Читать книгу Принц Модильяни - Анджело Лонгони - Страница 5
Семья
ОглавлениеКогда я захожу домой, моя сестра Маргерита даже не здоровается со мной. Она бросает на меня презрительный взгляд и удаляется в гостиную. Я слышу, как она намеренно повышает голос, обращаясь к матери:
– Синьорино изволил вернуться.
Повисает пауза, тишину нарушает мамин вздох. Я слышу ее голос:
– Дедо.
Я захожу в гостиную и чувствую напряжение. Маргерита с суровым лицом стоит рядом с маминым креслом.
– Что такое?
Мама мне слегка улыбается, но тут же становится серьезной. Маргерита определенно еще больше раздражена.
– Что случилось?
Маргерите не терпится заговорить, но она уважительно молчит, ожидая маминых слов.
– Дедо, это правда, что говорят об Оскаре Гилья, с которым ты общаешься?
– Правда – что?
Маргерита возмущена: по ее мнению, мама начала слишком издалека, – и она решает вмешаться.
– Конечно, это правда. Думаешь, он тебе все расскажет?
– Оскар учится вместе со мной у маэстро Микели.
Маргерита уточняет:
– Он на восемь лет тебя старше.
– Да, и что с того?
Мама ходит вокруг да около.
– Дедо, когда ты решил бросить учебу в лицее ради живописи, мы нашли тебе лучшего преподавателя в Ливорно.
– Мама, Микели – единственный преподаватель в Ливорно.
– Вместо того чтобы ходить в школу со своими сверстниками и изучать латынь, ты получил эту свободу, но теперь ты ею злоупотребляешь.
– О чем ты говоришь?
Маргерита взрывается:
– Этот Оскар – мужчина, а ты – мальчишка, и не можешь делать то, что делают мужчины. Особенно если об этом узнаёт весь город.
Мама взглядом просит Маргериту успокоиться.
– Дедо, в твоем возрасте не посещают определенные места.
Она замолкает – и, кажется, она больше смущена, чем рассержена.
– Какие места?
Маргерита замечает колебание матери и переходит к делу:
– В твоем возрасте нельзя посещать бордель! Как минимум дважды ты заходил туда со своим дружком. Кроме того, ты курил! Тебя видели с сигаретой во рту.
– Вот именно, Дедо, – мама пытается вставить хоть слово, – учитывая твою болезнь, ты просто потерял рассудок.
Маргерита снова вмешивается.
– Кроме того, тебе не стыдно общаться с этим… этим…
Она уже произнесла слово «бордель» – и теперь хотела бы найти более вульгарное слово, но ее ежедневно практикуемая самоцензура явно мешает. В ее лексиконе нет ругательств, и уж тем более она никогда не произнесет сло́ва, хоть сколько-нибудь, пусть и очень отдаленно, связанного с половым актом. Моя сестра одинока, ее тело не знает ни радости, ни желаний. Ее никогда не видели с мужчинами. Все ее амбиции – быть «девушкой из хорошей семьи» и моралисткой.
– Общаться с этим… убогим.
Это самое сильное оскорбление в отношении Оскара.
– Убогий? Интересно ты судишь о людях. Может, ты забыла, что ты сестра представителя социалистов? И кто из нас двоих хуже? Я, потому что хожу в бордель, или ты, потому что называешь «убогим» работягу, который к тому же проявляет упорство в учебе? Могла бы найти более подходящее оскорбление для Оскара. Потаскун, бабник, кобель…
Маргерита оборачивается к матери:
– Мама, ты ничего не хочешь сказать?
Маме становится смешно, но она сдерживается. А я продолжаю цеплять Маргериту:
– Не можешь, верно? Твоя буржуазная мораль подавляет вульгарность. Разве не так? Оскар – бедный, и он готов браться за любую, даже самую тяжелую и грязную работу, только чтобы иметь возможность учиться и рисовать. Что плохого в том, что после этого он идет в бордель, чтобы немного расслабиться?
– Оскар пусть делает что угодно, но ты – не должен водить дружбу с тем, кто водит тебя к публичным женщинам.
– К проституткам, Маргерита. Мы их называем проститутками, или – шлюхами, потаскухами, путанами… Публичная женщина – это слишком приличное слово.
Маргерита собирается ответить, но мама прерывает нашу перебранку:
– Дедо! Послушай меня, пожалуйста. Ты знаешь, как опасна твоя болезнь…
– Мама, сейчас я прекрасно себя чувствую.
– Дедо, и все-таки не нужно подвергать свой организм испытаниям.
– У меня больные легкие, а не то, что ниже.
Маргерита в негодовании оборачивается к матери:
– Ты слышишь? Слышишь, как он разговаривает с матерью и сестрой?..
– Да, я был в борделе, и что?
Мама по-прежнему сохраняет доброжелательный тон:
– Дедо, тебе не следует курить. Это плохо для тебя, доктор ясно сказал об этом.
При этих словах моя сестра просто взрывается:
– Мама! Получается, что проблема в курении?
– Конечно: он болен.
– А как же позор на нашу семью из-за того, что этот мальчишка посещает дома терпимости? Это не в счет?
– Ты боишься, что из-за меня не найдешь мужа?
Эта фраза – словно пощечина для Маргериты.
