Читать книгу Панголин. Армия свободы - Андрей Акулов - Страница 3

Грело полуденное солнце. Мягко шелестели листья под легким касанием ветерка. Грэм затаился в кустах и полностью слился с подлеском: зеленые доспехи и лицо вымазаны грязью, бурые волосы уложены назад. В двух десятках метров от него мирно пасся черный храк – мутант, размером с корову: горбатая спина, огромная голова с четырьмя изогнутыми бивнями, короткие ноги, шерсть – броня. Он рыл треугольной мордой землю, словно плугом, жадно чавкал, рычал и громко опорожнял кишечник. Черный храк никого не боялся в здешних лесах, и ему незачем было соблюдать тишину, наоборот, пусть все знают, что он здесь и убираются с дороги. Особенно тот зеленый ящер, который стреляет соломинками из кустов, а потом убегает как заяц – не поймать. Мутант хрюкнул, издал протяжный свист из-под короткого хвоста и провел взглядом по стене зелени.

Грэм медленно натянул тетиву – руки почувствовали приятное напряжение – еще, еще сильнее – до боли!

Панголин уже пытался решить их территориальный спор: трижды стрелял в гиганта, но попасть в глаз ядовитой стрелой никак не удавалась. Убить его можно только так. Все тело защищено слоем бронированной щетины – стрелы отскакивают от храка как от камня. Пробить ее можно разве что из арбалета с пяти метров, но Грэм не любил арбалеты.

Запел соловей. Но его песнь утонула в чавканье мутанта.

Звон тетивы! Свист! – стрела вошла точно в цель и спряталась в глазнице по оперение. Храк взревел – взлетели вороны с макушек деревьев, – подпрыгнул, замотал головой, кроша бивнями стволы. Посыпалась листва, полетели щепки.

Грэм спрятался за деревом. Оставалось только подождать, когда подействует яд. Такого гиганта он не убьет, но изрядно замедлит. Панголин улыбнулся и подумал: «Интересно, Тень смотрит сейчас? Этот ящер всегда наблюдает. Тень, ты видел этот выстрел? Ты говорил, что мне не хватит яда и стрел, чтобы попасть в это красное яблочко?.. Так?»

Ветер приятно холодил разгоряченное тело. Солнце играло в листве, сверкая золотым огнем. Поблескивал в траве черный панцирь гигантского жука. Жужжал шмель.

Мутант разворотил все вокруг, протяжно взвыл и ринулся в чащу. Рев, хруст, топот – словно валун катится с горы. Панголин выхватил короткий меч, взъерошил волосы. Кровь закипела! В три прыжка он настиг черную тушу и рубанул под хвост: там не было защитной щетины – брызнула кровь! Мутант подскочил и развернулся к противнику. Слишком резко. Яд еще не действует. Грэм отпрыгнул влево – в невидимую зону для ослепшего на один глаз храка, но зверь уловил шум и бросился в атаку. Он не видел врага и словно таран понесся по зарослям лещины, опутанной лианами. Грэм вынырнул из-за дерева и рубанул, целясь в кровавое месиво глаза – клинок рассек бровь и отскочил от каменного лба, чуть не вылетев из рук. Мутант в ответ махнул головой, подминая бивнями тонкие стволы. Панголина хлестнули по спине ветки. «Надо подождать, когда яд остановит его» – подумал он, извиваясь ящерицей в зарослях лещины. Сзади – рев! Хруст! Топот! Мутанту приходилось поворачивать голову, чтобы увидеть врага – это его изрядно замедляло. Грэм выскочил на поляну. Рррр! – ярость зверя волной прошла по лесу. Топот. Тяжелое дыхание. Панголин побежал: дерево – вправо, кочка – прыжок, упавший ствол – прыжок, кувырок.

Но стремительная гонка быстро закончилась. Рык сорвался воем: действует яд. Мутант чувствует, что проигрывает. Он устал, не может двигаться, но ярость гонит его. Грузный топот резко оборвался – храк споткнулся о старый ствол и упал на бок. Он лягнул ногами воздух и перевернулся на живот: голова болтается, язык вывалился, кровь течет по губам, по бивням – капает, исчезая в траве. В небе загалдели грифы: чувствуют кровь.

Панголин зашел справа, занес меч для последнего удара и… замер. Грозный, свирепый мутант еле слышно скулил, захлебываясь прерывистым дыханием, из пустой глазницы текли кровавые слезы, а оперение стрелы дрожало словно ресница.

Грэм опустил меч. Враг повержен, надо ли его убивать?.. Если это не сделать, то храк выживет: все мутанты обладают невероятной живучестью, и, казалось бы, смертельная рана может затянуться буквально за несколько дней. Вернется или уйдет – вот что следовало положить на чашу весов судьбы мутанта. Грэм знал: храк вернется, это его территория.

Меч вошел в пустую глазницу – мутант только вздрогнул. Кинжал проколол толстую шкуру, протиснулся между ребер и разрезал сердце – храк захрипел, всхлипнул и затих.

Панголин сел на прохладную землю. Перед глазами – круги. В груди – клубок змей. В голове – пусто, словно выскребли ложкой все мысли и налили горькое чувство вины перед этим мутантом, перед собой, перед всем миром.

– Тень, ты здесь? – прохрипел Грэм.

Ответа не было. В воздухе звенели насекомые. В прошлогодней листве шуршала мышь. Отрывисто прокричал кулик.

Раньше панголин прочитал бы молитву, заговорил бы с богом, спросил бы его совета, а сейчас он остался один: бог вышел из него, нет больше хозяина. Жалел ли Грэм об утрате? Да, иногда ему было страшно, одиноко и хотелось назад в уютное гнездышко религии под защиту веры. Один. Он совсем один. Необъятный загадочный мир, – и он в нем один. За все содеянное в ответе только он один. Один он идет по этой земле. Один он принимает решения. Один он хозяин своей судьбы! Это чувство внезапно выросло до неописуемых высот. Один! – не как приговор, а как награда. Один! – не как раб, а как свободный!..

Захлопали крылья, и на поляну приземлились два смелых грифа. Остальные расселись на деревьях. Смельчаки закричали на Грэма и стали медленно приближаться к туше храка.

– Один из нас должен был умереть. Ты знаешь это сам. – Панголин встал и положил руку на голову мутанта – от нее исходило тепло. – Ты сражался достойно.

Еще несколько грифов спустились на землю и загалдели, призывая закончить прощальную речь и удалиться восвояси. Грэм так и сделал: пригладил волосы, развернулся и исчез в чаще.

Через час он зашел в тень отвесной скалы. Впереди уже виднелась огороженная старыми стволами каменных деревьев хижина с покатой крышей из тростника. Панголин остановился и приглушенно свистнул – раздался короткий ответ, но никого видно не было. Грэм подошел ближе. Из травы у кострища взлетел бурдюк, разливая воду, перевернулся и из него вытек ящер.

– Хочешь воды.

Тень протянул мех. По его чешуе бегали разноцветные волны. Он весь будто пульсировал радужным светом. Панголин оставил без внимания представление и сделал три больших глотка.

– Я…

– Ты убил его, – перебил Тень, – но чувссствуешь печаль, вмесссто радости. Так?

Грэм кивнул.

– Ты огорчен финалом, – продолжил ящер, – но принял его как должное.

– Ты все видел? Почему ты не показался, когда я звал тебя?

– Я видел, что тебе надо побыть одному и сссамому разобраться с мыслями. Кссстати, хороший выстрел. – Тень подмигнул.

Он подложил щепок в кострище и раздул огонь – пламя принялось весело щелкать смолистыми палочками. Панголин уселся у костра и задумчиво произнес:

– Почему надо убивать друг друга созданиям, вполне способным жить рядом?

Тень сел напротив.

– Это с храком ты сссобрался жить рядом?

– Я имею в виду людей, животных – вообще живых существ.

– Но мы и так соседствуем с огромным множеством сссозданий. Миллионы микроорганизмов живут вокруг нас, на нас и внутри нас. При этом все живые организмы заключены в сссферы своих восприятий мира, где действуют сссвои законы, подкрепленные биохимией, инстинктами, психикой и другими факторами. Эти сссферы восприятия непрерывно контактируют друг с другом. Всссегда территории существ пересекаются. Ты, не задумываясь, давишь растения и насекомых, попавших под ноги. Это неизбежно. Иногда приходится раздавить кого-то побольше.

