Читать книгу Жизнь в зелёном мундире. Книга шестая. СРВ - Анатолий Рыжик - Страница 6

Около полугода я изучал и вникал в должность. Время пролетало стремительно и интересно. Ездил по полкам в составе комиссий с проверками и «оказанием помощи» (в кавычках – потому что основное в поездках это контроль за положением дел).

Иногда выездные группы возглавлял полковник Сытник, такая поездка была интересна и поучительна – у Бориса Онуфриевича было что позаимствовать в умении управлять частями ЗРВ и в общении с офицерами отдела. Сказывался его большой опыт приобретённый, когда он ещё командовал полком.

Ездили мы на машинах и поездах. В дороге питались где получится. В выездную группу иногда включались не только офицеры отдела ЗРВ, но и работники штаба. В таких случаях положен был быть инструктаж по взаимодействию в работе.

Инструктировал группу Сытник в свойственной ему манере. Серьёзная и продуманная постановка задач заканчивалась так:

– «Подполковник Скворцов! Вы с нашим отделом едете в командировку впервые и на несколько суток. Предупреждаю: перед дорогой и в дороге не вздумайте есть гороховый суп. Это важно, потому что нам потом всю ночь будет гроза снится, а среди нас есть офицеры, которые её ужасно не любят».

Но такие армейские шутки у Сытника проскакивали крайне редко – юмор его (как я уже упоминал) был высшего пилотажа.

Командиры полков Бориса Онуфриевича чтили и прислушивались к его рекомендациям и приказаниям. Он мог мгновенно переключиться из юморного полковника, полушутя указывающего на увиденные недостатки, в строгого, решительного и принципиального начальника. Командиры полков это знали и не расслаблялись от шуток, понимая серьёзность замечаний, которые предстоит своевременно устранить. Иначе будет крутой спрос – всё, что делалось в полках ЗРВ было у нас на контроле.

Руководство выездными группами с весны было возложено на меня – начальник ЗРВ начал выезжать на плановые боевые стрельбы с частями корпуса на полигоны: Ашулук и Сары-Шаган.

Благодаря полковнику Сытнику я уже видел, как надо работать на выездах и старался так делать. Конечно, название должности не даёт авторитета, а только является одной из составляющих, поэтому порой приходилось сложно. Командиры полков Сытника воспринимали как главного среди равных, а я пришёл с должности заместителя командира полка, как говорили «из инженеров». Однако, это неустойчивое восприятие продлилось не долго – помог опыт четырёхлетнего командования дивизионом и поддержка начальником ЗРВ.

Не прошло и полгода моего пребывания в должности как на меня опять навалилось: полковник Сытник был назначен на генеральскую должность в Тбилисскую армию ПВО. Для меня это было крайне нежелательно по трём причинам.

Первая – я ещё недостаточно освоил свою должность.

Вторая – назначение Сытника очевидно оказалось неожиданностью для руководства корпуса и ему не подобрали замену. Назначать должны были кого-то из командиров полков корпуса (и только из командиров полков), а это могло затянуться (и затянулось) на долгое время.

Третья причина – следствие из первых двух: мне предстояло длительное время находиться сразу на двух должностях. А точнее – исполнять должность начальника ЗРВ без заместителя (начальника СРВ).

Я понимал, что при таком малом пребывании в должности и мизерном опыте работы, возникший вариант очень сложен и чреват серьёзными неприятностями. Перед убытием при сдаче мне Борисом Онуфриевичем дел я посетовал:

– «Ну как так получается…. Совсем неожиданно и совсем не хорошо для меня. Может быть кого-то из командиров полков временно…».

На что Сытник в свойственной ему манере остановил мои переживания:

– «Не всегда знаешь, что может получиться и каким боком выйдет. Надо быть готовым ко всему, тогда не будет неожиданностей.

Смотри сам. Однажды мужик приехал в Одессу и решил купить пива. Протянул деньги продавцу и зная, что в Одессе сдачу всё равно не дадут, промолвил:

– «Без сдачи». В ответ продавец ему протянул несколько копеек мелочи. Мужик гордо говорит:

– «Я же сказал – без сдачи!». А продавец отвечает

– «Без кипиша дядя, и шо ты волнуешь нервы? Пива таки нет!».

(Кипиш – суета, переполох).

Вот и все пожелания от Сытника – «без кипиша!».

После этого анекдота я принял почти на год должность начальника ЗРВ 3-го Корпуса ПВО.

