Читать книгу Смертный приговор - Андреас Грубер - Страница 3

10

На ночь Мелани сдвинула два плетеных кресла в больничном зале для посетителей и спала там. Все это время Шейла спокойно лежала в палате Клары. На следующее утро Клара и Шейла вместе позавтракали, затем Мелани отправилась со своей собакой в ближайший парк, где даже оказалась площадка для выгула с поилкой.

Пока Шейла носилась, Мелани набрала номер мобильного Хаузера. Тот сразу ответил.

Мелани взглянула на наручные часы. Было 7:30.

– Разбудила?

– Нет, я уже давно встал, – простонал он. – Что нового?

– Это я вас хотела спросить. Для меня есть какие-нибудь новости? – Мелани услышала отдаленные голоса.

– Студенты полицейской школы с ищейками нашли сегодня утром труп девочки в Венском Лесу.

– И вы даже не позвонили мне?

– Мы еще не знаем, имеет ли это какое-то отношение к нашему делу.

– Где именно?

Хаузер помолчал.

– У источника Агнессы. Это…

– Я знаю, где это, – перебила она его. – Примерно в трех километрах от того места, где была найдена Клара.

– Да, – проскрипел Хаузер.

Значит, ее решение удвоить радиус оказалось верным.

– Вы уже знаете что-нибудь о мертвой?

– Нет, сотрудники экспертно-криминалистической службы как раз выкапывают ее.

– Спасибо, отличная работа. – Мелани положила трубку и свистнула. Шейла тут же подбежала к ней, и Мелани взяла ее на поводок. Собака бросила на хозяйку полный ожидания взгляд.

– Мы едем в лес.

Трактир «У источника Агнессы», исходный пункт многочисленных любителей пеших маршрутов, был в это время еще закрыт. Однако на парковке стояло машин шесть, все принадлежали Венской уголовной полиции и Федеральному ведомству по уголовным делам.

Мелани припарковала свой автомобиль рядом с другими и вышла наружу. Солнце еще пряталось за дубами, которые отбрасывали длинные тени. Мелани знобило. Она накинула жилетку и открыла заднюю часть кузова, где Шейла мирно спала на противоскользящем коврике. Она взяла собаку, которая немедленно проснулась, на поводок и направилась с ней через парковку к лесной дорожке – полиция уже маркировала ее белой оградительной лентой с двумя красными полосами.

Ей навстречу из леса вышел Хаузер, разговаривая по телефону. Как только он увидел ее, сразу сунул сотовый в карман.

– Что вы здесь делаете? Это дело еще не ваше.

– Это я вам скажу, как только взгляну на спину трупа… и, между прочим, доброе утро!

– Доброе, – буркнул он. – У вас других дел нет?

– Три, если быть точной, – но они близятся к завершению, там осталась только бумажная война.

Хаузер был небрит, и от него пахло кофе. Галстук криво повязан, к ботинкам прилипла грязь и листва. Похоже, он здесь с самого раннего утра.

– Как далеко в лесу нашли девочку?

– У старого источника Агнессы, примерно в пяти минутах ходьбы отсюда. Вообще-то, я собирался сейчас допросить владельца трактира.

Она проскользнула под оградительной лентой и взяла Шейлу на короткий поводок.

– Тогда я вас не задерживаю.

Хаузер пробормотал что-то невнятное и последовал за ними. При этом он подозрительно посмотрел на Шейлу, но ничего не сказал.

– Если бы я знал, что вы тут же появитесь здесь, то даже не упомянул бы о находке. Я задаюсь вопросом, зачем вы сюда приехали.

Мелани остановилась.

– Черт побери, в чем ваша проблема?

Шейла навострила уши, услышав резкий тон Мелани.

– Могу вам объяснить. – Хаузер поднял плечи. – Я хотел бы работать с непредвзятым прокурором.

– По-вашему, я не такая?

– Вы знаете Клару и дружили с ее умершей матерью.

– Боже мой, вы себя вообще слышите? – Мелани пошла дальше. – Прокуроры имеют право браться за дела, даже если лично знают жертву.

– Ради бога, но мать Клары была вашей лучшей подругой. Этот случай задел вас эмоционально, и вы считаете, что должны контролировать каждый мой шаг.

– И это вас беспокоит?

Хаузер ничего не сказал. Этот мерзавец подслушивал под дверью, когда она была у Клары в больнице. Разумеется, ему гораздо милее был бы другой прокурор, который будет неторопливо вести дело. Между тем и Хаузер тоже не самый ее любимый кандидат для ведения расследования.

Шейла послушно бежала рядом с Мелани по тропинке.

– Послушайте, я не хочу с вами ссориться. Для вашего успокоения – я не видела Клару три года и даже не знала, что ее мать умерла год назад.

– Но вы знали, что Клара исчезла год назад… – с легким упреком заметил Хаузер.

– Нет, девочка, как и ее мать, взяла фамилию Брайншмидт. Кроме того, в СМИ не сообщали об исчезновении Клары, не публиковали ее фотографию.

– Уполномоченный прокурор и я имели причины держать расследование в тайне от прессы.

– Да, великолепная работа! Браво!

– Вы собираетесь указывать мне, как я должен выполнять свою работу?

Тут Мелани не выдержала:

– Я бы вела расследование иначе, подключила бы прессу, показала бы видео Клары и выслушала бы ее подруг. Но вы этого не сделали, потому что надеялись быстро найти пропавшую девочку, не привлекая внимания прессы. Я права? О господи, возможно, вы упустили решающих свидетелей!

Хаузер заскрипел зубами.

– Мы все знаем, как заканчивается похищение с большой шумихой в прессе и чрезмерной публичностью. – Он развел руками. – Преступник впадает в панику, что сосед может случайно узнать жертву, теряет самообладание, убивает похищенную и прячет труп. Вы пошли бы на такой риск?

Мелани молчала.

– С моим методом Клара все-таки выжила, и ей удалось сбежать, – продолжил Хаузер.

– Но то, что она до сих пор жива, связано, скорее всего, лишь с тем, что татуировка у нее на спине еще не завершена.

Они дошли до источника Агнессы. Маленькая лесная поляна была обрамлена деревьями с желтыми и оранжевыми кронами. Скалы, частично скрытые листвой, окружали прогалину. Вода из источника на одной из этих скал медленно стекала в водозабор, который по высоте не доходил даже до лодыжки. Рядом стояла скамья и распятие. Этот источник якобы приносил счастье… Но, видимо, не каждому.

Мелани посмотрела в лес, где несколько человек выкапывали труп из земли.

Хаузер указал на огражденную тропу, которая вела к месту находки.

– Хотите посмотреть на убитую? – Его слова прозвучали примирительно.

– Да, спасибо, после вас.

Хаузер прошел вперед. Мелани привязала поводок к крепкому суку и приказала Шейле сидеть. Затем последовала за Хаузером.

В двух метрах от места обнаружения трупа она остановилась. Пока полицейские обследовали окрестности, коллеги уже полностью раскопали труп девочки на глубине полуметра. Две яркие лампы на штативах освещали место захоронения.

Фигура и размеры трупа указывали на то, что это ребенок от десяти до четырнадцати лет. Голое, завернутое в полиэтиленовую пленку тело лежало на спине. Коллеги Хаузера уже вскрыли пленку и начали исследование. Плоть полностью почернела и сильно истлела. Пока больше ничего нельзя было сказать.

– Что нам известно на данный момент? – спросила Мелани.

– Немного, за исключением того, что у нее, похоже, нет переломов костей и она лежит здесь уже минимум полгода.

Мелани взглянула на источник, распятие и скамью. Место захоронения находилось всего в нескольких метрах от лесной тропы.

– Убийца сильно рисковал, когда закапывал ее здесь.

Хаузер кивнул.

– Место еще называется «Источник девственниц».

– Думаете, это что-то означает?

Хаузер пожал плечами:

– В любом случае мы должны обыскать весь участок леса, возможно, это еще не все жертвы.

В следующий момент сотрудники экспертно-криминалистической службы подняли труп из ямы и положили рядом на подложку. Осторожно перевернули мертвую на живот. Тут же защелкали фотоаппараты. В свете вспышек Мелани увидела спину девочки. Кожа от лопаток до самой поясницы отсутствовала. Оголенный позвоночник был словно отлит из смолы. Кости блестели от вспышек фотокамер.

Мелани отвела взгляд и сделала глубокий вдох и выдох.

– С вами все в порядк?

«Ничего не в порядке!»

– Видите, это наш случай, – сухо ответила Мелани. – Что, если Клара, мертвая румынка и эта третья девочка были не единственными детьми? Если в том месте, где держали Клару, есть еще такие же жертвы, как она? Возможно, некоторые из них еще живы.

– Да, – согласился Хаузер. – Мы должны найти мерзавца, и как можно скорее.

Мелани кивнула. Именно это она и собиралась сделать.

11

– Катарине двадцать один год, и она умная молодая женщина. К тому же писаная красавица и студентка психологического факультета, – рассказывал Снейдер. – Ее мечта: однажды стать психотерапевтом.

Он ходил по аудитории и вертел в руке пульт управления.

Была ровно одна минута девятого. Прошлым вечером Тина и Сабина хорошенько попотели в фитнес-центре и поплавали в бассейне, а затем пошли в ирландский паб, где Сабина два часа без остановки рассказывала об Эрике. После этого она спала уже намного лучше, чем накануне, – кроме того, сегодня в обеденный перерыв она снова навестит Эрика в больнице.