Грэм достал стрелу и воткнул в землю, лук положил рядом так, чтобы можно было быстро схватить и выстрелить, прежде чем скрыться под защиту изгороди или еще дальше – в пещеру. Тут всегда нужно быть начеку: вблизи грибницы из леса может выскочить кто угодно.

– А то, что мы с тобой сссейчас это обсуждаем, – продолжил Тень, – и что у нас вообще есссть до этого дело, показывает, что интеллект способен расширять практически до бесконечности границы индивидуальной сферы восприятия мира.

– Тогда почему я чувствовал жалость к храку – свирепому мутанту? Я совершенно спокойно убиваю кролика или молодого кабанчика, выкручиваю шею раненому гусю или перерезаю горло оленю, а тут…

Грэм заметил краем глаза мимолетное движение в кроне невысокого клена. Руки метнулись к оружию, но замерли на полпути: с ветки на ветку прыгало серое мохнатое создание с большой круглой головой – Зубастик. Он ловко перескочил на соседнее дерево, пробежал по ветке, перемахнул на следующее и, спустившись на траву по свисающей лиане, подбежал к костру. В зубах у него была тушка белки.

– Все дело в том, что охота – это добыча пропитания, жизненная необходимость, а твои отношения с храком – сссовсем другое.

– Нет никакой разницы: и убийство ради еды, и убийство ради защиты – все одно – оправдания. Когда я заглянул в пустую глазницу храка… услышал его стон… У меня что-то заклинило вот тут.

Грэм положил руку на грудь. Зубастик сел чуть в стороне, перехватил тоненькими ручонками белку и отгрыз ей голову. Хруст стоял такой, что панголин даже поморщился. Тень присвистнул и заговорил:

– Образы рождают эмоции. До тех пор, пока храк был просссто опасным мутантом, он вызывал в тебе только ссстрах и желание убить его для своей безопасности. Но когда ты увидел раненое, ссстонущее животное, ты очеловечил его, почувствовал его боль, и это вызвало в тебе жалость. А если еще добавить мыслей о том, что, возможно, это была кормящая заботливая мать миленьких ссслепых детенышей, то можно и расплакаться или уйти в монастырь. – Тень подмигнул. – Но если представить, что это свирепый людоед, обманом пытающийся разжалобить тебя, а потом сссъесть, то… Все зависит от твоей сссущности – как ты видишь этот мир: злым или добрым. Вот, к примеру, Зубастик – бессспощадный хищник, уничтожающий белок. Для них он жуткий кошмар, а для нас всего лишь игривый зверек со ссстранными способностями.

Зубастик перестал жевать и нахмурился. Он почти справился с белкой, и изо рта торчал только пушистый хвост.

– И друг, – добавил Тень. – А кролик, как и белка – это еда и ничего больше. Тут за тебя решает желудок.

Грэм кивнул.

– Храк был достойным соперником, – продолжил ящер. – Прими его смерть как победу.

Зубастик проглотил последний кусок, облизнулся, прыгнул на спину Грэму и стал щекотать его мохнатым хвостом.

– Не сейчас… я не… перестань… аййй… – завопил панголин.

– Ты еще не передумал отправлятьссся в Мироград?

– Нет… ну, я тебя!.. – Грэм скинул с себя Зубастика, вскочил и прыгнул на зверька, но тот увернулся, проворно вскарабкался на ближайшее дерево и уселся на ветку.

– Я пойду ссс тобой… некоторое время.

– Но я думал, что ты поможешь мне освободить заключенных из ямы. Ты должен рассказать им, как выбраться!

– Ты забываешь…

– Ты только наблюдатель, – перебил Грэм, – я помню, но, Тень…

Панголин взглянул в глаза ящера и умолк: он знал, что уговаривать бесполезно. Тень будет рядом, но даже в самую трудную минуту не поможет: он – наблюдатель. Почему? Что за наблюдатель? Кто он такой на самом деле? Эти вопросы Тень всегда игнорировал и старался перевести тему разговора, иногда просто отмалчивался или говорил, что не может ответить.

Зубастик спрыгнул с дерева и, цепляясь острыми коготками за чешуйки доспехов, полез по панголину. Вскарабкавшись, мохнатый зверек уселся на плечо и обвил хвостом шею – Грэм почувствовал его тепло, сознание прояснилось, и мир стал как будто чуть ближе для понимания – роднее.

Тень усмехнулся, видя, как меняется лицо панголина:

– Зубастик – хорошая находка. Он тебе сссможет многое показать, когда придет его время.

– Я не понимаю о чем ты. Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня.

– Ты прав. Но всему сссвое время. Ты все узнаешь. А сейчас давай сссобираться в путь. Я не вижу больше смысла просиживать штаны в этой пещере. Тебя уже ждут.

Грэм задумался. Действительно, сколько можно откладывать. Пора собирать армию свободных от религиозного рабства людей и муталюдов. Пора рассказать всем правду и свергнуть лживых священников! Пора обрести свободу!

Едва забрезжил рассвет, Грэм вышел из хижины. На поясе висел меч и кинжал, за спиной – походная сумка, колчан стрел и лук. Тень уже поджаривал на огне куропаток – жир капал прямо в огонь и шипел на раскаленных углях. Зубастика не было видно.

– Ты всссе еще молишься по утрам? – усмехнулся ящер.

Грэм зевнул:

– А ты все так же плохо шутишь?

– Я напоминаю тебе о религиозных правилах. И сссамое главное: когда будешь сссреди людей, не говори ничего о том, что ты узнал и спрячь пока сссвою книгу: ее время еще не настало.

Грэм кивнул. После понимания лживости религии Мироноса он сразу хотел рассказать всем об этом, но со временем понял, что его просто никто не станет слушать и скорее всего тут же схватят как еретика. Он был единственным, Тень не в счет, обладателем правды о Мироносе, которая никому не нужна. Требовалась поддержка. И панголин знал, где ее найти – в яме. Там собраны все неугодные Мироносу – все, кто раскусил обман, все, кто не верил в золотые россыпи на небесах после смерти в нищете.

– Ты всссе еще спишь или опять молишься? – Тень скинул с вертела куропатку на широкий лист лопуха и сунул панголину.

– Я думаю.

– Тогда заканчивай это неблагодарное занятие и набивай живот, – усмехнулся ящер.

– Почему же неблагодарное?

Грэм оторвал ножку, внимательно осмотрел и отправил в рот. Горячее сочное мясо вмиг разбудило аппетит, и он набросился на тушку, как волк.

– Потому, что мысли рождают сссомнения, а сссомнения – опасны для здоровья.

Панголин хмыкнул, давая понять, что не хочет отвлекаться на разговоры. С дерева спустился Зубастик с белкой во рту. И к общему чавканью присоединился хруст костей.

Солнце еще не разогнало туман над грибницей, когда Грэм с Зубастиком на плече и Тень уже ступали по мягкому ковру мха среди кудрявых каменных деревьев. Они направлялись на запад в сторону Подгора. За те несколько месяцев, что панголин провел у пещеры, он успел хорошо изучить местность и найти наиболее безопасный путь. Впрочем, назвать безопасным его можно только временно: грибница способна менять все вокруг за считанные недели и там, где раньше была возвышенность, легко может оказаться затопленная низина, где был пустырь – заросли, где проверенная дорога – смертельная ловушка. Или может появиться родник слезы и тогда местность вокруг источника зарастет невиданными растениями. Новые виды насекомых и животных расползутся в разные стороны. Это привлечет хищников, из которых уже появятся грозные мутанты.

Грэм остановился и подал знак рукой. Тень замер. По чешуйкам пробежала волна, и ящер слился воедино с серым пейзажем болота.

Впереди в небольшой луже с темной водой что-то плескалось, точнее, монотонно шлепало, словно кто-то невидимый тщательно полоскал белье. Справа – лохматые кочки и стена каменных деревьев. Левее – открытая площадка, выеденная «ползучей шкурой», как назвал это не то растение, не то животное Грэм. Оно не было известно ранее и представляло собой плотную кожистую кляксу. Снизу это был сплошной желудок, растворяющий все, что попадалось на пути медлительного хищника. За ним оставался выжженный кислотой склизкий след. Слизь быстро высыхала, и ветер разносил пепельные лохмотья по всей грибнице.

Шлеп… шлеп… шлеп – раздавалось в озерце, окруженным осокой и рогозом. Сквозь листья было заметно, как кто-то забрасывает прозрачный невод, подтягивает и бросает снова.

