Читать книгу Слепые идут в Ад - Анджей Бодун - Страница 6

Мы летели на высоте четыре тысячи метров. До Мальты, где самолет делал вынужденную посадку для дозаправки, оставалось еще чуть менее часа. Все дремали. Томсон и Кларк, так те просто откровенно храпели, растянувшись на полу и подложив под голову свои тюки с бельем. Бауэр и Штранге ушли в угол и там бубнили о вполголоса. Айзек то и дело вздрагивал и хватал Эйба за руку.

– Мне сейчас будет плохо!

– Ничего не будет. На, возьми конфетку. – Шлиссенджер разворачивал очередной леденец и передавал его Степлтону. Тот ненадолго затихал.

Кьюбит вычерчивал что-то у себя в блокноте, время от времени бросая по сторонам внимательные взгляды, и широко зевал.

Я наблюдал в иллюминатор море. Синее, невероятно глубокое, нежное. В самолете стояла адская духота, пахло бензином, и я подумал, что, если мы сейчас рухнем в воду, то по крайней мере охладимся.

Бауэр закончил разговор со Штранге и, досадливо морщась, подсел ко мне.

– Несчастная, запуганная нация, – развел он руками. – Не люблю битых. Вы, Фриц, можете мне понадобиться в ближайшее время.

– Я к вашим услугам. – отозвался я, выпрямляясь.

– Тише, – оборвал меня Бауэр. – Что мне в вас, Фриц, всегда нравилось, так это готовность. Он огляделся, как бы оценивая, достаточно ли мы далеко сидим от остальных и, наконец, решился. – Окажите мне небольшую любезность. – профессор потрепал меня по плечу. – Я должен был встретиться в Валетте с одним человеком, но обстоятельства изменились.

Я заметил, что при этих словах он коротко взглянул в сторону кресел, на которых сидели Карриган и его секретарь.

– Я буду вам очень признателен, если вы сделаете это за меня и передадите все, что он вам скажет. – продолжал мой учитель.

Я склонил голову в знак согласия.

– На Мальте мы стоим более трех часов. Этого времени хватит за глаза. Ужасная жара, неправда ли? – Бауэр вытер лоб клетчатым платком. – Так вот, из аэропорта Лука желающих возят на экскурсии в Валетту. Там есть, что посмотреть. Например, собор святого Иоанна. У портала вас встретит старик-экскурсовод. Подведя зевак к колокольне, он скажет: "Часы на ней всегда показывают 11". А вы, громко обращаясь прямо к нему, ответите: "Я видел в Мюнхене такие же, в пивной "Хофбройхаус"". После экскурсии вы задержитесь, чтобы задать ему вопросы. Он назовет вам имя другого человека, и скажет, как найти его в Каире. Вы передадите это мне. Слово в слово. У вас хорошая память. Напрягите ее.

Последние слова Бауэр произнес почти повелительным тоном, и это покоробило меня. Встреча со стариком на поверку оказалась обставлена дурацкими "аксессуарами", от нее так и веяло дешевой бутафорией.

– Мы что, играем шпионов? – меня передернуло.

Бауэр рассмеялся.

– Как только представится удобное время, дорогой Фриц, я изложу вам все куда подробнее. А пока окажите мне эту услугу, не задавая лишних вопросов.

Он тряхнул мою руку и встал.

Я понуро сидел на изрядно намявших мне бока палатках и последними словами ругал себя за покладистость. Если б не обещание, заранее данное мной профессору, я бы еще очень посмотрел, стоит ли туда идти? Глупость собственного положения была для меня очевидна.

Минут через сорок мы увидели в иллюминаторы крутые скалистые берега Мальты, окаймленные широкой белой полосой прибоя. Самолет начал снижаться.

– У меня закладывает уши, – жалобно заявил Степлтон.

– Открой рот. – посоветовал Шлисенджер.

Он потянулся, протер глаза и уставился в окно. Остальные тоже зашевелились.

– Мы застрянем здесь часа на три, не меньше! – прокричал летчик, высовываясь из кабины, когда самолет уже сел, но пропеллеры еще продолжали крутиться, создавая страшный шум:

– Кто хочет, может смотаться в Валетту. Только быстро!

На улице жара была еще большая, чем в самолете. С моря дул спасительный ветер, но он был слаб и едва шевелил ветками платанов, под которыми на траве тут же растянулись Томсон и Кларк, решительно отказываясь куда-либо двигаться.

Лабриман пошел утрясать разные формальности с военным начальством аэродрома. Тут я впервые осознал всю его полезность: он не только внушил кривоногому английскому полковнику в выцветшей форме уважение к нам, но и выбил видавший виды джип для желающих отправиться по пеклу в Валетту. Таких дураков, как ни странно, оказалось порядком: я, Кьюбит, Шлиссенджер, Степлтон и сам Лабриман. Он подошел к нам с расстроенным видом и развел руками:

– У них нет свободного шофера. Кто-нибудь знает, хоть приблизительно, как добраться до города?

