, достойное Сократа и Аристотеля.

Когда мы продолжили путь, Анжу разразился пространными рассуждениями, что вот именно такой обязана быть идеальная жена высокородного француза – прекрасного происхождения, образцового воспитания, покорная, приятная глазу, но не слишком, чтоб не вызывать похотливых желаний у парижских ловеласов наставить мужу рога.

– Покорность у нее напускная, – позже шепнул Шико, когда мы оставили короля и снова ехали верхом, приближаясь к германским землям. – Чует сердце, это сам дьявол в юбке. Ей бы только поймать подходящего мужа на крючок, потом бедняга пикнуть не посмеет.

Я тогда промолчал, плотнее запахиваясь в плащ. На черную гриву Матильды падали первые снежинки приближающейся зимы. А у меня было что вспомнить.

…«Кроткая» Луиза, поймав меня на коридоре, предметно и настойчиво расспрашивала о парижском свете, куда мечтала попасть, а не влачить существование в замках Лотарингии до старости. Очень интересовалась Генрихом и своими соперницами на его сердце. Я рассказывал, стараясь добавить в повествование иронии и немного перчика, она очаровательно смеялась, ни разу не опустив ресницы в показном приступе стыдливости, и вдруг фривольно провела пальчиком по моей щеке.

– Вы очень милы, сеньор де Бюсси. Рано или поздно я приеду в Париж. До новой встречи! Буду ждать…

Анжу вполне подходил для планов Луизы. К его услугам тысячи других женщин, считающих, что статус любовницы короля, пусть даже на одну-единственную ночь, весомее любой награды, престижнее титула и ценнее поместья. Тем более раздача наград, титулов и поместий как раз находилась в королевской компетенции. Но жениться монарх имел право только на одной, и развод в эту строгую эпоху давался чрезвычайно сложно даже коронованным особам.

Через постель Генриха прошли многие сотни, если не тысячи женщин!

Ну что же он прицепился к единственной, что стала мне вдруг по-настоящему дорога?

Как же мне было тошно…