– Что ты себе позволяешь? После всего того, что для тебя делается, ты не можешь так со мной разговаривать.
– Знаешь, публичные женщины, как ты их называешь, – очень приятные и человечные. Уверен, что ты их представляешь себе порочными. Это не так. Может, тебе самой сходить в бордель? Станешь менее черствой…
– Мама, ты должна вмешаться! Скажи ему!
– Дедо, как ты разговариваешь со своей сестрой?
– Все совсем не так, как вы себе это представляете. Если думать только о культуре, переводах и детях – настоящую жизнь не узнаешь.
Маргерите хочется выцарапать мне глаза.
– Значит, настоящую жизнь можно узнать в таких местах? Слова великого человека, который познал жизнь! Ты должен быть благодарен, что вообще жив. Многие умерли из-за подобных болезней.
– Спасибо, что напомнила, сестренка. Но, знаешь, есть много разных способов умереть. Один из них – не понимать мир. Ты думаешь, что проститутки хуже нас?
– Разумеется.
– А вот и нет. Они знают о мире гораздо больше тебя и способны разговаривать без криков и заносчивости.
– Конечно, крики они берегут для клиентов.
– По крайней мере, они не такие непреклонные, как ты.
Маргерита пытается дать мне пощечину, но я успеваю сделать шаг назад и увильнуть.
– То, что ты болен, не дает тебе право говорить все, что ты думаешь!
– Дедо, тут Маргерита права.
– Ты позоришь наш дом!
– Маргерита, не преувеличивай… – Мама пытается смягчить, но сестра продолжает:
– У тебя что, нет чувства стыда?
– Нет.
– Хватит ругаться! Разве нельзя разговаривать спокойно?
– С этим идиотом, у которого еще молоко на губах не обсохло?
Мама не слушает ее и терпеливо обращается ко мне:
– Дедо, ты должен пообещать, что больше не будешь курить.
Маргерита снова взрывается:
– Хорошо, я поняла: проблема в курении! Испорченная репутация не считается.
– Какая испорченная репутация?
– Тебя все видели! Ты даже не можешь вести себя осторожно.
– Ах, теперь проблема в осторожности? Делать, но чтоб никто не видел?
– Да, так тоже можно.
– Лицемерка! Все были в борделе. Кто там не был, тот ничего не знает о жизни.
– Ты пару раз спустил штаны – и уже знаешь, как устроен мир?
– Можно подумать, что ты знаешь, – выглядывая из-под маминой юбки и желая, чтоб все тебя называли синьориной.
Маргерита снова подходит ко мне, чтобы ударить. На этот раз она предвидит мой маневр, и я получаю по полной. В ответ я начинаю смеяться.
– Знаешь, синьоринами называют и проституток, а не только незамужних девушек.
Она впечатывает мне еще одну пощечину, но я даже не чувствую боли. Мама встает с кресла и вмешивается:
– Вы меня утомили. Я не хочу присутствовать при этих сценах, понятно? Дедо, мне неинтересно, что думают люди. Я знаю, что мужчины посещают эти места с той же легкостью, с которой идут в церковь или синагогу. По какой-то причине, которую я никогда не смогу понять, этих синьорин…
Я не даю ей закончить: это слишком заманчивый момент. Я поворачиваюсь к Маргерите:
– Видишь? Даже мама их называет синьоринами.
Маргерита не успевает ответить. Мама продолжает:
– Не знаю, почему их посещают, но они всех привлекают, и я не хочу знать, что они делают. Меня пугает, Дедо, что в таких местах можно заболеть. А неоправданных рисков необходимо избегать. И тебе не следует курить. У тебя слишком слабые легкие. Ты не такой, как твой друг. Некоторые вещи ты не можешь себе позволить. Уверена, что ты еще и пил.
– Нет.
– Не лги.
– Бокал вина.
– Тебе нельзя даже бокал вина, ты должен это понять. И я хочу кое-что сказать по поводу нравственности.
– Ну наконец-то! – Маргерита ликует.
– Я знаю, что в такие места ходят все мужчины, и не исключаю, что твой отец делает то же самое на Сардинии.
– Мама!
– Маргерита, не перебивай меня! Самое страшное – эти девушки добрые и любезные с клиентами, потому что обязаны такими быть. Проституток используют, и если б они могли, то не занимались бы этим. Ты слишком образованный, чтобы не замечать социальную несправедливость. Знаешь, что говорит Эмануэле? Что буржуа используют женщин пролетариата в том числе и для того, чтобы они раздвигали ноги.
– Женщине платят, как платят рабочему. Понимаешь? – Я не могу упустить шанс уколоть Маргериту.
– Все мужчины, которые посещают такие места, – невозмутимо продолжает мама, – делают вид, что этого не знают, а потом, за пределами борделя, презирают этих женщин, и чем больше их презирают – тем с большей легкостью их посещают. Никто не должен покупать тело. Я знаю, ты молодой и следуешь своим инстинктам. Сладострастие препятствует размышлениям, но сейчас самое время задуматься об этом. Тебе все понятно?
– Да, мама.
– Ты должен позаботиться о своем теле, оно у тебя одно и уже многое испытало. Пообещай, что будешь держаться подальше от таких мест.
– Обещаю.