Читать книгу 3. Не путать с З - Андрей Арсеньев - Страница 6

Мы сидели друг напротив друга в позе лотоса. Нас разделял горящий очаг. Дым уходил на улицу через проделанное в верху жилища отверстие. Ноги наши были укутаны в шкуры животных. Лицо учителя было размалёвано, как у индейца. Я долго сидел, взирая на его разрисованные закрытые веки.

– Учитель?.. Учитель?

Он нехотя открыл глаза. Его распущенные седые волосы доставали до плеч.

– Кто это сделал?.. Мне нужен ответ.

Губы слегка улыбнулись. Он беззвучно произнёс:

– Сынок.

– Кто это сделал?.. Почему?

Мои руки, до этого покоившиеся на коленях, резко опустились на землю и с силой упёрлись в неё, не давая мне опрокинуться. Всё сотрясалось. Раздавался оглушительный грохот. Непоколебимый учитель спокойно сидел в позе лотоса и улыбался.

– Кто? – крикнул я, борясь с землетрясением.

С его губ слетело:

– Сынок… Андрей Арсеньевич? Андрей Арсеньевич, вы спите? Проснитесь! Это я – Анатолий Викторович!

Я открыл глаза. В дверь стучали, из-за неё доносился громкий шёпот Бочёнкина.

– Андрей Арсеньевич, проснитесь! Это срочно!

– Сейчас!

В окне обозначилось раннее утро. На часах полседьмого. Надел брюки, рубаху, пиджак. Подошёл к двери. Вспомнив, что «срочно», повернул назад, к чемодану, чтобы достать оттуда ствол, спросонья забыл, что он под подушкой, в итоге достал из чемодана яйцерезку и засунул её под ремень.

– Что случилось?

– ЧП. Кажется, убийца, может быть, не из пассажиров… и попал сюда без билета.

Я нахмурил брови.

– А как?

– Пойдёмте за мной. Только тихо, пока ещё все в каютах.

Бочёнкин очень сильно волновался. Что же произошло?

Мы покинули коридор и достигли задней части палубы.

– Вот, – сказал Бочёнкин, указывая на лежащий на полу у самого бортика водолазный костюм, очки и ласты. – Я подозреваю, что сейчас на теплоходе прячется убийца. – Я недоумевал. – Мы должны его найти.

– Скажите, Анатолий Викторович, у вас когда-нибудь случались провалы в памяти?

– Э-э, не помню.

– Хм, а тогда ответьте мне на вопрос: как по-вашему я оказался здесь, ммм?

Бочёнкин долго соображал.

– Вы сюда приплыли? В этом?! – указывая на водолазный костюм. – И с чемоданом?!

– Да, друг мой, да. Серьёзные, я скажу, у вас проблемы с памятью, если вы об этом забыли.

– Честно, сам в шоке, – глупо уставясь на меня. – Может, это из-за убийства? Стресс и всё такое?

– Вполне, друг мой, вполне. А теперь, если вы не против, – приобняв за плечо и ведя за собой, – можно я ещё чутка вздремну? Во сколько у вас обычно завтракают?

– В восемь.

– Вот и отлично. Тогда разбудите меня в восемь, хорошо? В столовой, как я понимаю, будут все?.. Вот и хорошо, там и познакомимся со всеми… Спокойной ночи, – сказал я, похлопав Бочёнкина по плечу, и, зевая, захлопнул за собой дверь.

Бочёнкин своим ЧП напрочь спугнул мой сон. В итоге полчаса без пользы пролежал в кровати. Оставшееся время до завтрака всё-таки решил уделить расследованию. Достал из чемодана таблетки, найденные у Шифера. Пошарил в интернете – узнал, что это противогаллюциногенное. Интересно. В голове зароились вопросы. Азарт к делу лишил меня всякого терпения, и, не дожидаясь Бочёнкина, я самовольно отправился в столовую. Но для начала как культурный человек зашёл в туалет, чтобы помыть руки и сделать пысь-пысь. Унитаз, раковина, кафель – всё было как в пятизвёздочном отеле. Только вот кому в голову пришла идея сделать окно над раковиной? Ух, ё! – когда подошёл к окну, оттуда на меня взглянул какой-то урод. А, не, это всего лишь зеркало. Пригляделся получше. Да не, не урод. Просто усталость и недосып. Надо привести себя в порядок. Сначала помыть руки. Воспользовался жидким мылом, что в бидоне с дозатором. Ух, жиденько, и прыскает как… хе-хе, как он самый. Ух, а оно щиплет – щиплет! Но дело своё знает: кожа стала как у Белоснежки. Теперь лицо. Да не, щипать ведь будет. Или не будет? Попробовал. Ай, всё же щиплет. Думал, не будет. Посмотрел на себя. Н-да, перед такой рожей ни один гном не устоит. Теперь пысь-пысь. Ого, вот это унитаз. В таком не стыдно и малыша крестить. О, а вот и малыш. Окрестили. Ну а теперь можно и поесть.