Зубастик на плече пискнул и почесал за ухом. Панголину передалось его спокойствие, и он подошел ближе. В воде плескалось странное животное: его маленькая поросшая травой треугольная голова торчала над водой, будто кочка, а прозрачным неводом оказался рот диковинного зверя. Мутант забрасывал его по всей поверхности водоема, а затем быстро затягивал обратно. Так он собирал пролетающих насекомых, а заодно и все, что плавало на воде.

– Мутировавшая лягушка, – заключил Грэм. – Не думаю, что у этого вида есть будущее.

– Лягушка – сссоздание живучее.

Тень проводил взглядом стайку летучих крыс. Они взлетели с высохшего дерева на юге.

– Идем, пока то, что вссспугнуло их, не появилось тут.

Зубастик пискнул и поскреб чешуйки доспехов панголина. Мутант перестал забрасывать свой невод и погрузился в воду, оставив торчать только самый кончик головы. Видимо там у него были глаза или уши или что-то еще, что он приобрел от своего неизвестного донора.

Грэм выбрал ориентир – крученую ветку каменного дерева с причудливым завитком и пучком травы на кончике – и пошел по земле, выжженной ползучей шкурой.

Тихо шелестела под ногами высохшая слизь. Булькали газом редкие лужи. Далеко на юге отрывисто прокричал красноголовый ящер. Панголин ускорил шаг. Дальше начиналась затопленная низина, но в ней был едва заметный узкий проход, змейкой соединяющий два берега огромной трясины.

Грэм прощупывал землю перед собой кончиком лука и аккуратно ступал. Тень шлепал как утка, недовольно шипя и стряхивая грязь. В итоге он вымазался по пояс. Маскировка стала бесполезной и даже странной: по болоту шагали только два грязных сапога.

Выбравшись на возвышенность, решили остановиться. Зубастик тут же спрыгнул с плеча на мохнатую землю и исчез в сердцевине кучерявого клубка веток. Тень стал смывать грязь. А панголин залез на каменное дерево, чтобы осмотреться.

Правее все заросло сочной зеленью. Где-то там, в глубине, родник слезы бурно плодил жизнь. Левее – земля поросшая мхом и серые стволы мертвого леса, захваченного грибницей, а дальше – синяя полоска древнего бора. Рядом клацали клешнями зеленые исполины. Грэм назвал их крысоловками, когда увидел, как один из гигантов схватил на лету крысу. Впереди из зарослей камыша медленно выполз огромный белый слизень. Он пересек открытый участок и скрылся в буром озере с кочками кровавой травы, рогозом и гигантским хвощом.

Тень уже дожидался. Грэм спустился, тихонько свистнул и пошел на юго-запад к мертвому лесу. На спину с крученой ветки запрыгнул Зубастик и стал хрустеть и чавкать. За шиворот панголину капнула теплая кровь жертвы – мелкого грызуна, похожего на мышь с длинным носом и острыми мохнатыми ушами.

К полудню солнце основательно разогнало тучи, и грибница засияла красками болотных цветов: желтыми лютиками, синими незабудками, фиолетовым пасленом, а на открытых водоемах – редкими кувшинками. Под ногами мягко шуршал мох. Теплый летний ветерок сдувал назойливых насекомых, шелестел камышами, пускал волны по ковру осоки.

Низко, почти касаясь крыльями верхушек мертвых деревьев, пролетела цапля. Грэм переступил через две бороздки круглых следов. Сороконожка пробежала тут совсем недавно: глубокие ямки в грязи еще не успели затянуться. Он знаком показал ящеру направление движения гигантского насекомого – север. Тень кивнул. Зубастик не интересовался следами, он выковыривал из зубов застрявшую кость, при этом зверек неистово вертел головой и громко хрустел челюстью.

Вскоре они вышли из низины. Тут вовсю разросся мох. Он покрывал каждое упавшее дерево, пень и едва стоявший ствол когда-то пышного леса. Каменных деревьев стало меньше. Теперь они возвышались над болотом, распустив молодые крученые ветки, словно ноги гигантского спрута. Редкие порывы ветра заставляли бренчать жесткие листья, предупреждая о возможной опасности в сердцевине клубка.

Грэм проводил взглядом гарпию, летевшую к древнему бору.

– Лишь бы там не было гнезд.

Гарпия – мерзкий крылатый мутант – смесь кошки с птицей. Они живут небольшими колониями – три-пять гнезд. Охотятся сообща. Людей сторонятся, но могут и напасть от голода или защищая свое жилище. Гнездятся гарпии в горах на недоступных вершинах или в лесах на одиноко стоящих высоких деревьях.

Панголин откусил кусок вяленого мяса и пошел дальше. Он огибал завалы гнилых стволов и постоянно прислушивался к звукам грибницы: стрекотанию насекомых, бренчанию листвы каменных деревьев, шелесту осоки, бульканью пузырей, кваканью лягушек. Изредка усыпляющую мелодию нарушали далекие крики цапли, писки крыс, карканье ворон.

Грэм в очередной раз остановился и прислушался к свисту пролетающих уток. За ним он чуть не пропустил короткий рык где-то на юге – химера. Панголин резко повернулся на звук, – и тут же там, метрах в трехстах, взлетели крысы. Похоже, она раздобыла себе обед. Грэм снял с плеча Зубастика, залез на ближайшее каменное дерево и осмотрелся. Он не боялся, что его кто-то заметит: у большинства хищников грибницы зрение слабое, чего не скажешь про слух и обоняние.

Химеры видно не было, но грифы в небе точно указывали место пиршества этого грозного хищника. К лесу полетела еще одна гарпия. Грэм нахмурился.

– Значит там гнездо. Не хотелось бы встречаться с ними в болоте. Надо скорей зайти в лес. Там мы будем в безопасности.

Послышались далекие раскаты выхода болотного газа – выдох грибницы. Пискнул Зубастик, карабкаясь по ноге.

– Ты прав, дружище, надо торопиться, скоро стемнеет, – сказал панголин и слез с ветки.

Примерно через час они вышли на твердую землю к опушке исполинского леса. Только тут Тень впервые заговорил:

– Ненавижу болото! Но тебе, похоже, нравится. Ты чувствуешь сссебя тут как дома.

– Мне нравиться греть пятки у костра, а тут я – панголин.

Грэм усмехнулся и впервые расслабился. Он прямо почувствовал, как спадает напряжение, как начинают ныть мышцы. Голова заболела. Сознание, раскинутое по болоту в чувственном восприятии, будто собралось воедино.

Раздался шум крыльев. Воздух всколыхнулся, и в нос ударило зловоние. Крик! – режущий уши, выворачивающий наизнанку металлический скрежет – гарпия! Зубастик зашипел. Панголин отпрыгнул в сторону – за куст, под защиту нависающих лап деревьев. Зубастик – на ветку. Тень исчез. Бестия зависла в воздухе, покачиваясь вниз-вверх: черная кожа блестит в заходящем солнце, глаза горят огнем, влажные клыки сверкают. Грэм выхватил стрелу, натянул тетиву… но не выстрелил: гарпия не полетит в лес – пустая смерть, и стрела на дороге не валяется. Послышался новый шум в кронах деревьев – прилетела еще одна, но панголин не видел ее: он пятился глубже в заросли, не убирая лук и стрелу. Лишь когда гарпия потеряла его из виду, коротко крикнула и улетела, он остановился. Вокруг мачтовый лес с густым подлеском, – и днем-то не очень светло, а сейчас тут были уже сумерки.

Один из кустов превратился в Тень и выругался:

– Вот же гадина!

Грэм подпрыгнул, схватившись за рукоятку меча.

– Ссспокойно, панголин, я всссего-лишь Тень.

Грэм облегченно вздохнул. Напряжение только на мгновение спало, и вновь он ощутил вокруг себя мир – сознание расползлось по лесу. Звуки превратились в материальные объекты: шорох в ветвях – Зубастик. Он спустился по стволу орешника и перепрыгнул панголину на плечо.

– Надо уйти вглубь. Скоро стемнеет, – сухо сказал охотник за слезой и пошел на запад, старательно выбирая путь в зарослях молодняка.

Примерно через полчаса, у толстого высокого бука он остановился и посмотрел в раскидистую крону.

– Переночуем тут.

Зубастик тотчас перепрыгнул на дерево и исчез.

