Читать книгу Чистилище СМЕРШа. Сталинские «волкодавы» - Анатолий Терещенко - Страница 12

Это произошло на скромном, но ставшем легендарным Карельском фронте (КФ), образованном еще в августе 1941 года с целью обеспечения северного стратегического фланга обороны на севере страны. Он три с половиной года сдерживал врага в полосе военных действий протяженностью более 1600 км. Из всех советских фронтов, именно КФ действовал самое продолжительное время. Командовали им – с сентября 1941 по февраль 1944 гг. генерал-полковник В. А. Фролов. Эстафету у него принял генерал армии К. А. Мерецков, которому 26 октября 1944 года было присвоено звание Маршала Советского Союза. В подчинении фронта находился Северный флот.

Надо отметить, что на Параде Победы в 1945 году сводный полк Карельского фронта шел первым. Это был единственный фронт, где на одном из участков которого (в районе Мурманска) немецко-фашистские войска так и не смогли нарушить государственную границу СССР. С тех пор по традиции на Парадах Победы 9 мая знамя КФ несут первым среди знамен фронтов.

Октябрь сорок четвертого в Финляндии выдался холодным. В конце месяца ударили крепкие морозы, сковавшие реки льдом. Повышенная влажность пронимала до костей советских военнопленных в лагере № 2 в Карвиа.

Это случилось 17 октября 1944 года. После захвата лагеря советскими воинами начальник УКР СМЕРШ Карельского фронта генерал-майор Алексей Матвеевич Сиднев направил в лагерь группу офицеров-оперработников для изучения контингента.

Освобожденные военнопленные бросились навстречу освободителям. Но вскоре эйфория сменилась скепсисом – в штабной барак потянулась медленно продвигаемая змейка унылой очереди вчерашних военнопленных.

Наши солдаты радовались приближающейся победе. Ловко усевшись на пеньке, молодой солдат пел под нехитрые гитарные аккорды:

Песня доносилась и в штабной барак.

Дождавшись своей очереди, бывший рядовой армейской разведки Стариков, робко вошел в комнату. За столом сидел с красными глазами от усталости лейтенант госбезопасности. Рядом с ним лежала стопка папок.

Внимательно взглянув на вошедшего, лейтенант предложил ему сесть.

– Кто вы?

– Стариков Илья Сергеевич.

– Когда и как вы попали в плен? – задал, в который раз уже ставший привычным, вопрос молодой лейтенант.

– 14 октября 1941 года я в составе разведгруппы отправился в тыл противника за «языком». Пройдя нейтральную полосу, на первом рубеже обороны противника, мы наткнулись на засаду. Я был ранен и таким образом оказался в плену. Работал и в каменных карьерах и на лесоповале все время, приписанным к лагерю № 2 в Карвиа. Но я не сломался, выстоял, а поэтому готов с оружием в руках мстить врагу. Мстить за поруганную и разоренную Отчизну, – бойко с пафосом отвечал вошедший мужик.

«Шустер уж больно, – подумал лейтенант. – Такие бывают или герои, или антигерои».

После опроса Старикова направили для дальнейшей проверки на сборно-пересыльный пункт (СПП) в Ивановскую область. На новом месте он быстро освоился и уже надеялся, что его призовут в армию, где он может «лицом к лицу встретиться и посчитаться с фашистами». А счет к ним, похоже, у него был особый.

Но вместо того, чтобы поскорей попасть в армию, ему предстояла еще одна встреча. На этот раз его визави в кабинете СПП был представитель УКР СМЕРШ Московского военного округа старший оперуполномоченный капитан Махотин, располагавший уже к тому времени первичными данными о предательстве проверяемого. Он зачитал ему, это было 30 ноября 1944 года, постановление на арест.

* * *

Капитан Махотин понимал, что для дальнейшего развития дела нужна солидная свидетельская база, тогда появятся и улики. И вот первая удача – он нашел сослуживца Старикова по 1941 году. Это был чудом уцелевший после тяжелого ранения помкомвзвода Воронин. Он рассказал о «геройстве» той вылазки наших разведчиков, наткнувшихся на неприятельскую засаду, где Стариков добровольно перешел на сторону врага – практически бросил товарищей в бою.

Капитан вскрыл еще одну «нестыковку». По рассказам Старикова, он «весь плен валил лес и корчевал пни в лагере № 2». Но на самом деле туда его доставили финны незадолго до прихода советских войск. Он мало распространялся о прошлом, и часто его видели возле административного барака. Лагерное начальство почему-то благосклонно относилось к новичку и не направляло его на тяжелые работы.

Махонин снова и снова просматривал материалы захваченных лагерных архивов, а также финских разведывательно-диверсионных школ в городах Рованиеми и Петрозаводске. Время было далеко за полночь. От перечитанных сотен дел и бессонницы слипались глаза, хотелось спать – усталость валила с ног. Он несколько раз на мгновение проваливался в неглубокое состояние сна и тут же просыпался. И вдруг его как будто что-то кольнуло. Он встрепенулся, еще раз перевернул прочитанный лист. Неровно скачущие и прыгающие буквы на серой бумаге из донесения финского агента «Сергея» показались ему знакомыми.