Было 7:45, когда я вошёл через двойные двери в столовую и сел за столик у самого входа. В столовой было ещё семь таких же маленьких столиков. Напротив входа высилась сцена со стулом и стойкой для микрофона. Край сцены был занят помещением с дверью. Через её прозрачное стекло проглядывалась кухня с полками и висящей на стене утварью. По левой стене столовой находилась ещё одна дверь, ведущая прямо на палубу.

Я появился здесь не первым. Один столик был занят маленькой худенькой старушкой, о которой, похоже, и упоминал Бочёнкин. С виду и не подумаешь, что такая сиганёт в окно. Она не спеша кушала свой хлеб с маслом и запивала его – предположительно – чаем. Она меня, конечно же, заметила и, по взгляду я понял, догадалась, кто я такой. Но, казалось, это её не сильно беспокоило.

Из коридора выбило двери, и оттуда выскочил в меру пухлый, но очень щекастый мальчик лет 6–7 и сходу оседлал стул за одним из столиков. За мальчиком важной поступью следовала высоченная крупная женщина лет 40. Волосы на её макушке были стянуты в самый тугой в мире кокон. Женщина присоединилась к мальчику. Через минуту в дверях появился Бочёнкин.

– А, вы тут, – произнёс он с облегчением, присаживаясь ко мне. – А я там к вам стучал, стучал, – улыбаясь, – а у вас ни звука, попробовал дверь, а она заперта. Ну, и понял, что вы здесь, наверное.

– Кажется, здесь не все? – кивая на пустые столики.

– Да, не хватает молодожёнов и военного.

– Расскажите о них, – снова кивая перед собой.

– Ну, это вот Прекрасные, мать и сын. Её зовут Серафима, а его Никита, кажется. Наглый ребёнок я вам так скажу. Бегает всюду, двери только ногой от…

– А она?

– Она? Да точно такая же. Вся в сына. Такая же наглая и постоянно чем-то недовольна…

– Официант! – крикнула Серафима в сторону кухни. Оттуда выскочил высокий молодой человек лет 27 и с натянутой улыбкой принялся выслушивать заказ.

– Это один из служащих?

– Да, я вам про него рассказывал – Ручкин Глеб Глебович. Певец, зазывала, официант, и уборщиком может быть.

– Угу. А он без дела не сидит, как я вижу.

– Да… неплохой парень. А уж певец так вообще.

– А она? – кивая на попивающую чай? старушку.

– Ну, тихая такая… Даже не знаю, что ещё сказать… Троянская – фамилия.

В этот момент в столовую под ручку явилась молодая пара. Когда они уселись за столик, официант Ручкин, возвращаясь от Прекрасных, подошёл к ним. Они решили обойтись только кофе. Я выжидающе поглядел на Бочёнкина.

– У них, как я понимаю, медовый месяц. Друг от дружки не отходят… Что сказать… воспитанные, наверное… утром здороваются.

– Но не сейчас.

Бочёнкин пожал плечами.

Молодожёны тоже не питали иллюзий по поводу меня. Они пару раз бросили на меня осторожный взгляд и тут же спрятали. Жениху было не больше 25, брюнет, на лице выделялась излишняя бледность. Невесте около 20. На вид милая, миниатюрная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами. Кожа её была на чуточку оттенков живее. На щеке красовалась родинка.

– Вы не назвали их.

– Ивановы. Э, его вроде, как я слышал, когда она его звала, зовут Денис, а он её Анютой зовёт.

– Аня, значит… Военного что-то не видать, – оглядываясь вокруг. Бочёнкин на это задействовал плечи. – Ладно, расскажите пока мне, кто в какой каюте живёт?

– Они (Ивановы) во 2-й.

– Угу, напротив Шифера.

– Да.

– Угу.

– Они (Прекрасные) в 6-й.

– Напротив меня.

– Да, старушка в 3-й, соседка убитого.

– Угу, а военный?

– Военный в 4-й, напротив неё.

– А вы в 8-й.

– А вы в 5-й.

– А в 7-й кто живёт? Всю ночь мне спать не давали. У кого там праздник был?

– Там живут Ручкин, Николаев и Пузо.

– И всё?

– Да, а что?

– Ничего.

– 7-ю каюту мы всегда держим для персонала.

– А капитан, как я понимаю, целые сутки у себя в рубке живёт, да?

– Да, да, это его личная каюта.

– У вас ведь тоже личная каюта выходит.