Быстро темнело. Гамаки слегка покачивались. Ветер тихо шелестел листьями, словно напевая колыбельную. Вдалеке ухал филин. Изредка звенел комар. А со стороны грибницы лилась пестрая смесь треска насекомых и лягушек. Грэм попытался сохранить осознанность, но сон, спрятавшись в палитре звуков, мягко укутал сознание, успокоил мысли и унес в волшебную страну хорошо перетасованных сцен последних месяцев жизни. Картины пролетали перед глазами, как стадо бизонов: искаженное злобой лицо Филиппа в отблесках факелов; улыбающийся еретик за решеткой; жирное тело Буя, бьющееся в предсмертных судорогах; теплая липкая кровь на руках; махающий воображаемым мечом Визор на столе; восторженный Поланий с кувшином слизи; сверкающие щупальца Вдовы, ползущие по полу, стенам, потолку; бесформенный уродец Гибор, кромсающий ножом тело старухи; задумавшийся Волчок; искаженное яростью лицо Вергины; великан в поле колышущейся травы, отец Иаков… Образ настоятеля задержался дольше других. Грэм протянул к нему руки, попытался сказать: «Обман! Все обман!..», но слова вязли во рту, слипались в комки и падали на пол, разбиваясь на тысячи осколков. Отец Иаков улыбался и медленно уплывал в черноту, еле заметно качая головой, а панголин чувствовал возрастающую тяжесть в груди, будто невысказанные слова давили и мешали дышать…

Тьма взорвалась. Грэм вскочил и скинул с груди Зубастика. Потревоженный зверек потянулся, сладко зевая и щурясь от пепельного рассвета. Он заметил ползущую по веревке гамака жирную гусеницу и вмиг засунул в рот, причмокнул, облизнулся и спрыгнул на ветку. Панголин поежился от утреннего холода и скинул накидку.

– Ты прав, – сказал Тень, спускаясь с верхушки дерева. – Там гнездо гарпий.

Грэм глотнул воды из фляги и полез на макушку. Действительно, в километре на юго-восток на высохшем дубе было три огромных гнезда. Гарпии тоже только проснулись и занимались утренними процедурами.

Лес вокруг был на самом деле только узкой полоской деревьев, среди покрытого туманом болота – остатки некогда величественного бора, еще не порабощенного грибницей. На запад, куда и держал путь Грэм, полоса расширялась и таяла в серой дымке на горизонте.

Гарпии закричали, захлопали крыльями, и стая взмыла в воздух. Покружив немного над старым дубом, они полетели вдоль кромки леса осмотреть свою территорию.

Панголин спустился под защиту деревьев. Тень уже собрался и сидел на ветке. Он жевал вяленое мясо и от удовольствия пускал по телу разноцветные волны, а Зубастик внимательно наблюдал за игрой цвета. Грэм отвязал гамак, сложил в сумку и спрыгнул на влажную землю.

В лесу было безопаснее, чем в грибнице, и они двигались довольно быстро. Вот уже пропали звуки болот – затерялись в зарослях гигантского папоротника, перекрылись голосами птиц и шумом листвы. По пути встречалась черника, и Грэм не упускал возможности полакомиться спелыми ягодами. Тень недовольно цокал языком, останавливаясь у очередной поляны, а Зубастик тут же отыскивал упавшее дерево, доставал из-под коры белую толстую личинку и смачно чавкал.

После полудня они вышли из поросшей осокой низины к пойменным лугам. И вскоре перед ними предстала широкая река с песчаным пляжем.

– Кишкияка, – сказал Грэм. – Другой тут быть не может. Она несет свои воды намного южнее Подгора и протекает через Мироград – нам по пути. Если убьем бизона, можно будет сделать из шкуры лодку.

Тень уселся на траву под молодым дубом.

– Ты зззабываешь про Орлиное гнездо – город-крепость на берегу Кишкияки.

– Он стоит на скале. Нас не будет видно. Если что прикинемся рыбаками.

Тень поднял брови и глянул на панголина.

– Хороши рыбаки.

– Да и до столицы там уже рукой подать, – отмахнулся Грэм.

– А как же торговые сссуда? – не унимался ящер. – Пойдем вдоль реки. Так безопаснее.

– Мы их заметим раньше, чем они нас… Ты что, боишься плыть на лодке? – усмехнулся панголин.

– По правде сссказать, я нехорошо себя чувствую, когда под ногами нет надежной опоры. – Тень пустил по телу черную волну. – О чем мы вообще говорим. У нас нет лодки. Сссначала надо убить бизона.

– Дааа, – протянул панголин, проводя взглядом по горизонту. – Они придут. Тут сочная трава и вода. Переночуем, а завтра будет видно.

Лишь только забрезжил рассвет, Грэм вылез из гамака, спрыгнул на влажную от росы землю и раздул огонь – костер весело затрещал, разгоняя застывшую кровь. С дерева слез Тень и сел рядом. Громко зевнул Зубастик, где-то наверху.

Они поджарили рыбу, которую поймали острогой на мелководье еще вечером, и поспешили на запад вдоль реки. По пути попадались дикие лошади, олени, антилопы, свиньи, и за целый день – ни одного бизона. Следов полно, а сами животные словно испарились. Грэм несколько раз залазил на деревья, чтобы осмотреться, но бизонов нигде не было – как сквозь землю провалились. Можно было подстрелить двух оленей и сделать небольшие лодки для каждого, но кожа у оленей непрочная и может разорваться в самый неподходящий момент. Вот из бизоньей шкуры получится двухместное прочное каноэ, на котором можно не боясь отправляться в дальний путь.

К концу дня впереди замаячил рыжий утес, поросший густым лесом. Река в этом месте круто поворачивала на юг. Солнце уже пряталось в верхушках далеких деревьев, сверкая золотым огнем, когда панголин повернул к стоящему на самом берегу старому дубу. Было решено переночевать возле него, и Грэм на ходу стал подбирать сухие ветки для костра. Тень последовал его примеру. Даже Зубастик спрыгнул с плеча, схватил толстое полено железной челюстью и поволок по траве. Он подпрыгивал и урчал, словно собачонка.

Они разложили огонь у самого ствола, чтобы дым рассеивался в ветвях. Приготовили утку, убитую накануне, и развалились на траве.

Тихо – ни один лист не шелохнется. Тепло. В воздухе клубилась мошкара, звенели редкие комары, стрекотали кузнечики; в медленно текущей воде плескалась рыба – мир словно задремал.

– В такие минуты, – Грэм проглотил сочный кусок мяса, – мне кажется, что мы – люди – лишние в этом мире. Точнее наш разум, мысли, суждения – все это чуждо природе. Ей не надо думать: все устроено идеально и без раздумий… Может, все-таки, бог?

Тень оторвал ножку – жир потек по руке и закапал с локтя.

– Бог – это продукт примитивного разума. Затычка для невежества.

Грэм махнул поджаренным крылышком.

– Но кто-то же должен был создать это.

– Каждое живое сссущество было создано его родителями! – Ящер усмехнулся и подмигнул. – Если ты хочешь, то можно углубиться в зззарождение жизни из неживых элементов, сформировавшихся из остатков взорвавшихся звезд, и даже дальше – в сссоздание самой вселенной. Но я бы ограничился утверждением: все развивается от простого к сссложному, а не наоборот.

– Нет, ты не понял. Я говорю о гармонии жизни.

– Жизнь как вода – всегда стремится к ссспокойствию. Внешнее воздействие заставляет жизнь принимать различные формы, но если перестать бросать камни в озеро, там установиться гармония. Беда в том, что мир не стоит на месте, он постоянно меняется и баламутит воду.

– А разум?

– Разум появился не от хорошей жизни. Тот, кому хорошо не ссстремится что-то улучшать, а, ссследовательно, и развиваться.

Совсем стемнело. Догорающий огонь освещал желтым светом лишь небольшой круг, а дальше – тьма.

– Есссли хочешь помолиться, то молись разуму. В конце концов, он создал бога! Но если не помолишься – разум не обидится. На сим и закончим.

Тень поднялся и полез на дерево. Зубастик встал и улыбнулся Грэму. На лице панголина тоже сияла улыбка.

– Мне кажется, что я уже помолился.

Он потушил огонь и вскарабкался на дуб. Ночью было так же тепло и тихо.

На рассвете Грэм спрыгнул на землю.

– Замри! – скомандовал зычный голос.

Двое лучников в кожаной броне выглядывали из кустов. Наконечники стрел смотрели на Грэма. Он не шевелился. Если бы его хотели убить – уже убили бы, а раз решили поговорить, то не стоит отказываться от беседы.

– Вы проспали рассвет, девочки. – Вперед вышел крепко сложенный бородач в кольчуге. – Мы уже заждались вас.