На организованном полковником Сытником сабантуе (праздник окончания полевых работ у татар и башкир) я, говоря тост сказал, что являюсь должником Бориса Онуфриевича за выдвижение на должность его заместителя.

Сытник меня прервал, на этот раз без анекдота и очень серьезно произнёс:

– «Толя, ты никому и ничем в этом мире не обязан кроме своих родителей! Пойми это, и не сковывай себя кандалами не существующего долга. Не навязывай себе его. Совсем другое дело – у всех нас есть обязанности, и мы должны их выполнять. Надеюсь, ты понял меня».

Нет, в то время я не совсем понял его. Сложно было понять, так как сходство этих понятий заключаются в обязательном выполнении чего-либо. Мне казалось, что между этими определениями тонкая грань…

Сейчас я «дорос» до понимания что долг – личное обязательство, а обязанность – навязанное кем-либо условие для обязательного выполнения.

Естественно, что между понятием «долг» и «обязанность» огромная дистанция.

Уход из корпуса такой мощной и значимой фигуры как полковник Сытник сказался на мне и офицерах отдела.

Возникло много новых проблем связанных с выполнением сложных задач.

Основные это, конечно, выполнение боевых стрельб всеми десятью частями ЗРВ корпуса. Теперь мне приходилось участвовать не только в подготовке вооружения к стрельбам, но и контролировать подготовку расчётов. Полковые стрельбы проводились на государственных полигонах раз в два года, и выполняющие задачу части равномерно распределялись по весенне-летне-осеннему графику. Интервал стрельб между полками обычно составлял до месяца. От корпуса назначался помощник руководителя стрельбы (руководителем всегда был начальник полигона), обычно начальник ЗРВ.

Осень 1986, весну и лето 1987 года я провёл на полигонах. Основные выезды были в Приозёрск (Сары-Шаган), так как в Ашулуке полки стреляли значительно реже. Моя роль при выполнении стрельб была совершенно другой чем в бытность командиром дивизиона и даже заместителем командира полка. Теперь я не грузил эшелоны и не трясся в них, а вылетал на самолёте из Москвы и через четыре часа приземлялся на военном аэродроме Приозёрска с причудливым позывным «Камбала».

Несколько раз даже получалось так: вернусь домой, а через неделю снова вылет на «Камбалу». По прилёту на полигон в аэропорту встречает меня и сопровождающую группу отдела ЗРВ УАЗик стреляющего полка и везёт нас на стрельбовые площадки.

Размещался я не в палатках и не штабных машинах, а в гостиницах полигона, предназначенных «для белых людей». Конечно, это не пятизвёздочные отели, но наличие сантехнических удобств даже в некоторых номерах кондиционера было шиком для тех мест

Все эти подвижки к лучшему быту не радовали – полигон есть полигон: в случае неудачных стрельб спрос был и с меня. А, ввиду большого количества стрельб, повышалась вероятность появления неудачных. С этим мне повезло: за время моих поездок на полигон ни разу оценки полков не опускалась ниже чем «хорошо». Заслуга в этом не моя.

Стрельбы велись в основном ЗРК большой дальности С-200 с ракетами оснащёнными головками самонаведения и высокой эффективностью поражения.

Стрельбы велись в основном ЗРК большой дальности С-200

Надо отдать должное и хорошей подготовке полков к стрельбам.

Так получилось, что я дважды ездил выполнять стрельбы с Вологодским полком, которым командовал мой однокашник по учёбе в Минске – Урузмаг Огоев. Эти выезды нравились мне больше всего, так как Урузмаг умел принимать гостей даже в условиях пустыни.

Застолья начинались с самого приезда на полигон, но в преддверии стрельб они делались скромными и малочисленными. Это были скорее затянувшиеся разговоры за столом и проходили они без алкоголя – в воздухе звенело напряжение.

После того, как полк выполнял отлично боевую задачу, границ в праздновании победы не просматривалось. Отличная оценка в Вологодском полку встречалась как величайшее событие и сопровождалась протяжённостью празднования, нагрузками на печень и множественными тостами. Удачно выполненным стрельбам офицеры радовались искренне, понимая, что это результат их кропотливой работы за два года.

Самое важное: обе стрельбы Вологодского полка были проведены на хорошем уровне, и в обоих случаях была получена оценка «отлично».

В одну из таких поездок я по дальней связи доложил Комкору генералу Майорову, что Вологодский полк выполнил стрельбу и уничтожил все мишени.