– Ну да… просто мне необходима тишина.

– Понимаю-понимаю. А не тесно им втроём?

– А что делать? Пузо, конечно, иногда может здесь переночевать или в кухне, или в трюме.

– А что у вас в трюме?

– Склад: еда, инструменты.

– Угу.

– Так как билетов было продано на шесть кают, Ручкин до убийства жил в вашей. Но из-за вас ему пришлось съехать.

В этот момент из кухни, держа в согнутой вверх руке поднос, вышел Ручкин и двинулся в нашу сторону.

– Ты куда? – спросил Бочёнкин, когда тот вознамерился выйти с подносом в коридор.

– Суворову, – ответил Ручкин, остановившись у выхода. Бочёнкин недоумённо уставился на него. – Долг, – сказал Ручкин и исчез.

– Нам поесть принеси! – крикнул ему вдогонку Бочёнкин.

– Военный, значит, сегодня к нам не придёт?

– Получается.

– Это что, тоже за деньги – принести завтрак в каюту?

– Наверное.

– Долг… хм, – сказал я себе, призадумавшись.

– Вечером вы его точно увидите, это я вам обещаю. Вечером у нас концерт, а уж его он точно не пропустит. Все два прошлых раза сидел прямо перед сценой. А хлопал даже громче, чем Пузо!

– Ну вечером так вечером… Знаете, Анатолий Викторович, мне в моём расследовании очень помогает рассуждение вслух и желательно с кем-нибудь… Если это вас не затруднит, не согласитесь ли вы, Анатолий Викторович, стать моим помощником?

– Я?

– Да.

– О, конечно, я буду рад.

– Вы к тому же служитель порядка. И знаете, наверное, как ведутся расследования. – Бочёнкин тупо глядел на меня. – Случались ли в вашей работе ещё какие-нибудь ЧП?

– Да-да, ой, нет, не доводилось. Бог миловал.

– Ну по крайне мере вы знаете, что нужно делать в теории. – Снова тупой взгляд. – Ладно, значит, вы не против вести это дело со мной?

– Да, конечно.

– Но вы всё равно являетесь подозреваемым, не забывайте. – Бочёнкин запоздало с пониманием кивнул. – Тогда давайте начнём. Вы говорили, что не видели, кто откуда прибежал на ваш крик, правильно?.. И ещё вы сказали, что когда кричали, то добежали до следующей каюты… В таком случае у убийцы была возможность вылезти из-под кровати и убежать на палубу, но также остаётся маловероятная, но всё же версия с окном… Но есть и ещё кое-что: а если допустить, что убийца скрылся не на палубу?

– А куда?

– Давайте теоретически порассуждаем: во-первых, вы ведь были в шоке, когда увидели труп?.. вы стали кричать и стояли у следующей двери спиной к двери убитого… как вы сказали, длилось это секунд десять… А если предположить, что убийца, пока вы стояли к нему спиной, выбежал не на палубу, а-а… в каюту… ту, что напротив.

– Ивановы?!

Ивановы услышали это. К несчастью для Дениски, он именно в эту секунду отпивал из кружки кофе, отчего слегка поперхнулся им.

– Как думаете, могли вы это не заметить? – сказал я, понизив тональность голоса.

– Даже не знаю… если в теории… думаю, можно, но… просто… даже как-то не знаю.

– А вы точно дошли только до следующей каюты, а не дальше?

– Нет. Это точно. Я стоял прямо между 3-й и 4-й каютами.

– Между Троянской и Суворовым?

– Да. Но в полдевятого Суворов был в столовой.

– Да, кстати, а убийца мог выйти на ваш крик не только с палубы, но и из столовой. – Бочёнкин задумался. – Вот же дверь, – сказал я, указав глазами на дверь по левой стене столовой, ведущую прямо на палубу. – Вы почему о ней не упомянули?

– Ух ты. Да, совсем забыл.

– Нужно будет узнать у тех, кто был здесь во время убийства, не зашёл ли кто-то к ним сюда через эту дверь. Кто был на концерте, не напомните?

– Суворов и наши: Ручкин, Николаев и Пузо.

– И вы. Перед тем как ушли.

– И я.

– Если никто кроме этих четверых на ваш крик из столовой не вышел, значит, этот вариант отметаем… Да, и скажите вот ещё что: вы сказали, что выпроводили всех собравшихся, когда они столпились у каюты Шифера?.. А что вы потом сделали?

– Закрыл каюту на ключ.

– А вы не осматривали, например, палубу после этого? Не выходили туда?

– Когда все разошлись по своим каютам, да, я выходил на палубу.

– И ничего там необычного не обнаружили?

