Читать книгу Ностальгия по Северам - Анатолий Стожаров - Страница 8

Пионерский лагерь, конечно. Что это такое мы, сельские школьники, представляли слабо. Наше дело летом – на колхозном токе; свекла, кукуруза на силос. Помню, лет в шесть, еще перед школой, сидел на шее (на спине ноги не позволяли: спина-то была, как диван) здоровенного мерина, который тупо утаптывал силосную яму. Дядя Витя дал поводья.

А родные огороды – десять соток картошки! Это ж надо было посадить, окучивать, тяпкой рубить сорняки. И так с первого класса, да и в студенчестве приходилось. Лето-то длинное.

Пионерский лагерь был у нас в программе пединститута, на третьем курсе. Я записался на первый заезд, отработаю, думаю, три недели и – к Валерке на пароход, на «Грузию», каждое лето там пропадал месяцами.

«Чернильницу» (такие вещмешки тогда были, типа солдатских) – на плечо и – на вокзал. Станция Глотовка – семьдесят километров в сторону Саранска.

На самом деле большое село, за ним – пруд, и уж за ним – лагерь. Десяток корпусов деревянных, огороженная территория. Начальницу звали как-то совсем уж по-старорусски – Серафима Михайловна!

«Тебя-то я и жду, – говорит. – Иди к завхозу дяде Грише. Он все объяснит». Он и объяснил: «Первая смена: второй – пятый классы, двести человек, два десятка пионервожатых, кухня, амбулатория. Короче, мужиков всего трое! Физрук Володя, музыкант Толик, ты третий!»

А у меня была редкая должность – плаврук. Пруд-то был метров семьдесят на двести. Тут глаз да глаз!

«Но главное не в этом, – сказал завхоз, – главное – отбиться от местных. Два десятка молодых девок! Вот, держи», – и протягивает мне плетку, сплетенную из телефонного кабеля. Я нерешительно взял. «Если уж совсем худо, то… – и достает из угла потрепанную одностволку и несколько патронов. – В патронах соль», – добавил дядя Гриша.

«Да, – думаю, – это я попал». Вечером было открытие лагеря. Торжественная линейка на поляне, пионерский костер. А мое дело – охрана, держу периметр. Слышу из кустов, где хоронились местные ребята: «Вот… вот… ходит, сучара! Наняли. здоровый, гад!»

А я за два года «качалки» действительно набил мышцу и в «олимпийке» выглядел неплохо.

На следующий день начались рабочие будни. Столовая. Пробегает мимо нас с Толиком пацан с красной повязкой: «Мальчик! Ты дежурный? Скажи на кухне – плавруку три порции «второго»!» Курочку давали. С картофельным пюре. И так далее.

Самое смешное – через пару дней санэпидстанция проверила пруд и нашла какую-то вредную палочку. И я стал безработным.

Помимо охраны периметра, по субботам я отвечал за помывку в бане сотни пацанов. «Мальчик! Голову мыл?» И, невзирая на ответ, – голову в шайку!

К обеду у меня руки хрустели. Серафима Михайловна зарядила меня и на утреннее построение.

Восемь утра. Старшая пионервожатая Лена:

– Толик, вставай!

Толик что-то мычит – встанешь тут, когда часа в три лег!

– Толик, вставай!! Лагерь уже стоит!!!

Натягиваю шорты, футболку, темные очки и выхожу к тумбочке.

Так, командирский голос…

– Лагерь! Смирно! – Толик растягивает меха аккордеона.

– Флаг поднять!!!

«Чтобы тело и душа были молоды», – ревет аккордеон.

Да, пожалел я потом, что не записался на все три смены!

А периметр приходилось держать. Каждый вечер на той стороне пруда кучковалось местное пацанье, и периодически осуществлялись попытки проникновения. Как-то совсем уж достали, и я пальнул по верху. Соль свистнула по веткам, посыпались листья.

– Убил! Убил!!! – заверещал кто-то дурашливым голосом.

Ну, думаю, надо вечерний обход произвести. Захожу в крайний, десятый корпус. Время к десяти, отбой, а не спят.

– Нарушаешь, мать, – говорю пионервожатой Наташе.

– Да заколебали уже.

– Дай-ка я попробую.

– Хорошо, сказку на ночь – и дрыхнуть!

Полчаса рассказывал какую-то небылицу, сверстанную из нескольких сказок. Уснули. И пошли мы с Наташкой на посиделки к Толику с аккордеоном.

Утром я проснулся знаменитым. За завтраком начали подтягиваться делегаты из корпусов: «Политрук! Сказочку!! Вечером!!!»

Волейбол в парке, 1968 г.

Термин «плаврук» пионеры не воспринимали никак, а вот политрук – это было понятно. В Советском Союзе.

И началось! Каждый вечер я устраивался в очередном корпусе, пионеры подтягивались по двое-трое поближе, совали под подушку пряники и конфеты с ужина и полчаса слушали очередную «Шахерезаду». Пятиклассники уже воспринимали Жюль Верна, Дюма и Луи Буссенара.

Как-то периметр начали нарушать в сухопутном режиме, через забор. И я неудачно толкнул самого наглого так, что он покатился кубарем. Достали.

– А, – запричитал он, – сильный, да? Погоди, вот вечером придут старшие, они тебе покажут!!

– Иди, – говорю, – дефективный!

Сыграли несколько партий в волейбол, и начальница говорит: «Ребята! Не хотите встретить нашего фельдшера на станции? Она из города медикаменты везет?»

Мы с Толиком вызвались. Тяпнули по кружке пива, встретили тетю Нину и вокруг пруда чешем домой. Вдруг встречают нас Наташка с Ленкой и говорят: «Ребята! Вас там ждут! Местные. Парни здоровые. Мы боимся! Там их Серафима Михайловна уговаривает!»

Мы с Толиком залегли в траве под забором и ждем развития событий.

Через полчаса идут, человек пять. Да, думаю, если бы они нас застали, то не отбиться.

Прошли они, и я к начальнице:

– Серафима Михайловна! Как же это вы их уговорили?!!

– Я, сынок, два десятка лет работала в исправительно-трудовой колонии для малолеток!!!

На следующий день мы с этими парнями играли в волейбол.