– Все в порядке. Я поведу машину. – успокоил его Шлиссенджер. – Здесь, насколько я помню, рукой подать. Мистер Степлтон нас подстрахует. Айзек, ты ведь тут был?

– Был. – подтвердил Степлтон: – Но ничего не помню.

– А, ладно, – махнул рукой Эйб. – Залезайте.

Дорога, вырубленная в известковых скалах, скользила серпантином, и я чувствовал неприятные приступы тошноты, когда смотрел вниз. Машина шуршала изношенной резиной шин на крутых поворотах, ее заносило к краю, мелкие камешки срывались с дороги вниз.

– Крестоносцы тут неплохо поработали. – беспечно бросил через плечо Эйб. – Продолбить шесть километров до моря! Братья знали, чего хотят.

Он принялся насвистывать какую-то незнакомую мне мелодию, отдаленно напоминавшую латинский гимн.

– В Витториозо прекрасные букинистические лавки, – заметил Айзек. – Хочу по ним пройтись. Там никогда не знаешь наверняка, что тебе попадется в следующую минуту. Вот, например, Рональд Пайпс, Эйб, ты должен его знать, он занимается структурной лингвистикой. Привез отсюда в прошлом году "Книги Гермеса Трисмегиста". Рукописный вариант! Выменял на четыре банки тушенки и свои зеленые брюки.

– Бедное наследие тамплиеров! – зло усмехнулся Шлиссенджер. – Можно себе представить, как какой-нибудь беглый командор в 1307 году пробирался с юга Франции вместе с этой рукописью и другими реликвиями храмовников на Кипр, к госпитальерам. Они выдали бы его, обязательно выдали, и вернулся бы наш благородный мессир в инквизиционные застенки короля Филиппа, если бы не решение добрых братьев-иоаннитов штурмовать Родос. Каждый меч был в цене. На него посмотрели сквозь пальцы, и он, брат высокого посвящения, привыкший носить рытый бархат и парчу, пить тончайшие левантские вина и есть на серебре, благодарил Бога, от которого отрекся, за похлебку с отрубями и право спать на голых досках в Приоратской зале, вместе с еще двумястами латниками.

– Тебе бы романы писать! – с восхищением воскликнул Айзек. – Извини, Эйб, – виновато поправился он, почувствовав на себе недовольный взгляд приятеля.

– Действительно! – с издевкой заметил Кьюбит. – Как можно запомнить такую кучу деталей? Родос, золотая посуда, король какой-то! Комиксы на ваши книжки были бы у нас бестселлерами.

– Да, и Америка наконец познакомилась бы с моими трудами. – парировал Шлиссенджер. Слова Кьюбита его явно задели. – Когда история пишется кнутом по вашей спине, ее трудно не запомнить, – тихо сказал он. – Некоторым кажется, что двести лет непрекращающегося обжорства – это тоже история, но я не взялся бы писать о ней.

– Некоторым кажется, что история – это бесконечные войны, костры, смуты, голод и репрессии! – вспылил Кьюбит.

– Не стану разрушать ваши идеалы, – пожал плечами Шлиссенджер, но за всю жизнь я ничего другого не видел.

– Мне жаль вас, – с легким высокомерием заявил калифорниец.

– А уж как мне-то себя жаль! – усмехнулся Эйб.

Слева показались очертания небольшого городка, выстроенного в колониальном стиле. Высокие пальмы с пожухлыми от жары листьями шелестели над аккуратными виллами, точно перенесенными сюда с болот старой Англии. Плотные изгороди жимолости окаймляли лужайки перед домами. От всего этого веяло такой тихой, спокойной жизнью, что у меня защемило сердце. Я отвернулся.

Мы въехали в пригород Валетты и вскоре оказались на широкой улице, пестревшей рекламами туристических бюро.

– Конечно, англичане могли нагородить в предместьях чего угодно, – заметил Шлиссенджер, оглядываясь кругом, – но, думаю, старого города при всем старании им не удалось испортить.

– Это "Финикия". – сказал Айзек, указывая на массивный корпус слева. – Самая дорогая гостиница во всем городе.

– Ты здесь жил? – живо отозвался Эйб: – Ну и страшилище! – Нет, – засмеялся Степлтон. – Моего жалования за год не хватит, чтобы оплатить здесь дневное пребывание. Если я и утрирую, то самую малость.

