Читать книгу С Лубянки на фронт - Анатолий Терещенко - Страница 3

К малой родине все люди всегда испытывают положительные, теплые чувства. Для любого человека феномен малой родины имеет даже сакральное значение – как ценностная, значимая территория, город или деревня, с людьми, с которыми мы вступаем «во взаимно приятное общение». Любовь к ней порождает ростки живого, не квасного патриотизма, переливающего к такому же чувству в сторону большой Родины – Отечества. Малая родина неразрывно связана с большой.

«Люди, с которыми мы вступаем во взаимно приятное общение, – писал когда-то Иоганн Гете, – и есть то, что я называю родиной». Он отрицал аристофанский постулат – где хорошо, там и родина, который нередко исповедуют отечественные толстосумы в результате низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной. Не секрет, что многие чиновники и акулы бизнеса холуйствуют перед Западом, потому что имеют за рубежом свои счета в банках и обладают недвижимостью, приобретенной за деньги сомнительного характера.

Анатолий Николаевич Михеев родился 3 июня 1911 года в старинном городе Кемь Архангельской губернии в рабочей семье. Город был построен древними предками на берегу реки Кемь, около места ее впадения в Белое море. От имени этой северной реки он и получил свое название. Сегодня город – административный центр Кемского района, относится к Республике Карелия РФ.

Устное слово и письменная память Севера свидетельствуют о том, что еще в XII–XV веках русские люди своим умом-разумом строили суда «…сообразно натуре моря Ледовитого».

Анатолий Михеев внимательно приглядывался, как поморы строили оригинальные суда и суденышки для плавания по студеным морям, и знал местные конструкторские особенности при их постройке, о чем позже рассказывал своим коллегам, не бывавшим на севере России.

Надо отметить, что условия плавания в Северном море и Северном Ледовитом океане крайне тяжелы для деревянных кораблей. Любое столкновение не только с айсбергом, а даже с крупной льдиной грозит гибелью морякам и судну. Зажатый между льдинами любой корпус корабля, даже металлический, легко может быть раздавлен. Так вот поморы научились строить особые прочные суда с дополнительными крепежными поясами по бортам. Такие суда они называли – кочи, шняки, карбасы.

Внешне корпуса их напоминали скорлупу грецкого ореха, и при сжатии льдов они легко выталкивались вверх. Обшивка таких судов и других северных кораблей делалась внакрой и скреплялась не гвоздями, а можжевеловыми вицами – своеобразными эластичными крепями, выпаренными в горячей воде. Они не расшатывались от времени, не ржавели, а разбухая, не давали течи.

На этих судах из Белого моря поморы ходили на Новую Землю, на Грумант – в шахтерский поселок на норвежском архипелаге Шпицберген, в Скандинавию. В середине этого периода по берегам и островам Северного Ледовитого океана стояли русские опознавательные знаки – огромные восьмиконечные православные кресты.

Поперечины такого креста астрономически верно указывали направление стран света – как потом Анатолий Михеев узнает от бабушки, которая как-то с юмором однажды заметила, что если вас посылают на все четыре стороны, идите на юг, там теплее.

Как уже отмечалось выше, поморы издревле строили прекрасные корабли. Неслучайно со временем архангельские корабелы, памятуя былую славу, обижались на Петра Великого за его увлечение голландцами и немцами.

Из истории известно, что в XV веке Кемь являлась волостью посадницы Великого Новгорода Марфы Борецкой и в 1450 году была ею подарена Соловецкому монастырю. В 1785 году Кемь стала уездным городом Олонецкого наместничества, а уже в ХХ столетии превратилась в уездный город Архангельской губернии.

Основной достопримечательностью города является объект деревянного зодчества – православный Успенский собор, выстроенный в 1711–1717 годах в честь победы над шведами в Северной войне.

С началом Первой мировой войны трехлетний Анатолий переехал с родителями в Архангельск, где вскоре поступил и стал учиться в уездной школе. Отец работал сторожем в ремонтной бригаде на железной дороге. Слыл среди соседей довольно-таки «рукастым» мужиком – умельцем на все руки. Еще учась в школе, Анатолий потерял скоропостижно скончавшегося отца. Скоро в семье появился помощник-мужчина, отчим. Величали его Кузьма Петрович. Он был слесарем железнодорожных мастерских. Поначалу мужик никак не понимал своего положения в семье в качестве помощника. Не вписывался в крутые виражи семейной повседневности, пока бабушка Алена не заметила его обожание к завалинке. Любил он посидеть и поглазеть на прохожих с цигаркой во рту…

И однажды бабуля бухнула Кузьме Петровичу:

– Пошто маешься, мил человек, за домом-те? Срамотиша от люде-те катится. Михеевы сроду не терли штаны без дела – попусту. Вижу, Кузьма, – тебе пилось бы да елось, да работа на ум не идет. Сгинь лучшей с глаз и наших, и соседских долой-то и полезай греть бока на печку.

