Читать книгу Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Второй Хранитель. Книга 1 - Андрей Архипов - Страница 8

– Сухроб, ты как, в порядке?

– Максим, я, кажется, с ума сошел. Псих меня позвал, и я услышал. Я с ним говорил, Максим!

– С психом? Сухроб, я не пойму, ты что, понимаешь их мычание?

– Псих не мычит, он так разговаривает. Но разговаривает плохо. Как ребенок в три года или взрослый, когда савсем дибил.

– Ну и чего он тебе поведал интересного? – Ситуация Максима начинала забавлять, но таджик выглядел серьезно.

– Псих – не человек, это животный, и душа там савсем нет, ни капли. Ему все время жрать нада. Я спрасил, почему другой псих не жрешь? Сказал – другой псих нивкусный. Карова самый вкусный или лошадь. Собака, кошка вкусный. Человек можно, но если нет корова и собака. А другой псих ему – как нам мясо тухлый.

– Ну ничего себе у вас беседы! Про кенгуру и руберов не спрашивал?

– Сильный псих слабый обижает – он его боится. Сильный стать можно, но много надо жрать. Максим, я с ума сошел, да? Я как он буду? – В глазах таджика блеснули слезы, и Максим хлопнул его по лисьей шапке:

– Да в порядке ты, Сухроб, в порядке, понял? Хорош сидеть тут под дверями, пошли ночлег устраивать – я варенье малиновое нашел! Варенье малиновое любишь?

Таджик молча затряс головой в знак согласия.

– Вот видишь! Ты варенье любишь, а психи варенье не едят. Им только мясо надо. Сам говоришь – кошки для них вкусные. Сухроб, кота грохну – кушать будешь?

Макс грубо выстебывал товарища, рассчитывая привести в чувство, но разубедить его оказалось делом непростым. Тому факту, что злейшие враги стали неожиданно понятны, Сухроб видел одно-единственное объяснение. И обратился к другу с замогильной тоской в голосе:

– Максим, брат, прошу тебя! Я сначала буду медленный и ниапасный. И ты меня обязательно застрили, ладна? По-брацки застрили, «клюв» в башка ни нада!

«Спокойно, Макс, спокойно. Доводы нужны простые и железобетонные. А то свихнется окончательно и меня своим нытьем с ума сведет», – думал Максим, лихорадочно подыскивая те самые – простые и убедительные, доводы.

– Так, Сухроб… ты кушать хочешь?

– Да, хочу, – растерянно ответил тот.

– Сильно хочешь, до ужина потерпишь?

– Нада – и завтра весь день не буду кушать. Я как с Таджикистан приехал, нас всех подрядчик, пи…с, на бабки кинул, тагда три дня вапще ни ели. Что случился? Зачем ни кушать, зачем спрашиваешь? Тушенка есть, пиченье есть, еще лапша китайский целая коробка! – Он красноречиво пнул по рюкзаку ботинком.

– Вот! – Максим многозначительно поднял вверх палец. – А псих все время кушать хочет! Он всегда голодный, верно?

– Да, голодный. Ему жрать нада – терпеть савсем ни может!

– Давай с тобой, братан, договоримся. Вот если почувствуешь такой голод, что терпеть не сможешь, или меня сзади укусить захочется, то ты мне сам скажи, и я тебя по-братски застрелю. Договорились? Вот, смотри, специально один патрон откладываю. Ты что предпочитаешь – картечь, пулю или, может, дробь с четырьмя нулями? – Максим протянул обалдевшему товарищу ладонь с тремя патронами.

– Я магу ни есть ниделя! А нимножка хлеба и лапша китайский – две ниделя! – горячо принялся доказывать Сухроб, но осекся, заметив широкую улыбку Макса. Потом заулыбался сам и продолжал уже спокойней: – Ни жди, ни папрашу стрилять. Псих сначала тупой делаетца, патом жрать хочет. А я ни тупой. Это меня Аллах научил психов понимать!

Ну наконец-то! Компромисс с пошатнувшимся рассудком найден, и Максим тактично подождал, пока его товарищ вознесет молитву.

Сегодня они ужинали жареной картошкой с солеными груздями, а на десерт был чай с малиновым вареньем. И никакого мяса! Пусть этот вечер будет вегетарианским и разгрузочным.

Вид утреннего, освещенного холодным солнцем города Максиму не понравился. Причем не понравился настолько, что он сразу передумал пересекать улицу Парижской коммуны. Она упиралась в мост через Двину и считалась конечной точкой их маршрута на сегодня. Предполагалось добраться до моста, хорошо там осмотреться и уже оттуда планировать дальнейшее передвижение, которое имело варианты. Можно идти по берегу реки, а можно по-прежнему скакать дворами вдоль Ленинградского проспекта. Причем скакать надежней и предпочтительней. Тактика знакомая и неплохо себя зарекомендовавшая.

Но подошел Максим к окну с биноклем, посмотрел на мост, присвистнул изумленно и залип с оптикой минут на десять. Курил нервно, думал и вместо того, чтобы совершить логичный бросок в направлении Ленинградского проспекта, потянул недоумевающего Сухроба в сторону, к высотке на двенадцать этажей.

В подъезд многоэтажки пробивались трудно, через десяток психов, и после прорыва их скромный арсенал оскудел еще на три патрона. Максима трясло от напряжения, на него вопросительно смотрел Сухроб, но он, ничего не объясняя, потащил напарника по лестнице.

Они забежали на двенадцатый этаж, и плевать на заляпанную кровью комнату. А также на обглоданные человеческие кости, клочки одежды и метнувшегося из угла зомби, получившего заряд картечи в перекошенную рожу. «Четвертый патрон» – морщась, посчитал Максим и вышел на балкон, свернув прикладом шпингалет на двери.

