Читать книгу Система АГИМ: путь к точности - Анатолий Васильевич Алексеев - Страница 4

«Идеа» – слово греческого происхождения, соответствующее таким русским словам, как мышление, мысленный образ, представление, идея, то есть таким, которые относятся к психическим процессам, к деятельности головного мозга.

Как уже было сказано, движение начинается в головном мозгу в виде мысленного образа предстоящего движения, в виде его идеи. Этот мысленный образ (его «картинка») переходит затем в исполняющую часть организма (мышцы, суставы и т. д.), которая уже физически реализует идею движения, предварительно запрограммированную в головном мозгу. Почему так происходит?

Лауреат Нобелевской премии академик И. П. Павлов писал: «Давно было замечено и научно доказано, что раз вы думаете об определенном движении... вы его невольно, этого не замечая, производите». Следовательно, мысленное представление движения автоматически порождает едва заметные сокращения и расслабления в соответствующих мышечных волокнах. На глаз эти микропроцессы не заметны. Но есть очень простая возможность убедиться в их реальном существовании. Для этого нужно взять обычную нитку длиной около метра, привязать к одному ее концу грузик весом в 5 – 15 граммов (например, колечко, небольшой ключик или винтик), а другой конец намотать на последнюю фалангу указательного пальца ведущей руки (правой – у правшей, левой – у левшей). Намотать так, чтобы расстояние между пальцем и грузиком было приблизительно 70 – 80 сантиметров. После этого надо вытянуть прямую руку перед собой на уровне плеча и уравновесить груз. А затем, спокойно сосредоточившись на висящем предмете, мысленно представить, что он начинает раскачиваться, как маятник: слева-направо, справа-налево. И буквально через несколько секунд груз действительно придет в соответствующее движение. Его можно изменить – представить, например, что грузик движется вперед-назад или вращается по кругу. И он начнет двигаться по заданной мыслью траектории.

Между прочим, по размаху раскачиваний можно судить, насколько хороши связи между мозгом и мышцами у данного спортсмена. Если расстояние между крайними точками маятникообразных движений составит около метра, такая связь по пятибалльной системе оценивается на «пятерку». Если же это расстояние будет около 5 сантиметров, то тут оценка уже «единица» и т. д.

Процессы, которые в виде мысленных представлений движений, или, говоря другими словами, в виде идей, родившись в сознании, затем реализуются в моторике – в реальном физическом движении соответствующих мышц, получили в науке название идеомоторных актов.

Продолжим опыт и начнем громко произносить слова согласно движениям грузика – «влево-вправо, влево-вправо...» – и амплитуда движений сразу же увеличится. Следовательно, с помощью слов мы можем усилить движение, сделать его более определенным и выразительным – запомните это очень важное положение, так как в дальнейшем будет рассказано о том, как использовать речь в достижении предельно точных движений.

А теперь этот же опыт проведем в несколько ином варианте, а именно – стоя с грузиком, неподвижно висящим на вытянутой руке, представим себя сбоку от себя, как бы отраженным в зеркале. Глядя на грузик в «зеркале» начнем снова представлять, что он раскачивается подобно маятнику – слева-направо и справа-налево. И окажется, что он раскачивается еле-еле или вовсе остается неподвижным. Следовательно, при таком «зеркальном» представлении движения его мысленный образ из программирующей части организма – из головного мозга, переходит в исполняющую часть (в мышцы, суставы) – в руки гораздо хуже.

«Зеркальный» мысленный образ называется в психологии «зрительным представлением». Его тренирующее действие намного слабее, чем действие, осуществляемое идеомоторно, при котором образ движения из головы переходит напрямую в соответствующие мышцы. Поэтому зрительные образы есть смысл использовать лишь на самом начальном этапе освоения новых движений, когда позволительно наблюдать за собой в зеркале, например, при разучивании того или иного элемента из арсенала художественной гимнастики. Но чем скорее быдет произведен перевод зрительного образа в идеомоторный, тем скорее начнется правильное освоение данного движения.

Наблюдения даже за высококвалифицированными спортсменами показывают, что многие из них, шлифуя то или иное движение, видят себя как бы со стороны, то есть «зрительно». Делают они это потому, что не знают, насколько непродуктивно такое поведение, ибо при использовании зрительных образов движения оно очень плохо переходит в исполняющие мышцы, и требуется затратить немало времени, чтобы получить какой-то, как правило, нестабильный результат.