Больше ягодицы Кузьмы не просили без дела моститься на завалинке, хотя он и считал правильной пословицу – «как ни мечи, а лучше на печи».

* * *

Но вернемся к юности Михеева.

Мастерам, слесарям и чернорабочим бригады чем только не приходилось заниматься: ремонтировали железнодорожные пути, виадуки, различные механизмы; укрепляли мостовые балки и прочие составляющие северной «чугунки». Будучи учеником, Анатолий часто навещал место работы кормильца. Именно эти визиты к «ремонтникам» зародили в нем интерес к «железкам», напильнику и молотку, которые поддавались задумкам и мыслям профессионалов, работающих с ними.

Полностью не закончив учебу в школе, Анатолий решил попробовать себя и в работе. Устроился чернорабочим на лесозавод № 1 топливного отделения Управления Северной железной дороги на станции Пермилово. Нужна была сила в мышцах, ведь приходилось не только ворочать и перекатывать тяжелые бревна, пригодные под шпалы, но и участвовать в нудно-монотонном складировании пиломатериалов. И везде он, проворный и сильный, успевал справляться. Работал и учился на рабфаке. Природа физической силой наградила его сполна.

В шестнадцать лет Анатолий получил комсомольский билет, а в двадцать один стал членом ВКП(б).

Он любил свой край поморский. Позже Анатолий не раз новым друзьям по службе пояснял, что у поморов море – это поле, и радость, и горе – помору все от моря.

Михеев гордился тем, что вышел родом из самобытных жителей у моря – старожильческого русского и карельского населений на Белом море, кстати, исторически избежавших крепостного права и мужественных первопроходцев Русской Арктики. Он любил своих трудолюбивых с окающим и екающим поморскими диалектами русского языка земляков, как и любил свою малую родину, часто о ней вспоминал, работая в других местах необъятной большой Советской России.

Поморский Архангельск, расположенный на обоих берегах Северной Двины и островах дельты в трех десятках километрах от места впадения реки в Белое море, как лесопромышленный и лесоэкспортный центр страны, своей самобытностью наложил отпечаток на натуру Анатолия Михеева. У этого парня с прядью русых, чуть с ржаной желтинкой волнистых волос и синими глазами, как редкое солнечное небо в северных краях, был спокойный, покладистый характер. А еще он долго избавлялся от северного певучего «ёканья» – местного наречия, – мягкого окончания слов на букву «ё».

Кстати, на популяризацию данной буквы оказал влияние Иосиф Сталин. Согласно то ли легенде, то ли были, 6 декабря 1942 года Верховному на подпись принесли очередной приказ о поощрениях, в котором фамилии нескольких командиров среднего звена и генералов были напечатаны с буквой «е», а не «ё». Сталин пришел в ярость. И на следующий день во всех статьях газет, в частности в «Правде» и «Красной Звезде», неожиданно появилось обилие слов с буквой «ё».

В годы Гражданской войны в Советской России город стал опорой формирования Северной белой армии под командованием генерал-лейтенанта Миллера, похищенного разведчиками Иностранного отдела (ИНО) НКВД СССР в ходе хорошо продуманной операции в Париже 22 сентября 1937 года. Он был судим и расстрелян 11 мая 1939 года за «пролитую пролетарскую кровь».

Хотя в одинаковой степени прерывала ток в жилах этой самой крови и другая сторона. Страдания приходились на всех россиян, ввергнутых в страшную общегражданскую мясорубку «белого» и «красного» терроров. В гражданских сшибках победителей не существует по понятию. Такие войны рождают лишь побежденных граждан, нищету в стране и экономическую разруху.

Рассказывая о событиях весны 1919 года, командующий американским экспедиционным корпусом генерал Уильям Грейвс пришел к выводу, что «на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится 100 убитых антибольшевиками». Вину за кровавые преступления Грейвс возлагал на атамана Григория Семенова. Но так было по всей России, народ которой, увы, не поддержал белое движение из-за его жестокостей и контактов с иностранцами – Антантой.

