Читать книгу Танец чайки - Андреа Камиллери - Страница 2

Примерно в пять тридцать он понял, что больше не может лежать, уставившись в потолок.

Это началось у него с годами: обычно он укладывался после полуночи, с полчаса читал, а едва глаза начинали слипаться, закрывал книгу, выключал свет, удобно устраивался на правом боку, подтянув к животу ноги и подложив под щеку ладонь, закрывал глаза и мгновенно засыпал.

К счастью, почти всегда ему удавалось сладко спать до самого утра. Но бывали ночи, как эта, когда сон не шел, хоть убей. Он часто просыпался либо вовсе не мог уснуть.

Однажды, отчаявшись, он решил пригубить немного виски в надежде поскорее забыться сном. И в результате приехал в комиссариат навеселе, с первыми лучами солнца.

Комиссар встал и открыл дверь на веранду. День занимался погожий, сверкал, как картина, на которой еще не просохли краски. Доносившийся до него шум прибоя казался громче обычного. На веранде было свежо. Середина ноября, в это время часто бывало по-зимнему холодно, но сегодня денек выдался погожий, как летом.

Не исключено, однако, что к обеду погода испортится. Прямо по курсу, над горой Русселло сгущались черные тучи.

Он пошел на кухню и сварил себе кофе. Выпил первую чашку и направился в ванную. Уже одетый, налил еще – вторую чашку он обычно пил на веранде.

– Что-то вы раненько сегодня, комиссар!

Он приветственно помахал рукой. Это синьор Пуччо кричал из лодки, орудуя веслами и направляясь в открытое море.

Сколько же лет он видит его по утрам?

Комиссар перевел взгляд на парившую над морем чайку.

Чаек нынче было мало, они почему-то переселились в города. Даже на побережье в Монтелузе, где раньше собирались большие стаи, они как будто старались держаться подальше от воды. Как ни странно, вместо того чтобы ловить свежую рыбу, они искали пропитание на помойках. Неужели им приятнее драться с крысами за тухлятину? Интересно, сами они выбрали такую жизнь или в природе произошли какие-то перемены?

Вдруг чайка сложила крылья и стала пикировать вниз. Увидела добычу? Нет, коснувшись клювом песка, птица не взмыла в воздух, но внезапно обмякла и осталась лежать, превратившись в груду перьев, которые шевелил утренний бриз. Может, ее подстрелили? Но выстрела комиссар не слышал. Какому идиоту могло прийти в голову стрелять в чаек? Однако чайка, лежавшая шагах в тридцати от веранды, была, несомненно, мертва. Монтальбано смотрел на мертвую птицу; но вдруг по ней как будто пробежала дрожь, она попыталась подняться на лапы, накренилась на бок, и, опираясь на распростертое крыло, закружилась, описывая концом другого крыла окружность, а клюв запрокинула к небу, с неестественно искривившейся шеей. Что она делает, танцует? Танцует и поет. Нет, не поет. Звук, вырывавшийся из птичьего клюва, был хриплым, отчаянным, словно она звала на помощь. Не переставая кружить, чайка тянула кверху шею и шевелила клювом взад-вперед, и казалось, это рука, которая из последних сил пытается ему на что-то указать.

Монтальбано бегом спустился на пляж и подошел к чайке. Движения птицы замедлились, наконец, издав пронзительный, почти человеческий крик, она упала на подмятое крыло и затихла.

«Предсмертный танец», – подумал комиссар. Он впервые видел нечто подобное.

Ему не хотелось оставлять мертвую птицу на поживу собакам и муравьям. Взяв чайку за крылья, он вернулся на веранду. Нашел на кухне полиэтиленовый пакет, положил в него птицу, добавив в качестве балласта два тяжелых камня, что держал дома для красоты. Снял ботинки, рубашку и брюки, в одних трусах зашел в воду, размахнулся и бросил пакет далеко в море.

Дрожа от холода, прибежал домой и, чтобы согреться, сварил себе еще кофе.

По дороге в Пунта-Раизи мысли Монтальбано крутились вокруг предсмертного танца чайки. Он никогда не видел, как умирают птицы, ему почему-то казалось, что они живут вечно. Теперь он увидел это своими глазами и был слегка озадачен, как обычно бывает, когда случается нечто неожиданное. Вряд ли в чайку стреляли. Хотя не исключено, что дробь была очень мелкой. Кажется, из раны не вытекло ни капли крови, тем не менее для птицы она оказалась смертельной. Интересно, все чайки перед смертью устраивают такой душераздирающий балет? Сцена птичьей смерти не шла у него из головы.

На электронном табло аэропорта значилось, что рейс, который он встречал, задерживался на целый час. Этого следовало ожидать.

Было бы удивительно, если бы что-то изменилось! Разве в Италии что-то отправляется или прибывает по расписанию?