Итак, точность разучиваемого движения и быстрота его освоения зависят от трех основных факторов.

Первый – чем точнее мысленный образ будущего движения, тем оно будет точнее при его реальном физическом исполнении. Поэтому начальная задача тренера – любыми доступными ему средствами и способами заложить в сознании ученика предельно точный мысленный образ нужного движения. Если тренер может сам продемонстрировать это движение – прекрасно! Но если сам уже не в состоянии, он может обратить внимание ученика на то, как нужный элемент спортмивной техники выполняет высококвалифицированный мастер. Наблюдая за качественным выполнением данного движения, обучающийся должен запомнить его настолько хорошо, чтобы затем суметь уже самостоятельно мысленно его представить в самом наилучшем варианте, причем несколько раз подряд, не теряя необходимой точности.

Есть также вспомогательные таблицы, на которых движение расположено по отдельным кадрам, есть видеозаписи правильно исполняемых элементов спортивной техники, в общем, если поискать, то всегда можно найти источник, демонстрирующий разучиваемое движение в его идеальном исполнении. Это крайне важно – изначально заложить в сознании спортсмена предельно точный мысленный образ того движения, которое необходимо освоить. И заложить настолько прочно, чтобы этот предельно точный мысленный образ конкретного движения спортсмен мог представить в любой момент и столько раз, сколько потребуется, не ошибаясь. Почему это так важно?

Дело в том, что любое произведенное физическое действие оставляет в памяти соответствующий след. От точного движения след в памяти точный, а от плохо выполненного – плохой. Если же неточных движений много, они подчас настолько «засоряют» мозг, что становятся доминирующими в сознании спортсмена, после чего очень трудно в таком «засоренном» мозгу создать точный образ нужного движения – вместо точного движения невольно начинает представляться такое, которое было заучено неправильно. И требуется немало времени и специальных усилий, чтобы утвердить в сознании мысленный образ нужного движения в его идеальном исполнении.

Сошлюсь на личный опыт. В 1970 году, работая со стрелками-пистолетчиками, я, до этого никогда не стрелявший, решил попробовать сам пострелять. В первые дни пули ложились, естественно, совсем не туда, куда хотелось. Тогда я решил использовать возможности, заложенные в идеомоторике, то есть заложить в своем сознании точный образ мушки в прорези, неподвижно стоящей под яблоком мишени. И к великому изумлению, обнаружил, что не могу этого сделать! Если мушка оказывалась точно под черным кругом яблока, то прорезь начинала буквально вертеться вокруг нее. Если же удавалось мысленно обездвижить прорезь, поставив ее точно под яблоком, тогда мушка прыгала в разные стороны. Это было крайне удивительно! Казалось бы, что может быть проще – мысленно представить то, что надо? А обнаружилось, что это далеко не так. Ибо в моей памяти прочно «застряли» те мысленные представленния, которые были порождены моими еще неумелыми действиями, когда и мушка прыгала в прорези, и прорезь никак не закреплялась неподвижно под яблоком. И эти зафиксировавшиеся в памяти неправильные мысленные образы, рожденные неумелыми моими действиями, никак не хотели уступать место правильным.

Тогда я поступил следующим образом. Лег на постель и погрузился с помощью самогипноза в контролируемое сознанием сноподобное состояние (зачем понадобилась такая процедура, будет подробно рассказано в следующей главе «Гипно...»). Потом поднял правую руку с «мысленным пистолетом» вертикально, будто мишень была на потолке и начал идеомоторно представлять нужное положение системы «мушка в прорези», располагая ее точно под черным яблоком. Сначала ничего не получалось – мушка и прорезь никак не слушались, они продолжали жить своей излишне подвижной жизнью. Но постепенно неправильные представления, порожденные моим начальным опытом стрельбы, стали исправляться. До полной коррекции понадобилось шесть таких занятий, каждое по 7-10 минут, в течение двух дней. После этого идеомоторные представления правильного выстрела стали точными. А на следующий день удалось выполнить норматив второго спортивного разряда, хотя до этого, как уже было сказано, тренироваться в стрельбе из пистолета мне не приходилось.

