Читать книгу Панголин - Андрей Акулов - Страница 5

Божий завет из Библии Мироноса

Я Миронос – Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов.

Не делай себе идолов и не служи им.

Не говори имя Господа Бога, если не нужно.

Отдавай короткое время три раза в день Господу Богу.

Почитай отца и мать твоих.

Не убивай праведных людей.

Помогай искоренять ересь и невежество.

Не бери в руки древние богатства.

Не кради.

Не говори неправду о других.

Не желай ничего чужого…

– Бежал?.. Бежал?! Как?! – голос Филиппа прогремел в сводах приемной главного чистильщика в восточной части храма.

– Мы… мы поймали двух беглецов. Они уже все рассказали. Панголин убил двух охранников и выпустил этих… Больше они его не видели, – промямлил сержант. – Мы обыскали все.

Черный цвет комнаты пугал солдата, громоздкие шкафы у стен нависали словно великаны, готовые раздавить в любую секунду, массивный стол казался дыбой, а высокое кресло – троном сатаны.

– Всех поднять! Искать! Он может быть еще тут!.. Остальных – в город! Ворота закрыть!

– Уже распорядились…

– Бежал… Этих двоих сейчас же к дознавателю – пусть выбьет из них все.

– Слушаюсь.

– Прочь!

Сержант задом открыл дверь и мгновенно исчез.

Филипп зарычал и ударил кулаком по столу.

– Он отправится в Подгор, предупредить Иакова.

В дальнем углу приемной в громоздком шкафу был потайной ход с множеством смотровых глазков, ведущий в лабораторию, канцелярию и в покои Мироноса. Филипп снял фонарь со стены и исчез за секретной дверью. Он быстро прошел по узкому душному туннелю, на перекрестке повернул направо и, остановившись у стены, погасил свет. Как же ему нравилось наблюдать за людьми, не знающими, что их видят, когда они думают, что в безопасности, что одни. В такие минуты воспитание, гордость, достоинство – все исчезает, остается голый человек: вялый, порочный, грязный – ленивое животное. Филипп чувствовал себя чуть ли не богом, наблюдающим за грешными душами, проявляющимися сквозь бренные тела.

В кромешной тьме он нащупал смотровой глазок и повернул заслонку – яркий луч прорезал тьму: Миронос не спал, он стоял у окна в длинной ночной рубахе и почесывал в паху. В просторной кровати-шатре, среди вороха подушек и одеял нежилась молодая девушка. Монах дернул за шнурок и где-то в глубине комнат раздался приглушенный звон колокола.

– Входи, Филипп, я уже все знаю.

Главный чистильщик слегка изумился скорой осведомленности Мироноса, но не подал вида: он сейчас сам все расскажет.

– Святейший… – монах поклонился.

– Ты удивлен?

– Нисколько, великий Миронос. Провидение в вашей власти.

– Ладно… Я просто смотрел в окно и увидел эту суету внизу… хотя ты прав – это Бог заставил меня подойти к окну.

– Несомненно.

– Филипп, это твоя проблема, и ты ее решишь.

– Слушаюсь, Святейший. Я прошу дозволения отправиться в Подгор…

– Мы уже это обсуждали. Еретикам не место в Божьих Землях!

Филипп поклонился.

– С вашего позволения.

– Иди-иди, скорее.

Дверь беззвучно закрылась за монахом.

Грэм вошел в узкий коридор – грубый камень поблескивал сыростью в отсветах лампы, бросающей рваный свет из-за угла – завернул за угол и оцепенел от страха: за поворотом стоял огромный муталюд-волколак – устойчивая форма мутации человека мутом собаки или волка.

– Стой! – рявкнул монстр и схватился за рукоятку меча.

Панголин и не думал шевелиться: кровь в жилах застыла, скованная льдом ужаса.

«Я в аду!» – подумал он, разглядывая чудовище.

Полупес или полуволк – сразу разобрать было сложно, но скорее волк: острые уши, серая вытянутая морда, белый нос – почти человеческий – слегка выдавался вперед над нитками черных губ. Левую сторону рассекал кривой розовый шрам, оголяя клыки и придавая оскалу вид ухмылки. Все тело покрывала серая лоснящаяся шерсть, местами засеянная колтунами. Грязные рваные штаны такого же цвета сливались с общим окрасом и не сразу бросались в глаза. Если бы на поясе не висел кожаный ремень с сумкой и коротким мечом, то можно было бы принять его за большую собаку, стоящую на задних лапах.

Он понюхал воздух, широко раздувая ноздри, затем приоткрыл пасть, вывалил на сторону язык и часто задышал.

– Хозяин! Хозяин! – после паузы пролаял муталюд, не спуская с Грэма острого взгляда. – Ноовенькиий, – провыл он и снова вывалил язык – с кончика стекла капля слюны и на длинной ниточке сползла на пол.

– Среди ночи?.. Что за говно!.. Тащи сюда, вши тебя раздери! – отозвался темный коридор.

– Иди вперед, – гавкнул муталюд и попятился, источая запах псины.

«Все-таки собака», – решил Грэм и послушно зашагал.

Коридор здесь расширялся и был хорошо освещен масляными лампами – яркий свет заставил зажмуриться – они висели под потолком и коптили черными струями дыма. По обе стороны в стенах виднелись проемы комнат. Из них вылетал храп, свист, какая-то возня с недовольным бурчанием, сочился затхлый теплый воздух и, сливаясь со смрадом из глубины катакомб, устремлялся наружу. Дверей не было, но на стесанных камнях висели остатки петель. Панголин попытался заглянуть вовнутрь, но там царила полнейшая мгла. У последней комнаты волколак остановился. В отличие от остальных, у этой была дверь. Она была чуть приоткрыта и выпускала в коридор толстую полосу мерцающего желтоватого света и запах лука.