Бочёнкин отрицательно и непонимающе закачал головой. Затем в наш разговор вмешался некто Завтрак.

Мы молчали, когда Ручкин раскладывал на нашем столе еду. Всё это время мальчик Никита раздражал меня тем, что долбил ногами по ножке столика.

– А почему вы сказали, что не нужно искать пороховые следы? – спросил Бочёнкин, жуя завтрак.

– Ну, по мне, так просто поздно. Да и к тому же я воспользовался утром вашим мылом в туалете, так оно весь мой эпидермис нахуй снесло. Так что искать, я думаю, бесполезно. И кроме того, я почему-то считаю этот метод поимки преступника каким-то нечестным что ли. Я к отпечаткам пальцев и то со временем кое-как привык, а к этому до сих пор что-то не могу.

– Но ведь не все, я думаю, в курсе этих пороховых следов, и, может, кто-то не избавился от них. Я, если честно, до вчерашнего об этом и не знал.

– Ещё одна причина, почему я так думаю, – это то, что убийство было заранее запланировано.

– Вот как?

– Да. Ведь как тогда вы объясните то, что убийца был в перчатках.

Бочёнкин был поражён.

– Но ведь в каюте убитого не было никаких перчаток!

– Это элементарно, Анатолий Викторович. Ну подумайте сами, разве успел бы убийца за те секунды, что вы стучали в дверь, так тщательно стереть отпечатки пальцев с пистолета? Да, кстати, там нет также и отпечатков пальцев Шифера. Из-за чего напрашивается вывод, что убийца заранее похитил пистолет без перчаток, а потом его старательно почистил. Ведь зачем ему в таком случае нужно было стирать и отпечатки Шифера. Про то, что убийца не успел сымитировать самоубийство, я вам уже говорил. Я подозреваю, что убийца в панике бросил пистолет на кровать и спрятался под неё… Из-за перчаток, я считаю, и не имеет смысла искать отпечатки на окне. К тому же вы его уже всё облапали… Не знаю, как убийца планировал покинуть каюту Шифера, понимая, что выстрел все услышат и сбегутся, но, по крайней мере, он точно не предполагал, что вы окажетесь в этот момент прямо перед дверью.

Бочёнкин был поражён.

– Да-а, Андрей Арсеньевич, про перчатки – это вы очень ловко… А если обыскать все каюты в поисках перчаток, а? Как вам идея?

– Убийца запросто мог выкинуть их море.

– А, да… но про перчатки – это вы очень ловко.

– Так как убийство было заранее запланировано, без мотива, я думаю, не обошлось. Как считаете?

– Э, думаю, да… А почему?

– Ну ведь зачем планировать убийство без мотива. Если, конечно, убийца не маньяк и не получает от этого удовольствие.

– Да, да, вы правы.

– Да… – задумчиво, – ну а нам теперь остаётся самое простое – найти убийцу из присутствующих… Ага, вот и Пузо?

Маленький пузатый человек весь в белом и с колпаком на голове вышел из кухни и направился в третью дверь, на палубу.

– Куда это он?

– Я думаю, в туалет.

– Так он прямо здесь, за дверями.

– Мы иногда ходим по-маленькому в море, – стыдливо признался Бочёнкин.

– А в вечер убийства вы не за тем же, случайно, выходили на палубу? – Бочёнкин сконфузился. – Но вы же говорили, что вышли через коридор.

– Я-я… просто всегда так хожу. Осмотр порядка и всё такое.

– Да не волнуйтесь вы. Я же не собираюсь прямо сейчас надевать на вас наручники. К тому же какой в этом интерес, если это действительно вы убийца. Просто зашли и убили? А где загадка, мотив?.. У вас есть мотив? – Бочёнкин рьяно завертел головой в стороны. – В детективе, как правило, раскрытие убийства должно удивлять.

– Да, да, вы правы, я как раз об этом ночью и думал. Вы же сами сказали, что здесь как будто всё Агата Кристи устроила. Может, тогда искать ответы из неё?

– Вы что имеете в виду?

– Ну смотрите сами: убийство на корабле… это прямо как в «Смерть на Ниле»! Вы читали?

– Нет.

– Смотрели?

– Нет. Понятия не имею о чём там.

– А, ну ладно. Но тогда помните, вы упомянули мальчишку? И это тоже из Агаты Кристи!

– Эту я читал.

– Догадались?

– Да. Даже не то что догадался, а на 100 % был уверен в этом и как всё это обнаружится. Так что меня это совсем не удивило.

– Да?.. А я вот не догадался.

– Я не хочу вас расстраивать, Анатолий Викторович, но в моём расследовании парадом руковожу я, а не какие-то там всякие Кристи-Хуисти. В моём расследовании только факты. Хотите узнать, кого я уже исключил из подозреваемых?