Неправильные движения делать легче, чем точные, особенно на первых этапах освоения того или иного элемента спортивной техники. Это положение крайне важно учитывать при работе с детьми-спортсменами, ибо они очень восприимчивы к овладению движениями, но им, в силу их повышенной эмоциональности, думается, что все получится сразу и хорошо. И, торопясь поскорее выполнить полученное задание, они быстро приступают к делу, особенно не задумываясь над качеством своих действий. Но качественные действия легко и прочно фиксируются в памяти юных спортсменов со всеми проделанными ошибками, ликвидировать которые бывает подчас очень непросто. Вспоминается юная прыгунья в воду, заучившая неверное завершение одного из прыжков, – лишь после гипнотического внушения ей удавалось выполнять этот прыжок правильно, но и то лишь в течение часа после проведенного гипноза, а затем ошибка повторялась всплывала вновь.

Поэтому тренеры с первых шагов обучения должны основное внимание обращать на то, как нужное движение выполнять правильно. Предположим, нужно научить точным штрафным броскам в баскетбольную корзину. Грубейшую ошибку совершит тот тренер, который даст мяч юному ученику и скажет – начни бросать и бросай, пока не станет получаться. Если броски не пойдут сразу, а так и получается чаще всего поначалу, мозг обучающегося буквально заполнится следами неточно произведенных действий и потом потребуется очень много времени, чтобы сделать броски точными и стабильными. Причем, как показывает практика, в экстремальных условиях соревнований следы неверно заученных движений начинают как бы всплывать в сознании, и промах следует за промахом, так как, повторяю, – плохо делать что-либо гораздо легче, чем хорошо.

Еще несколько слов о таком психофизическом качестве, как «точность движений». Представление о точности, как и о других двигательных качествах, первоначально формируется в сознании. А затем, согласно механизмам идеомоторики, переходит в исполняющую часть организма. Так вот с самых первых шагов в спорте, а затем постоянно необходимо приучить и приучаться к тому, чтобы очень точные мысленные образы движения так же очень точно связывались с мышцами, выполняющими данное движение.

Если обратиться, в частности, к теннису, то просто поражает, насколько часто даже наши ведущие мастера допускают неточное выполнение ударов по мячу, после которых он застревает в сетке или уходит за пределы площадки. В то же время юные грации, занимающиеся художественной гимнастикой, выполняют исключительно точно очень трудные действия, например, с булавами или мячом – действия, которые по своей сложности намного труднее, чем удары ракеткой по мячу.

В силу чего же сложилось положение, что в одних видах спорта к ювелирной точности приучают, что называется, с младых ногтей, а в других – например, в футболе, уже вполне взрослые дяди позволяют себе бить мимо ворот на 10 – 15 метров? Думается, что причина здесь в исходной психической позиции, которая сформировалась за долгие годы в разных видах спорта. Так художественных гимнасток учат с самых первых шагов быть предельно точными, а в теннисе или футболе с малых лет свободно допускаются удары, после которых мяч летит куда попало. Потому в этих весьма популярных видах спорта и не складывается в сознании еще только начинающих играть мальчиков и девочек предельно конкретных мысленных образов столь важного качества, каким является точность движений. Отсюда так много «грязи» в действиях взрослых и уже, казалось бы, достаточно опытных спортсменов.

Вот почему достижению предельно точных движений необходимо постоянно уделять самое пристальное внимание и не жалеть времени и упорства для успешного решения этой очень важной задачи.

Качественное выполнение любого движения становится стабильно прочным лишь тогда, когда в сознании был изначально заложен правильный мысленный образ нужного движения, которое затем, путем многократных и аккуратных повторений, необходимо перевести в навык, чтобы правильное движение стало выполняться автоматически и всегда хорошо. Вот почему, обучая элементам спортивной техники, следует с первых шагов следить за тем, чтобы все действия выполнялись качественно. И пока в сознании обучаемого мысленный образ осваиваемого движения не станет стабильно качественным, нет смысла посылать ученика на физическое выполнение задания – оно, как правило, будет соответствовать некачественному мысленному образу, то есть будет выполняться плохо со всеми вытекающими отсюда последствиями, приводящими к загрязнению и засорению памяти следами неверно выполненных движений.