Взят Архангельск, а вернее, был очищен от белых отрядов и непрошеных войск Антанты частями Красной армии только в 1920 году. Все эти полотна глубоко сохранила цепкая память подростка. Действительно, в ней удивительно отчетливо осели светлые события детства. В них запечатлелись картины рыбной ловли, когда Анатолий приносил домой на лозовых куканах пойманных на удочку красноперых язей и голавликов; сплава плотов по Северной Двине с причудливым поведением оторванных от связок хлыстов – бревен-толкунцов; посещения с бабушкой Аленой лесов для сбора грибов и ягод – морошки, голубики и черники. Мудрый лес он любил, оказывая святое уважением и почитание за его свежесть и дары. Не раз Анатолий Николаевич, восторгаясь мудростью леса, говорил потом: «Лес любит тишину! А она бережет спокойствие души!»

Как он гордился похвалой этой умудренной опытом старушки за то, что подростком усовершенствовал процесс сбора лесных ягод. Для этого внук взял деревянную ложку и сделал ножовкой несколько широких прорезей-пропилов вдоль глубокого черпала. Получилось что-то наподобие миниатюрных грабелек. Только подцепи стебельки снизу, разом чесани и ссыпай пригоршню ягодок в ведерко или туесок.

Свое новшество он передал и соседям – тоже наделал этих грабелек, за что они были благодарны своему доморощенному Левше.

Хорошо помнил, как бабушка Алена корявыми, узловатыми пальцами рук из-за множественного артроза фаланговых суставов изготавливала эти самые берестяные туески и плела из лозовых прутиков корзины. Мать Анатолия – ее дочь, существенно помогала в этой работе. Они учили ремеслу внука и сына – бересты и лозняка в ту пору было много в округе, поэтому материал охапками заготавливал и приносил сам Анатолий на радость мастерицам. Помнил он и местный фольклор – частушки типа: «…Я одену юбку рябую, а кто миленочка обидит – рожу покарябаю…»

Пропустив через себя огромное количество поучительных историй, рассказанных бабушкой, Анатолий черпал неиссякаемую мудрость народную. Он на всю жизнь запомнил глубокую смыслом притчу, поведанную бабушкой Аленой, под названием «Ангельская работа»:

«В раю было два ангела. Один всегда отдыхал на облаке, а другой летал от земли к Богу. Отдыхающий ангел решил спросить другого: «Что же ты летаешь туда-сюда?» Спросив, тут же получил ответ:

– Я ношу Богу послания, которые начинаются: «Помоги, Господи…» А почему ты всегда отдыхаешь?

– Я должен носить Господу послания, которые начинаются: «Спасибо, Господи…»

В общении с людьми у него никогда не было сложностей. Главным достоинством в натуре Анатолия Михеева, проявившимся с детства, было умение слушать собеседника. Для него все они были живыми людьми со своими индивидуальными характерами и чертами. С этими людьми вольно или невольно приходилось какое-то время идти по жизненной тропе в одном направлении. Правда, потом, уже работая в ЧК, пришлось разговаривать и с теми, кто сбился с пути «одного направления»: с «двуликими Янусами», вражескими разведчиками, их агентами, диверсантами и террористами. И все равно он считал, что у человека нет возможности всем делать добро, но у него есть возможность никому не причинять зла.

Природа одарила его хорошим здоровьем, гибким умом, прекрасной памятью и достойной для юноши физической силой. Думая о своем будущем, он прямо заявлял матери и отчиму, что свою судьбу непременно свяжет с армией, с изучением военной техники. Задумал и осуществил – таков был Михеев.

На лесозаводе он быстро завоевал авторитет. Вскоре Анатолия избрали секретарем комсомольской первичной организации, а через два года он навсегда расстается с домом и добровольно отдает себя служению Красной армии, которая тогда еще называлась Рабоче-крестьянской Красной армией (РККА).

* * *

В Архангельске он встретил и свою любовь – милую Александру, которой очень нравились, как и ее возлюбленному, полевые цветы. Девушка обожала, когда ей преподносили именно эти неприхотливые дары скудной северной природы. А ведь действительно, есть в этих пахучих цветах, из которых девушки плели красивые венки, какая-то историческая романтика. Ведь нередко собранный маленький букетик из полевых цветов вызывает больше чувств, чем охапка непахнущих роз, выращенных по новым агротехнологиям, как и турецкие помидоры без запаха, вкуса и твердые, как яблоки, – их еще называют «пласмассовыми».