– Максим! Что случился? Что ты там увидел? Скажи, зачем молчишь? – Сухроб тряс за рукав напарника, который стал вдруг невменяемым.

Макс медленно развернулся, подал бинокль и, отводя глаза, через силу выдавил:

– Это не Архангельск!

– Как «ни Архангельск»? Почему ни Архангельск? Может, Душанбе и я домой приехал?

Максим стиснул зубы и спокойным голосом заговорил с Сухробом, словно с маленьким ребенком:

– Возьми бинокль и посмотри внимательно на асфальт дороги. Видишь?

– Да, смотрю. Асфальт плохой, как в Таджикистан.

– Там по дороге трещина идет до самого моста… Сейчас заметил?

– Да, трещина. Но не глубокий – перепрыгнуть можно. Тут землетрясений был?

– Так вот, все, что до трещины и в нашу сторону, – это Архангельск, а то, что после трещины… Я вообще не знаю, что это за место и откуда оно там взялось. И мост – архангельский только на две трети. На треть к тому берегу – уже другой мост. И Двина только до моста. После моста река совсем другая, смотри, какая узкая.

И действительно, Северная Двина в районе моста имеет ширину около километра, но сейчас она такой осталась только с севера. А вот с юга почему-то следовало резкое сужение метров до трехсот. Знакомую до мелочей улицу Парижской коммуны пересекала ломаная трещина, которую ничем, кроме как землетрясением, объяснить не получалось.

За улицей, в южном направлении, вместо стадиона «Буревестник» возвышалась свалка мусора, рядом с которой торчала металлическая конструкция непонятного предназначения. А от свалки слева? Там, вместо уютных дворов Ленинградского проспекта, сейчас торчали обшарпанные здания, сильно смахивающие на заводские. Картину довершали ряды двухэтажных дощатых гаражей, которых в этом месте не стояло никогда.

До Сухроба наконец дошло, какой очередной сюрприз им подкинула судьба. И он присел, попросив у Максима сигарету. Таджик курил мало – только за компанию и по особым случаям, но сейчас как раз был такой случай. Решение друзьям следовало принимать срочно. За ошибки в этом жутком мире принято расплачиваться жизнью.

– Сухроб, у нас живца сколько осталось? – озабоченно спросил Максим.

– Один пустой бутылька, второй – больше половина. Почти полный второй! – бодро отрапортовал таджик, и Максим снова поморщился:

– Паршиво. Давай примем по глоточку, сегодня еще не пили.

– Давай примем, у меня уже голова болит, висок ломит, – поддержал друга Сухроб, и они по очереди приложились к горлышку.

– Без живец савсем плоха будит, сдохнем без живец. Пусть лучше псих лезет, чем живец закончица! Где берет живец Цыган, из чего делает? Ничего не сказал, уехал молча.

– Ага, а ты стал бы его слушать! Мы с тобой ждали тогда спасателей, забыл? Эх, не вовремя те вертолеты пролетели… Сейчас что делать будем, есть идеи? Что валить отсюда надо – факт. Вопрос – куда?

Но жизнь сама выдала ответ на повисший в воздухе вопрос. Входная дверь в квартиру громко хрястнула от мощного удара. Потом еще удар и равномерный треск. На дверь со стороны подъезда здорово давили.

Ребята бросились в противоположных направлениях. Таджик – к входу, слушать психов, а Макс – к балкону, где сразу принялся разматывать веревку.

– Ма-аксим, сюда! Плоха, савсем плоха! – раздалось из прихожей, и Макс бросился на помощь с «мосбергом» наперевес.

– Там сильный псих, кингуру там! Два кингуру и щас савсем сильный псих придет дверь ломать и нас жрать!

Первым делом вытащили из комнаты диван и подперли им входную дверь. На диван хорошо легли два навесных шкафа из кухни, обеденный стол и огромный холодильник. Пустые места забивали чем попало: телевизором, табуретками, прикроватной тумбочкой и прочей малогабаритной мебелью. Мелькнула надежда, что тупые психи не догадаются раскидывать руками баррикаду, а начнут ее тупо давить массой. А это, учитывая узость прихожей и то, что в завал обязательно упрутся высаженные двери, ой как непросто! Непросто даже с феноменальной силой монстров.

Кстати, о дверях. Напуганные всплеском криминала в девяностые, большинство горожан двери ставили железные, и лично Макс с напарником Серегой немало их сварили и установили. В этой квартире все стояло по привычной схеме. Снаружи – металлическое, среднего качества изделие, а изнутри – простые деревянные, которые открывались внутрь и упирались в баррикаду. Толщина бетонного проема подобный фокус с двойными дверями допускала.

«Интересно, как психи умудрились проскочить в подъезд бесшумно?» – мелькнула мысль, и от догадки Макс едва не застонал. Он так спешил с биноклем на балкон, что совсем забыл про санитарный вход, который имели все подъезды в доме. Сухроб тоже пролетел мимо, привычно захлопнув вход парадный. Стиснув от досады зубы, Максим бросился на балкон к своим веревкам. Ключик от бетонной мышеловки, в которую они попали, он подобрал еще в отделе магазина «Спорттовары».

Высота стандартного двенадцатиэтажного дома – до сорока метров. Тут все зависит от высоты потолков в квартирах и наличия технического этажа. Веревки Макс таскал две бухты по тридцать метров каждая, и сейчас он связывал их между собой узлом. Один конец просунул в лямки рюкзака и начал аккуратно его спускать на двойной веревке, понемногу стравливая вниз, не забыв перекинуть через балконные перила для торможения. Но двойная веревка кончилась, рюкзак завис на уровне второго этажа, и Максиму ничего не оставалось, как отпустить один конец.