Главарь был уже не молод. В черных как смоль кучерявых волосах сверкали серебряные нити. На обветренном загорелом лице светились маленькие голубые глаза. Мясистый нос слегка раздувался. Широкая в колтунах борода трепыхалась на ветру. На губах играла приветливая улыбка. В руках он держал арбалет.

– Как вы нас… – Грэм взглянул на пустой гамак Тени, – меня заметили?

– Дозорный увидел ваш костер. Эй! Слезай! Не то пущу стрелу в задницу – живо спустишься!

Ветер зашелестел листьями.

– Я один, – громко сказал Грэм.

– Спишь один на двух гамаках?

– Никак не могу выбрать, какой из них лучше.

– Ха! Ты мне нравишься, панголин! А вот твой дружок – нет. Я не шучу! Спускайся! – крикнул главарь и направил арбалет вверх.

– Ладно. – Грэм поднял голову и свистнул. – Зубастик, иди сюда.

Послышался скрежет когтей, посыпалась кора, и с ветки спрыгнул мохнатый зверек. Он залез панголину на плечо и обвил хвостом шею.

– Хренась! Вот так… напарничек у тебя, панголин. – Бородатый скрутил пальцами новый колтун. – Ех-хех!

Грэм почувствовал облегчение, напряжение спало, будто и не грабители перед ним, а добрые прохожие, случайно встреченные в лесу. И мало того, им по пути. Грэм улыбнулся: разве может быть ему по пути с ними.

– Мы же договоримся? – главарь поднял брови.

Грэм кивнул. Воины опустили луки.

– Ты уж не сердись на нас – вольных искателей справедливости. – Бородач усмехнулся. – Вы, церковные панголины, жирно живете, а мы бедные, вот и забираем часть у богатых церковников. Это ведь справедливо?

– Вполне, только вот что у меня брать-то бедным искателям правды? Я имею еще меньше вашего. Все мои вещи умещаются в сумке. Но я могу и поделиться, только сумка там, наверху.

Главарь сощурился, теребя бороду.

– Что-то мне лицо твое знакомо.

Грэм мимолетом вспомнил расклеенные плакаты в Подгоре с надписью «розыск».

– Ага! Да за твою голову дают награду! Разбойник! Эх-хех! Злодей! – Бородатый расхохотался. – Теперь по лесам шастаешь?! Еретик, черт тебя подери! Куда путь держишь?.. Да, не бойся ты, мы рады свободным искателям правды. – Он убрал арбалет и, подойдя к панголину, хлопнул по плечу. – Меня зовут Рамон, это Ян. – Молодой парень едва заметно кивнул. – А это вепрь Угер. – Муталюд хрюкнул. – А тебя, вольный охотник, как звать?

– Грэм.

– Собирай вещички, Грэм, и милости прошу к нам в гости, – сказал Рамон, тоном, не принимающим отказа, и показал на высокий красный обрыв на повороте реки.

Панголин залез на дерево и стал собирать гамак, тайком высматривая ящера, но того нигде видно не было. Похоже, Тень не доверял новым друзьям. Грэм посмотрел на троицу разбойников: Рамон что-то тихо говорил лучникам, а те только морщились, но одобрительно кивали – внизу решалась его судьба.

– Идем-идем. Согреемся у костра, – сказал бородач, когда панголин спустился. – Ты ведь еще не завтракал?

На холме стоял небольшой лагерь. У костра грелись несколько воинов, кто-то спал, завернувшись в шкуру бизона, коренастый волколак точил двуручный меч, прислонившись к дереву. На высоком ясене был оборудован наблюдательный пункт, и с него лился мелодичный свист.

– Хасиб, что там? – крикнул главарь – свист прервался.

– Ничего, – долетело сверху.

– Рамон, ты что это за двухголовое чучело к нам привел? – Из леса с охапкой хвороста вышел седой мужчина. Рядом с ним бежал мальчишка, лет восьми, тоже неся сухие ветки. – Неужто, панголина выловил?

Грэм натянуто улыбнулся.

– Знакомьтесь, ребятки, Грэм и его странный друг.

Зубастик широко улыбнулся всем присутствующим и весело пискнул. Панголин усмехнулся, и по лагерю пошла волна радостного смеха. Казалось, что все радовались ему как дети меду. Веселье уже слегка затянулось, когда Зубастик перепрыгнул на ветку и скрылся в листве. Смех тут же стих.

– Хватит ржать! – Рамон хлопнул по спине светловолосого детину. – Садись, Грэм, не стесняйся.

Чуть поодаль стояли пять наспех сложенных хижин. Возле одной из них копошилась женщина. Мальчик скинул хворост в кучу и вприпрыжку побежал к ней. Седой воин свалил свою ношу и повалился на землю у костра. Все его лицо было испещрено старыми шрамами, одного глаза не хватало.

– Аль сам пришел, панголин? – сказал седой.

Грэм развел руками.

– Пригласили… и я не смог отказаться.

Рамон сел на корточки рядом и положил ладонь на плечо.

– Он в розыске, Харон. А за что, если не секрет?

– Я сбежал из тюрьмы Мирограда.

– Ого! А за что угодил-то?

– Случайно…

– Все там случайно, а конкретней.

– Ну… мы с первосвященником разошлись во мнениях, относительно толкования святого писания.

Рамон усмехнулся.

– Как это ты, панголин, смел перечить Его Святейшеству?

– Я отправился исполнить древний завет Мироноса: уничтожить проклятую книгу, но меня посадили в тюрьму.

Кто-то присвистнул.

– А что потом?

– Потом я завершил начатое и нашел книгу, но не уничтожил ее. В ней записана главная тайна Мироноса.

– И что же это за тайна такая? – спросил молодой воин. Он полулежал немного в отдалении от костра, прислонившись головой к дереву.

Грэм обвел всех у костра взглядом и твердо сказал:

– Миронос был просто человеком.

Он ожидал от своих слов потрясения, но лагерь разразился диким гоготом.

– Хааа!.. Спасибо, что просветил!.. – проговорил Рамон сквозь смех. – Открою тебе еще один больший секрет: нам плевать на это.

Все заржали снова, и только угрюмый Харон тихо сказал:

– Но держи это знание под замком.

– Церковь – паразит! – сказал Рамон. – Харону это открытие стоило глаза. Его публично секли плетьми за то, что он пропустил молитву… правда он еще врезал священнику в морду…

– Я его только отпихнул, когда эта пиявка потребовала оплатить пропущенную молитву золотом.

– А что было дальше, – Грэм посмотрел в единственный глаз седого воина.

– Дальше я взял жену, сына, – Харон показал на женщину и мальчика у хижин, – и ушел в лес.

– Вот Чилс. – Рамон показал на молодого парня. – Его священник пытался склонить к… скажем так, нетрадиционным отношениям… Чилс зарезал говнюка и убежал. Я подобрал его, когда парень пытался ограбить меня на дороге. Многие присоединились к нам после того, как мы грабили их лодки. Дело в том, что мы не отпускаем никого, но всегда предлагаем выбор: либо остаешься, либо… – главарь провел пальцем по горлу. – Так-то, панголин.

В воздухе повисло напряжение, но Рамон продолжил:

– Тебе-то терять нечего. Так?..

Грэм кивнул и спросил:

– Разве никто не убегал потом?

К костру подошел лучник Ян.

– Вообще-то, мы не каждому предлагаем остаться.

Он подвел на поводке босую девушку с растрепанными светлыми волосами. На ее распухшей губе виднелась корочка засохшей крови.

– Некоторые становятся рабами. – Ян дернул за веревку, и девушка присела рядом с ним. – Любой из нас может взять тебя в рабство…

– Ян – сын священника, – перебил Рамон, – пришел к нам сам. Надоело, видать, сладко пить, захотелось острых ощущений. Да?.. Хороший воин, но слишком своенравный и отчаянный. Лезет куда не надо. Молод еще.

На красивом лице молодого воина сверкнула презрительная улыбка.

– Многие женились на своих пленницах, – продолжил Рамон, показывая на двух мужчин – те кивнули в знак согласия.

Из леса вышла стройная муталюдка – женщина кошка: кожаные легкие доспехи, высокие сапоги, за спиной – лук, на плече – молодая косуля.

– Суи – мясом не корми, дай поохотиться – наша добытчица! – представил Рамон.

– Помоги, – приказал Ян рабыне – та метнулась к охотнице, подхватила оленя и поволокла к костру.