Молодые заботились друг о друге, словно понимали, что долго прожить им вместе не даст судьба. Когда друзья с белой завистью говорили о крепкой семье Михеевых, то он всячески подчеркивал, что здесь нет никакого феномена, они просто понимают и уважают друг друга.

А своему заместителю по КОВО, а затем ЮЗФ Николаю Алексеевичу Якунчикову он сказал прямо-таки философски:

– Знаешь, Николай, забота и нежность таятся в нас, как тепло в недрах земли. Мы радуемся каждому подаренному судьбой и прожитому дню как звену в цепочке жизни. Смею утверждать, даже каждый миг жизни бесконечен, если в нее однажды вглядеться.

– Это всего-навсего, Анатолий, твое добросовестное заблуждение, – парировал Николай.

– А ты присмотрись получше к жизни, и поймешь, что она такова, – ответил Анатолий, рассуждая своим пытливом умом: – Я хочу развеять три распространенных жизненных курьеза: что семейная жизнь скучна, что прилипчивы плохие привычки и что существует неизбежность делать из мухи слона. Муха – есть муха, а слон – слон…

Совместная жизнь советской семьи, тем более семьи военного, в СССР считалась крепкой и поощрялась всякими социально-политическими способами.

Вскоре Сашенька, как он ласково называл жену, подарила Анатолию сына Александра, которого он не столько любил, сколько уважал, прививая ему положительные качества, которые жили и в его характере. Не раз в моменты прерванного рваного сна он вскакивал и устремлялся к кроватке маленького сынули, подающего сигнал резким дискантом из-за какого-то недовольства.

Анатолию нравилась дисциплинированность в людях. По его оценке, она в чистом виде существовала только в армии, которая составляет одно целое с нацией, с многонациональным народом Страны Советов. Он ценил силу, точность и верность слова, считая, что даже самые острые клыки животного никогда не поранят того, кого любят, а вот люди могут покалечить, убить и убивают нередко одной фразой.

Михеев вспоминал, как наслаждался музыкой духового оркестра, когда по городу шли красноармейцы местного гарнизона, распевая армейскую песню, в одном из куплетов которой были такие слова:

Именно чувство патриотизма толкнуло его в армейские ряды.

С этими мыслями он едет в Северную столицу и подает документы в Ленинградскую окружную военно-инженерную школу им. Коминтерна. С первого захода успешно сдает экзамены и зачисляется в ее ряды слушателем. Учился легко, с интересом постигая азы военно-инженерной специальности. После окончания школы в 1932 году Анатолий получает первичное воинское звание лейтенанта-инженера и направляется по разнарядке в Украинский военный округ в отдельный саперный батальон 7-го стрелкового корпуса.

Командовал взводом, численностью в три десятка бойцов, затем ротой… На всех этапах этой службы Михеев зарекомендовал себя положительно.

После Украины его направляют на должность курсового командира саперно-механизированного дивизиона в Саратовский гарнизон, в частности, в 4-ю пограничную школу ОГПУ – НКВД, а спустя некоторое время назначают командиром-руководителем, как сказано в аттестации, «…оборонительных и необоронительных построек». Анатолий Николаевич принимал непосредственное участие в строительстве этих сооружений.

Знания, полученные в Ленинграде, пригодились молодому командиру на практике в предвоенные годы – в Киеве на должности начальника Особого отдела НКВД КОВО.

Поэтому карьера военного специалиста развивалась стремительно. Непосредственное начальство заметило его старания в службе и умение ладить с личным составом через требовательное, но справедливое отношение к нему.

Однажды его вызвал заместитель командира – начальник кадрового аппарата – и поинтересовался:

– Анатолий Николаевич, как вы смотрите на возможность подучиться?

– Где? – последовал закономерный вопрос.

– В военном вузе, – ответил кадровик – Хотя я и врос в коллектив части, служба мне нравится, но к дальнейшему повышению уровня знаний отношусь положительно. Как говорится, век живи – век учись!

– Грамотно вы рассуждаете. Ваш ответ мне понравился, – вполне искренне улыбнулся кадровик.

– А все же, где я конкретно буду учиться? – спросил Анатолий, хотя прекрасно понимал, что есть одна академия по его профилю.