– Кого?

– Ну это только в том случае, если вы не действовали с ним заодно и ваша история не выдумана… Я говорю про Пузо.

– Почему?

– Взгляните на него. – Он как раз возвращался назад, отирая руки о поварской китель. – У него пузо не меньше вашего. А с таким пузом под кровать не залезешь. А в окно тем более.

– Да? Ммм… – сказал Бочёнкин и о чём-то задумался, после чего засиял: – В таком случае я тоже не могу быть убийцей, потому что под кровать я тоже бы не залез. Моё пузо дальше больше, чем у Пузо. В этом даже не сомневайтесь, хе-хе, – произнёс он и стукнул по своему барабану.

– А зачем вам, мой друг, прятаться под кровать? Ммм? От самого себя?

Бочёнкин чуть пораскинул мозгами и расстроенно выдохнул.

– К тому же нам с вами нельзя забывать одну важную деталь – Nedotroga. Убийца явно не был слабаком.

– А если это сделали двое?

– Двое? Нажали на спусковой крючок? Хм… Хотя… всё может быть. Вот они, – указывая на Ивановых, – не похоже, чтобы они славились силушкой богатырской. – Мы наблюдали, как Ивановы с большим трудом подносили к губам чашки. Они даже помогали друг другу, поддерживая чашку своей половинки исподнизу. – Но всё-таки это маловероятно, т. к. под кроватью, чтобы не было видно, мог уместиться только один человек. Как вы считаете? Одеяло, как я видел, с кровати практически не свисало.

– Думаю, да… Да, а не могло быть так, что после убийства Иванов спрятался под кровать, а его невеста вылезла в окно?

– Хм, а вы неплохо соображаете. Я об этом даже не подумал… Но всё-таки как-то странно всё это выглядит. Поглядите на неё, разве может такой ангелочек вылететь в окно?

Бочёнкин выражением лица показал, что не исключает этого.

– Ладно, никого не будем недооценивать. Давайте лучше внимательно понаблюдаем за ними, – кивая на едоков, – а особенно за силой их пальцев.

Старушка Троянская уже давно прикончила свой завтрак и сидела, занимаясь вязанием. УГУ! – вы не поверите, но прямо на наших глазах у Троянской погнулась спица, и она буквально двумя пальцами – не дрогнул ни один мускул на её морщинистом лице – выпрямила её! Далее внимание переключаем на Ивановых. Они, к сожалению или к счастью, не продемонстрировали – а может скрыли? – силу своих пальцев. Они вдвоём держали одну и ту же вилку и кормили друг друга поочерёдно намотанными на неё спагетти. Прекрасные. Ну, у Серафимы бицухи были явно не из теста. УГУ! – прямо в этот момент Никита перенёс свой вес на одну ягодицу и засунул сзади в штаны руку. Он сидел так, по-пизански, пока не вытащил руку с – внимание! – какашкой на указательном пальце! Никита смотрел на пальчик и вожделённо причмокивал. Его мать видела всё это, но не придавала значения. Она, уставившись перед собой и уперев локти в стол, жевала бутерброд из целого батона. Вскоре Никита окунул свой пальчик в рот и начал растирать какашку языком о нёбо, как шоколадку. Потом он остатками на пальце нарисовал у себя над верхней губой усы.

– По-моему, это он вам, – сказал я Бочёнкину, обратив его внимание на усатого Никиту, болтыхающего своё невидимое, но очень большое пузо.

– Какой ужас. Куда только мать глядит, – тихо прошептала Аннушка своему Дениске, за что сразу поплатилась.

Серафима Прекрасная не глухая, мадам. Она всё слышит. Скривив брови, сжав челюсти, поднявшись из-за стола и вытирая ладони о свои коровьи бёдра, она двинулась к молодой чете и – УГУ! – одной рукой! – нет, лишь тремя пальцами! – ухватила Аннушку за вырез платья и подняла её вверх, так что Анечкиным ножкам оставалось только дрыгать в воздухе.

– Прекратите! – крикнул Дениска и тут же присоединился к невесте. Бледные Ивановские лица разглядывали прекрасные Серафимские ручки, Дениска – левую, Аннушка – правую, а их ноги отплясывали глухой степ.

– Прекратите!.. Вы!.. Женщина! – кричал Бочёнкин в спину Серафимы, дёргая её за плечо.