Приведу пример из далекого уже 1971 года. То, что я увидел тогда, буквально ошеломило меня и не перестает удивлять до сих пор. Дело было в Душанбе, на олимпийской базе по прыжкам в воду. На так называемом «сухом» трамплине (с которого прыгают не в воду, а в яму, заполненную поролоном) тренировалась мастер спорта, входившая в пятерку лучших в стране. Спортсменка отрабатывала прыжок «из передней стойки два оборота вперед в группировке с разбега». Ее тренер, довольно молодой человек, имевший несколько учеников, входивших в сборную команду СССР, сидел, откинувшись на спинку стула, закинув ногу на ногу, и очень спокойно, даже философски-меланхолично говорил после каждого прыжка одну и ту же фразу: «Надя, выноси руки...» Наблюдая со стороны за ходом тренировки, я подсчитал, что он повторил это 22 (!) раза, после чего так же очень спокойно произнес: «Надя, пошла к черту...». На этом тренировка закончилась, и расстроенная спортсменка, не сказав ни слова, ушла. Подойдя к тренеру, я назвал себя, и между нами произошел короткий разговор:

– Скажите, пожалуйста, почему Надя никак не выполняла вашего указания?

– Это нужно у нее спросить, – многозначительно усмехнувшись, ответил тренер.

– А можно мне разобраться, в чем тут дело?

– Пожалуйста! – как бы одаривая высочайшей милостью, ответил он, за что я ему весьма благодарен, так как в те годы нередко на мое предложение оказать ту или иную помощь спортсменам, их наставники отвечали в том плане, что «не лезьте, уж, в душу с разными там психологиями».

Пригласив Надю к себе в номер, я спросил ее: «Скажите, пожалуйста, что такое «выноси руки»? И эта 16-летняя весьма смышленая и приятная девушка объяснила мне, что в момент отталкивания от трамплина кисти рук нужно поднять над собой («вынести») предельно высоко и лишь после этого начинать «крутку», то есть то вращательное движение вперед, с которого и начинается само сальто.

– А в чем была ваша ошибка?

– Я поднимала руки лишь до уровня плеч, не выше головы, и сразу начинала «крутку».

– Почему же вы, зная, что нужно делать, не делали этого? – удивился я.

– Не знаю... – растерянно ответила девушка. – Я знаю, что надо делать, но не знаю, почему это у меня не получается...

Подобный ответ я слышал потом не раз от многих спортсменов, представлявших самые различные виды спорта – он является весьма характерным при неспособности точно выполнить нужное движение. Итак, запомните эту формулировку: «я знаю, что надо делать, но не знаю, почему у меня это не получается». А я теперь знаю, почему...

С помощью грузика, подвешенного на нитке к указательному пальцу ведущей руки, я проверил у спортсменки качество связей между ее мозгом и мышцами – они оказались вполне удовлетворительными, на хорошую «тройку». Затем объяснил, в чем сущность идеомоторных образов и чем они отличаются от зрительных, и попросил сделать следующее – стоя с опущенными руками, закрыть глаза и идеомоторно представить правильный «вынос» рук, после чего открыть глаза – для меня это будет сигналом, что задание выполнено. Включил секундомер и стал наблюдать за спортсменкой. Прошли три секунды (время, более чем достаточное, чтобы представить правильный «вынос» рук), шесть секунд, десять, а спортсменка все еще не открывала глаз.

– В чем дело, Надя? – мягко спросил я.

– Не могу представить, – ответила она виновато.

Я не поверил, я был поражен! Мне в те годы казалось, что представить можно все, что угодно, а тем более такое простое движение как «вынос» рук. Опыт повторили. Снова прошло 10 секунд, а глаза по-прежнему оставались закрытыми.

– Простите, – прервал я опыт, – а что вам видится, что происходит в вашей голове, когда вы представляете правильный «вынос» рук?

– Я вижу, что руки поднимаются на уровень плеч, не выше головы, а дальше никак не идут... Но я очень стараюсь их мысленно поднять так, как надо... Не получается... – растерянно ответила девушка.

Так вот где, как говорится, собака зарыта! Многократно (не 22 раза, а по меньшей мере 1222 раза) произведенные неверные движения оставили в памяти спортсменки настолько прочный соответствующий след, что он никак не хотел уступать места правильному мысленному представлению этого элемента спортивной техники.