Подошла жена Харона – крепкая женщина со скомканными остатками былой красоты – перехватила дичь из рук рабыни и, буркнув: «Я займусь этим», – пошла к хижинам.

Женщина-кошка легла возле костра, потянулась, зевнула и, сощурившись, посмотрела на Грэма. Кончик полосатого хвоста слегка заиграл.

– А это кто, муррр? – протянула муталюдка сладким, пьянящим голоском.

Ее бархатное лицо было почти человеческим, только кошачьи уши торчали из-под коротких каштановых волос.

– Блудный панголин, – сказал Ян.

– Я не у тебя спрашиваю! – Суи сверкнула огромными зелеными глазами с вертикальными зрачками и снова сощурилась. – Он немой?

Грэм открыл рот от удивления: чтобы женщина, пусть и муталюдка, так говорила с мужчиной-воином – этого он не мог и вообразить.

– Панголин… Грэм… – промычал он.

– Ты знаешь, Грэм, что до первого… муррр… дела ты – раб…

– Суи, мы как раз рассказывали Грэму наши порядки, – Рамон скрутил новый колтун в бороде.

– А ты как тут оказалась? – неожиданно для самого себя, выпалил Грэм.

Муталюдка сверкнула глазами.

– Сама пришла… муррр… Я служила в охране судов, а когда на наш корабль напали, я не стала биться за своего хозяина и исчезла, а потом присоединилась к Рамону.

На костер водрузили тушу оленя, и Харон, нахмурившись еще больше, принялся обхаживать будущее жаркое.

– И ты тоже была рабыней?

Суи широко раскрыла глаза. Грэм увидел в них чарующую глубину и буквально застыл как околдованный. Мысли завертелись, в низу живота прошел холодок. Муталюдка мягко улыбнулась и сказала:

– Нет.

– Почему?

– Никто не осмелился.

Повисла напряженная тишина, только слышалось бурчание Харона.

Грэм почувствовал на себе взгляд Яна и медленно проговорил:

– Я тоже не буду рабом.

Сын священника сжал губы. На лице Суи расползлась довольная улыбка.

– Ты, вероятно, хочешь узнать, что мы делаем с отнятым добром? – спросил Рамон и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Схема простая: я – купец! Самый настоящий торгаш! Трофеи… товар я везу в город и меняю на все необходимое. Со мной обычно четыре-пять надежных людей, на случай, если кто засомневается в моей честности. Сам понимаешь, торговать приходится по небольшим селениям, в города мы редко заезжаем, но бывает, если по нужде…

– Ты будешь моим рабом! – твердо проговорил Ян.

Наступила тишина, лишь поскрипывал вертел в руках Харона. Суи полусонно улыбалась, следя глазами за Зубастиком, который медленно вскарабкался панголину на плечо. Грэм встал и повернулся к Яну. Ладонь сына священника лежала на рукояти длинного меча, на лице – презрение, ярость, злоба. Панголин почувствовал, как внутри все похолодело: весь лагерь смотрел на него. Страх сковал, пригвоздил к месту. Все замерли, но вдруг Ян убрал руку от клинка и промямлил:

– Я пошутил… я не собирался… тебя брать в рабы… у меня уже есть. – Он дернул за веревку. – Это шутка.

Зубастик перепрыгнул на ветку и скрылся в кроне. Грэм медленно уселся на свое место. Разбойники сидели молча. Такого на их памяти еще не было. Чтобы кто-то бросил вызов и вот так сразу струсил? Да еще Ян!

Тишину нарушил Рамон, выкрикнув:

– Хасиб, что там?

– Ничего, – донеслось сверху.

– А то нашим парням уже не терпится.

Кто-то поднялся и пошел к хижинам, кто-то тихо заговорил между собой. Суи потянулась, зевнула, медленно встала и, качая бедрами, пошла к реке. Грэм проводил ее взглядом. Лагерь вновь погрузился в дрему, но резкий свист клинка заставил всех обернуться – Ян выхватил меч.

– Нет уж, панголин! Разберемся здесь и сейчас!

– Ян! – взревел Рамон – с деревьев взлетели вороны.

И тут Грэм понял, почему он главарь этой банды: его лицо прямо горело злобой, из глаз сыпал огонь, но голос звучал как топор палача на точильном камне:

– Убери меч или я отрублю тебе руку.

Рамон медленно извлек широкий клинок из тесных ножен. Ян зарычал, спрятал оружие и ушел к хижинам, волоча за собой испуганную рабыню.

– Скажи, Грэм, ты разбираешься во всех этих грибах, мутах? – спокойно сказал Рамон. – Я бы улучшил себя немного, но… я не хочу рисковать, сам понимаешь.

Панголин помотал головой.

– Жаль. Сейчас трудно найти хорошего лекаря. Ну, осмотрись пока, отдохни, а мне надо заняться делами, – главарь хлопнул Грэма по плечу и пошел к хижинам.

Но заскучать не пришлось. С высокого дерева спустился смуглый воин. С первого взгляда было видно, что он южанин: черные волосы, собранные в хвост, аккуратная бородка, густые брови и орлиный нос, за спиной – два меча, на поясе – кинжалы. Он засунул большие пальцы за широкий ремень с круглой отполированной бляхой и вразвалочку двинулся к костру.

– Подмени меня, да, – сказал воин одному из молодых парней у костра. – Меня зовут Хасиб, а ты Грэм, да? Я слышал ваш разговор. Так ты панголин, да. Убил я как-то одного панголина – хорошо дрался, собака, чуть не вспорол мне брюхо, гаденыш, да. – Он заржал и сел рядом. – Скоро будет корабль, и ты сможешь показать себя. Я надеялся, что ты проткнешь этого выскочку Яна, да, но он струсил. Он только с рабынями смелый. Его тут побаиваются. Да, Ирвин? – южанин кивнул молодому воину – тот что-то буркнул в ответ и отвернулся.

– Он привык, что ему все подчинялись у папки в церкви, – сказал Харон, разбивая головню в костре.

Пахло мясом. С дерева спустился Зубастик, сел рядом с Грэмом и принялся облизывать свежую крови с мордочки.

– Интересный у тебя зверек, – сказал Хасиб.

– Я его в грибнице подобрал, точнее, он сам за мной увязался, а потом… как-то привык к нему.

– Может, продашь?

Зубастик прекратил умываться и прижался к панголину.

– Это мой друг, – сказал Грэм.

– А! Ну, тогда извини, приятель… Он и понимает что-то, да. Эх! Увидишь еще одного такого – мне возьми, да.

Хасиб рассмеялся и попытался ухватить Зубастика за ногу – тот весело пискнул и отпрыгнул в сторону. Воин прыгнул следом. Они завертелись, закружились в погоне друг за другом, но длинный свист заставил всех в лагере вскочить с мест. Ладья!

– А вот и твой шанс, панголин, – сказал южанин, спеша к реке.

Грэм стоял как вкопанный. Мимо широким шагом прошел Ян, бросив злобный взгляд.

– Как я ненавижу воевать не позавтракав, – буркнул Харон, принимая из рук жены широкий топор.

Женщина была вооружена коротким мечом, за спиной – лук и колчан стрел. Из всех хижин выбегали мужчины, женщины, дети – здесь все воины. Только рабы остались привязанными к деревьям.

Подошел Рамон: в одной руке меч, в другой топор, за спиной щит.

– Я не настаиваю на твоем участии, – бросил на ходу главарь, – ты можешь оставаться рабом. И на этот раз я мешать не буду.

Грэм огляделся по сторонам. Он может просто уйти, и никто его не задержит. Но он стоял, не в силах двинуться с места. Примкнуть к разбойникам? Стать бандитом? Убивать мирных людей?.. Мирных? Или солдат Церкви, с которой он собрался бороться? Мирных или церковных торгашей? Богатых священников? Торговцев липовыми индульгенциями для несуществующей души?..

– К черту!

Грэм побежал к реке.

Лучники: женщины, две девочки и мальчик – сын Харона – прятались за кустами и деревьями на самом краю обрыва.

– Панголин, за мной! – крикнул Рамон, спускаясь по тропинке. – Нечего тут с бабами отсиживаться. Мы идем встречать гостей!

Отряд притаился за поваленным деревом, не было только Хасиба и Харона. На лицах молодых воинов светились улыбки, глаза горели, и все время кто-то норовил выглянуть, но суровый взгляд Рамона сдерживал любопытство разбойников.

