Читать книгу Черные тени красного Петрограда - Анджей Иконников-Галицкий - Страница 11

Ровно через год после той «буржуазной» революции и через 4 месяца после Октябрьской пролетарской, в феврале восемнадцатого, управляющий делами Совета народных комиссаров В. Д. Бонч-Бруевич получил докладную записку, составленную комитетом служащих Петроградского уголовного розыска.

Ведомство сие, созданное в апреле 1917 года на месте стёртого с лица земли Сыскного отделения, никоим образом не могло остановить дикую волну преступного насилия и грабежей; в записке объяснялось, почему. В числе трудностей борьбы с уголовной преступностью «…первое место должны занимать разгром и сожжение в первые дни революции архивов, музея, регистрационных и дактилоскопических карт на уголовный рецидив, а также альбомов фотографических снимков. Вторым, не меньшим условием в этом отношении была ошибка освобождения одновременно всех уголовных преступников с мест заключения… Третьим условием… оказалась слабость репрессий и отмена изоляции столицы от уголовного рецидива. Четвёртым условием является огромный наплыв в столицу уголовных преступников из Прибалтики и польских губерний вследствие эвакуации оттуда мест заключения и других причин, связанных с боевыми фронтами. Наконец, пятым условием должно признать отсутствие правильно организованной наружной и внутренней охраны столицы как на улицах, так и в домах».

Тут в каждую фразу нужно вдуматься. А вдумаешься – и волосы становятся дыбом. Начнём с последнего. Февральская революция уничтожила старую патрульно-постовую и участковую службу и не создала ничего взамен. Стихийно возникшая в первые послереволюционные дни милиция была явлением весьма жалким: что-то вроде добровольной народной дружины советского времени. Практически безоружная, плохо организованная, состоявшая из добровольцев-энтузиастов, которым к тому же не платили ни копейки, она никак не могла противостоять даже мелкому уличному криминалу, не говоря уж о серьёзной организованной преступности. А тут – «освобождение одновременно всех уголовных преступников», «огромный наплыв» их, да плюс «слабость репрессий»…

Преступный мир быстро оценил ситуацию и начал действовать нагло, почти в открытую.

Оказавшийся неожиданно для всех (и в первую очередь для самого себя) комиссаром Петроградской стороны народный социалист А. Пешехонов немедленно столкнулся с отъявленным криминалом, легко и радостно обрядившимся в пурпурные ризы «свободы на баррикадах». «Превратившись в революционеров, воры и мошенники усердно занялись, в частности, обысками, – писал он в своих воспоминаниях лет через пять. – Возбуждённые солдаты группами и даже толпами врывались в квартиры… К ним-то и примазывались, а иногда и натравливали их воры, грабители и всякие другие проходимцы. Воры и грабители очень скоро осмелели и начали уже самостоятельно производить „обыски“. Наш комиссариат накрыл как-то занимавшуюся этим шайку… Захватить удалось только двоих из них, на квартире же было найдено до десятка ружей, свыше 60 очищенных кошельков и бумажников и множество ценных вещей». Разумеется, таких шаек по городу шуровали десятки.

Но те двое, что были захвачены добровольцами из пешехоновского комиссариата (довольно-таки призрачного и эфемерного органа власти), едва ли получили заслуженное наказание. Наказывать и доказывать вину было некому. Да и нечем: в пожаре на Литейном сгорели архивы суда и прокуратуры; полицейские картотеки, личные дела рецидивистов, архив Сыскного отделения, его же фототека (первая в России, добросовестно собираемая более сорока лет, со времён легендарного сыщика Дмитрия Путилина) – весь этот ценнейший инструментарий борьбы с преступностью был разгромлён в первые дни революции, когда толпа (революционеров, «граждан» или уголовников?) громила здание Департамента полиции на Фонтанке, 16. Удивительно, до чего методично в ходе этого погрома были разорваны, утоплены или сожжены материалы, которые так или иначе могли быть использованы в оперативно-розыскных и следственных мероприятиях, могли повредить криминальной свободе. Фотографии, сделанные в комнатах Департамента полиции и Сыскного отделения в те дни, производят неизгладимое впечатление: поломанная мебель, развороченные шкафы, разбитые стёкла, и всюду – бумажки, бумажки, бумажки…

Ту же картину можно было видеть во всех районах города. Независимый наблюдатель, американский посол Д. Р. Фрэнсис писал: «Полицейский участок через три дома от здания посольства (на Фурштатской улице) подвергся разгрому толпы, архивы и документы выбрасывались из окна и публично сжигались на улице – и то же самое происходило во всех полицейских участках города… Солдаты и вооружённые гражданские лица преследовали полицейских, разыскивали их в домах, на крышах, в больницах». Конечно, стихия народного бунта, но невозможно отделаться от мысли, что документы, фотопортреты, отпечатки пальцев уничтожались обдуманно, целенаправленно.