Чтобы выйти из создавшегося положения, мы поступили следующим образом – с помощью правильно выполняемых «выносов» рук начали «пробивать» путь от мышц в мозг. Для этого Надя 10 раз подряд в слегка замедленном темпе и очень точно физически произвела правильный подъем рук, произнося каждый раз слово «вверх!». Выполнив такое задание три раза подряд с перерывами в одну минуту, Надя снова закрыла глаза и попробовала мысленно представить нужное движение в его идеальном варианте. Теперь ее руки в ее мысленном представлении стали подниматься несколько выше, чему она очень удивилась и обрадовалась. В общем, поработав таким образом около 40 минут, мы добились, что спортсменка наконец-то смогла представить правильный «вынос» рук и начала это мысленно делать столько раз подряд и правильно, сколько требовалось. А на следующее утро во время тренировки ее руки как бы сами по себе начали выполнять нужное движение так, как это полагалось!

– А вы, оказывается, можете работать тренером, – несколько удивленно сделал вывод наставник Нади.

Да, я-то могу корректировать различные двигательные нарушения, а вот очень многие тренеры, к большому сожалению, крайне слабо разбираются в возможностях, заложенных в идеомоторике. И получается, что я, никогда не катавшийся на фигурных коньках, помогаю мастеру спорта международного класса, «потерявшему» прыжок «двойной сальхов», восстановить этот элемент обязательной программы всего за несколько дней, в то время как его всемирно известный тренер не смогла этого сделать в течение месяца. Вот и получается, что я, никогда не стрелявший из лука, помог восстановить правильную технику выстрела юному мастеру спорта, хотя над этой задачей бились последовательно четыре разных тренера. И помог одной из ведущих синхронисток страны избавиться от неверно заученного движения, хотя, естественно, сам я синхронным плаванием не мог заниматься. Подобных примеров могу привести множество. Почему же я это умею, а тренеры чаще всего нет? По той простой причине, что они, увы, не владеют тонкими механизмами идеомоторного процесса. А не владеют потому, что их этому нигде не учат. И работают они, увы, по старинке, методом «проб и ошибок», не догадываясь, что зачастую рубят сук, на котором сидят.

Несколько слов о методе «проб и ошибок», наиболее распространенном в практике отечественного спорта. На мой взгляд, этот метод является глубоко порочным. Ибо в процессе его использования неизбежны всевозможные ошибки, ведущие к засорению памяти спортсменов следами неверно выполняемых движений. Когда же у учеников что-либо не получается, тренеры начинают обвинять их во всех грехах (от лени до глупости), хотя в неудачах учеников виноваты, в первую очередь, их учителя, не сумевшие организовать эффективный процесс обучения с привлечением возможностей идеомоторики, которая сводит возможность ошибок к минимуму. В то время как метод «проб и ошибок» просто обязывает их совершать.

Даю тренерам добрый совет – если у вашего ученика не получается то или иное движение, не раздражайтесь, а «загляните ему в мозг» и посмотрите, есть ли там точный мысленный образ изучаемого элемента спортивной техники. Как правило, его там не окажется, а обнаружится тот неверный мысленный образ, который, родившись в результате использования метода «проб и ошибок», не позволяет произвести нужное движение качественно. Поэтому еще раз – никогда не посылайте ученика на попытку, пока не убедитесь, что он может мысленно представить предельно точный образ того движения, которое от него требуется. Причем сделать это несколько раз подряд, не теряя точности образа.

Кстати о призывах типа «чтобы хорошо плавать, надо много плавать», «чтобы хорошо стрелять, надо много стрелять» и т.д., и т.п. Считаю, что следовать им надо далеко не всегда. По той причине, что если, предположим, у пловца неверная техника гребков или работы ног, то, плавая много, он лишь закрепит плохое выполнение этих элементов спортивной техники, чем поставит преграду для роста своего мастерства. Там же, где физическое выполнение действий высококачественно, там нет необходимости многократно повторять одно и то же. В частности, те прыгуны в воду, с которыми мне пришлось работать, никогда не совершали за тренировку по 100 – 120 прыжков, как это делали другие. Овладение механизмами идеомоторики позволяет для закрепления мастерства на должном уровне делать всего лишь 40 – 60 прыжков, что сокращает вдвое психофизическую нагрузку и возможность травм, а также оставляет немало времени для других занятий. Это обстоятельство следует особо учитывать при работе с детьми-спортсменами, так как увлечение тренеров большими нагрузками нередко приводит к тому, что юные спортсмены начинают страдать от хронической усталости и теряют интерес к дальнейшим тренировкам.

