Читать книгу Утро седьмого дня - Анджей Иконников-Галицкий - Страница 2

С чего всё началось

Жил-был некто Мар Афрем. Это было давно, в IV веке. О нём толком ничего не известно, кроме того, что он родился и почти всю жизнь прожил в городе Нисибине, а потом перебрался в Эдессу (она же Урфа), где и умер. Теперь это всё Турция, а тогда была провинция Римской империи Сирия. Там говорили на разных языках, а писали на двух: сирийском и греческом. Мар Афрем говорил и писал на сирийском. Собственно, Мар – это не имя, это по-древнесирийски «господин» (в смысле «великий человек», почти с заглавной буквы, как по-испански Дон). Можно перевести и как «святой». Святой, Великий Ефрем.

Так вот. О нём за давностью мало что известно. Есть сведения, что был аскетом и, возможно, монахом – а может, и не был. Иные утверждают, что служил диаконом, что написал великое множество проповедей и гимнов. Один человек по фамилии Созомен сосчитал, что от Ефрема осталось три миллиона стихотворных строк. Ну, это, наверно, преувеличение. Тем более что этот Созомен годился Ефрему в праправнуки и жил изрядно после него. Говорят, что Ефрем, собственно, даже и не писал большую часть своих творений: он вёл речь прямо стихами, а за ним записывали. Но это всё сообщается в источниках, появившихся тоже через десятилетия после его смерти. Самое раннее известное ныне упоминание о нём у современника (по годам примерно как внука) – у Епифания, епископа Констанции Кипрской. В сборнике «Панарий, или Против восьмидесяти ересей» Епифаний титулует его просто и ёмко: «мудрец сирийский»[1]. И цитирует довольно обширно как вдохновенного богослова и борца с ересью.

Да, так вот, у этого мудрого Ефрема есть такое объяснение, что именно приключилось с Адамом и Евой в раю.

А дело вот в чём.

Бог сотворил человека ни смертным, ни бессмертным. А способным к бессмертию. Это и в самом деле так: сколь бы мы ни были тяжелы, мутны, болезненны, связаны и окованы, мысли наши и душевные порывы ничем не ограничены, бестелесны, не подвержены законам пространства и времени, физики и химии. Они могут быть радостны и светлы посреди всякой нашей пакости. А следовательно, они бессмертны. Значит, в каком-то своём состоянии мы бессмертны. Правда, это состояние далеко от нас, как жаворонок в небе, и неуловимо, как солнечный зайчик на стене. Как бы я и не я.

Да, так вот.

Бог сотворил человека способным к бессмертию. Что значит «способным»? То есть решай сам: хочешь бессмертия – вот оно, бери, а не хочешь – не надо. Никто не заставляет. Но уж если выбрать бессмертие – так всем своим существом. А можно и не выбирать. Предпочесть что-то другое. Полная свобода.

И вот чтобы обеспечить человеку возможность выбора, Бог и сказал:

– От всех деревьев ешьте плоды, а от этого не ешьте. Если съедите, то смертью умрёте.

(Для чувствительных натур отметим, что в раю было превеликое множество растений со съедобными и вкусными плодами, и запрет на одно какое-то фактически не ущемлял райские права человека).

Сказал – и ушёл. Чтобы не мешать.

Человек-то ещё не знал, что это значит – умрёте. Да и сейчас не знает. Но ему было сказано: если съешь, не будет тебе бессмертия. Лишишься жизни.

И тут появляется диавол. В дословном переводе с греческого «диавол» – это лжесвидетель, профессиональный обманщик. Ефрем, кстати, объясняет, почему диавол появился тут в виде змея. Дело в том, что человек – Адам и Ева, – не зная смерти и всякой болезни, не боялся ничего, в том числе, естественно, змей. Притом змей умеет подползти тихо и незаметно, и он красив, приятен на вид. В общем, не вызывает подозрений. Он как бы свой, и его голос можно принять за свой внутренний голос.

Но это был именно диавол в образе змейки. А единственная задача диавола – небытие. Чтобы ничего не было, сотворённого Богом. Мечтает диавол о том, чтобы и Бога не было. Ну это не в его власти, и он стремится хотя бы человеку навязать сомнение в Боге.

И Адама и Еву он обманул самым простым способом – через недоверие. А психологической основой недоверия является преувеличенное мнение о себе. Типа: я лучше знаю, чем он, потому что я вообще всё знаю лучше всех, потому что я лучше всех. На этом диавол и поймал простака.

– Съешьте – и будете как боги.

То есть точно уже будете лучше всех.