Я увидел, как перед залитым солнцем подъездом гостиницы затормозил серый "шевроле", дверца открылась и оттуда вылез лорд Карриган. Я вздрогнул. Сомнения быть не могло. Старик важно прошествовал по ступенькам. Швейцар с поклоном распахнул перед ним сияющие стеклянные двери, и они вновь закрылись за его спиной. Я бросил быстрый взгляд на Лабримана. Тот делал вид, что ничего не замечает. От меня не укрылось выражение его лица, напряженно-равнодушное, как у прыгунов с вышки. Остальные глазели по сторонам.

Что Карриган мог делать в "Финикии", если мы прилетели всего на три часа? Почему он не поехал с нами в грязном джипе и взял себе другую машину, я еще мог объяснить: старик сноб. Но почему он не взял с собой секретаря? И почему Лабриман не удивился, увидев своего хозяина здесь?

– Поздравляю вас, Лагер! Вы проворонили въезд в Валетту! – услышал я над своим ухом насмешливый голос Шлиссенджера: – Уже дворец великих магистров. Да не там! Видите, где арка и патруль?

В тени строгой створчатой арки действительно курили два солдата с автоматами на плечах и вяло перебрасывались фразами по-английски. Безжалостное солнце, добела выжегшее камни мостовой, уже сильно напекло мне макушку. У меня разболелась голова, и я чувствовал себя настолько подавленно, что воззрился на главную достопримечательность Мальты, не испытывая никакого интереса.

Вдоль оси улицы был выстроен массивный собор во флорентийском стиле. Наш джип юркнул в небольшой переулок и оказался у портала храма. Здесь кишмя кишел какой-то сомнительный народец, по южному чумазый и вороватый.

– Айзек, держи карманы! – предупредил Эйб, спрыгивая на землю.

Но Степлтона уже трудно было догнать, он устремился к витрине одной из антикварных лавчонок и исчез в густой толпе.

На тесной площади перед фасадом собора святого Иоанна толкалась уйма уличных торговцев, разряженных шлюх, изнывавших от жары, и юрких оборванных мальчишек с глазами-маслинами.

"Как же я найду здесь этого старого осла-экскурсовода? – досадливо подумал я, озираясь вокруг. – Скоро час, а им хоть бы что!" У меня создавалось нехорошее чувство, будто доктор Бауэр просто посмеялся надо мной. Остальные тоже нерешительно переминались с ноги на ногу у машины, беспомощно оглядываясь кругом. В это время колокол на башне ударил один раз, и площадь перед собором начала стремительно пустеть.

– Торгующие изгоняются от храма! – присвистнул Эйб. – У нас повышаются шансы, друзья мои.

Что он имел в виду? Впрочем, у меня не было времени додумывать эту мысль до конца. Я, кажется, увидел того, кто был мне нужен. Седенький старичок в широкополой соломенной шляпе сидел на ступеньках портала, положив подбородок на узловатую палку. Заметив нас, он протер очки и приветливо замахал рукой.

– Сюда, господа, сюда! Я вижу, вы здесь впервые! Всего за два доллара я проведу вас вокруг самого грандиозного собора Мальты! – с чудовищным акцентом закричал он.

– Ну вот, а вы боялись! – с издевкой заявил Шлиссенджер, подталкивая нас вперед. – Что-то он нам поведает?

Я чувствовал, что у меня сейчас случится солнечный удар. Пока старик, бодро помахивая тростью, тащил нас вокруг чудовищно большого собора, останавливаясь у каждого кирпича, мои ноги подкашивались, и я ощущал легкий холодок на губах. Перед глазами мутилось. До меня долетали отдельные куски приподнятого монолога о Великой осаде, магистре де Ла Валетта, полах и потолках собора, гобеленах по картинам Рубенса, Пуссена и Прети. Остальное сливалось в общий шум пиратских парусов, скрип галерных весел и стук мастерков на строительстве храма.

– Эти часы всегда показывают 11, – донесся до меня голос старика, словно откуда-то из длинного коридора.

– Я видел в Мюнхене такие же, в пивной "Хофбройхаус"! – почти выкрикнул я, но почувствовал, что мой голос прозвучал слабо и сдавленно.

– Пойдем-ка в тень, приятель. – кто-то крепко обнял меня сзади и скорее отнес, чем отвел к стене.

– Благодарю вас, герр Шлиссенджер, – прошептал я по-немецки, опираясь спиной о прохладный камень и чувствуя, как мои ноги едут вперед по гладкой брусчатке мостовой.

– Не стоит, герр Лагер, – с легким баварским акцентом ответил он. – Садитесь, да садитесь же! – Эйб почти с силой нажал мне на плечи.

– Прямо на землю? – я еще был способен удивляться.

– Не в театре, – отрезал он, расстегивая ворот моей рубашки. Потом Шлиссенджер куда-то исчез и через несколько минут вернулся с жестяной кружкой в руке. – Пейте, – сказал он, доставая из кармана маленькую белую таблетку в прозрачной обертке. – Вам будет легче.