Второй фактор, обеспечивающий точность движений – высокая подготовленность исполняющего аппарата к физической реализации именно того элемента спортивной техники, который осваивается или совершенствуется. Если же мышцы и суставы окажутся не готовыми для реализации мысленного образа движения, это может привести к травмам в опорно-двигательном аппарате. Вспоминается, как юный гимнаст, недостаточно размявшись, решил, соревнуясь, сесть в «шпагат», который только что легко и свободно продемонстрировала его подруга по гимнастической секции, а в результате получил микротравмы в мышцах бедер.

Нужно также учитывать следующее условие – прежде чем переводить мысленный образ движения в мышцы и суставы, полезно придать телу такое положение, которое наиболее близко к тому, которое требуется в реальности. Так например, шлифуя с помощью идеомоторики технику преодоления барьеров, легкоатлету лучше сесть на пол в положение «над барьером» и лишь затем переводить мысленные образы идеальной техники в опорно-двигательный аппарат. Когда, используя идеомоторику, спортсмен принимает позу, наиболее близкую к реальной, опорно-двигательному аппарату легче воспринять образы движений, поступающие из головного мозга. В результате ускоряются и улучшаются связи между программирующей и исполняющей частями организма.

Правда, не всегда при идеомоторной тренировке можно принять положение, которое требуется при реальном выполнении того или иного действия, но стремиться к этому желательно. Так, прыгун в воду с 10-метровой вышки, мысленно отрабатывая стойку на кистях, сгибался в поясе, почти доставая ладонями пол. В таком положении, с закрытыми глазами, ему было легче идеомоторно представлять себя медленно выходящим в стойку и застывать в ней на нужное время, согласно правилам соревнований.

Третий фактор, от которого зависит точность движений, определяется качеством связи между программирующей частью организма – головным мозгом и исполняющей частью – остальным телом. Эта связь должна быть обязательно идеомоторной, ибо зрительные мысленные представления (образы движений, видимые «со стороны»), как уже было сказано, обладают очень слабым тренировочным эффектом.

О том, что связи между мозгом и телом обретают идеомоторный характер, говорят те микродвижения, которые появляются в мышцах и особенно хорошо видны на обнаженном теле спортсменов – у них при идеомоторном промысливании тех или иных действий совершенно невольно возникают первоначальные сокращения и расслабления в соответствующих мышцах. Особо наглядны такие невольные движения при занятиях с фигуристами и синхронистками. Первых, в силу слабого сцепления лезвий коньков со скользкой поверхностью льда, начинает, к их удивлению, «вести» по льду согласно представляемым элементам фигурного катания. А синхронистки, которые в воде чувствуют себя подобно космонавтам в невесомости, тоже начинают невольно передвигаться, следуя мысленным образам представляемых идеомоторно движений.

В тех случаях, когда идеомоторные связи налаживаются с затруднениями, следует вполне осознанно подключать к мысленным представлениям соответствующие физические действия и поступать так до тех пор, пока представления о движениях не станут по-настоящему идеомоторными, то есть не начнут вызывать в мышцах необходимую реакцию за счет лишь точных мысленных образов данного движения.

Несколько слов об имитациях. Имитируя, выполняя как бы в намеке предстоящее реальное движение, спортсмен помогает себе почувствовать нужный ему элемент спортивной техники, идя, так сказать, от периферии, от опорно-двигательного аппарата – к центру, к головному мозгу. Но этого недостаточно. Чтобы имитация принесла максимальную пользу, необходимо мысленно «видеть», а еще лучше называть движения перед тем как их физически производить. Причем видеть и называть предельно точно. Если же имитацию проводить формально или думать при этом о другом, например, о соперниках или результатах, имитирующие действия не принесут желаемой пользы.

Итак, вспомним очень коротко три основных положения, от которых зависит точность движений: чем точнее мысленный образ предстоящего движения, тем оно будет качественнее; чем подготовленнее исполняющая часть организма, тем движение будет лучше реализовано; чем «идеомоторнее» связь между мозгом и мышцами, тем движение будет совершеннее.

А теперь рассмотрим роль речи в достижении точных движений... Исследования ряда авторов, в первую очередь из ленинградской школы профессора А. Ц. Пуни (Ю. Захарьянц, В. Полубабкин, В. Силин, Е. Сурков), проведенные еще в 50-е годы, показали, что использование слов помогает выполнить нужное движение более точно. Кстати, можете вспомнить, что маятникоподобное раскачивание грузика, подвешенного на нитке к указательному пальцу, отчетливо усиливалось, если говорить – «налево-направо, налево-направо...».

