Читать книгу Репрессированный ещё до зачатия - Анатолий Санжаровский - Страница 40
Репрессированный ещё до зачатия
Перед дипломом
ОглавлениеНа преддипломный отпуск я приехал к маме в Нижнедевицк.
Я подсел к ней на койке в кухоньке. Мама ещё лежала.
– Ма! У Вас вон на окошке стоит цветок. Как его зовут?
– Кто звёздочкой, а кто дурочкой.
– Почему?
– А цветёт он всё время. Дурочки всегда цветут!
– Ма… Раньше я не замечал, что лежите Вы как-то странновато. Ноги не выше ль головы? Сидя лежите?
– Да почти…
– И чего так?
– Да сетка забастувала подо мной. Обленилась вся… Провисла чуть не до полу.
– Это исправимо.
В сарае я нашёл моток проволоки, схватил койку с боков. Сетка уже не так сильно провисала.
– А лучше и не треба, – сказала мама. – По науке в самый раз.
– Это ещё какая наука?
– У меня заниженное давление. И врачица подсоветовала на ночь шо-нэбудь класть под ноги, шоб они булы каплюшку повыше головы. Сетка раньче меня сообразила, провисла и ничо не трэба кидать под ноги.
– Гм… А Вы помните, как я в первом классе учил Вас грамоте?
– Я щэ трошки поучилась бы…
– Так будем учиться?
– Буду. Читать я хочу… Писать тебе письма сама хочу…
– Ну, – подал я ей газету, – почитайте заголовки покрупней.
Мама засмеялась и в испуге сжалась. Глянула ещё раз на газету, зарделась и отвернулась.
– Ну чего же Вы?
– Буквы я прочитаю… А как сложить их в слово? Не получается…Чудное слово у меня выходить и сказать стыдно. Було б мало буквив, я б сложила… А так… Они у меня не укладываются вместе…
– В одно слово?
– Ну да…
– Уложим! Вот пойду куплю букварь и будем учиться!
Я сбегал вниз, в центр села. В книжный магазин.
Букварей не было.
В грусти возвращаюсь.
И вижу: два чумазика барбарисничают у нас.
В кухоньке на столе наше сало, их четвертинка.
Мама старательно подживляет аликов:
– Йижьте сало! Шо ж вы даже не попробовали?
Питухи оказались вежливыми. Пригласили меня выпить с ними.
– Мне врачи не велят! – холодно буркнул я и прошёл в другую комнатку.
Политруки[57] тут же и убрались.
– Ма! Это что за пиянисты были?
– Та я откуда знаю? Прости люды… Шли мимо, стучат в окно: «Не найдётся ли пустого стаканчика?» Я и кажу: «Та шо ж вы навстоячки да на улице? Заходьте у хату».
– Молодцы!
– Та хай выпьють! Шо мне стола жалко? Сала подала…
– Доброта хороша. Да не к алкашам!.. Ну да ладно. Проехали… Забыли… В книжном нет букварей. Но учиться мы всё равно будем!
– Будэмо, – подтвердила мама. – Читать я люблю. Як две-три буквы – учитаю слово. А як нацеплялась их цила шайка – я сразу и не скажу слово. Если перечитаю по одной буквушке… Цэ довго…
– Словом, надо учиться. Когда начнём?
– Тилько не зараз. Зараз холодно. И я ничо не запомню. Та и зараз некогда. Вот посадим картошку… Будэ тепло… Вот тоди и засядэмо мы с Толенькой за учёбищу… Та я, сынок, и сама занимаюсь. Я тоби зараз покажу, шо я за зиму написала…
Из ящичка в столе она достала измятый листок и подала мне:
– Сама писала. Безо всякой чужой всепомощи. Особо я люблю писать слово часнок…
Чеснок – шесть ног…
25 марта 1966.
57
Политрук – пьяница.