Из-за поворота, поскрипывая ленивыми веслами, медленно выплыла ладья. На палубе скучали около пятнадцати солдат в серых плащах с крестами, несколько наемников в легких доспехах, полуголый минотавр, ящер и, похоже, хозяин судна – наряженный в золоченый костюм молодой купец, у руля стоял бородатый человек в черном.

Когда лодка почти поравнялась с отрядом, справа раздался щелчок – из кустов вылетел гарпун и с треском впился в борт лодки.

– Уууаааа! – взвыл Хасиб, натягивая канат и заклинивая барабан.

– Точно в цель! – Харон перекинул в руках топор.

Отряд завопил, бряцая оружием. С обрыва полетели стрелы. На лодке – паника: солдаты заметались, пытаясь построиться в боевой порядок и прикрыться щитами. Один, второй, третий – полетели за борт. Ладья накренилась, повернула к берегу: гребцы налегли на весла, но лодка была намертво привязана к станине арбалета. Шшшшх! – судно уперлось в берег.

– Вперед! – взревел Рамон, и отряд ринулся в атаку. – Первый ступивший на палубу получает самое ценное!

Грэм выпустил три стрелы подряд – две точно в цель, – выхватил меч и бросился в бой.

Ураганное «Ааааа!» захлебнулось в лязге металла. Минотавр и ящер спрыгнули по левому борту и приняли первую волну нападавших. Два тела разбойников уже волокло слабое течение. Грэм чуть не налетел на топор муталюда – вовремя уклонился и отпрыгнул назад, но вода и вязкий ил сковали ноги. Панголин упал, откатился – топор врезался в песчаное дно совсем рядом, – вскочил и попятился на берег. Другие тоже отступали: в воде у муталюдов было преимущество. Грэм увидел впереди разрубленное надвое тело молодого разбойника – одного из тех, что женились на своих пленницах.

Слева: лязг, хрип, клокотание и рык Романа с палубы:

– Сдавайтесь! Бросайте мечи и сохраните жизни!

Минотавр – весь в крови, четыре обломанных древка стрел в шкуре – взревел и бросился вперед, размахивая топором. Разбойники попятились, окружая гиганта. Огромный топор жужжал, словно шершень, разрубая воздух и отгоняя воинов. Грэм мгновенно рассчитал расстояние и когда топор просвистел возле самого носа, прыгнул – клинок разрезал открытое горло минотавра, – и нырнул под руку. Брызнул фонтан крови, рисуя причудливый рисунок на взрыхленном сапогами берегу. Муталюд крутнулся волчком и забился в агонии.

Раненого в плечо ящера теснили Ян и Суи. Они, как два коричневых демона, кружили вокруг, нанося быстрые короткие удары. Тело ящера покрывалось мелкими ранами. Он мог отбивать только половину ударов и с каждым новым выпадом коричневых демонов слабел, пока не стал на одно колено. Ян расхохотался и вонзил длинный меч прямо в сердце муталюда. Он вздрогнул, выронил клинок и завалился на бок.

На палубе пленных солдат уже вязали и скидывали в воду, где их принимали и тащили на берег, тяжелораненых просто добивали и постепенно крики и стоны прекратились. Только в небе продолжался возбужденный гомон воронья и нетерпеливые крики грифов.

Рулевым оказался монах, который тут же поднял руки и затараторил:

– Я мирный служитель бога, у меня жена и семеро детей, я не беру в руки оружие, но если богу угодно, чтобы я стал на вашу сторону, то я буду самым преданным служителем вам. Я всегда следую путями Господа…

– Заткнись! – Харон врезал монаху в ухо – тот покатился, отполз в угол и заскулил:

– Бог дает мне испытание, и я принимаю его, я буду служить вам верой и правдой…

– Заткнись! Или я отрежу твой поганый язык! – взревел Харон.

Монах замер. На корме трясся от страха хозяин лодки.

– Я сам пойду! Не прикасайся ко мне безбожник! – заверещал он, когда Чилс попытался связать ему руки. – Я сын святого отца! Меня охраняет сам Миронос! Вы в его власти!..

– Тааак, кто тут у нас? – пробираясь сквозь трупы, протянул Рамон. – Значит, святого отца, говоришь?

– Да! – Молодой человек в перламутровом костюме, густо усеянным золотым шитьем, выпрямился. У него были светлые аккуратно подстриженные волосы, чисто выбритое скуластое лицо и маленькие слезящиеся глазки. – Я – Мирослав Скоробогатов-Гордолюбов старший, третий сын святейшего Петра из Устьеграда, где Кишкияка наполняет воды соленого бескрайнего озера на границе мира…

– Бывал я в вашем городишке – две деревни по берегам Кишкияки и паром. А я – Рамон-безфамильный, единственный сын, а может и нет, черт его знает какого солдата! Как видишь, чтобы нам разговаривать на равных, надо либо мне стать святым, либо тебе спуститься на землю. Хм… я святым стать не могу, но ты легко можешь стать обычным человеком. Так?

– Я не понимаю…

– Для этого есть особый ритуал. – Рамон ударил кулаком в лицо сына священника – брызнула кровь из свернутого набок носа.

– Ииии… – заскулил Мирослав.

– Вяжите его, ребята, – скомандовал главарь, и третий сын святого Петра полетел в воду.

Следом отправился монах. Рамон потер руки.

– А теперь посмотрим, что вез крохобор Мирослав Скоробогатов-Гордолюбов…

– Ладья!.. – долетел с обрыва женский крик.

Рамон нахмурился.

Лодка уже выплыла из-за поворота и на всех веслах летела прямо к разбойникам. На борту было около двадцати солдат армии Мироноса, десяток наемников и еще два муталюда: черный гигантский паук и живое дерево. У последнего была массивная голова с взъерошенными корнями вместо волос, тело – ствол, руки и ноги – ветки. Одна трехметровая рука с растопыренными пальцами тянулась по воде, видимо он так ловил рыбу или просто отдыхал.

Долетели короткие выкрики командира, словно карканье ворона. Солдаты подняли луки.

– Щиты! – завопил Рамон и юркнул за борт судна.

Грэм нырнул за поваленное дерево. Залп! – стрелы застучали по дереву, увязли в земле. Разбойники попрятались за щитами и за корпусом ладьи. В ответ полетели стрелы с обрыва – один лучник кувыркнулся в воду с древком в груди. Залп! – стук стрел. Пленники стали расползаться, как гусеницы.

Грэм подобрал свой лук и выстрелил – ближайший лучник кувыркнулся за борт. В это время муталюд-паук выпустил в лес сверкающую на солнце паутину, молниеносно перебрался на берег и скрылся из виду. Следом спрыгнул в воду пятиметровый гигант и пошел в атаку, обгоняя ладью.

Залп! – панголин укрылся за деревом и увидел, как Рамон, прикрываясь щитом, бежит к станинному арбалету.

– Все за ладью! – скомандовал главарь. – С поленом я сейчас поздороваюсь!

Грэм выстрелил точно в гиганта – стрела попала в голову, обозначив нос на бесформенном лице. Муталюд только вздрогнул и выскочил на берег. Следом за ним причалила лодка. На песчаный пляж высыпал отряд, вдвое превосходящий численностью разбойников. Их встретил залп с обрыва, и трое солдат выпали из боевого построения. Исполин уже расшвыривал разбойников в разные стороны: в воздух подлетел Угер, громко хрюкнув, Чилс отправился в воду, кто-то звонко шмякнулся о борт ладьи. Суи увернулась и молниеносным движением отсекла палец гиганту – он заскрипел, как старая телега.

Солдаты ринулись в атаку. Раздался щелчок, и гарпун пробил тело деревянного муталюда насквозь. В воздух взлетели щепки. Гигант задрожал и рухнул, как спиленный дуб.

– Ууааа!.. – взревел Рамон и натянул канат.

Авангард нападавших зацепился за веревку и повалился на землю. Троих зарубили сразу, двое успели подняться и отскочить назад. Солдаты остановились и перестроились. Муталюд еле ворочал обрубками конечностей и не представлял угрозы, но даже при таком раскладе разбойники были в меньшинстве, к тому же, изрядно потрепанные и уставшие.

– Лучники! – заорал Рамон. – Где лучники?!

Грэм посмотрел на обрыв: там никого не было. «Паук», – мелькнула мысль. По тропинке ведущей наверх поднимался бледный Харон, бормоча что-то несвязное. Панголин побежал за ним.