– Естественно, в Военной академии имени Куйбышева. Но сначала надо туда поступить и успешно сдать вступительные экзамены. Не подзабыли школьные азы?

– Нет.

– Ну тогда будем вас оформлять…

После успешной сдачи экзаменов осенью 1935 года Анатолий Михеев становится слушателем военного вуза в Москве. Учеба и здесь давалась ему легко. Могучая техника, инженерное оборудование, понтоны, гусеничные вездеходы, краны, мосты, дороги, путеукладчики и многое другое он успешно усваивал теоретически. Готовился к практике. Без проблем сдавал испытания, переходя с одного курса на другой. Четвертый курс был последним. Скоро замаячили выпускные экзамены. И тут вдруг возникла неожиданность…

Это был 1939 год – год больших событий в строительстве государственных институтов и канун начала Второй мировой войны. Его внезапно вызвали в отдел кадров академии.

«Что за чудеса? – спрашивал сам себя Анатолий Николаевич. – Приятно, когда тобой интересуется начальство, но я готовлюсь к выпускным экзаменам. Зачем же я им понадобился именно сейчас?»

В кабинете, куда направили Михеева, сидел незнакомый ему человек в гражданском. Он был опрятно одет. Серый костюм четко подчеркивал его плотную спортивную фигуру. На белоснежной рубахе симпатично смотрелся красно-синий галстук. Анатолий любил сочетание этих двух цветов, считал их гармоничными.

Незнакомец представился сотрудником органов госбезопасности. Обрисовав обстановку в стране и за ее пределами, чекист неожиданно предложил попробовать будущего военного инженера на службе в контрразведывательных подразделениях органов НКВД.

– Но у меня никакой практики нет. Этот профиль военной службы мне совершенно не знаком. Он больше гуманитарный, чем инженерный, – честно ответил слушатель-выпускник.

– Это не проблема – подучитесь. Вы молодой, а учение, как известно, в молодости – это резьба по камню, а вот в старости – черчение на песке. Но вам еще далеко до черчения на песке.

Надо отметить, что 1939 год характеризовался большими сложностями в системе упорядочивания работы органов госбезопасности. После «ежовского кровопускания» 1937–1938 годов, жестоких репрессий со стороны главы НКВД СССР генерального комиссара госбезопасности Н.И. Ежова наступил период обновления кадров. Именно в этом году «… зоркоглазый и умный нарком» Ежов, как его называл в своем стихотворении казахский поэт Джамбул Джабаев, был арестован, а спустя год расстрелян по обвинению в подготовке антисоветского государственного переворота.

Михеева поражало, что Ежов, отвергая все обвинения, выдвинутые на суде и следствии, признал единственной своей ошибкой то, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа». В частности, на суде он заявил:

«Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их чистил… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал, как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело…»

На смену ему в руководстве НКВД пришел его заместитель, начальник Главного управления госбезопасности ведомства Лаврентий Павлович Берия, решивший перетряхнуть руководящий состав наркомата.

Лозунг – «Кадры решают все!» – стал активно действовать в целях набора новых людей для работы в органах.

С приходом Берии на пост главы НКВД масштабы репрессий резко сократились. Большой террор завершился, но рецидивы его продолжались даже в хрущевскую «оттепель», перефразированную народом в «насморк», вплоть до 1964 года…

А что касается жизни Архангельска времен войны, то она быстро менялась, о чем, естественно, не мог уже знать Анатолий Николаевич, павший смертью героя в сентябре сорок первого…

В военные годы город Архангельск совместно с Мурманском и Молотовском являлся одним из главных портов, принимавших грузы стран-союзниц по ленд-лизу.

В декабре 1941 года в Архангельск прибыли помощники ВМС США, чтобы организовать на местах приема грузов постоянные американские миссии. Возглавил их работу помощник военного атташе Филипп Уорчелл.

23 декабря 1941 года линейный ледокол «Иосиф Сталин» с неимоверными трудностями провел в Архангельск и Молотовск транспорты конвоя «PQ-6». Потом был более или менее налажен прием конвоев, доставлявших танки, самолеты, взрывчатку, бензин и продовольствие из Великобритании.

Архангельск стал воротами для иностранной помощи Советскому Союзу, который стал вселенской ареной Второй мировой войны, вскоре превратившейся для советских граждан в Великую Отечественную войну.

Как уже отмечалось, к великому сожалению, этого узнать не дано было Анатолию Николаевичу Михееву…