Тина сидела на своем месте свежая, как огурчик, заинтересованная и будто заново родившаяся. Чем больше эта женщина пила, тем активнее становилась, подумала Сабина. Яркосиний нетбук Тины был раскрыт, и она, летая пальцами по клавишам, записывала самые важные данные. Это было наверняка разрешено, а потому Снейдер вряд ли подойдет и выбросит нетбук в корзину для мусора.

Снейдер затемнил помещение и включил видеоряд. На экране была молодая женщина, которая вела оживленное благотворительное мероприятие. Фильм был профессионально смонтирован, с использованием съемки с движения и наложением высокопарной музыки в исполнении оркестра. Сабина была очарована молодой женщиной на экране. Обворожительное создание с курносым носиком и веснушками, веселым нравом и ослепительной улыбкой. Сабина только не знала, куда клонит Снейдер.

Когда видео закончилось, Шёнфельд наклонился к Майкснер и достаточно громко прошептал ей в ухо, так что услышала даже Сабина, сидевшая в другом ряду.

– Она наверняка стала бы пятой на нашем курсе…

– Шёнфельд! – оборвал его Снейдер. – Говорите, чтобы слышали все.

– По какой специальности учится Катарина? – быстро нашелся Шёнфельд.

– Интегративная психотерапия, – ответил Снейдер. – Катарина из Австрии. Она живет на краю Венского Леса и учится в университете Вены. Во время летних каникул она работает гувернанткой в местечке Санкт-Петер-Ординг, расположенном на берегу Северного моря, и время от времени подрабатывает официанткой в кафе одной неврологической клиники – не столько ради денег, сколько из научного интереса.

– Почему об этой обычной студентке сняли такое затратное видео? – спросила Майкснер.

– Она не обычная студентка, а племянница одного австрийского дипломата и часто бывает на публике во время благотворительных мероприятий. Этого достаточно, я не могу раскрыть вам прочие детали, касающиеся семьи.

– Горячая штучка, – прокомментировал Гомез.

Снейдер проигнорировал это замечание.

– А сейчас я покажу вам, что с ней сделали. – Он нажал на кнопку пульта дистанционного управления.

На экране появилась картинка. Сабина тут же отвернула голову. Даже Тина закрыла глаза. Сделав глубокий вдох и выдох, Сабина заставила себя снова взглянуть на экран и рассмотреть фотографию. Катарину было невозможно узнать. Части тела и куски плоти висели на шнурах на деревянной свае, прочие останки лежали в песке и служили пищей червякам, улиткам и морским крабам.

На этот раз Снейдер не заставлял их реконструировать преступление, а сам рассказал, что случилось, одновременно раздавая материалы с заключением судмедэкспертов.

– Примерно три года назад, в пятницу двадцать четвертого сентября, кто-то усыпил Катарину хлороформом, незаметно дотащил через длинный деревянный причал до моря, привязал к деревянной свае, закопав до бедер в ил, дождался, когда она пришла в себя, и обычным складным ножом, которым обычно режут сало, жестоко изувечил. Затем, предположительно, дождался прилива и смотрел, как Катарина медленно умирает в прибывающей морской воде.

«Жестоко изувечил» слишком безобидно сказано, подумала Сабина. Здесь больше подходило – раскромсал на куски вдоль и поперек.

– По расчетам судмедэкспертов, она умерла в 18:50, когда прилив достиг максимума. Солнце зашло лишь полчаса спустя. И все равно свидетелей не было.

Все углубились в медицинский отчет, а Снейдер продолжал:

– Почему преступление совершено именно так и никак иначе? Катарина уже не может рассказать нам свою историю. Теперь мы должны рассказать ее историю. Гомез, ваша очередь. Кто мог совершить это убийство?

Гомез, который сидел в вальяжной позе, подобрался.

– До этого были подобные убийства?

– Ничего похожего.

– Тогда будем исходить из того, что это было его первое преступление.

– Откуда мы знаем, что это был он? – перебил Снейдер.

– Картина, которую оставил нам убийца, указывает на рецидивиста. В Германии за последние семьдесят лет было около двухсот серийных убийц, которые, согласно статистике, совершили от четырех до пяти убийств. Лишь пять процентов преступников – женщины.

– Вы почерпнули эту мудрость в Интернете?

– Да, – ответил Гомез. – А конкретно: в статье, которую вы написали.

Снейдер поджал губы.

– Тогда это похоже на правду. Дальше!

– Прежде чем совершить убийство, преступник много лет жил фантазиями и наверняка сотни раз представлял себе это конкретное убийство. Он себя, так сказать, сам запрограммировал.

– Гомез! – Снейдер помахал рукой. – Используйте оба полушария головного мозга! Дайте нам детали.

– Знала ли Катарина своего убийцу? Вероятно, нет, иначе дело не осталось бы нераскрытым три года спустя. Но с незнакомцем она не пошла бы к морю по длинному деревянному причалу, так что, предположительно, он усыпил ее хлороформом еще на суше. Девятьсот метров до моря он нес ее на руках. Весит она, похоже, около пятидесяти пяти килограмм. Так что полагаю, он высокий и сильный.

– Гомез! – снова прервал его Снейдер. И одновременно поднял вверх три пальца. – Резюмируйте свои выводы в трех коротких точных предложениях. Сможете?

Гомез сел еще прямее и подумал несколько секунд.

– Он не использовал ни рыбацкого ножа, ни морских узлов, значит, это не рыбак и не матрос. Так как хлороформ действует недолго, ему приходилось повторять дозу, но он наверняка не хотел ждать слишком долго, пока Катарина придет в себя, – что указывает на медицинские знания. Я предполагаю, что преступнику тридцать лет, он холост, у него мало практических навыков, зато отличное умение планировать. Возможно, он ненавидит женщин.

Снейдер недовольно наморщил лоб.

– Вы в тупике. Развивайте в себе способность отличать суть от несущественного.

– То, что он не изувечил ее вагину, может также означать и то, что он не испытывал ненависти к женщинам, – исправился Гомез. – По крайней мере, я не вижу признаков сексуальной ярости.

– Лучше. – Снейдер кивнул и поднял вверх три пальца другой руки.

– Майкснер, теперь вы.

– Он осознанно выбрал жертву и наверняка наблюдал за ней несколько недель, прежде чем убить. Это означает, что он может проживать недалеко от места преступления. Однако в этом случае мы бы уже давно его нашли. Значит, он мобилен и имеет водительские права – если только он не живет… – Она задумалась. – А после были подобные убийства?

– Нет.

– Предположительно, ему просто не подвернулась подходящая возможность, – продолжала Майкснер. – Вы сказали, что Катарина подрабатывала официанткой в неврологической клинике. Где та находится?

– В Санкт-Петер-Ординге, на прогулочной набережной.

– Возможно, преступника можно найти среди пациентов этой клиники. Меня, как следователя, интересовали бы досье и медицинские карты больных.

– Клиентов! – исправил ее Снейдер, полез в ящик и достал пять папок. В каждой находилось по двадцать пять бланков с основными данными клиентов, которые могли быть приняты в расчет.

Просмотрев бумаги, все сошлись на одном кандидате: двадцатипятилетием Симоне Каспареке, который проходил в клинике стационарное лечение. До этого он был фермером и работал комбайнером на полях своей матери. Одним дождливым днем он собирал кукурузу, но, так как дождь все усиливался, его мать побежала на пашню, чтобы позвать сына домой. Из-за высокой кукурузы он не увидел ее приближения, мать попала в силосорезку и была изувечена ножами. Он пытался вытащить ее, но безуспешно. С тех пор Каспарек мучался от сильного чувства вины. Первую попытку самоубийства предпринял спустя две недели после несчастного случая, последнюю – за пару дней до убийства Катарины.

– Кроме того, Каспарек страдает пограничным расстройством личности и синдромом Аспергера, – объяснил Снейдер. – Оба нарушения идентичности дают вкупе очень редкую и не менее взрывную комбинацию.

Снейдер вывел на экран фотографию Каспарека. На вид около тридцати, неухоженная трехдневная щетина, узкое, непропорциональное лицо.

– Гомез, что вы знаете о пограничном расстройстве личности?

– Такие люди боятся быть покинутыми. Для них характерно суицидальное или самотравмирующее поведение, они также не способны контролировать свою агрессию по отношению к окружающим. Часто случаются кратковременные параноидальные…

– Гомез, избавьте меня от этого говна из учебника, – пробурчал Снейдер. – Я расскажу вам кое-что о Каспареке. Он пытается избавиться от чувства внутренней пустоты. Это начинается однажды утром, когда во время бритья он прижимает помазок к коже сильнее, чем это необходимо. Если чувство пустоты остается, то он кусает себя или бьется головой о стену. За этим следуют несколько попыток суицида. – Он сделал паузу. – Шёнфельд, что вы знаете о синдроме Аспергера?

– Э-э-э… ничего.

– Неверный ответ. Мартинелли?

– Жизнь Каспарека определяется рутиной. Например, он постоянно переходит улицу в одном и том же месте или сидит в автобусе всегда на одном и том же сиденье по ходу движения. Как только что-то меняется, он уже не может с этим справиться. Кроме того, он не в состоянии понять чувства других. Возможно, это и есть причина, почему он перенес Катарину к морю, несмотря на опасность быть увиденным другими, – они ему просто безразличны.

– Но какой у него мотив? Почему он это сделал?

– Итак… – Тина повертела между пальцами ручку, прежде чем ответить. – Каспарек безэмоционален по отношению к другим, однако это не касается его собственного чувства вины. Он не может избавиться от кошмарной навязчивой мысли, что именно он виновен в том, что случилось с матерью. Эти повторяющиеся видения сводят его с ума. Его единственный шанс на выздоровление – окончательно вытеснить эти образы из головы, и для этого он должен заменить воспоминание о своей матери на воспоминание о ком-то другом. – Она неуверенно посмотрела на Снейдера.