– Господи, Господи, Господиии, – запричитал монах из-за огромного валуна. – Миронос послал войско свое для нашей защиты от еретиков. Это было испытание веры нашей, и мы с честью выдержали экзамен. Спасибо! Спасибо! Спасибо Миронос великииий!.. Господу помооолимся…

Протрубил рог, и пение монаха утонуло в музыке битвы.

Грэм поднялся на гору, почти догнав Харона, и перед ним открылась ужасная картина: скрюченные в нелепых позах женщины, две девочки и мальчик лежали на земле. Одежда была разорвана, будто они пытались освободиться от нее. Тела вздутые, лица красные, глаза навыкате, в сжатых кулаках обрывки волос, одежды. Кто-то еще бился в судорогах. И над ними стоял двухметровый муталюд-паук: восемь черных мохнатых лап, почти человеческая грудь, на голове восемь глаз и два изогнутых зуба – хелицера.

Харон завыл волком и бросился на бестию. Муталюд выстрелил паутиной и попал точно в грудь старого воина. Прыгнул и налетел на топор – широкое лезвие вошло глубоко в тело паука, но он успел ужалить Харона. Грэм спустил тетиву – стрела пробила насквозь черную голову, и муталюд съежился, подобрав лапки. Седой воин побежал к распластанной на земле жене, мертвому сыну, обнял их и забился в истерике, быстро раздуваясь и краснея. Он затих, крепко прижимая к себе самое родное, что было у него.

«В лес! В лееес!» – услышал панголин крик Рамона, заглушенный воплями победы. Грэм подбежал к обрыву. Разбойники были разбиты, повсюду валялись трупы, только Угер – весь в крови, левая рука болтается тряпкой, в груди торчат обрубки стрел – отбивался от трех нападавших, которые теснили его к реке. Панголин подряд выпустил три стрелы, свалив двоих солдат. Третьего зарубил вепрь и бросился в воду.

После крика «Лучник наверху!» Грэм рванул к хижинам, подхватил сумку, свистнул Зубастику – зверек уже дожидался на нижней ветке – и скрылся в зарослях.

Он несся не разбирая дороги: ветки хлестали по лицу, путали, хватали за ноги, тащили, но панголин вырывался как дикий кабан и ломился сквозь гущу подлеска. Зубастик сполз на спину и впился когтями, как клещ. Грэм уже стал задыхаться, в глазах помутнело, захотелось упасть, заползти за дерево и спрятаться, отдохнуть совсем немного – только набраться сил. Но дикий вопль Зубастика над самым ухом, похожий на рев быка, которому зажали яйца в тисках, заставил забыть об отдыхе. Страх гнал: бил плетью, кусал раскаленными щипцами.

Грэм пришел в себя лежа в овраге. Над головой светило солнце, пробиваясь сквозь листья ивняка, в небе пел жаворонок, на лугу стрекотали кузнечики. Поднялся и выглянул: вокруг зеленый ковер травы, а лес остался далеко позади. Сколько прошло времени, он не мог сказать и примерно. Час, два или сутки – какая разница? Главное, что он ушел. А остальные? Возможно, кто-то еще выжил и сейчас так же прячется. Выжил ли Угер? Успел уйти Рамон, Хасиб? Суи! Что стало с ней? Пред глазами встали картины битвы, сменившись раздутыми красными лицами женщин и детей.

В кустах кто-то зашуршал, зачавкал.

– Зубастик, – позвал панголин. Зверек вышел из зарослей, вскарабкался на плечо и захрустел костями. – Надо идти.

Зубастик икнул в ответ. Грэм вылез из оврага и посмотрел на границу леса. Никого видно не было, но в небе над опушкой кружила пара грифов. Там может быть кто угодно: и союзники, и враги, а то и какой-нибудь зверь.

«А вдруг там Суи?» – подумал панголин. Эта мысль встревожила его. С чего бы это волноваться из-за какой-то муталюдки? Грэм даже не задумался над этим. Он повернулся и быстро зашагал к лесу. Грифы опустились на землю. Он побежал, на ходу вынимая меч.

– Суи! – крикнул Грэм, рыская взглядом по траве у кромки леса.

– Черт тебя дери! Панголин! – захрипел Рамон. Весь в крови, без кольчуги, он сидел на земле, прислонившись спиной к стволу осины. Меч валялся рядом.

Грифы, недовольно крича, запрыгали в высокой траве и тяжело взлетели.

– А где Суи? – зачем-то спросил Грэм.

Главарь закашлялся сдавленным смехом, скривился и сильнее прижал рану на плече.

– Ты на свидание шел?.. Похоже, мы отвоевались… Ты как? Цел?..

Рамон закрыл глаза от боли. Грэм скинул сумку, достал мазь и длинный лоскут чистой ткани.

– Дай посмотрю, – сказал он, силясь оторвать ладонь Рамона от раны.

– Худо мне, панголин… совсем… я дурак потерял мазь… у тебя есть?

– Есть-есть, покажи, что у тебя там.

Рамон убрал руку – из круглой, рваной дыры хлынула кровь.

– Наконечник остался там.

Главарь криво улыбнулся и сжал зубы от боли. Грэм залепил рану мазью и наложил плотную повязку.

– Скоро станет легче. И выпей вот это.

Он влил в рот Рамону прозрачную жидкость из маленького пузырька.

– А ты запасливый, панголин.

– Ремесло у меня такое.

– Ремесло… Я тоже не молитвы в храме читаю, но не раздаю направо и налево такие дорогие вещи. Ты что, проникся ко мне любовью? Тебе действительно некуда идти? Или ты что задумал? Зачем ты спасаешь меня?

– Я… – Грэм замялся. – Мне понадобится твоя помощь.

– Да? И в чем же?

– В одном опасном деле…

– Опасном деле? Мы в хреновы загадки играем? Хууух. Полегчало.

– Полежи еще спокойно, пусть затянется. Спешить уже некуда.

– Нет, есть куда, а то останемся с носом.

– Не понимаю.

Рамон скривился, пытаясь подняться.

– Идем.

– Куда?

Грэм подхватил раненого.

– Тут недалеко есть одно место. – Главарь пошел вдоль кромки леса. – Точка сбора в случае… если нам не повезет. Идем-идем. Там есть все, что нужно. Мы откладывали на вот такой случай.

Грэм догнал Рамона.

– И часто вам не везло?

– Первый раз… Обычно мы нападаем только на одинокие лодки, а караваны не трогаем. Черт! Откуда взялась вторая лодка?! Надо было уходить сразу, но меня бы не поняли. У нас давно не было добычи. Мы сидели уже около месяца, наблюдая за проходящими караванами, и… мужики уже начинали смотреть в сторону дороги, дескать, можно попробовать стать у большака. Ян мутил воду.

– Он всегда такой?

– Да, но он меня слушался, и мне самому не мешала капля здоровой критики.

– А что сейчас будешь делать?

Рамон встал.

– Панголин, ты же говорил о каком-то деле. Выкладывай, что задумал. Идем, а то растянут все, как крысы. Еще подерутся.

Он зашагал увереннее. Грэм пошел рядом молча.

– Ну? – Рамон нахмурился. – Мне самому угадывать?

– Я не знаю с чего начать.

– Начни с самого главного – конкретно, что надо сделать?

– Ты слышал о яме в Мирограде?

– Конечно слышал! Дальше что?

– Я был там и…

Рамон остановился.

– Ты был в яме? Что ж ты раньше не говорил? Как там рыжий лис Визор?

– Не жалуется. Он главный в яме.

– Ха! Это он!..

– Я собираюсь вернуться и помочь им сбежать.

– Ну, ты лихой! Стоп! А как ты выбрался?

Грэм коротко рассказал о побеге.

– Я бы хотел послушать подробнее о твоих похождениях, панголин, но мы пришли. Тише. – Рамон остановил Грэма и заглянул в глубокий овраг. – Уже тут.

В яме, поросшей кустами, Ян потрошил огромный сундук, а Суи сидела на траве, равнодушно наблюдая за ним.

– Ата! Разбойники! – закричал Рамон – Ян вздрогнул и бросил вещи. – Собрались куда?

– Рамон? – Ян опешил.

– А ты думал кто? – Главарь спрыгнул и подошел к сундуку. – Полож на место все. Я буду делить. Но сначала мы выслушаем панголина. У него есть для нас предложение.

Грэм опустил Зубастика на землю и спрыгнул следом. Суи заметив его, сощурилась и улыбнулась во весь рот. Панголин улыбнулся в ответ, но смутился и отвел взгляд.

– Ты и его привел? – Сын священника сжал губы. – Это он нас предал: привел солдат и сбежал, когда все началось.