Читать книгу Щербатая луна. Проза - Анатолий Матвийчук - Страница 2

– Мам! Мам! А лето, оно какое? Оно пришло?

– Спи. Лето красивое. Пойдешь завтра на горку, если увидишь желтую солому, значит, пришло.

Толик засыпал, перед глазами стояла горка, на которой он с соседскими мальчишками сегодня гонял.

Солнце ударило в глаза. Толик потянулся и вдруг вспомнил: «Лето! Оно пришло или нет?».

Лейтенант Анатолий Матвеев открыл глаза. Сладкий детский сон напомнил ему безоблачное детство и теплые руки мамы.

Отряд, в котором служил Матвеев, стоял лагерем в городе Меймене. Лейтенант вышел из палатки. Городок, еще не устроенный, но уже напоминающий полотняный город, творение рук воинских, располагался вдоль взлетно-посадочной полосы полевого аэродрома.

Лейтенант подошел к баку, попил, брызнул в лицо прохладной водой. Вода была привозная, поэтому каждая капля ценилась.

– Пойду в столовую, – решил Матвеев.

Столовая выполняла еще и роль клуба. Попивая неторопливо чай, офицеры и прапорщики лениво переговаривали всякую всячину. Новости из Союза, ночные приколы заместителя командира отряда, а также шутки о том, что сегодня 7 ноября и неплохо бы как-то скрасить боевые будни.

Боевые – с натяжкой: отряд в бою еще не бывал. Роты, группы несли боевое дежурство, обустраивали лагерь, готовили вооружение. Солдатский телефон упорно разносил весть, что после праздников наступят настоящие боевые дни.

А пока – он ему: «Стой! Освети лицо!» А тот: «Я тебе освещу!» Дождался, когда дойдет до коровьей лепешки. «Ложись! Стреляю!» – это прапорщик Коля Пильганский смакует ночной вояж заместителя командира отряда. Он, как правило, подкрадывался к зазевавшемуся солдату, и тогда попадало всем, от сержанта до лейтенанта. Солдаты решили его проучить, и как только что Пильганский поведал, успешно.

Матвеев поел. Решил сходить к командиру. Командир роты и группа управления расположилась в разрушенном доме, обнесенном глиняным дувалом. Шагая, Матвеев отметил, что ротный уже успел организовать секрет на подходе к расположению.

За столом сидели командир роты, замполит и заместитель командира роты по технической части.

– А, Матвей! Заходи!

Это командир роты Талай.

– Что на позициях? Схему огня принес?

У ротного была привычка – засыпать взводных вопросами в любое время дня и ночи. Рота считалась в отряде лучшей, что давало возможность Талаю немножко свысока разговаривать с подчиненными офицерами.

– Да, все в порядке. Схему практически закончил, к вечеру принесу.

Коренастый и черненький Толик еще в училище был прозван Матвеем.

А вот замполит роты Бато. Уроженец Якутии. Всегда уравновешенный и мудрый:

– Ты личный состав поздравил? Я старшине сказал, пару банок сгущенки вечером тебе подкинет.

Серега Литвинов, заместитель командира роты по технической части, молча копался с серым ящиком. Это был обыкновенный ящик, который в Союзе был в каждой канцелярии. Есть! Серега как-то особенно крякнул и открыл ящик. В нем, завернутые газетой как снаряды в упаковке, лежали четыре бутылки рома. Еще союзного, довоенного.

– Серега! Откуда!?

Три голоса с одним и тем же вопросом.

Спокойно, с достоинством: «Товарищи офицеры, техзамыкание на высоте. Пока в Кирках вы песни пели, я обследовал близлежащие магазины. В одном из них нашел это богатство. Старый магазинщик уговорил купить. Водку, говорит, наши еще берут, а это – никак. Чтобы вы ром не нашли, я спрятал его в ротную документацию. До прибытия, как я полагал, вы ею не будете пользоваться. Так что с праздником!».

– Серега, ты гений! Дежурный! Циркулярно. Командирам групп к командиру роты! Быстро!

Через десять минут старшие лейтенанты Миша Усенов и Алик Агзамов были на командном пункте роты. Расчеты произвели! Схемы составили! Докладывают, а сами косятся на стол, где поблескивает красными разводами ром.

– Ну, товарищи офицеры, пять капель за праздник, и на позиции.

Командир роты разлил ром.

– Ну что, первый праздник на земле афганской. Будем здоровы!