Тот кивнул.

– И он убивает другого человека, с которым у него нет близких отношений, – продолжила Тина. – Поэтому он и располагает тело Катарины так, как если бы она попала в силосорезку. Морская вода символизирует дождь, который шел в тот день.

– Видите, получается же. – Снейдер казался довольным.

Пока Сабина включала сотовый и кликала по экрану, Снейдер заговорил громче:

– Я вижу, что вы можете больше, чем просто дышать нашим чистым лесным воздухом Гайсберга. Постепенно вы начинаете заслуживать свою зарплату. Значит, с убийцей все ясно, – резюмировал он. Никто ему не возразил. – Немез! Вам наскучили наши рассуждения?

Она на секунду подняла глаза от экрана и продолжила печатать.

– Черт возьми, что там такого важного? – крикнул Снейдер. – Отложите телефон в сторону!

– Я только что погуглила погоду двадцать четвертого сентября того года.

Снейдер с любопытством смотрел на нее.

– И как вам помогут эти знания?

– Вы прежде сказали, что убийца незаметно перенес свою жертву к морю. Кроме того, вы утверждаете, что Каспарек не в состоянии понять чувства возможных свидетелей, поэтому не учел опасность быть замеченным. Лишь субъект с подобной клинической картиной мог так рисковать и тащить женщину в бессознательном состоянии через весь причал.

– Вы лишь повторяете то, что мы уже знаем.

– Но все это было совсем не обязательно! – заявила Сабина. – Ему не нужно было ни осторожничать, ни бояться, что за ним наблюдают. В тот день в 18 часов было не просто дождливо. Хлестал настоящий ливень, и штормовой ветер гнал его с побережья в открытое море. Небо до горизонта было затянуто темными тучами. Рестораны закрыты. На деревянном причале гарантированно никого не было.

– Хорошо – поставьте себя на место преступника и опишите его чувства! – потребовал Снейдер.

– Он поднимает женщину… – Сабина на мгновение замолчала и закрыла глаза. – Дождь хлещет ему в лицо. С усыпленной женщиной на плече он тяжело шагает по волнорезу.

Тут Катарина приходит в себя. Но ему не нужна еще одна доза хлороформа, потому что шторм все равно относит ее стоны в море. Она начинает двигаться – это заставляет его быстрее идти туда, где кончается причал и где на темном горизонте он наконец видит блеск волн. Он увязает в иле, пробирается дальше. Его личный катарсис в том, чтобы отнести эту женщину к предназначенному для нее месту…

Сабина открыла глаза.

– И какой вывод из этого вы делаете? – спросил Снейдер.

– Это мог быть кто угодно.

Шёнфельд и Майкснер снисходительно улыбались и качали головой.

– Правильно, – спустя какое-то время подтвердил Снейдер. – Каспарек не был осужден.

Шёнфельд развернулся.

– Почему?

«В таком случае дело было бы закрыто, гений», – подумала Сабина.

– По трем причинам. – Снейдер поднял руку. – На месте преступления не взяли следы ДНК. Признание было выбито из Каспарека сотрудниками полиции, расследующими этот случай, и обыск его палаты проходил без соответствующего ордера, из-за чего доказательства и улики не могли быть учтены в суде.

– Почему снова не открыли производство по этому делу?

Снейдер вальяжно сел на стол рядом с кафедрой.

– Когда-нибудь слышали о «парадоксе Кеннеди»?

Все помотали головой, Сабине это понятие тоже не встречалось ни разу за всю ее карьеру.

– Вы знаете такое из новостей: если происходит убийство известной личности, как, например, Кеннеди, к расследованию неожиданно подключаются высокопоставленные чиновники высшего уровня, которые не имеют понятия о работе на улице. И случаются ошибки, которые обычно допускают только дилетанты. – Снейдер вздохнул. – Здесь похожий случай. Катарина была племянницей австрийского дипломата, и делом вдруг стали заниматься высокие начальники.

– Кто руководил расследованием? – спросила Тина.

– А вы как думаете? – ответил вопросом на вопрос Снейдер.

– Президент Хесс лично?

Снейдер ничего на это не сказал.

– Как бы то ни было, настоящего преступника так и не схватили.

– А почему вы считаете, что это был не Каспарек? – спросила Тина.

Снейдер, все так же сидя на столе, оперся локтями о кафедру.

– Просто… если все совпадает и сходится, то что-то не так. Все было слишком гладко. Настоящий убийца за несколько недель или месяцев до преступления достал, как и мы, медицинские карты всех клиентов неврологической клиники. Возможно, он, как и мы, наткнулся на Каспарека, на его чувство вины в смерти своей матери, на протоколы сеансов психотерапии, описания его ночных кошмаров и фотографии с места несчастного случая.

Пока Снейдер говорил, Сабина еще раз пролистала досье Каспарека. На копии допроса, который проводили всего несколько недель назад, она узнала смазанную подпись сотрудника, ведущего расследование: «Эрик Дорфер». По спине у нее пробежал холодок. Ее голову словно окунули в ледяную воду. Простое совпадение или система заключена в том, что Снейдер разбирает с ними только те дела, над которыми работал Эрик?

– …После этого убийца разрезал Катарину на части, чтобы она выглядела как мать Каспарека. – Снейдер понизил голос. – Как будто и она попала в силосорезку в тот дождливый день.

Сабина открыла рот, но Снейдер не дал ей сказать ни слова.

– Нет, я не думаю, что Каспарек был настоящей целью убийцы, который хотел повесить на него преступление, – Катарина была первичной и основной целью, а Каспареку просто отводилась роль козла отпущения.

– Я хотела сказать кое-что другое, – пробормотала Сабина. Все же она поостережется еще раз произносить фамилию Эрика на занятии.

Снейдер раздраженно махнул рукой.

– Ну, что там?

Сабина заскрипела зубами.

– Точно так же, как и в деле Centipede, убийца оставил ложные следы, чтобы подозрение пало не невиновного человека. Там берлинский гинеколог, здесь мужчина с диссоциативным расстройством идентичности из Санкт-Петер-Ординга.

Снейдер поднялся со стола и махнул рукой, словно уже знал, куда она клонит. Но Сабина не дала сбить себя с мысли.

– В обоих случаях речь может идти об одном и том же преступнике.

– Полностью исключено, – возразил Снейдер. – Методы убийц различаются. В одном случае использовали рогипнол, в другом хлороформ. Там скальпель, здесь складной нож. Кроме того, на основании резаных ран судебный медик исходит из абсолютно разных физических характеристик преступников.

– Но…

– Что – но? – воскликнул Снейдер и направился к Сабине. – Вы всерьез думаете, что мы с Бессели, как и еще десяток прочих специалистов БКА, не сравнили бы эти два случая друг с другом? Это определенно два разных почерка! Никакого сходства нет!

– Есть, – возразила Сабина. – Попытка оставить фиктивные следы.

– О боже, вы пока что выдавали неплохие идеи, но что это за притянутая за уши теория? Подумайте сами! – сказал Снейдер. – Вы утверждаете, что судмедэксперт ошибся.

– Может…

– Может, вы не доросли до этого дела и оно превосходит ваши способности, – перебил он ее. – Вместо того чтобы фантазировать, вам следует вернуться в реальность.

Сабина замолчала. Она заметила, как ее рука сама собой сжалась в кулак под столом. Конечно, это была настоящая находка для других, которые обменивались многозначительными взглядами. Лишь вчера Снейдер просил студентов предлагать новые теории и быть открытым для всего – но в следующий момент душил на корню любое креативное начало. Снейдера словно подменили. К тому же она не ожидала от него такого непоследовательного поведения. Это было непривычно. С ним творилось что-то, чего она не понимала своим куриным умишком?

– Мы снова увидимся завтра в восемь утра. – Снейдер завершил занятие.

Сабина уже не слушала. Она изучала медицинское заключение и искала подпись судебного медика. И вдруг испытала дежавю: его звали доктор Лауренц Белл.

12

Мелани ехала по Анрайнерштрассе к своему земельному участку на озере. Ей казалось, что ее желудок – это бездонная темная дыра. Нужно как-то выбросить из головы картинки разложившейся изуродованной девочки в полиэтиленовом пакете. Одно дело видеть такое на фотографиях уголовной полиции и представлять их в зале, и совсем другое – стоять в двух метрах, чувствовать запах тела и слышать хруст суставов.

«Подумай о чем-нибудь другом!»

Она опустила стекло, и в машину ворвался пряный запах озера. Было десять часов утра, и несколько серфингистов уже выталкивали свои доски из воды. Издалека она видела свой дом. Вообще-то, он принадлежал им с Герхардом. Они долго искали участок, пока наконец не наткнулись на этот на озере Нойзидлер, в сорока пяти километрах на юго-восток от Вены. Расположение было идеальным для обоих и не мешало их работе. Герхард был судебным репортером и, как и Мелани, имел дома собственный офис. Кроме того, оба любили работать в тишине и уединении.

Они отремонтировали дом, оборудовали мансарду и пристроили зимний сад с большой верандой. К тому же участок был достаточно большим и для хобби Герхарда: они с Мелани любили заниматься дайвингом на озере, и иногда он натыкался на разный металлолом, который вытаскивал на берег и затем переплавлял в произведения искусства в своей мастерской. По крайней мере, он утверждал, что это искусство. К счастью, у Мелани были хорошие контакты с галеристами, которые забирали у них те работы, в которых сквозило что-то необъяснимо апокалиптическое. Но некоторые выглядели совсем неплохо и даже находили применение в доме в качестве столов или настольных ламп.