Весь персонал – работяга Ручкин, повар Пузо и музыкант Николаев (я догадался, кто он, по висящей за спиной гитаре) – стоял в проёме кухни и глядел на эту сцену. Троянская, отложив вязание и открыв рот, повторяла за ними. Никита, смеясь и смакуя какашку, повторял за ними. Андрей Арсеньев, к его стыду, тоже повторял за ними. Один лишь отважный Бочёнкин, запрыгнув сзади на высокую Серафиму и обхватив её шею, висел на ней в попытке её обезвредить. Только когда до меня донёсся его натуженный – не в первый раз просящий о помощи – голос, у меня хватило совести и смелости вступиться за унижённых и оскорблённых.

– Андрей Арсеньев. Детектив, – сказал я, стоя перед Атлантом и уткнув в его морду удостоверение.

Небеса пали. Бочёнкин на задницу, Ивановы тоже. Только Анатолий Викторович на пол, а молодожёны на стулья. Упав, Дениска и Аннушка тут же принялись искать друг друга руками и, завершив поиски, крепко взялись в объятия. Напуганные, глубоко дыша, они смотрели вверх на Серафиму, со страхом думая, конец это или только передышка.

– У меня к вам есть несколько вопросов. Пройдёмте, – сказал я, уводя Серафиму к её недоеденному бутерброду и сыну. Бритый Никита встретил меня улыбкой, продолжая в то же время работать языком по внутренним сторонам щёк, нёбу и зубам.

– Тебя Никита зовут?

Никита, ухмыляясь и уперев руки в сиденье стула, молча дрыгал ногами, пока не получил от матери подзатыльник.

– Отвечай, когда тебя спрашивают.

– Да, – с обиженным и вредным выражением лица.

– А вас Серафима?.. Серафима… – выуживал я отчество у Никитиной матери, пока та проводила пальцами по своей натянутой копне волос и игриво двигала губами и бровями. Моё внимание в этот момент не ускользнуло от её позолоченного безымянного пальца, как и её от моего голого.

– Для вас просто Сима. – Её рука двинулась к моей, которую я тут же отдёрнул, после чего повернул голову на уже сидящего за нашим столиком Бочёнкина, прося его глазами о помощи. Он всё понял, но ещё раз связываться с Серафимой не рискнул и быстро опустил голову в тарелку. Я решил контратаковать:

– Это вы убили Шифера?

Она подобрала руку к себе и присмирела.

– Зачем мне это? И разве способна я, молодая, красивая… нежная… – Её ладонь снова потянулась ко мне.

Я вскочил со стула и, указывая на её руку, выпалил:

– Прекратите это! Вы что себе позволяете! Я – детектив!.. мать вашу!.. Если вы это не прекратите, то… то… – Я потянулся рукой к спине, за пояс, но там до сих пор находилась яйцерезка. Сжимая её там же, за ремнём, я нагнулся над столом и зловещим тоном проговорил: – А то пожалеете.

Угроза сработала, и теперь в мою сторону от Серафимы шла лишь одна неприязнь. От мальчика тоже.

– Ну так что же, это вы? – присаживаясь на стул.

– Нет, – сквозь зубы. – И с чего бы это?

– Ну не знаю. На этом теплоходе все являются подозреваемыми, даже ты! – резко мальчику, он от этого даже повеселел. – Вот что ты делал позавчера в 20:30 вечера, а?

Никита поглядел на маму, глазами спрашивая её разрешения на ответ.

– Ммм?

– Был в каюте. С мамой.

– С мамой? А подтвердить это кто-то сможет? Кроме (пауза) ма-мы?

Никита подумал, пожал плечами и весело:

– Не-а, – после чего вновь задрыгал ножками.

– Ну а вы, (пауза) Си-ма? Что вы делали позавчера в 20:30 вечера, (пауза) а?

В этот момент, делая паузы и выговаривая по-рыбьи, широко открыв рот, слова, типа «мамы» и «Сима», я лишь чудом, как понимаю сейчас, не получил леща.

– Если это вас так интересует, – насупившись и наклонясь ко мне, – то в тот день с 7 до… до того, как из-за этого толстяка, – на Бочёнкина, – все начали собираться в коридоре, я продрыхла, не открыв и глазу. Вас этот ответ устраивает, (пауза) а?

Мне стало как-то не по себе от её манёвра. Она это уловила и добавила:

– А, (пауза) Дрю-ня?

Мне стало страшно. Я быстро повернулся к Никите, когда он выкрикнул:

– Дрюнчестер!

Меня так ещё никогда не унижали. Глубоко дыша, я пулей вылетел из-за стола и забегал глазами по столовой в поисках того, кто меня утешит: Бочёнкин – он сам от неё настрадался, Ивановы – тоже… Троянская! Бабушка. Бабулечка. Под мерзкий прекрасный гогот мальчишки и его матери, который она процеживала сквозь сложенные в уголке рта зубы, я двинулся к Троянской. Она уже не вязала. Все понимали, для чего я здесь и что всем им рано или поздно придётся отвечать на мои вопросы. Ивановы тоже сидели без дела перед стоящим на столе графином, ожидая своей очереди.