– Заходи, ебна! – зажигая лампу, скомандовал огненно-рыжий широкоплечий мужчина. – Я – Визор – главный здесь, чтоб тебя! – объявил он, садясь в кресло за массивным столом.

Грэм вошел. В разрастающемся пламени светильника комната постепенно прояснялась, увеличивалась и наливалась красками, растворяя мглу. Краем глаза охотник уловил какое-то движение у шкафа. Он резко обернулся, но там никого не было, только слегка пританцовывали легкие тени.

Визор извлек из-под стола толстую книгу, качнулся на стуле, потянулся, выпятив грудь – грубая кожа брони затрещала – и широко раскрыв рот с гнилыми зубами, громко зевнул. Кулачищами покрутил в глазах и, откинувшись на спинку, уставился на панголина.

Это был коренастый мужчина средних лет. Под кожаной кирасой угадывалось мускулистое тело. Коротко стриженые завитки рыжих волос огнем горели на круглой голове, стекая по щекам на широкий подбородок. Маленький приплюснутый нос смотрел вправо. Узенькие, глубоко посаженные глазки-бусинки внимательно рассматривали Грэма, бегая по нему, как беспокойные жучки с ног на голову и обратно.

Усилился запах псины. Воздух за спиной заколебался и обдал горячими струями вспотевшую шею охотника: муталюд бессовестно обнюхивал его.

– Ну!.. Ты кто? Что за кусок ночного говна свалился к нам, ебна? – прервал затянувшуюся паузу Визор и рявкнул, глядя панголину за спину:

– Закрой дверь!

Дверь послушно закрылась. Исчез псиный смрад.

– Я – панголин.

– Ебна! А что в нашей дыре делает многоуважаемый, эээ… панголин?

– Яяя… – протянул Грэм, уставившись на свои по локоть окровавленные руки и кинжал на солдатском поясе.

– Дай-ка я угадаю: ты, ебна, дал ноги и эээ… кончил охранника, – задумчиво проговорил Визор. – Ха! Мне надо было служить «тупым», ээм… дознавателем. А как ты попал сюда? Ебна!

– Случайно свалился, – вздохнул Грэм.

Рыжий замер. Брови медленно полезли вверх, глаза, наконец, полностью открылись, рот растянулся в улыбке, и по коридорам разнесся раскатистый смех.

– Вша! Трахни муталюда! Правосудие свершилось! Уух… – Отсмеявшись, он резко поменялся в лице и спросил: – Кто-нибудь видел, как ты прыгнул в яму?

– Нет.

– Корак, ебна, вшивый мешок! – крикнул Визор.

Послышались мягкие быстрые шаги, и снова запахло псиной.

– Слушаю, – гавкнул муталюд.

– Никто не каркает? Все тихо?

– Да.

– На место! – скомандовал Визор и взглянул на панголина. – Хорошо… Как уже догадался, угодил ты в яму. – Он опять заражал, врезав кулаком по столу и, резко успокоившись, продолжил: – Живут и работают в этом уютном гнездышке сто тринадцать заключенных. Большей частью муталюды, раздери тебе зад, так что, будь осторожнее. Про своего бога забудь: его тут не любят и церковные колокола у нас не слышны! Это ясно?..

– Да, но мне надо спешить, я должен…

– Ты должен слушать внимательно!

Грэм замялся.

– Определим тебя в одну из групп. Работаем поочередно. Мы обеспечиваем город водой, ебна. За это нам дают еду и еще… много чего полезного, – он улыбнулся. – Место у меня есть, ебна, недавно покинул нас Гиро… Отныне ты будешь Гиро, а пока умойся, ебна, – он указал на угол.

Охотник послушно прошел к мойке.

Вместо привычного умывальника, прибитого к стене, из нее торчала труба с рычагом. Грэм слышал о водопроводе в столице, но увидеть его тут он никак не ожидал.

На стене над трубой висела табличка «Мы работаем, пока ты моешься. Ебна!»

Панголин повернул рычаг – труба зашипела змеей, задрожала и фыркнула ржавыми брызгами. Он отскочил назад и хотел уже закрыть кран, но труба дернулась, закашлялась и выдавила полную ровную струю воды.

Тщательно умывшись, соскоблив с рук и одежды кровь, Грэм вытерся висевшим тут же полотенцем и вернулся к Визору. Рыжий лежал на столе, изогнувшись дугой, и старательно выводил буквы в толстой книге, перевернутой почти вверх ногами. Казалось, он долго искал подходящую позу для письма, и поиски завели его в это причудливое положение тела, в котором мысли лучше всего перетекают в слова и ложатся на бумагу. В начале каждого слова он клал подбородок на стол и плавно поднимал голову с каждой новой буквой. В конце почти вставал, выпрямляя руку, и с трудом заканчивал закорючку.

Визор, не меняя позы, быстро глянул на охотника, одобрительно кивнул и снова углубился в работу. Он не спешил, довольно щурясь и любуясь каждым законченным словом.

Помимо стола и умывальника в просторной комнате стояли две скомканных кровати, шкаф, несколько беспорядочно расставленных стульев и тумбочка. На стене висел короткий меч и картина. Скорее даже не картина, а детский рисунок. Неизвестный художник, доступными средствами пытался передать красоту летней поляны в форме округлого холма, с разрезающей его узенькой речушкой, неестественно петляющей прямо по возвышенности и уходящей к горизонту. Зеленый куст на вершине казался немного лишним и не к месту выросшим. Этот шедевр окаймляла старая тяжелая резная рама, местами еще покрытая золотой краской.