Мелани припарковала внедорожник рядом с мастерской Герхарда и выпустила Шейлу из кузова. Собака тут же побежала к берегу озера и принялась резвиться в камышах. Над водой стоял туман, но утреннее солнце его скоро разгонит.

Через окно мастерской Мелани увидела вспыхивающие искры. У Герхарда был выходной – это означало, что он не писал репортажи, а работал над своим новым творением. Она не хотела ему мешать. Вчера вечером она отправила ему сообщение, что проведет ночь с Кларой в больнице. Мелани постучала в окно и через засаленное стекло послала Герхарду воздушный поцелуй. В знак приветствия он коснулся сварочных очков и снова склонился над конструкцией, чей каркас напоминал средневековую «железную деву»[6]. «Отвратительно!»

Мелани нуждалась в сахаре, чтобы прийти в себя и раскачаться. Она сварила себе в кухне какао, намазала хлеб вареньем, достала из ящика яблоко и «сникерс» и с подносом пошла к себе в кабинет. Сегодня у нее не запланировано никаких встреч в суде, и она поработает дома. Ее домашний кабинет был просторным и светлым. Письменный стол стоял перед панорамным окном, которое выходило на озеро. Время от времени Мелани отрывала взгляд от компьютера и наблюдала за Шейлой, которая как сумасшедшая носилась по лужайке, валялась в мокрой траве и пыталась схватить пастью росу с травинок. Собака еще немного побегала, а потом исчезла из вида. Вскоре Мелани услышала, как щелкнула дверца для собак и лапы застучали по паркетному полу. Шейла мордой толкнула притворенную дверь в кабинет, прошла в комнату и растянулась на спине под письменным столом, раскинув лапы в стороны.

– Даме не подобает такая поза, – пожурила ее Мелани.

Но, похоже, Шейле было все равно. Она хотела, чтобы ей почесали живот.

Спустя час, в течение которого Мелани работала над другими делами, иногда поглаживая ногой собаку по животу, позвонил врач Клары. Он начал без обиняков:

– Я попытался получить медицинскую карту пациентки Ингрид Брайншмидт, но это невозможно.

Мелани вздохнула. Нет ничего невозможного, если быть настойчивым.

– Что вы предприняли? – спросила она, устав от вечных отговорок.

– Я разговаривал с главным врачом.

«О господи!» – Мелани ударила себя ладонью по лбу.

– Для получения данных пациента нам необходимо согласие суда.

Логично! Но Мелани было ясно, что в данном случае она не получит судебного постановления, потому что смерть Ингрид не имела никакого отношения к исчезновению ее дочери.

– Вы знаете, кто был ее домашним врачом?

– Да, но можете не тратить на него время. Он апеллирует к врачебной тайне. К тому же для передачи сведений об Ингрид Брайншмидт ему необходимо согласие ее супруга. У вас оно есть?

– Нет, согласия у меня нет, спасибо. – Мелани повесила трубку и раздраженно бросила сотовый на письменный стол. Какой же бюрократ!

Шейла вскочила со своего места и побежала к двери. В кабинет вошел Герхард. Шейла бурно приветствовала его, и он погладил ее по спине. Герхард был на семь лет старше Мелани и в этом году отпраздновал пятидесятилетие. Он был одного с ней роста, и на висках у него уже появилась первая седина – что в глазах Мелани делало его очень сексуальным.

Он поправил очки на носу и поцеловал Мелани.

– Что, не в духе?

От него пахло металлом, но от рук исходил аромат мыла. Мелани была рада, что он смог на несколько минут оторваться от своего творения.

– Обними меня, – вздохнула она.

– Настолько плохо? – Герхард наклонился к ней и крепко прижал к себе.

– Сегодня утром я была в Венском Лесу. Там нашли труп девочки. Это ужасно… – с трудом выговорила она.

– Милая. – В его голосе прозвучал упрек. – Предоставь это специалистам экспертно-криминалистической службы и судебным медикам. – Он встал за ее крутящимся стулом, откинул волосы и стал массировать ей шею. – Как прошла ночь у Клары в больнице?

– Она заговорила и сообщила первую полезную информацию. Уголовная полиция уже работает над этим. Мы ищем мужчину с красной маской.

– Это же здорово.

– Да, но врач Клары не очень охотно сотрудничает. Бюрократ, который, похоже, боится за свое место. Кроме того, я снова работаю с группой Хаузера. Бесчувственный старый холостяк. Даже кофе мне не принес.

– Ты ведь его не пьешь.

Мелани развернулась на стуле.

– Ну и что?

– Женская логика. – Герхард нахмурил лоб. – Хаузер?

– Да, ты его знаешь, он уже слишком долго работает на своем месте, не особо мотивирован и несет службу согласно предписаниям.

– Ах да. – Его лицо прояснилось. – И он не может терпеть молодую энергичную и чересчур мотивированную женщину-прокурора, которая не всегда придерживается правил.

– Молодую? Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста. Это тот тип, который держит дома игуану?

– Геккона, – ответила Мелани. – К тому же он не умеет обращаться с детьми.

Герхард засмеялся.

– Это не его работа. Он должен найти мужчину, который сделал это с Кларой.

– Ты прав. – Она прислонилась головой к Герхарду, а он продолжал массировать ей шею. Много лет Мелани обсуждала с ним дела и рабочие проблемы, хотя вообще-то это было запрещено, потому что он писал судебные репортажи для газет. Но в этом случае она плевала на свою обязанность неразглашения служебной тайны, потому что Герхард никогда бы не злоупотребил этими знаниями. Он был в курсе многих вещей, и беседы с ним иногда наталкивали ее на новые мысли. Кроме того, он умел хранить секреты.

– Видишь, все не так страшно. – Он погладил Мелани по щеке. – А я уже думал, у тебя снова ПМС.

Мелани развернулась и уставилась на него округлившимися глазами.

– Э-э-э… – Он поднял руки в извиняющемся жесте. – Я просто пошутил.

– Это решение! – воскликнула она. – Ты гений. – Она вскочила и поцеловала его в щеку.

– Да я знаю, – смутился он. – Если тебе снова понадобится моя помощь, ты только скажи. – Он присвистнул и покинул кабинет вместе с Шейлой.

Мелани схватила сотовый и набрала номер своего гинеколога. Минуту повисела в очереди звонков и послушала Conquest of Paradise, пока помощница врача не соединила ее с доктором Хенрайхом.

– Что я могу для вас сделать?

– Доктор Хенрайх, мне нужна ваша помощь.

– Дитя мое, вы знаете, если это в моих силах, я всегда в вашем распоряжении.

Хенрайх был единственным, кому она позволяла обращение «дитя мое» и даже чувствовала себя польщенной. Это был крепкий седой мужчина с отеческими интонациями в голосе, который наблюдал еще ее мать. Помимо собственной практики вот уже много десятилетий он дополнительно несколько часов в неделю работал в больнице.

– Ингрид… – Она осеклась, потому что у нее чуть было не вырвалась фамилия Ингрид по первому браку. – Ингрид Брайншмидт была моей лучшей подругой. Она ведь была и вашей пациенткой.

– Я знаю, дитя мое. Мы с Ингрид часто говорили о вас и вашей карьере прокурора, но также и вашем муже. Я иногда читаю его судебную колонку в газете, очень любопытно. Вы по-прежнему ездите на озеро нырять, а он все еще сваривает эти странные металлические штуки? Одна даже стоит у меня в клинике.

Мелани знала эту скульптуру, которая выглядела как стельная корова на ходулях.

– Да, он по-прежнему этим занимается. – Мелани сменила тему. – Ингрид умерла год назад.

– Да, очень жаль. Я был чрезвычайно удивлен. Такая хорошенькая с такой маленькой девочкой.

– Якобы у нее были проблемы с сердцем. Но она же всегда была совершенно здорова, помешана на экологически чистых продуктах, питалась одними мюсли, регулярно бегала и не прикасалась ни к сигаретам, ни к алкоголю.

Голос Хенрайха стал серьезным.

– Я чувствую, что-то не дает вам покоя. Что именно?

Старик был не дурак, так что она не стала ходить вокруг да около.

– Я хотела бы взглянуть на медицинскую карту Ингрид.

– Без постановления суда? – буркнул он.

– Я знаю, то, что я требую от вас, не совсем законно, но…

– Дитя мое, – перебил он ее. – Я убежден, что вы поступаете правильно. И если у вас есть обоснованное подозрение, мне этого достаточно.

Она слышала, как он листает ежедневник.

– Сегодня после обеда я в больнице. Перед врачебным обходом у меня будет время, тогда я и найду медицинскую карту Ингрид.

– Спасибо, вы лучший. Только не говорите с главврачом.

– Главврачом? – эхом отозвался Хенрайх. – За кого вы меня принимаете? Но сейчас я должен вернуться к работе, следующая пациентка ждет. – Он окончил разговор.

Мелани медленно опустила сотовый. Она надеялась, что действительно поступает правильно.

13

После курса «Методы разыскной работы» у Сабины был полуторачасовой обеденный перерыв. Однако она отказалась от обеда в столовой и вместо этого поехала в госпиталь Святого Иосифа. Она должна еще раз увидеть Эрика, даже если он по-прежнему в коме; иначе она сойдет с ума.

Сабина протянула санитару свое гостевое разрешение, но тот позволил ей лишь заглянуть в палату Эрика через дверной проем. Сабина рассчитывала, что Эрик все еще находится в искусственной коме, но он лежал с закрытыми глазами в кровати и, похоже, спал. Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Значит, ему уже лучше.

– Он больше не в коме? – прошептала Сабина.

Санитар пожал плечами.

– Попробую найти врача. – Он исчез, а Сабина села на пластиковый стул перед палатой Эрика.