Сообщил о том, что скорее всего результат будет отличным, но это будет ясно только после подсчёта инструкторами полигона всех составляющих оценок и подведения итогов. Когда это всё будет выполнено – последует погрузка полка в эшелон.

Генерал Майоров поздравил с предварительным результатом: ведь когда сбиты все крылатые мишени оценка ниже чем «хорошо» не бывает. Затем он спросил:

– «А когда полигоном будет проводиться разбор стрельбы?».

– «Через четыре дня, товарищ генерал!» – ответил я.

Комкор задумался, а потом произнёс:

– «Толя (он так меня всегда называл в неофициальной обстановке с тех пор как я начал выполнять обязанности начальника ЗРВ), пожалуй, завтра я к Вам вылечу на самолёте. Что-то устал, замучила текучка.

Раз всё отлично и нет проблем, то приеду как бы на подведение итогов. С собой никого из корпуса брать не буду – прилечу один. Пару дней отдохну у Вас. Отпразднуем победу вместе. Встреть меня в аэропорту».

Я, конечно, встретил его на аэродроме «Камбала», привёз и разместил в гостинице полигона. Ближе к вечеру, когда Валентин Николаевич отдохнул после перелета. заехал за ним, и мы выехали в боевые порядки полка.

Мы просидели в разговорах всю ночь – благо командир полка Урузмаг Огоев обеспечил накрытие столов с широким размахом.

Сары-Шаган 1986 год. Слева направо: автор книги и.о. начальника ЗРВ 3 корпуса ПВО подполковник Рыжик Анатолий Игоревич, командир 3 корпуса ПВО генерал Майоров Валентин Николаевич, командир Вологодского полка подполковник Огоев Урузмаг Созрыкоевич

Через пять дней на полигоне состоялось подведение итогов стрельб, на которых Вологодскому полку была выставлена отличная оценка.

Надо отметить что в обычной обстановке командир корпуса генерал Майоров был очень прост и его пребывание на полигоне нас не тяготило. Он даже требовал, чтобы я и Урузмаг обращались к нему в неофициальной обстановке по имени отчеству – Валентин Николаевич.

Подводя итоги своего посещения, генерал сказал, что ему всё понравилось, что отдохнул хорошо: почаще бы так стреляли и… так отмечали победу.

Боевой расчёт Вологодского полка

После подведения итогов из Приозёрска я вместе с генералом Майоровым вылетел самолетом в Ярославль. А Вологодский полк ещё оставался на полигоне, ожидая подачи эшелона. И только через пять суток Огоев медленно поплёлся вместе со своим эшелоном в Вологду.

Как-то в одну из очередных командировок я возвращался с группой офицеров домой (в Ярославль) после проверки состояния дел в Верхневольском полку. В купе был накрыт стол – мы ужинали. Ничего особенного – обычный дорожный ужин в командировочном варианте – что Бог послал.

Четвёртое место в нашем купе занимала пожилая женщина. Она сидела с отсутствующим взглядом и постоянно плакала – слезы не сходили с её глаз. Мы, желая как-то ей помочь (не вредя расспросами типа «что случилось»), предложили поужинать с нами. Она отказалась, сказав, что ей не до еды, что у сына выскочили на голове какие-то шишки и врачи определили – рак крови.

Я насторожился: у меня на затылке тоже появился какой-то желвак, но времени сходить к врачу не находилось. Я попросил женщину пощупать мой затылок:

– «Посмотрите, надеюсь шишки не такие?».

Она внимательно потрогала мой желвак, грустно посмотрела мне в глаза и произнесла:

– «Вот именно такие, мил человек!».

После её слов по моей спине мгновенно потекли ручьи пота, а лоб покрылся испариной.

Теперь в нашем купе не могли пить и есть двое….

На следующий день после приезда я был в военном госпитале, в отделении поликлиники у врача – хирурга.

Нашлось и время, и желание.

Тот, недолго думая, вынес мне вердикт – фурункул, надо оперировать.

Я засомневался в правильности диагноза, говоря, что фурункулы у меня бывали, они не такие, да и срок существования «шишки» более трех месяцев. Фурункул столько бы не торчал на затылке, а давно бы вскрылся или рассосался.

Хирург (полковник – старпер отслуживший срок в армии) настаивал на своём решении:

– «Ложись на стол, работы на пять минут…»

Операций я не боялся, да и давно пора было разобраться со злоклятым желваком, дабы не бросало больше в пот при думах о его возможных причинах. Поэтому я, совершенно не задумываясь о последствиях, которые могут возникнуть согласился. Фурункул вырезать не проблема, проблема в том, что я забыл анекдот.