Ром огненной струйкой побежал по горлу. Матвеев вспомнил, что такой же ром они пили с братом этим летом в одном из ресторанов Киева. Прошло три месяца, и вот Афган. Закрыл глаза, стало уютно и тепло.

– Толик, спой!

Это Алик Агзамов подал гитару. Толик, подстроив гитару, начал петь «Москву златоглавую» – любимую песню офицеров роты.

– Товарищ старший лейтенант, – это дежурный, командиру роты. – Семнадцатый на связи.

– Я десятый, на приеме.

– Десятый, наблюдаю перемещение группы женщин и детей на окраине города.

– Понял, усилить наблюдение.

– Товарищи офицеры, с праздником вас! Прошу всех вернуться на позиции.

Командиры поднялись, двинулись к своим подразделениям.

Группа Матвеева находилась за взлетной полосой, занимая оборону на трех БМП. В отсутствие командира старшим оставался старший сержант Муханов. Матвеев был на полпути к позициям, когда красноватый и горюче-горький взрыв взорвал тишину. Посреди взлетно-посадочной полосы медленно оседал столб пыли. Радиостанция, болтавшаяся на боку, ожила: «Восьмидесятый (позывной комбата), я тридцатый (третья рота), обстрелян из миномета…».

Эфир накалялся с каждой минутой. Каждый старался доложить, что у него происходит, надеясь, что с его докладом произойдет чудо и эта непонятная стрельба утихнет. Матвей прыжками понесся к своей машине. Боковым зрением он отметил, что взвод занял выкопанные траншеи, но огня не открывал, ждал команды. На командирском месте сидел Муханов:

– Товарищ лейтенант!

Матвеев быстро надел шлемофон:

– Я семнадцатый! К бою!

Командиры отделений продублировали команду. Поворачивая прибор наблюдения, Матвеев пытался увидеть, что происходит на подступах к позиции.

– В эфире. Я восьмидесятый! Всем стой. Прекратить огонь! Осмотреться!

Матвеев, поворачивая прибор, заметил непонятные тени. Присмотрелся – духи! Духи! Уничтожить из пулемета!

Башня пошла вправо, остановилась и, дергаясь, стала поливать четвертый ориентир огнем из пулемета. Тени заметались по полю. Впереди машины взметнулся шлейф дыма и огня. Через люк в машину вполз едкий дым.

– Из гранатомета, гады! Внимание! Я семнадцатый. Над четвертым. Осколочным. Огонь!

Три машины коротко рявкнули, и трассеры выстрелов расчертили пространство.

– Аллах Акбар!

Значит, верно.

– Я семнадцатый. Ориентир четыре! Расход три! Огонь!

Спокойствие, Матвей. Спокойствие.

– Я тридцать третий, наблюдаю движение вдоль полосы взлета.

– Семнадцатый! Я восьмидесятый! Противник с тыла! Уничтожить!

– Внимание! Я семнадцатый! За мной марш!

БМП Матвеева дернулась, задом вышла из капонира. Одновременно вышли еще две машины. Маленькая колонна, неслышимая в грохоте боя, а батальон вел бой, рванула к взлетно-посадочной полосе.

Духи обнаружили себя вспышками огня.

– Я семнадцатый, противник вдоль полосы взлета!

– Уничтожить!

Борта БМП осветились огнем. Десантники приступили к уничтожению противника. Артиллерийская батарея рявкнула, и в небе повис огненный шар, как прожектор, освещая местность. В это время машина Матвеева дернулась, и как-то неправильно, недопустимо, дала крен, наскочила на камни и заглохла.

– Серик, в чем дело? Серик!

Механик-водитель молчал. Матвеев выскочил из люка и нагнулся над ним. Серик Иманжанов, механик-водитель командира взвода, лежал головой на штурвале. С виска стекала кровь.

– Слава, ко мне! – наводчик-оператор выскочил из люка и стал на ребристый лист. – Помоги!

Вдвоем они вытянули тяжелое тело Серика, передали его в десант. Матвеев сам сел за штурвал.

– Внимание! Я семнадцатый! Отходим на свои позиции!

– Семнадцатый, я восьмидесятый! Что там у тебя?

Что сказать, Матвеев не знал. Это уже потом он научится словам.

– У меня трехсотый! У меня двухсотый!

А сейчас он и его солдаты переступили черту. Сегодня была война. Она для лейтенанта Матвеева и его взвода началась внезапно, в праздник. Она навсегда разделила их жизнь на «до» и «после».

– Я – семнадцатый. Всем! Стой! Врача на позицию!