Человек ведь лучшее творение Божие, вот Адам и подумал, что он лучше всех и ему лучше знать, что выбирать – бессмертие или нечто иное. И съел вместе с Евой. Отказался от бессмертия – сам своею собственною волею.

А отказавшись и съев, вдруг увидел вместо себя совершенного себя жалкого, постыдного, никчёмного, голого.

Дальше – понятно. Наступление неизбежных последствий.

Изгнание из рая по причине органической несовместимости истины и обмана, совершенства и уродства, смертного и бессмертного.

Так началась человеческая история.

Можно, конечно, сказать, что Бог поставил человеку слишком высокую планку. Переоценил человека.

Но Бог – это и есть высшая планка бытия и самая высокая оценка всего. Так что – что уж тут поделать.

И вот история началась.

Кстати, ещё одно маленькое наблюдение, из того, что ускользнуло от внимательного взора Ефрема и других отцов.

Когда архангел Михаил изгонял из рая Адама и Еву, в общей суматохе никто не обратил внимания (да и некому было) на несколько хвостатых теней, мелких и покрупнее, промелькнувших в створе широко распахнутых ворот вслед за изгоняемыми. А некоторое время спустя, приходя мало-помалу в себя после пережитого, Адам выкарабкался в предутренних потёмках из наскоро построенного шалашика – или там из пещеры – и вдруг почувствовал в своей ладони чей-то холодный нос, а затем и когтистые лапы, утешительно тычущиеся ему в плечи. А Ева, повернувшись впросонках на каменистом ложе под косматым одеялом из шкур, ощутила под боком шелковистое тепло и услышала умиротворяющее мурлыканье. Чуть позже, отойдя на некоторое расстояние от жилища, люди обнаружили большое рогатое добродушное млекопитающее, зовущее к себе истошным мычанием. И какое-то помельче, тоже с рогами, но и с бородкой. И другое копытное, с длинными ушами… И ещё одно, в курчавой шерсти…

Так появились существа, которых потомки Адама и Евы называют доместикатами. Домашние животные.

Они тайком выскользнули из эдемского рая вслед за первыми людьми.

Думаю, что так. Потому что иначе не могу себе представить процесс их появления на Земле.

Но это – по ходу дела, небольшое дополнительное замечание, которое, может быть, нам ещё понадобится, а может, и нет.

У Великого Ефрема среди миллионов строк есть такое стихотворение, вернее поэма, или, как сказали бы греки, имнос (гимн, хитросплетённая песнь), где главное действующее лицо – Смерть. Она тут с заглавной буквы, потому что ведётся речь от её лица. То есть она в этой поэме как бы одушевлённый персонаж. Та самая, которая родилась противоестественным путём: от волевого решения человека, спровоцированного диаволом. То есть она как бы извергнута из нутра человека. Образно говоря, изблёвана. И теперь живёт самостоятельной жизнью.

Хотя это очевидный парадокс: как это – смерть живёт?

Однако же в тексте Ефрема она даже произносит длинный монолог с различными эмоциональными оттенками: гордостными, победными, наивными и издевательскими, а под конец – потрясённо-страдательными.

Она как бы стоит или, скорее, летает, а может, ползает перед Голгофой, перед крестами, на которых умирают распятые. Её интересует только Один из них. Она, собственно, обращает свою речь к Нему.

Вот этот монолог, в нашем (близком к первоисточнику) переложении[2]:

Тут пока остановимся.

Смерть стыдливо умалчивает о ещё одной потере, совсем недавней. Всего шесть дней назад из её сейфа был необъяснимым образом похищен некто Лазарь…

Но обо всём в свой черёд.

Интересно, что свидетели и исполнители голгофской казни видели кресты и распятых на фоне неба. Такая особенность ситуации. То есть чтобы увидеть распятого, нужно посмотреть вверх, в небо. А что ещё мы видим, глядя в небо? Ничего. Иногда облачка и птичек. А так – ничего.

А вот если отвести взор от креста, посмотреть вниз, то можно увидеть много всякой всячины. Траву, кустики, деревца, жучков, мушек. Кошек, собак. Людей, по-разному одетых, стоящих или куда-то спешащих. Ну и конечно, дома, улицы, двери, окна…

Тени, движущиеся с разной скоростью.

1

Епифаний Кипрский. Панарий, 51, 22, 7. Цит. по: Творения святого Епифания Кипрского. Ч. 2. М., 1884. С. 383.

2

За основу взят гимн 36 из так называемых Нисибийских гимнов преподобного Ефрема Сирина; подстрочный перевод в статье: Брок С. П. Святой Ефрем – певец Слова Божия / пер. с англ. В. В. Богданова-Березовского // Христианское чтение. 2012. № 1. С. 40–41.