«Говорят, что самая опасная в военных медучреждениях это операция на гланды, потому что всё оперируется в армии через задницу…»

Меня уложили животом на операционный стол, и эскулап приступил к операции. Что-то у врача не заладилось с самого начала. Наркоз был сделан местный и посему я мог спокойно анализировать происходящее, но только сначала…

Какие там обещанных эскулапом пять минут!

Прошло полчаса…

Картина операции к этому моменту выглядела так. Я лежал животом в небольшой луже крови, которая стекала тонкими струйками, щекоча мне шею. Хирург резал, промокал и снова резал. Неожиданно он закричал медсестре:

– «Беги в стационар (он и поликлиника в одном здании), срочно зови хирургов на консилиум».

Я заволновался….

Достаточно быстро прибежали два хирурга из стационара, пошептались и пришли к выводу: надо зашивать сделанный разрез.

На мой вопрос что случилось, вразумительных ответов никто не дал.

Сказали только то, что лечение продолжат в стационаре (я не собирался ложиться в госпиталь, но понял раз что-то пошло не так, значит надо как говориться «доводить до ума»). После того как зашили затылок меня увезли в стационар.

На следующее утро комкор генерал Майоров прислал ко мне в госпиталь целую делегацию. Ей была поставлена задача разобраться, что случилось и надолго ли попал в госпиталь – через пять дней я должен был вылететь в Сары-Шаган помощником руководителя стрельб. Боевую задачу выполняла Череповецкая бригада и на меня уже заказан билет на самолёт.

После «наезда» корпусной делегации и требования комкора, начальник госпиталя пообещал меня быстро поставить на ноги.

Слово он своё сдержал.

А поставили очень просто – трое суток я провалялся в палате на каких-то таблетках и всё лечение! Так я мог себя «поставить на ноги» и сам, даже на следующий день.

Мне никто и не смог пояснить (очевидно, не хотели говорить правду, но я и сам уже начал догадываться) что за «операция» мне была сделана и каков её результат. Я понимал, что этим дело не закончится, так как толковые хирурги сказали, что эскулап только разрезал опухоль.

Итак, через трое суток меня выписали, а через четверо суток я уже летел самолётом в Приозёрск.

Мой вид вызывал у людей, находящихся в самолёте, у кого удивление, у кого соболезнование: затылок был частично выбрит, заклеен толстым слоем ваты, поверх этого пластырем и перебинтован. Фуражка на голове не умещалась, поэтому при передвижении я держал её в руках.

В самолёте сзади сидящий малыш спросил у своей мамы:

– «Что случилось с дядей? Он упал и ударился или летит с войны?»

Я спинным мозгом чувствовал недоумение сидящих сзади, а не только одного ребёнка.

«На всякий случай» летел на полигон я не один: Комкор официально назначил помощником руководителя стрельбы своего первого заместителя – полковника Горба Владимира Николаевича с задачей представлять руководство корпуса на полигоне.

С моей перебинтованной головой и выстриженными клоками волос нельзя было ходить по инстанциям и представляться руководству полигона. Как не крути, а встречают по одёжке. Ведь всем не объяснить, что не по пьяни вся эта «красота» получилась, а просто эскулап бестолковым оказался.

К тому же рана сильно кровоточила и мне периодически надо было менять повязку.

Это было поручено майору – начальнику медсанчасти из состава Череповецкой бригады.

Основные решения по выполнению как учебных, так и боевых стрельб должен был формировать я и докладывать заместителю командира корпуса.

Генерал Майоров определил ему функцию чисто «представительства», сказав всё остальное должен делать Рыжик.

Заместитель командира корпуса Горб Владимир Николаевич (фамилии бывают и хуже) стал полковником в тридцать два года. Он был летчиком-ассом, который в своё время выполнял на истребителе лётные задания на предельно-малых высотах – ниже 50 метров. Достигнув тридцати восьми лет отроду, он перестал летать.

Должность у него была генеральская. Владимир Николаевич был прост в обращении, без малейшего намёка на самовыпячивание. В нём не сквозило ни малейшей тени превосходства несмотря на заслуги: летчик-снайпер, два ордена….

С ним было легко решать задачи, стоящие перед нами на полигоне. С самого начала нашего взаимодействия он сказал:

– «Анатолий Игоревич! Я мало смыслю в зенитно-ракетных войсках и мешать не собираюсь. Вы руководите всеми делами, а если надо будет где-то вмешаться мне – говорите».

Так мы и работали.