Как камень с чьих-либо плеч, я свалился на стул перед Троянской и свободно выдохнул.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Вы ведь знаете, кто я и зачем здесь?

Кивнула.

– Зовите меня просто детектив. А мне к вам как обращаться, сударыня?

– Марфа Васильевна я… Троянская.

– Чудесно! Очаровательно, Марфа Васильевна! – бодро приступая к допросу и придвинувшись ближе к столу. – Скажите, пожалуйста, Марфа Васильевна, для начала, что вы делаете на этом теплоходе?

– Плыву сына повидать, давно его не видела. Я каждый год к нему езжу. Раньше всегда поездом к нему добиралась, один раз даже вышло на самолёте, а сейчас вот в этом году решила по морю. Хет-трик, так сказать.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– Ладно, тогда-а, к чему нам эти околичности, Марфа Васильевна, давайте перейдём сразу к делу. Что вы делали позавчера в полдевятого вечера?

– Я была у себя в каюте.

– Подтвердить это кто-нибудь сможет?

– Нет, не думаю.

– А-а когда вы ушли к себе в каюту?

– Сразу после ужина, в семь.

– И всё это время были у себя?

– Да.

– А на ужине кто-то с вами ещё был?

– Да, все.

– Угу, и убитый?

– Да.

– А вы ушли раньше него?

– Кажется, мы ушли одновременно. И не только мы, но и они тоже, – кивнув вбок, на Ивановых. Поглядев на них краем глаза, я обнаружил, что они за нами наблюдали. – И те, что ушли, – говоря про ушедших прямо в этот момент из столовой Прекрасных.

– Угу. То есть вы и ещё пять человек вместе ушли после ужина, так? В семь?

– Да.

– Здесь что, запрещено находиться позже?

– Нет, мы сразу же ушли, когда на сцену вышли музыканты.

– А-а, вот в чём дело. Не любите музыку?

– Их – нет.

– Плохо поют?

– Просто не люблю пошлятину.

– А, ну получается, что не вы одни… Знаете, после ваших слов мне ещё больше захотелось увидеть их сегодняшний концерт.

Я задумчиво застучал пальцами по столешнице.

– Что вы можете сказать об убитом? Вы с ним успели пообщаться?

– Два раза.

– Угу.

– В первый же день, за обедом он подошёл ко мне.

– И зачем?

– Он увидел, что я вяжу шарф, и спросил, болею ли я за «Динамо»? – Марфа Васильевна приподняла с колен недовязанный шарф с эмблемой футбольного клуба. – Я сказала, что нет, но он не отставал и продолжал говорить о футболе. Говорил он приятно, вежливо, так что мне пришлось поддержать беседу.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– А-а по поводу второго раза? Когда это было? И о чём?

– Это было во время ужина, в вечер убийства.

– Угу.

– Он опять подошёл ко мне.

– Вы ему понравились?

Троянская зарделась румянцем.

– Нет, он просто предложил мне поменяться каютами.

– Вот как?

– Да.

– И вы согласились?

– Да.

– А вы не интересовались у него, зачем ему это нужно было?

– Он сказал, что 1 – это его счастливая цифра.

– Хм.

– И к тому же эта каюта ближе к палубе. В первый день, он сказал, не стал мне это предлагать, потому что посчитал это не культурно.

– А почему он сразу не заселился в этот номер?

– Он купил билет после меня.

– А, ну да… А когда вы поменялись каютами?

– Сразу после ужина.

– Угу. И долго ли происходила эта замена?

Троянская улыбнулась.

– Десять минут, не больше. У меня с собой лишь один чемодан.

– Угу… очень любопытная информация… А как вы опишете Шифера со стороны?

– Я уже сказала: приятный и вежливый пожилой человек.

– Вы знали, что он богат?

– Да. Почти сразу же при отплытии пошли о нём разговоры.

– От кого?

– Да от всех. От пассажиров и от персонала. Просто слухи.

– Угу. А кроме вас убитый с кем-нибудь ещё общался?

– Нет, – задумавшись, – по-моему, нет. Не видела. Я вообще из каюты практически не выхожу.

– Угу… так-так-так, что ещё… Алиби, значит, у вас нет?.. Угу… Подозреваете кого-нибудь?

– Ничего не могу сказать.

– Ах да, ваша же каюта находится прямо за стенкой убитого. Скажите, вы ещё не спали тогда, в момент убийства?

– Нет.

– А вам, случайно, не довелось что-нибудь услышать тогда из каюты Шифера?

– Довелось.

– Угу!