Поезда опаздывают, самолеты тоже, паромы отчаливают лишь с Божьей помощью. Про почту лучше не вспоминать! Автобусы теряются в пробках. Решение социальных вопросов опаздывает на пять – десять лет, принятие законов откладывается на годы, суды затягиваются, и даже телепрограммы начинаются с опозданием на полчаса…

Размышляя об этом, комиссар пришел в мрачное расположение духа. Нет, негоже встречать Ливию в таком настроении. Нужно отвлечься, чтобы убить этот час.

Он вдруг понял, что ужасно проголодался. Странно, ведь обычно он никогда не завтракал. Возможно, сказался ранний подъем и дальняя дорога.

В баре стояла очередь, как на почте в день выплаты пенсии.

– Пожалуйста, кофе и круассан.

– Круассанов нет.

– Закончились?

– Нет. Еще не привезли, через полчаса будут.

Подумать только, даже круассаны опаздывают!

Он нехотя допил кофе, взял газету и сел читать. Сплошная болтовня, переливание из пустого в порожнее.

Правительство, оппозиция, церковь, промышленники, профсоюзы – все только и делают, что пустозвонят. Сплетничают о разводе каких-то знаменитостей; о фотографе, снимавшем что-то такое, что нельзя было снимать; перемывают кости местному олигарху, на которого ополчилась жена за то, что он посулил золотые горы любовнице. В сотый раз обсуждают рабочих, свалившихся с лесов, как падают с дерева перезрелые груши; утонувших в море нелегалов, обнищавших пенсионеров и переживших насилие детей…

Пустозвонят всегда и везде, хватаются за любую тему, совершенно не решая проблем и не заботясь о принятии каких-то действенных мер…

Монтальбано вдруг пришло в голову, что неплохо бы внести поправку к первой статье Конституции: «Италия – это республика, основывающаяся на торговле наркотиками, систематическом опоздании и пустой болтовне».

Он в сердцах швырнул газету в мусорное ведро, вышел на улицу и закурил. У кромки воды кружили чайки. Ему вспомнился танец умирающей птицы.

Поскольку до прибытия самолета оставалось еще полчаса, комиссар решил пройтись. Дошел до берега, сел на камни у самой воды и наслаждался, вдыхая соленый запах водорослей и наблюдая за полетом чаек.

Когда он вернулся в аэропорт, самолет Ливии только что приземлился.

Она появилась перед ним, смеющаяся и прекрасная. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал – они не виделись целых три месяца.

– Пойдем?

– Нужно забрать чемодан.

Выдавать багаж, как водится, начали через час, под возмущенные крики и ругань пассажиров. Хорошо еще, что чемоданы не улетели в Бомбей или Танзанию!

По дороге в Вигату Ливия спросила:

– Ты помнишь, что у нас заказан отель в Рагузе? Сегодня вечером?

Они планировали провести три дня в Валь-ди-Ното и посмотреть города сицилийского барокко, где Ливия еще не бывала.

Решение это далось Монтальбано непросто.

– Послушай, Сальво, – сказала Ливия по телефону неделю назад, – у меня будет четыре выходных, как ты смотришь на то, чтобы я приехала, и мы немного побыли вместе?

– Я буду счастлив.

– Послушай, давай съездим куда-нибудь недалеко?

– Мне кажется, отличная идея. К тому же в комиссариате сейчас мало дел. Куда бы тебе хотелось?

– В Валь-ди-Ното. Я там еще не была.

Ох, ну почему именно туда?

– Конечно, Валь-ди-Ното – замечательно, еще бы! Но, поверь, есть и другие места, где…

– Нет, я хотела бы именно в Ното, говорят, там совершенно бесподобный собор, а потом заехать, к примеру, в Модику, Рагузу, Шикли…

– Прекрасная программа, я не сомневаюсь, но…

– Ты не хочешь?

– Нет, по большому счету – да, конечно, почему бы нет? Только сначала надо бы узнать…

– Что узнать?

– Вдруг они как раз там снимают?

– Ты о чем? Что снимают?

– Телесериал… Ты же знаешь, его снимают в тех местах, а мне бы не хотелось…

– Послушай, тебе-то какая разница?!

– Что значит, какая мне разница? А если я встречусь лицом к лицу с актером, который играет меня… Как его там, Дзингарелли…

– Его фамилия Дзингаретти, не притворяйся, что не помнишь! Дзингарелли – это словарь [1]. Но ты мне скажи, какое это имеет значение? Что за детские комплексы, в твоем-то возрасте!

– При чем тут возраст?

– И потом, вы абсолютно не похожи.

– Согласен.

– Он намного моложе тебя.

Черт бы побрал этот проклятый возраст! Ливия знает его слабое место!

Он обиделся. Какое это имеет значение, моложе или старше?

– И что? Если на то пошло, он лыс как коленка, а у меня вон какая шевелюра!

– Сальво, давай не будем ссориться.

И тогда, чтобы сохранить мир, он позволил себя уговорить.

– Я прекрасно помню, что ты заказала гостиницу. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты должен вернуться с работы домой не позднее четырех.

– Я только подпишу бумаги.

Ливия рассмеялась.

– Что тут смешного?