Напротив нее стояли оба сотрудника БКА, которые были назначены охранять Эрика. Один изучал бейдж Сабины, а другой звякал монетами в кармане брюк.

– Я принесу нам кофе, – буркнул он и исчез.

Сабина рассматривала другого парня с короткой стрижкой, который стоял перед дверью, скрестив руки на груди.

– Вы не знаете, Эрик пришел в себя?

– Я не уполномочен…

– Да, ладно, – перебила она его.

Они замолчали. Через несколько минут пришел врач в белом халате, производящий впечатление не совсем трезвого. Возможно, мужчина пил на работе, чтобы во время операции не тряслись руки. У Сабины было впечатление, что она уже видела этого худого мужчину с узким лицом, синими кругами под глазами и покрасневшими белками глаз. Наверное, во время ее первого визита к Эрику, когда она только приехала в Висбаден.

Сейчас мужчина остановился перед ней, протянул руку и представился как доктор Лауренц Белл. «Вот дерьмо! Именно он лечащий врач Эрика». От него пахло ополаскивателем для рта. Наверняка он уже прилично принял на грудь сегодня утром.

Он взглянул на бейдж Сабины.

– Вы Сабина Немез, подруга Эрика Дорфера.

– Да, – сказала она и поднялась. – Мы разговаривали вчера по телефону.

– Вам повезло, что вы застали меня сегодня. Я бываю в госпитале только два дня в неделю. – Его голос казался вязким и размякшим, словно во рту у него лежал гнилой арбуз.

– В остальное время вы работаете судебным медиком? – предположила Сабина.

Доктор Белл кивнул:

– В Институте судебной медицины при университетской клинике в Майнце. Вероятно, вы в БКА получаете мои медицинские заключения.

Сабина кивнула. Она видела подпись доктора Лауренца Белла на протоколе вскрытия двадцатиоднолетней Катарины, которую разрезали на части на Ваттовом море.

– Непривычно, что судебный медик работает и в реанимации.

– Специалистов по головному мозгу не так много, – ответил он. – У меня лишь несколько свободных минут. Давайте прогуляемся. – Он направился вдоль по коридору, Сабина последовала за ним.

– Вы вывели Эрика из искусственного сна? – спросила она после небольшого молчания.

Глаза Белла нервно задергались.

– Давайте по порядку. Вашего друга привезли сюда на прошлой неделе в ночь с понедельника на вторник. Это была не моя смена, но меня тут же оповестили. Я уже по телефону объяснил вам причины, почему мы прибегли к терапевтической гипотермии[7]. Шесть дней он находился в искусственной коме.

– Отцу сообщили?

Белл кивнул.

– Но тот его не навещал.

Что и следовало ожидать! Ограниченный деревенский житель. Он с самого начала был против их отношений и совместной карьеры в уголовной полиции. «Слишком опасно! В худшем случае мои внуки будут расти сиротами». Какой бред! Но в итоге он оказался прав и сейчас получил моральное удовлетворение.

Они подошли к курилке, за молочным стеклом стоял дым.

Белл вошел внутрь.

– Вы ведь не против?

– Нет, – солгала Сабина. Через несколько минут от нее будет вонять как после портового кабака, но, видимо, это единственная возможность поговорить с Беллом.

Врач сунул в рот сигарету и сильно затянулся. Тут же зашелся кашлем – казалось, он в любой момент выплюнет часть лёгкого. Его глаза выпучились еще больше, что выглядело страшновато.

– Хорошая новость… – задыхаясь, продолжил Белл и вытер слезы тыльной стороной ладони. – Отек в головном мозге Эрика спал. Позавчера мы начали выводить его из комы, но фаза пробуждения длится некоторое время. Час назад коллега из отделения неврологии коммуницировал с ним.

Коммуницировал? Сабине стало не по себе.

– А плохая новость?

– Лишь теперь мы можем оценить масштаб повреждения. – Он постучал пальцем по лбу. – Пуля попала в левое полушарие головного мозга, в речевой центр. Ваш друг не может говорить.

Сабине показалось, что Белл дал ей несколько секунд, чтобы переварить информацию. Но она подозревала, что это еще не все.

– Он не может ни читать, ни писать, ни считать, – продолжил Белл.

Комната стала сжиматься вокруг Сабины, и стены грозили вот-вот навалиться на нее. Она оперлась о стол. И попыталась отогнать от себя образ Эрика, лежащего на кровати с перевязанной головой. В следующий момент она снова взяла себя в руки.

– Это ведь можно восстановить?

Белл скривил рот.

– Такое нарушение речи называется афазия. При правильной терапии, возможно, он снова овладеет многими навыками.

Возможно!

Сабина покосилась через стеклянную дверь в коридор, где находилась палата Эрика.

– Когда я могу с ним…

Белл покачал головой:

– Ваши коллеги из БКА хотели допросить его сегодня утром, но когда Эрик осознал, что не может ни говорить, ни писать, он так разнервничался, что нам пришлось дать ему сильное успокоительное.

Сабина вопросительно посмотрела на него.

– Лоразепам. Мы должны были действовать быстро, пока он не начал буянить, – добавил Белл. Это прозвучало как оправдание. – В настоящий момент он спокойно спит.

После очередного приступа кашля Белл, очевидно, заметил ее вопросительный взгляд и решительность.

– Больше я ничего не могу сказать вам в данный момент. – Он затушил сигарету. – Хотите на минуту зайти к нему?

Сабина кивнула. Белл отвел ее к палате Эрика, переговорил с полицейскими, которые стояли в коридоре и пили кофе, и затем открыл Сабине дверь.

– Одну минуту! – напомнил он ей и попрощался.

Сабина вошла в палату, закрыла за собой дверь и села на кровать Эрика. Он спокойно и ровно дышал, но его веки нервно подрагивали, словно его мучали ужасные кошмары.

«Ты видел, кто в тебя стрелял, верно?»

Она взяла его за руку. Его пальцы были холодными.

– Я с тобой, – прошептала она. – Когда ты выздоровеешь, мы попробуем еще раз, дадим нашим отношениям еще один шанс. Мы могли бы поискать квартиру. Я останусь здесь следующие два года. А когда окончу академию, мы с тобой станем коллегами. Твой отец будет беситься, но с другой стороны… – «Он даже не приехал к тебе», – мысленно добавила она.

При виде его перевязанной головы Сабина сглотнула комок в горле. Хоть бы Эрик смог, как раньше, говорить, шутить и смеяться над ее Jo mei. Она не должна думать о том, что теперь он, возможно, стал калекой.

Может, покушение на Эрика никак не связано с его расследованием дела Centipede или убийства на Ваттовом море. Возможно, он выяснил что-то совершенно другое?

– Почему ты не говорил со мной об этом? – прошептала она. Или он рассказал бы, не порви она с ним отношения?

Пока он не восстановится, никто не узнает правду. Очевидно только одно: кто-то пробрался ночью в здание БКА, чтобы отомстить Эрику или заставить его молчать.

Она пожала его руку.

– Клянусь тебе, я найду его.

Сабина припарковалась на территории кампуса. У нее оставалось еще полчаса до начала следующего занятия. В квартиру Эрика ее не пустят, как и в его кабинет, который сейчас является местом преступления. Кроме того, Снейдер ни за что не скажет ей, с какими коллегами Эрик контактировал в последнее время. У нее, студентки без прав, были связаны руки, и она чувствовала себя бессильной, но все равно не могла забыть обо всем и делать вид, что все отлично. Иначе она просто не выдержит.

Голос Маттиаса Швайгхёфера все еще раздавался из CD-проигрывателя, но Сабина больше не слушала. В ее голове зрел план, который, словно маленькими крючками, цеплялся за извилины мозга. Она хотела проверить, существует ли связь между делом «Многоножка» и случаем на Северном море. Возможно, за всем этим стоит один и тот же преступник, который копирует определенный способ совершения убийства, чтобы подозрение пало на другого человека. Это был эфимерный след; Сабине нужно было найти другие нераскрытые убийства, которые вписывались бы в данную схему. Потому что убийца, возможно, начал действовать давно. Но у нее не было доступа к онлайн-архиву БКА, где можно найти все дела. С ума можно сойти! Когда она служила в мюнхенской полиции, у нее и то было больше прав, чем сейчас.

Но существовала и другая возможность: как только расследование по какому-либо делу закрывалось, соответствующие материалы распечатывали, нумеровали, подшивали и отсылали в суд – и копия каждого документа направлялась в архив.

Когда Сабина покинула парковку кампуса и направилась на Таерштрассе, из подземного гаража выехали три машины мобильного оперативного отряда. Сабина дождалась, когда проедет колонна, и поспешила вверх по ступеням к главному входу в здание БКА. Она через стекло показала вахтеру свой пропуск и, миновав турникет и сотрудников из внутренней службы безопасности, направилась к лифтам. Ожидая кабину, она изучала информационное табло. Архивный отдел находился на самом нижнем этаже, на одном уровне с подземным гаражом.

Спустя минуту она была внизу. Неоновые лампы освещали коридор. Дверь в архив была открыта. В нос ударил типичный библиотечный запах старой пожелтевшей бумаги. За компьютером сидела женщина. У нее за спиной начинался лабиринт из десятков коридоров и высоченных, до потолка, оранжевых стеллажей для хранения документов. Сабина была ошеломлена. «А чего ты ожидала? Два, три дела на блюдечке?» С учетом 320 000 новых уголовных дел ежегодно, эта невероятная библиотека в массивных шкафах не могла выглядеть иначе.

– Добрый день! – крикнула женщина.

– Простите? – Сабина рассматривала сотрудницу с седыми волосами, которая тоже оторвала взгляд от компьютера, сняла очки для чтения.