– Перед выстрелом, почти сразу до него, я отчётливо услышала, как Шифер сказал «сынок».

– УГУ! – услышав это, я краем глаза заметил, что удивился не только я, но и подслушивавшие Ивановы. Дениска, кажется, испугался, и лицо его стало ещё бледнее. – Вы точно не ошиблись, что слышали именно это?

– Точно.

– И что голос принадлежал именно убитому?

– Да, точно. Стенки в этих каютах очень тонкие. Стенка перед штрафными и то надёжней будет.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– Угу… а что-нибудь ещё интересное вы не заметили, случайно? Какие-нибудь другие звуки из каюты?

– Нет.

– Угу… ну что ж, думаю, этого хватит. Спасибо вам большое, Марфа Васильевна, вы сообщили мне очень важную информацию. Уверен, она мне пригодится, – порываясь встать из-за стола, но не встал. – Ах да, и ещё один вопрос: вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. А вы, случайно, не обратили внимания, откуда выходили на этот же крик другие пассажиры? С палубы кто-то заходил?

– Я вышла не сразу. После выстрела я ещё какое-то время приходила в себя. Когда я вышла, все вроде уже были в коридоре.

– Угу, жаль. Ну ладно, ещё раз спасибо вам за помощь. Приятно было познакомиться. – Марфа Васильевна благодарственно кивнула.

Когда я поднялся из-за стола, Марфа Васильевна на прощание протянула мне руку и, судя по её положению, она была явно выставлена не для того, чтобы я её поцеловал. Я неловко протянул ладонь, и мы совершили крепкое рукопожатие.

– До свидания, – сказал я, смущённо сотрясая рукой, Марфа Васильевна, кстати, тоже.

Ивановы располагались через стол от Троянской.

– Разрешите?

– Да, пожалуйста, – сказала Анна, обнимая своего мужа. Одной рукой она поглаживала его, словно успокаивая. Он на мою просьбу ответил лишь кивком.

Первые секунды я просто сидел и разглядывал их.

– Медовый месяц?

– Да, – ответила Аннушка и поглядела на Дениску, после чего тот бодро подхватил:

– Да, да, медовый месяц. Вот отдыхаем, наслаждаемся друг другом.

– Но, к сожалению, отдых вышел не без омрачений, так?

– Да, да, – слегка подумав и помрачнев, – к сожалению, так.

– Давно вы знакомы?

– Два года, – ответила Аннушка, – а поженились месяц назад.

– А сколько вам лет, если не секрет? Выглядите вы очень молодо.

– Мне 20, Денису 24.

– Угу… – произнёс я и задумался. – Знаете, не люблю я эти околичности… Ммм… вы ведь знаете, зачем я здесь? – Кивнули. – И кто я. И я о вас уже кое-что знаю. – Занервничали. – Простите меня за вопрос, но… не обижайтесь, просто… можно узнать, у вас ведь медовый месяц – пора счастья и наслаждений, – но, ещё раз простите, я гляжу на вас и не могу сказать, что вы считаете так же. Вас так сильно потрясло убийство?

– Нет, конечно, – сказал Дениска, выйдя из ступора, – то есть да, – он постоянно поглядывал на супругу, – не подумайте, мы, конечно же, очень счастливая пара и любим друг друга… А то что, как вы говорите, глядя на нас этого не скажешь, то… убийство, конечно, потрясло нас и ещё то, что убийца сейчас здесь, на теплоходе, среди нас, но… просто… – Аннушка подвинула Дениске стакан с – предположительно – водой, Дениска подумал и всё-таки опустошил его. – Просто у нас, у меня… у нас, у меня, без разницы, можно сказать, случились семейные неприятности… ещё до этого. До убийства.

– Не могли бы вы сказать, какие именно это неприятности? В рамках этого дела я собираю каждый пустяк, и я бы не советовал вам что-либо скрывать от меня.

Молодожёны собирались с ответом, глядя друг другу в глаза.

– У меня есть бизнес, у нас, то есть у меня, а, без разницы. В общем, прямо в день отплытия я узнал, что дела с бизнесом очень плохи. – Дениска остановился и глубоко задышал. – Я – банкрот, – сказал он и уронил лицо на лежавшую на столе руку. Аннушка принялась успокаивать его, пока он не собрался с силами. – Да, банкрот. И я не знаю, как мне расплачиваться с долгами, – закончил он свой почти слезливый монолог.

– Вот, выпейте ещё, – сказал я, подвинув ему наполненный мною заново стакан (с водой ли?). Дениска сжал его в ладони и выпил, громко глотая.

– Вы меня подозреваете?

– Нет. Ну, то есть вообще-то я подозреваю каждого на этом теплоходе. А с чего вы вдруг об этом спросили?