– Сальво, как будто в первый раз… – Она замолчала.

– Нет, продолжай. В первый раз что?

– Ладно, не будем об этом. Чемодан у тебя собран?

– Нет.

– Прекрасно! Ты еще два часа будешь собирать чемодан, и на твоей крейсерской скорости мы приедем в Рагузу поздно ночью!

– Крейсерская скорость! Какое остроумие! Да сколько можно собирать чемодан? Полчаса, не больше!

– Хочешь, я тебе помогу?

– Нет, ради бога, не надо.

Однажды Ливия собрала ему чемодан, и, приехав на остров Эльба, он обнаружил, что она положила ему один ботинок черный, а другой – коричневый.

– Что значит – ради бога? – прошипела Ливия сдавленным голосом.

– Да ничего не значит, – ответил он, не желая провоцировать ссору.

Немного помолчали, и Монтальбано вдруг спросил:

– В Боккадассе чайки умирают?

Ливия, которая смотрела вперед на дорогу и все еще сердилась из-за чемодана, повернула к нему изумленное лицо.

– Чего ты на меня смотришь? Я просто спросил, умирают ли в Боккадассе чайки.

Ливия продолжала молча на него смотреть.

– Что, сложно ответить? Да или нет?

– По-моему, это глупый вопрос.

– Ты можешь просто ответить, не оценивая мой ай-кью?

– Я думаю, что в Боккадассе они умирают, как и везде.

– А ты когда-нибудь видела, как они умирают?

– Не думаю.

– Что значит – не думаю? Что тут думать? Видела или не видела! Третьего не дано!

– Не кричи на меня! Не видела! Доволен? Я не ви-де-ла!

– Это ты кричишь, а не я!

– Почему тебя интересуют чайки? Ты какой-то странный сегодня. С тобой все в порядке?

– Со мной все в порядке, в полном порядке, все отлично, прекрасно, лучше не бывает, черт бы побрал этот чертов порядок!

– Прекрати орать и поминать черта…

– Кого хочу, того и поминаю!

Ливия ничего не ответила, и он замолчал. Остаток пути ехали молча.

Почему, интересно, малейшая искра неизбежно высекает между ними ссору? И почему им в голову не приходит, что в таком случае логично пожать друг другу руки и расстаться навсегда?

Молчали всю дорогу, до самой Маринеллы. Вместо того чтобы немедленно отправиться в комиссариат, Монтальбано решил принять душ, чтобы успокоиться после перепалки с Ливией. А та, войдя в дом, немедленно заняла ванную.

Он разделся и робко постучался.

– Тебе чего?

– Давай скорее, я тоже в душ.

– Подожди, я первая.

– Ладно, Ливия, мне надо на работу!

– Я помню, только бумаги подписать!

– Да, но учти, я проехал от Вигаты до Палермо и обратно! Чтобы встретить тебя, между прочим. Мне нужно в душ!

– А я, разве я не проехала от Генуи до Вигаты? Это намного дальше! Сейчас моя очередь!

Значит, километры считать будем?

Чертыхаясь, он натянул плавки и пошел на пляж.

Солнце поднялось уже высоко, но песок под ногами был прохладным.

Холодная вода обожгла тело. Нужно плыть, не медля и энергично. Через четверть часа бодрого брасса он лег на спину и уставился в небо.

В небе, хоть ты тресни, не было ни единой чайки. Набежавшая волна захлестнула лицо, немного воды попало в приоткрытый рот. Вкус ее показался странным. Тогда он зачерпнул целую горсть и глотнул. Сомнений не оставалось, у морской воды был другой вкус, не такой, как раньше. Какая-то она менее соленая, даже горьковатая, как протухшая минералка. Может, поэтому чайка… Но тогда почему кефаль в трактире оставалась по-прежнему вкусной?

На веранде сидела Ливия в халате и пила кофе.

– Как водичка?

– Протухла.

Выйдя из душа, он наткнулся на нее.

– Что?

– Ничего. Ты очень торопишься?

– Нет.

– Тогда…

Он сразу понял. Где-то внутри заиграл целый симфонический оркестр, Монтальбано крепко обнял Ливию и прижал к себе.

Примирение было сладостным.

– В четыре, прошу тебя, не опаздывай! – напомнила Ливия, закрывая за ним дверь.

– Пришли ко мне Фацио, – бросил он Катарелле, входя в комиссариат.

– Нету его на месте, синьор комиссар.

– Он звонил?

– Нет, синьор комиссар.

– Как только появится, пусть зайдет.

На столе у Монтальбано высилась гора бумаг. Он оторопел. Еле-еле поборол искушение послать все к чертовой матери. Что, интересно, с ним сделают, если он их не подпишет? Смертная казнь отменена, пожизненное заключение тоже вот-вот отменят. Что тогда? Хороший адвокат может долго тянуть дело, а там, глядишь, и срок давности выйдет. Бывали ведь в Италии премьер-министры, которые пользовались этим рецептом, чтобы выбраться из куда более серьезных передряг. Но чувство долга все-таки пересилило.