Слова не возникают сами по себе – они порождаются нашими мыслями. А из этого следует, что прежде чем с помощью слов улучшать качество движений, необходимо сначала создать предельно точную психическую программу предстоящих действий, создать идеальную мысленную модель соответствующих элементов спортивной техники.

Вот пример словесных обозначений элементов действий, составляющих модель идеального выстрела из лука, которые были у кандидатки в мастера спорта Е. Т. в апреле 1986 г. Слова здесь играли роль своеобразного цементирующего фактора, придающего необходимую прочность зыбким на первых порах мысленным образам модели идеального выстрела. В этих словесных формулировках не стоит искать высокой грамматической завершенности, а тем более «литературных красот». Каждый спортсмен обозначает элементы нужных действий в той словесной манере, которая ему свойственна и удобна. Итак, формулы идеального выстрела Е. Т., согласованные с ее тренером В. В. Немогаевым:

1. Ноги свободные, колени назад, прочно стою на подошвах, опираясь на носки.

2. Туловище свободное, спина прямая, легкий наклон вперед.

3. Лук в расслабленных руках.

4. Левая выходит в линию плеча, закрепляется в замок.

5. Правый локоть выведен чуть выше.

6. Ставлю мушку в район прицеливания.

7. Усиливая упор в лук, тяну спиной, правая рука расслабленная, локоть веду назад.

8. Касаюсь подбородка, продолжаю движение назад.

9. С ходу прохожу щелчок (щелчок кликера. – А. А.).

10. Начинаю расслаблять пальцы.

11. Контролирую прицел.

12. Выпуск.

13. Сохраняю тонус.

14. Слушаю себя.

Что давало спортсменке подобное словесное формирование элементов ее идеального выстрела? В первую очередь конкретный характер словесных формул дисциплинирует мышление, ставя его как бы на хорошо выверенные рельсы, по которым гораздо легче «катиться» к намеченной цели – хорошо выполняемому выстрелу, – чем барахтаться в волнах хаотичного мышления, которое в экстремальных условиях соревнований нередко принимает неуправляемый характер.

Словесные формулы способствуют также достижению высоко сосредоточенного внимания. Ведь плавный переход от одного элемента идеального выстрела к его последующему элементу формирует привычку прочно удерживать сосредоточенное внимание на выполняемых действиях. Если же внимание почему-либо отвлечется, спортсменка не растеряется, не впадет в панику, а в следующее же мгновение вернет свое внимание к тому элементу идеального выстрела, от которого оно «убежало» (или отложит весь выстрел), и вновь «покатится по рельсам» привычных действий. А то, что предельно сосредоточенное спокойное внимание – один из важнейших залогов успешной стрельбы, известно всем. Следовательно, словесные формулы идеального выстрела являются верным помощником в деле самостоятельной организации устойчивого и аккуратного мышления как на тренировках, так и на соревнованиях. А как хорошо известно, либо мы владеем своими мыслями, либо они владеют нами. Третьего, как говорится, не дано.

Практика показывает, что первоначальные формулы идеального выстрела довольно быстро претерпевают изменения, главным образом, в сторону сокращения их количества и своеобразного уплотнения отдельных элементов в особые блоки. Когда в январе 1987 года, то есть через восемь месяцев, я вторично встретился со спортсменкой, она мне сказала, что в процессе тренировок первоначальные 14 формул как бы сами по себе сократились до семи. Вот эти семь формул идеального выстрела, составленные самой спортсменкой:

1. Стойка.

2. Левая в упор.

3. Спина с возрастающим напряжением.

4. Левая вперед.

5. Непрерывная тяга.

6. Выпуск.

7. Слушаю себя.

Присмотревшись на апрельском сборе 1987 года, как спортсменка использует эти формулы, я внес в них следующие уточнения:

1. Уверенная стойка.

2. Левая замком в упор.

3. Непрерывный растяг спиной.

4. Правая в плоскости левой плавно к подбородку.

5. Четкий выпуск.

6. Слушаю себя.