– Чем могу вам помочь?

– Я хотела бы просмотреть материалы по всем случаям убийств, которые за последние пять лет направлялись в суд.

– Больше ничего не хотите? – с усмешкой ответила женщина. – Может, чашку капучино?

– Я… э-э-э…

– Девушка, – более строгим тоном произнесла женщина. – Это место похоже на справочное бюро? Если у вас есть необходимые полномочия, сделайте онлайн-запрос, и мы вышлем вам все необходимое в формате PDF.

– Я хотела бы…

– А я хотела бы на досрочную пенсию. – Женщина опустила взгляд, нацепила очки и продолжила печатать на клавиатуре.

Почему эта стерва такая вредная? Потому что заметила у Сабины студенческий пропуск?

– А я не могу?..

– Нет, не можете! – отрезала женщина, не поднимая глаз. – У студентов нет доступа к архиву; еще чего не хватало, пусть даже это высокоодаренные молодые кадры. – Она презрительно подняла одну бровь.

Все-таки в этом дело!

– Спасибо. – Сабина хотела уже повернуться, чтобы уйти, как услышала за спиной скрипучий голос:

– Я сейчас слышал что-то о высокоодаренных молодых кадрах?

Она обернулась и уставилась в морщинистое лицо с повязкой, закрывающей один глаз. В проходе стоял Конрад Вессели. Сабина отступила в сторону, после чего он прошел в архив и положил даме на стол папку.

– С этим я закончил, можно сканировать. – Потом он обратился к Сабине: – А вы что здесь делаете? Всегда усердная и целеустремленная, как пчелка?

– Я хотела просмотреть некоторые подшитые судебные акты, – ответила Сабина. Ее бросило в жар, потому что она поняла, как наивно и глупо это звучит. На неизбежный вопрос, зачем ей это нужно, она даже не успела бы придумать более или менее правдоподобный ответ. Но Вессели не спросил. Он отвел ее в сторону и понизил голос:

– Вы знаете, почему архив находится на самом нижнем уровне?

– Потому что здесь самая низкая вероятность пожара?

Он помотал головой:

– Потому что здесь мы стоим на двойной сталебетонной платформе. Документы весят столько тонн, что проломили бы любой этаж в здании. – Он внимательно посмотрел на нее. – Как вы думаете, сколько лет вам понадобится, чтобы просмотреть все эти документы?

Он ее за дуру держит?

– Я ищу только определенные убийства.

– Вы же знаете, что расследование убийств – это дело федеральных земель. Нас привлекают только в отдельных случаях.

Похоже, он считал ее невероятно тупой. После стольких лет в полиции ей не нужно это объяснять.

– Меня интересуют особые случаи, расследованием которых занималось БКА.

– Я полагаю, вы знаете, что делаете. – По тону Конрада Вессели было ясно, что он улыбается про себя.

Он быстро взглянул на сотрудницу архива, которую заметно раздражал их разговор в дверях, но при этом она не решалась сделать замечание Вессели.

Он снова понизил голос.

– Я делаю вам предложение. Вы можете запрашивать подшивки документов от моего имени, однако при условии, что поможете мне с архивированием моих бумаг.

– Когда и как долго?

– А вы, я смотрю, не любите мешкать? – Он усмехнулся. – Сегодня вечером, после вашего последнего занятия. Скажем, два часа.

– Договорились! – ответила Сабина.

Он вырвал лист из своего блокнота, достал из нагрудного кармана перьевую ручку и записал адрес.

– Скажем, в восемь вечера. – И сунул листок ей в руку.

Там было написано:

«Кройцбергштрассе-ам-Зонненберг, 12».

Пока Сабина убирала листок в карман, Вессели обратился к даме:

– Позвольте молодой коллеге поработать часок в архиве и выдайте ей все документы, которые она попросит.

Женщина сняла очки и слащаво заулыбалась.

– Само собой разумеется, господин Вессели. С огромным удовольствием, вы же знаете.

– Конечно, знаю. – Вессели подмигнул ей, а потом исчез в проходе.

В тот же момент лицо стервы снова стало суровым.

– Но срочно и немедленно не получится. – Она щелкнула пальцами. – Потому что сейчас у меня обед.

– Я не против. – Сабина посмотрела на часы. Следующий курс занятий все равно начинается через несколько минут. – Я приду ближе к вечеру.

И уж тогда она возьмет старую перечницу в оборот.

14

Факс в кабинете Мелани затрещал. Прихлебывая какао из чашки, она взяла первый лист.

«Дорогая коллега, высылаю вам мой план дежурств на следующую неделю», – было написано на бумаге неровным почерком. Какой еще план дежурств? Она тут же отставила чашку и схватила остальные листы.

Факс пришел из больницы Вены и был подписан «Доктор Хенрайх». Тут до нее дошло. Врач иногда производил впечатление дряхлого старика, но на самом деле оказался хитрым лисом, который не терял времени даром. Разумеется, на последующих страницах был никакой не план, а медицинская карта Ингрид, которую доктор Хенрайх отправил ей по факсу прямо из больницы.

Мелани углубилась в документы, по привычке автоматически выделяя самые важные места желтым маркером. В последний год жизни мать Клары страдала от сильных головных болей, у нее были нарушения равновесия, тахикардия, проблемы с обменом веществ, катаракта и шум в ушах. Мелани задумчиво повертела маркер между пальцами. Этот коктейль из симптомов не имел никакого смысла.

После того как факс выплюнул последний лист, зазвонил мобильный. Доктор Хенрайх.

– Вы получили мой план дежурств?

– Да, спасибо, все пришло, семь страниц.

– Хорошо, – пробормотал он. – Я дождусь подтверждения, а потом мне нужно на обход. – Он медлил и тянул время, потом понизил голос. – Ваша подруга умерла в больнице, вы знаете, что это означает?

Мелани понимала, к чему он клонит.

– Это значит – автоматически была проведена аутопсия.

– Я об этом и говорю. – Он сделал паузу. – Я смог заглянуть в онлайн-архив. В ее теле было полно опухолей.

– Рак?

– В начальной стадии, но она умерла не от этого. У нее отказали органы.

– Но почему?

– Истинной причины, похоже, никто не знает. Официальная формулировка: сердечная недостаточность.

Это Мелани уже знала.

– Что вы обо всем этом думаете?

Доктор Хенрайх вздохнул.

– Честно говоря, я понятия не имею. Из нас двоих вы детектив. По какому бы следу вы ни шли, не бросайте его. Мне пора, удачи. – Он закончил разговор.

Мелани нуждалась в свежем воздухе. Она покинула кабинет и вышла на террасу. Было три часа дня. Она еще не обедала, в желудке уже урчало, но аппетит полностью пропал. Мелани прогулялась к берегу, ступила на деревянный помост и прошла до самого конца причала, где на волнах танцевал гидроцикл Герхарда. На бензобаке был приклеен зеленый смайлик.

Так как озеро являлось природоохранной зоной, использование моторных лодок было запрещено, но Герхард в порядке исключения получил разрешение на двигатель своего гидроцикла, потому что доставал со дна озера железный лом и разную рухлядь – что, конечно, не нравилось их соседям. Но невозможно считаться с каждым недовольным старпером.

В нескольких сотнях метров находились парусная школа и яхтклуб. А за ними – апартаменты и летние квартиры. Сейчас в некоторых домах еще живут, но к середине октября все изменится. Осенью в городке Нойзидль-ам-Зе жуткая скукотища.

Мелани подумала об Ингрид. Почему она никогда не звонила подруге в последние годы? Одного раза было бы достаточно, чтобы узнать, все ли у той в порядке. Она могла бы пригласить Ингрид, Клару и, возможно, Рудольфа к себе на озеро. Герхард легко общался с малознакомыми людьми. Мужчины могли бы осмотреть мастерскую Герхарда, пока они с Ингрид пили бы айс-кофе на террасе, а Клара играла бы с Шейлой на берегу. Но сейчас бессмысленно думать о том, что можно было сделать иначе. «Если бы у моей тети были усы, то она была бы моим дядей» – одна из дурацких прибауток Герхарда.

Мелани скинула туфли, закатала штанины, села на причал и опустила ноги в воду. Какая-то семья проплывала в байдарке мимо их участка. Девочки на задней лавке помахали Мелани рукой, она помахала им в ответ. Затем набрала на мобильном номер суда и попросила соединить ее с дежурным судьей.

– О каком деле идет речь? – пробурчал Хиршман в трубку.

– Дело Клары Брайншмидт.

– А, да, девочка, которая пропала год назад. Как продвигается расследование?

– Возможно, это дело гораздо обширнее, чем мы предполагали вначале. Похищение Клары может быть связано с двумя другими девочками, чьи трупы были обнаружены в Венском Лесу.

– Двумя?

Мелани рассказала ему о последней находке у источника Агнессы, а потом вернулась к делу Клары.

– Ровно за неделю до исчезновения девочки ее мать умирает в больнице при странных обстоятельствах.

– Что значит – странных?

Мелани перечислила факты, и Хиршман постарался не допытываться, откуда у нее эта информация. Он знал о ее своеобразных методах, с помощью которых она иногда добывала доказательства.

– Единственное связующее звено между почти одновременными драмами со смертью Ингрид и исчезновением Клары – ее приемный отец.

– К чему вы клоните?

«Он имеет какое-то отношение к этим событиям!» Но Мелани остерегалась высказать вслух такое предположение. Только по существу!

– Я хотела бы запросить ордер на обыск дома Клары.

– Я вас умоляю, – вырвалось у судьи Хиршмана. – Разве отец был в списке подозреваемых тогда? Или, может, сегодня?