В другой руке Эйб держал свою зеленую американскую кепку, с которой стекала вода. Недолго думая, он отжал ее прямо на меня и надел мне на голову.

– Если в итальянской архитектуре и было что-то хорошее, так это фонтаны, – заключил мой спаситель. – Вам лучше?

– Да, спасибо. Честно говоря, я даже не предполагал, что жара на меня так подействует. Мне легче перенести холод, чем пекло, – попытался оправдаться я.

– У вас еще будет возможность замерзнуть, – заметил он. – Нам стоит догнать экскурсию, если вы не возражаете.

– Да, конечно. – я жестом отказался от его помощи и встал сам.

Теперь смысл многих пояснений нашего провожатого доходил до меня более ясно. Оказывается, в соборе захоронено 356 рыцарей.

– Кажется, у Кавальеро в его "Последних крестоносцах" приводится другая цифра, – скороговоркой выпалил Кьюбит, выразительно глядя на старика.

– Хорошо, хорошо, – закивал тот головой. – Все вопросы после экскурсии.

"Вот уж никогда бы не подумал, что Кьюбит интересуется посторонней литературой." – вздохнул я.

Теперь старик нес что-то о правой руке Иоанна Крестителя, якобы хранившейся в соборе до оккупации Мальты Наполеоном.

– Бонапарт был рыцарски великодушен, – неожиданно выступил вперед Лабриман. – Я слышал, что он позволил последнему из госпитальеров увезти реликвию с собой в Европу.

– Последнему из госпитальеров… – презрительно буркнул Шлиссенджер. – На экскурсиях всегда узнаешь столько интересного…

"Странно, – думал я, – Вроде, все приличные люди, а лезут со своими замечаниями. Да еще в наглую. Ну я – понятно. А Кьюбит? А Лабриман? Ведут себя, как Томсон и Кларк. Один Шлиссенджер – нормальный человек. Бухтит себе что-то под нос. Кстати, что он бухтит? Бред какой-то. Ну жар-ра!"

Старичок благодушно сложил ручки на животе и воззрился на нас.

– Ну, у кого какие вопросы? Только по очереди. Не путайте меня. – он почесал за ухом. – Подходите.

Все застыли в нерешительности, глядя друг на друга.

– Что же вы? – подтолкнул меня Эйб. – Вот мы с молодым человеком спрашивали про часы с кукушкой.

Более идиотского положения я себе и не мог представить. Шлиссенджер стоял в стороне и довольно усмехался. Но старичок ничуть не смутился. Он взял меня под руку и, важно прохаживаясь вокруг чугунной пушки, охранявшей портал, пустился в объяснения.

– Видите ли, мой юный друг, эти часы остановились во время обстрела фашистской авиацией. Тогда еще разбомбили старый мальтийский госпиталь. Их взялся починить… Вы меня внимательно слушаете? Некто ГАМАЛЬ РАВАТ. Уникальный часовых дел мастер. Он живет в КАИРЕ, на улице АЛЬ-ЮСУФ, 8. У него там часовая лавка. – старик сделал еще один поворот вокруг пушки. – Наши городские власти обратились к нему с просьбой: "НЕ СОГЛАСИЛИСЬ БЫ ВЫ ПОСМОТРЕТЬ ЧАСЫ НА СОБОРЕ СВ. ИОАННА В ВАЛЕТТЕ?" Если б он ответил: "НЕТ, Я МУСУЛЬМАНИН И НОГИ МОЕЙ НЕ БУДЕТ НА МАЛЬТЕ", – то тогда, конечно, нет. А то он сказал: "ДЛЯ МЕНЯ ЭТО БОЛЬШАЯ ЧЕСТЬ. Я ДАВНО МЕЧТАЛ ПОСЕТИТЬ ВАШ ОСТРОВ." Вот так, молодой человек.

Третий раз за день я почувствовал себя полным дураком. Старик отпустил мою руку и обратился к Лабриману. Тот нервно передернул плечами и было открыл рот, но дотошный экскурсовод опередил его.

– Помню, помню. Наполеон. Замечательно! А вы знаете, что этот ваш корсиканец натворил в Египте? Не знаете? Так съездите – посмотрите на сфинкса!

Дальше я не слышал, потому что Лабриман резко развернул старика и пустился с ним в путешествие по ступенькам портала. Шлиссенджер, как мне показалось, досадливо сплюнул.

– Что вы здесь топчетесь?! – неожиданно взорвался Кьюбит. – У вас что, своих дел нет?

– Нет. – равнодушно пожал плечами Эйб. – Может, мне тоже интересно послушать про Наполеона. А вы о чем спрашивали, Майкл?

– Ни о чем. – отрезал Кьюбит и пошел прочь.

– Да-а… – протянул Абрахам, доставая сигарету. – В конце войны нервы сдают у всех, но не до такой же степени…