Причем третья формула была к концу сбора переделана на более точную: вместо «непрерывный растяг спиной» стало «спинной непрерывный растяг». Дело в том, что ударным словом здесь должно быть «спинной», мышцами которой начинается непрерывно плавное растягивание тетивы лука. Если же оставить прежнюю формулировку этого элемента – «непрерывный растяг...», то до слова «спинной» неизвестно, чем осуществлять этот «растяг». В уточненном же варианте слово «спинной», поставленное на первое место, сразу же включает в «непрерывный растяг» соответствующую группу мышц спины.

Используя эти уточненные шесть формул, спортсменка в августе 1987 года сумела выполнить норму мастера спорта. А затем, в октябре этого же года, свела формулы своего идеального выстрела всего лишь к трем словам: «Левая – лопатка – спина». Когда же я предложил эти слова перевести из именительного падежа в творительный, а именно: «Левой – лопаткой – спиной», спортсменка, мысленно проиграв мое предложение, сказала, что такой вариант ей неудобен. Почему – не знает, но неудобен. И я не стал настаивать, так как убедился, что она уже осознала самое главное – силу принципа, согласно которому конкретно-точные слова очень помогают выполнять столь же конкретно-точные движения. Ведь за каждым словом стоит соответствующий ему мысленный образ. И эти мысленные образы идеального выстрела, будучи чисто психическим явлением, начинают как бы «переливаться» именно в те мышцы, которые уже физически реализуют запрограммированное в мышлении действие, то есть «модель идеального выстрела».

Самостоятельное уточнение формул идеального выстрела – очень хороший признак, говорящий о том, что лучницы, с которыми тогда шла работа, начали уважительно, с пониманием относиться к такому важнейшему средству психической саморегуляции, каким является слово. Мне, в частности, было приятно услышать, когда мастер спорта О. О., вернувшись с ответственного соревнования, где она выступила достаточно успешно, сказала: «Мои формулы сократились. Оказалось, что стрельба идет гораздо лучше не при четырех звеньях, а при трех». Дело в том, что перед соревнованием ее формулы идеального выстрела имели 4-элементный состав: «Плоскость – подбородок – каменеет в точку – там!». В процессе состязания перешли в три звена: «Каменеет в точку – плавно в подбородок – там!». Для непосвященных эти формулы – сплошная абракадабра. А для спортсменки, ее тренера В. В. Немогаева и для меня в содержании и динамике данных формул – великий смысл! Ибо к четырехзвеньевому варианту формул – лишь к промежуточному варианту – мы шли совместно более года! А в первоначальном наборе формул идеального выстрела их у этой спортсменки было восемь.

Подобные метаморфозы с начальным составом формул происходят у всех спортсменов за время тренировок и соревнований, независимо от того каким видом они занимаются. Здесь идет процесс, именуемый минимизацией, то есть сведением к минимуму словесного материала, обеспечивающего желаемый результат. Со временем слова заменяются соответствующими мысленными образами. Это видно, в частности, по тому: если на первых порах овладения формулами многие спортсмены шепчут их, то затем начинают применять их беззвучно. Не проговаривают при этом слов про себя, а оперируют лишь их мысленными образами.

Иногда возникают курьезные ситуации. Так, одной спортсменке поначалу никак не удавалось проговаривать слова формул своего идеального выстрела – такая процедура ей почему-то мешала. Стреляла же она неплохо, если я, стоя сзади, шепотом проговаривал слова ее формул, которые она сразу же переводила в соответствующие физические действия. Правда, довольно скоро она сама овладела своим словесным материалом, а затем перешла на весьма короткую цепь мысленных образов, обеспечивающих успешную стрельбу.

Подчас приходится возвращаться от мысленных образов к специальному проговариванию изначальных слов – такая необходимость возникает в тех случаях, когда мысленные образы начинают терять свою четкость и точность. Слова же, особенно произносимые вслух, возвращают потускневшим мысленным образам необходимые качества. Бывает и так, что требуется «разблокировать» уже, казалось бы, устойчивые блоки мысленных образов. Так, например, если слова «уверенная стойка» переставали вызывать необходимые физические качества, лучница Е. Т. начинала «собирать» нужную стойку с помощью слов первоначальных формул, а именно: «Ноги свободные, колени назад, прочно стою на подошвах, опираясь на носки... Туловище свободное, спина прямая, легкий наклон вперед». Так что словами, как мощнейшим рычагом воздействия на психическое и физическое состояние нужно уметь правильно пользоваться.