– Нет, – нехотя признала она. – Но, согласно уголовно-процессуальному праву, дом необвиняемого тоже может быть…

– Если есть повод полагать, что там находятся улики, – перебил ее судья. – У вас имеются конкретные подозрения?

– Нет, но я предполагаю…

– Предположений мне недостаточно. Мне нужны убедительные причины. – Хиршман принялся что-то печатать на клавиатуре. – Между прочим, обыск дома год назад не дал никаких результатов, – пробормотал он. – Что вы сейчас надеетесь там найти?

– Татуировочное оборудование или потайной подвал.

Хиршман сочувственно рассмеялся.

– Оставьте мужчину в покое и уважайте его права. Он достаточно пережил за последний год. Кроме того, я не хочу, чтобы полиция перерывала комнату девочки у нее на глазах.

– Клару ведь отпустят из больницы только через неделю, а до того…

– Девочка уже сегодня поедет домой, – заявил Хиршман.

– Что? – вырвалось у Мелани. – Кто так распорядился и почему я ничего об этом не знаю?

– Полагаю, это было решение главврача по настоянию отца Клары. Он говорил со мной.

– Брайншмидт говорил с вами? – Мелани почувствовала себя абсолютно беспомощной.

– Все-таки у него есть право видеть свою дочь.

«Приемную дочь», – мысленно поправила его Мелани. Но этот маленький нюанс не играл для суда никакой роли.

– Когда он заберет ее?

– Думаю, через час, когда сделают последнюю компьютерную томографию.

Мелани взглянула на наручные часы.

– Если вы не возражаете, я возьму это на себя и отвезу Клару домой.

– Как хотите… но не забывайте, что этот мужчина не является подозреваемым.

– Конечно, ваша честь.

Мелани надела туфли и побежала по причалу к дому, где схватила бумажник и ключ от автомобиля. Рудольф Брайншмидт перехитрил ее со всех сторон. Но она так просто не сдастся, это ее долг перед Кларой. Девочка еще не оправилась от психологической травмы и была не готова вернуться в свое привычное окружение.

Когда она бежала к машине, из мастерской вышел Герхард.

– Ты куда? – крикнул он через участок.

– К Кларе – я позвоню тебе по дороге. – Она запрыгнула в машину и захлопнула за собой дверь.

К тому же она и без разрешения суда сможет заглянуть в дом своей умершей подруги, где Брайншмидт живет припеваючи.

15

Сабина ушла с послеобеденного занятия чуть раньше и ровно в шестнадцать часов стояла перед архивом.

Седая стерва в очках для чтения впустила ее.

– Конрад Бессели сказал один час, не дольше!

Сабина кивнула.

– И к тому же мне некогда возиться с вами и доставать документы. С завтрашнего дня я в отпуске, и мне нужно еще много чего успеть.

Сабина попыталась оставаться дружелюбной.

– И куда вы поедете?

– На Майорку.

«Ага, вечеринки… Отпуск одинокой валькирии в клубе».

Женщина кивнула на письменный стол.

– Сами ищите номера дел вон на том компьютере. – Она посмотрела на часы. – У меня дела.

То, что должно было прозвучать как грубый отказ, вполне устроило Сабину. Все равно эта женщина только мешала бы ее поискам.

Сабина подошла к компьютеру и сразу заметила, что предыдущий пользователь не вышел из системы по обработке запросов. Она не могла поверить своему счастью. С этой версией можно даже начать поиск полных текстов. Она немного подумала и выбрала классический поиск по внутренним базам данных. Сначала она искала все нераскрытые дела за последние пять лет. Потом отфильтровала те, в которых был подозреваемый, но из-за ошибочных или недостаточных улик его оправдали или до предъявления обвинения дело даже и не дошло. Девять случаев!

Массивные оранжевые стеллажи на колесиках доходили до потолка и стояли вплотную, так что между ними не мог протиснуться ни один листочек. Сабина нашла соответствующий шкаф, потом повращала рычаги других стеллажей, которые заскользили по специальным рельсам на полу, пока не образовался коридор в блоке с нужными номерами. Работа была утомительная, и теперь Сабина поняла, почему старая стерва не захотела ей помогать.

Вскоре она просмотрела первые восемь подшитых досье. Ни над одним из этих дел Эрик не работал. Только на девятом она наткнулась на его фамилию. Сабина внесла номер дела в онлайн-систему под именем Бессели и хотела уже покинуть архив, как ведьма ее остановила:

– Когда я увижу документы снова?

– Когда вернетесь из Балермана[8].

С бумагами под мышкой Сабина направилась через столовую к себе в квартиру. У нее было еще полчаса до начала следующего курса. Сегодня вечером в расписании стояло только «Обнаружение ошибок и их причин в расследовании».

– Белочка! – крикнул кто-то через весь зал.

Она узнала голос Шёнфельда. Только его не хватало! К тому же краем глаза она заметила, что Мистер Супермозг сидит за столом не один, а как минимум с еще двумя гениями. Гомез и Майкснер попивали с ним послеобеденный кофе… Дьявольское трио, навсегда вместе. Тины и след простыл. Похоже, она уже сторонилась этой группы. Мудрое решение! Сабина прошла мимо их стола.

– Что ты там тащишь, заучка? – спросил Шёнфельд.

– Это судебное дело из архива, – ответила за нее Майкснер. – Как ты его достала?

Сабина остановилась.

– Я же заучка.

– И что ты собираешься с этим делать, Элли Макбил?[9]

– Вместо того чтобы фантазировать, тебе следует вернуться в реальность. – Гомез сымитировал голландский акцент Снейдера и кивнул в сторону раздачи.

Сабина обернулась и увидела Снейдера, который стоял, прислонясь к прилавку, и печатал в смартфоне.

– Заказал себе чайник ванильного чая, – прокомментировал Шёнфельд. – Возможно, в этом чае и заключается секрет его высокой раскрываемости преступлений.

– Он просто ненормальный! – возразил Гомез. – Когда он был младенцем, ведьмы склонились над его колыбелью и наделили его этим темным даром… или что-то вроде того.

– У вас обоих не все дома, – заявила Майкснер. – Судья Ева-Мария Ауерсберг сказала о нем, что он мыслит намного масштабнее всех остальных.

– Откуда ты это знаешь?

– Если бы ты посещал добровольные мероприятия, тоже бы знал. Она приглашенный доцент в Академии и, похоже, хорошо знает Снейдера. Просто он умеет поставить себя на место извращенцев с больным мозгом лучше, чем другие.

Шёнфельд пристально посмотрел на Сабину.

– Это правда?

Вот, значит, почему они вдруг захотели поговорить с ней.

– Кто из нас гений, ты или я? – ответила Сабина.

– Все-таки в прошлом году вы вместе с ним расследовали одно дело. Какой он вообще?

Было и так понятно, что рано или поздно они это выяснят. Гомез и Майкснер с нетерпением смотрели на нее.

– Без понятия, – ответила она.

– Тише, он смотрит в нашу сторону, – пробормотала Майкснер.

В этот момент дверь распахнулась, и несколько мужчин с короткими стрижками, в сапогах, черной форме и кевларовых жилетах прошагали через столовую. Перед зданием стояла машина мобильного оперативного отряда.

– Начальника группы я знаю. Это Ломан, – заявил Шёнфельд. – Ему подчиняются внутренняя служба безопасности и мобильный оперативный отряд. Они целый день патрулируют Висбаден. Видимо, нервничают из-за того, что в Дорфера недавно стреляли, и из-за предстоящего празднования шестидесятипятилетия в Рейн-Майн-Халле.

Проходя мимо Снейдера, мужчины коротко подняли руку в знак приветствия. Снейдер молча кивнул в ответ. Женщина за прилавком протянула ему чайник. Тот, кого Шёнфельд назвал Ломаном, остановился рядом со Снейдером. Они быстро переговорили, Ломан улыбнулся и похлопал Снейдера по плечу.

– Итак, Белочка. Ты же знаешь Снейдера. Какой он? – повторил Шёнфельд.

– Спроси своих друзей из оперативного отряда. – Сабина взяла свои бумаги и покинула столовую.

Она вошла в свою комнату, бросила документы на кровать и тут заметила, что кто-то положил ей на стол конверт. В остальном в комнате все оставалось по-прежнему. Это на тему личного пространства в здании, где в каждом углу висит видеокамера! Она разорвала адресованный ей конверт и вытащила открытку. Президент Дитрих Хесс приглашал во вторник, десятого сентября, на празднование шестидесятипятилетия Федерального ведомства уголовной полиции в Рейн-Майн-Халле. Роскошное торжественное приглашение с факсимильной подписью Хесса. «Начало 19:00. Дресс-код: деловой стиль». Ожидалось несколько тысяч гостей. После вручения почетных значков был запланирован фуршет, а затем неофициальная часть с выступлением музыкальной группы.

Сабина задалась вопросом, почему Хесс просто не вычеркнул студентов Снейдера из списка гостей. Но не стала думать об этом и сунула приглашение в ящик стола. На комоде стояла фотография ее мамы в темно-синем блейзере и элегантной шляпе, которая была сделана незадолго до ее смерти. Рядом Сабина поставила фотографию сестры и трех племянниц, которая всегда поднимала ей настроение: девчонки с растрепанными светлыми волосами и образцовой улыбкой «от уха до уха». Частица родного дома.

Сабина сварила себе кофе и села с документами на балконе. СМИ дали преступлению название «Дело каннибала». В августе два года назад в маленьком местечке Кильбург в районе Айфель был зафиксирован таинственный смертельный случай, и прокуратура привлекла к расследованию БКА. Тридцатилетнего гомосексуалиста усыпили в пансионе пачкой снотворного, а затем перенесли в чужую комнату. На протяжении пяти дней его насильно удерживали там, в конце концов он был частично съеден и умер. Она правильно прочитала? «Частично съеден?» Бедра, предплечья и внутренности. Сабину затошнило. Фотографии из отчета судмедэксперта были ужасны и придавали понятию «пансион с завтраком» новое жуткое значение.