«Где-то я уже видел этот почерк… Но где, где? – взволнованно спрашивал сам себя капитан. – Неужели в одном из дел, которые в сейфе?» Сонливость как рукой сняло. Он вскочил со стула, нашел дело Старикова и, словно боясь спугнуть удачу, медленно раскрыл обложку дела № 19950, и с облегчением вздохнул. Автобиография и анкета были написаны тем же почерком, что и агентурные сообщения-доносы «Сергея».

Даже без графологической экспертизы было ясно, что изменник Стариков и агент финской разведки «Сергей» – одно и то же лицо.

На следующий день Махонин приготовился к серьезному психологическому эксперименту. На столе среди прочих дел он отдельно положил серый клочок бумаги с доносом агента «Сергей». Заполняя очередной протокол допроса, он словно машинально отодвинул от себя убийственную для Старикова бумагу. Махонин внимательно наблюдал. Стариков вначале охотно отвечал на вопросы, а потом, когда его взгляд встретился с этой уликой, словно остолбенел. Стал заикаться, и даже какое-то время не мог произнести ни слова, словно впал в ступор. Он побледнел, на лбу показались капельки холодного пота. Стариков с ужасом глядел на ненавистный ему, и теперь предательский клочок бумаги.

Постепенно придя в себя и поняв бессмысленность дальнейшего запирательства, он стал проклинать себя за трусость и каяться за согласие работать агентом финской разведки среди своих соотечественников.

И здесь он слукавил, – предавал наших патриотов не только в Карвиа. Его маршрутировали по другим лагерям. Но зачем? Ответ на этот вопрос тоже скоро нашел Махонин в архивных документах Петрозаводской разведшколы, попавших к тому времени в руки контрразведчиков Управления СМЕРШ Карельского фронта. В ходе изучения их выяснилось, что Стариков был не только осведомителем, но и агентом-вербовщиком. Вместе с финским разведчиком капитаном Паатсало он разъезжал по лагерям, втирался в доверие к узникам и склонял отдельных сломленных военнопленных к сотрудничеству с вражеской разведкой. Только в одном Паркинском лагере военнопленных в сентябре 1942 года он завербовал 22 агента.

После окончания разведывательно-диверсионной школы в Петрозаводске 6 сентября 1942 года в составе группы Линдимана он был заброшен в тыл советских войск, под Мурманск. В течение семи суток группа вела разведку и совершала диверсионные акты на железной дороге. На обратном пути группа попыталась захватить «языка», но безуспешно. Линдиман был ранен в ногу, поэтому пришлось спасаться бегством.

«Вот уж действительно, никогда столько не лгут, – Махонин вспомнил слова Отто фон Бисмарка, – как во время войны, после охоты и до выборов».

Оперативники и следователи до мельчайших подробностей восстановили путь падения предателя и цепь совершенных им преступлений.

Вылазку Старикова в тылы Красной Армии финские разведчики оценили по достоинству и в феврале 1943 года направили набираться опыта в другой школе диверсантов близ города Рованиеми. Именно здесь под руководством обер-лейтенанта Койла, закончившего одну из лучших школ абвера в лагере «А» в местечке Вяцати в Латвии, Стариков усиленно занимался спортом, лыжной подготовкой, стрельбой и совершенствовался в подрывном деле.

В апреле 1944 года он вместе с завербованными им агентами вновь забрасывается в тыл наших частей фронта, где совершает подрывы товарных поездов и поджоги армейских складов, убийства советских военнослужащих. На этот раз группа благополучно добралась в свои шпионские пенаты.

29 января 1945 года Махонин получил ответ на свой запрос из Кандалакшского горотдела НКГБ по Мурманской области, где подтверждался факт подрыва поезда в период деятельности группы Старикова в этом районе.

В конце оперативной разработки под воздействием неопровержимых доказательств предатель признался, что финны ему ставили ряд дополнительных разведывательно-диверсионных задач, которые он не успел выполнить по независящим от него причинам – слишком стремительно наступали войска Карельского фронта.

На имя начальника ГУКР СМЕРШ НКО СССР генерал-полковника В.С.Абакумова руководством военной контрразведки Московского военного округа была отправлена шифротелеграмма о разоблачении местными армейскими чекистами предателя и агента финской разведки Старикова – «Сергея».

Махонин был доволен своей работой, и ему вдруг подумалось:

«Наказанный преступник – это пример для всех негодяев; невинно осужденный – это вопрос совести всех честных людей. Мы вытащили такую занозу, которая бы в дальнейшем мешала жить нормальным людям. Подлость и трусость имеют обыкновение проявляться и в будущем».

Итак, предатель не сумел проскочить через густую сетку оперативного «сита» и получил за свои злодеяния по заслугам.