Эрик выяснил, что почти за год до происшествия некто забронировал по телефону эту комнату на неделю. Женственное лицо убитого показалось Сабине знакомым. Это оказался телевизионный ведущий, он был женат и хотя до самой смерти так и не совершил каминг-аут, но интенсивно контактировал в Интернете с некоторыми мужчинами, заинтересованными в антропофагии, то есть каннибализме.

Но все-таки он ушел из жизни не добровольно, потому что его усыпили, связали, заткнули рот кляпом и частично съели, пока он еще был жив. Ни другие гости, ни владельцы пансиона не заметили, что происходило в комнате номер одиннадцать с чудесным видом на горы на протяжении пяти дней.

Однако самым ужасным Сабине показалась написанная от руки записка, которая висела на шнуре на шее жертвы. «Стол накрыт, блюдо сидит напротив вас».

Сабина закрыла папку и уставилась вниз на город у подножия горы Гайсберг. К своему уже остывшему кофе она не притронулась.

В первых двух случаях использовали рогипнол и хлороформ, здесь снотворное. Там скальпель и складной нож, здесь электрический нож для хлеба. Берлин, Северное море и Айфель.

Есть ли между этими тремя преступлениями какая-то связь? Способ убийства, как и выбор жертвы были разными: состоятельная семья, племянница австрийского дипломата и сейчас телевизионный ведущий. Однако бросалось в глаза, что убийства были совершены с интервалом примерно год.

Кроме того, имелись и другие параллели: подозреваемого также посадили в следственный изолятор. Многие улики указывали на то, что преступление совершил кёльнский бухгалтер, занимающийся составлением балансов, Хельмут Прёлль. У него был определенный опыт общения в данных кругах, он контактировал с убитым и не мог предъявить алиби на время совершения преступления. Среди документов Сабина нашла психологическую экспертизу, составленную Бессели. В ней говорилось, что хотя у Прёлля наблюдались гомосексуальные и каннибальские склонности, он абсолютно не разбирался в медикаментах, тем более не знал, как их дозировать. Кроме того, тщедушный Прёлль ни за что не смог бы перетащить ведущего на третий этаж пансиона. Экспертиза Бессели сняла подозрения с Прёлля, и дело против него было прекращено.

Но была еще одна общая черта! Сабина обратилась к медицинскому заключению. В качестве судмедэксперта делом снова занимался доктор Лауренц Белл.

Настоящий преступник и здесь оставил фиктивные следы, чтобы главным подозреваемым стал невиновный? На этот раз голубой бухгалтер? Или она действительно гоняется за фантомом, как утверждал Снейдер? Если нет, то речь может идти только об исключительно изощренном убийце, который оставлял места своих преступлений в таком виде, что очевидного сходства между ними не прослеживалось, и его невозможно было заподозрить. Как давно он играет в эту игру? Сколько убийств на его счету и сколько невиновных людей сидит из-за него в тюрьме?

Но если это была цель, то его усилия не принесли плодов – по крайней мере, в этих трех случаях, потому что никто из подозреваемых не был осужден. Или гений вовсе и не хотел, чтобы кого-то посадили в тюрьму? Все это сбивало с толку.

Сабина поднялась и вылила холодный кофе в горшок с пальмой юккой рядом с балконной дверью. Следующий курс вот-вот начнется. Она собрала бумаги, вышла из комнаты и сунула магнитный ключ в карман брюк. При этом наткнулась на листок Вессели с адресом архива, где они должны были встретиться сегодня вечером.

Она подумала о психологической экспертизе в деле о каннибале. И неожиданно поняла, что встреча с Вессели не так уж некстати.

16

Из близлежащего леса доносился хвойный запах. За последние годы здесь ничего не изменилось. Родительский дом Ингрид стоял в конце проселочной дороги, которая носила характерное название Лесной переулок. Уже в нескольких сотнях метров находилась первая кормушка для косуль, которые осенью часто подходили достаточно близко к поселку. Мелани почти не узнала здание с небольшим садиком. Одноэтажный дом на одну семью был перекрашен в желтый цвет, а чердак переделан в жилую мансарду со слуховыми окошками.

Дверь открылась, и на пороге появился Рудольф Брайншмидт.

– Папа! – Клара выронила мягкую игрушку, побежала мимо Мелани и бросилась к своему приемному отцу. Мелани рассчитывала на что угодно, только не на это.

Он подхватил ее и прижал к себе, как родную дочь. У Брайншмидта по щекам даже потекли слезы.

– О господи, малышка!

Он выглядел точно таким же, каким Мелани его помнила: худощавый мужчина с глубоко посаженными глазами, черными редеющими волосами. Последние три года не прошли для него бесследно. На висках появилась седина, а сквозь волосы просвечивала кожа головы.

При виде Брайншмидта Мелани начала сомневаться в своих негативных суждениях о нем. Возможно, это лишь предрассудки, которые она сохраняла и развивала в себе все эти годы? Может, он стал заботливым отцом для Клары? Хотелось бы в это верить.

Но он был расчетливым и умел ловко манипулировать людьми. Он познакомился с Ингрид в Интернете, быстро ее обработал и уже после третьего свидания переехал к ней со всеми вещами. Уже после второй встречи Клара должна была называть его отцом, словно родного отца никогда не существовало. Как Ингрид могла так поступить со своей дочерью?

Мелани осознала, что ее внутренняя ярость направлена исключительно против лучшей подруги. Но было еще кое-что другое, заставившее ее тогда насторожиться. Брайншмидт уже был один раз женат и после смерти своей жены получил приличную сумму денег. Какого черта, его магазин электротоваров приносил ему хороший доход. Наследство и выплата по страховке обеспечили ему будущее. А теперь он живет в милом, опять же полученном по наследству домике на краю Венского Леса.

– Спасибо, что привезла мне Клару. Мы ведь уже знакомы, верно?

Вопрос вывел Мелани из задумчивости.

Брайншмидт опустил Клару на землю, заправил черную водолазку в джинсы и протянул Мелани руку. Его пальцы были холодные и узловатые.

– Была рада помочь. – Она с неприятием вспомнила, что они с Брайншмидтом на ты.

– Но это было не обязательно.

– Конечно, обязательно, – возразила Мелани. – Из соображений безопасности так лучше.

– Понимаю. – Он сунул руки в карманы брюк. – Я бы с удовольствием пригласил тебя зайти, но обещал Кларе, что мы поедем в магазины.

– В магазины? Сейчас? – Она взглянула на часы. Было около семи.

– Нам нужно поторопиться. У меня дома ничего нет. Ей нужна зубная щетка, пижама и новая одежда.

Между тем Клара протиснулась мимо Брайншмидта и пробежала в дом. Мелани слышала, как она шумно поднималась и спускалась по лестнице и открывала все двери.

Брайншмидт, улыбаясь, пожал плечами.

– Она возбуждена, это понятно.

– Она ищет свою мать, – серьезно сказала Мелани.

– Ингрид умерла больше года назад.

– Для Клары она умерла за неделю до похищения, – напомнила она Брайншмидту. – Затем Клара год провела в аду. Она не была на похоронах своей матери и не имела возможности осмыслить эту драму.

«А ты хочешь ехать покупать с ней зубную щетку!»

– Я слышал, у нее что-то со спиной…

– Ей срочно нужна психологическая помощь, – перебила его Мелани.

– Я знаю, психологическую травму нужно преодолеть.

– Мы еще не готовы. Мы даже не знаем, о какой травме идет речь.

– «Мы»? – эхом повторил Брайншмидт. – Ты здесь не в качестве тети Клары? Ты здесь потому, что…

– Потому что я веду расследование, да.

– Понятно. – Брайншмидт изучал ее. – Поэтому ты хочешь попасть в дом. – Его брови нахмурились.

Вот оно, это старое чувство! Расчетливый взгляд Брайншмидта. Он мысленно вскрывал, как патологоанатом, психику окружающих – в поисках слабого места, куда он легко мог бы запустить свой крючок.

«Что ты скрываешь?»

– Я просто хотела бы попрощаться с Кларой, о’кей? – холодно произнесла она.

– Пожалуйста… Клара! Тете Мелани, к сожалению, уже пора идти.

Клара сбежала по лестнице и примчалась к двери. Мелани все еще стояла на пороге. Она подняла плюшевую собаку и сунула ее Кларе в руки.

– Хорошо присматривай за Феликсом.

Клара кивнула. И вдруг схватила Мелани за руку.

– Идем! – Она потянула Мелани через прихожую на кухню.

– О, Клара! – запротестовал Брайншмидт. – Тетя Мелани должна ехать, а мы хотели купить для тебя пару новых вещей.

– Сейчас.

В кухне вообще не пахло, словно в этом доме уже много месяцев ничего не готовили. На столе не было даже солонки. Наверняка холодильник и шкафы тоже пустые. В доме конечно же нет даже молока, чтобы сварить какао или приготовить мюсли для Клары.

Клара посадила Феликса за стол на угловой диванчик, так чтобы он видел опушку леса через террасную дверь. Солнце уже опустилось за деревья, и оранжевый свет пробивался сквозь ветви.

Брайншмидт тоже вошел на кухню, и у Мелани было чувство, что он пристально следит за каждым ее движением.

– Это его любимое место? – спросила она.

Клара не ответила. Вместо этого подняла висячие уши пса так, чтобы тот казался больше.