Читать книгу Запрещенная фантастика - Андрей Арсланович Мансуров - Страница 2

Голоса Алексей начал слышать давно.

Собственно, он слышал их всю жизнь – сколько себя помнил.

Нечто загадочно-напевное, словно бы лёгким флёром тумана овевавшее его погружённое в полудрёму сознание там, в дебрях утренней неги, давно стало частью его жизни. Он и считал это неразборчивое пение-бормотание просто особенностью своей просыпающейся, и готовящей организм к бодрой деловитости очередного суетливо-трудового дня, психики.

Но в этот раз это было нечто особенное. Эксклюзивное, как обожали писать коллеги, занимающиеся художественными промыслами и фольклором.

– Ты напишешь, что санкции ни на вот столечко не повлияли на жизнь… э-э… людей у вас в стране. – голос, срывавшийся с грозного рокота в злобное шипение, буквально сочился жёлчью и язвительностью, – Ты напишешь, что только зажравшиеся идиоты и торгаши могут подумать, что, заставив людей перейти на селёдку и картошку, они могут сломить их дух. Да, вот именно – их дух! Ты напишешь ещё, что никакие гнусные подзаборные твари, злобно потявкивающие из углов, потому что продались жидо-масонскому капиталу, не смогут поставить на колени гордую нацию, которая… э-э… Побила католических выродков ещё на Чудском озере. И потом – в Великой войне – тоже побила их. И ещё разгромила татарского змея на Куликовом поле… Примеры подберёшь и сам.

В паузах, когда голос на мгновение замирал, то ли – подбирая новые обвинения и сравнения, то ли – просто отдыхая, Алексей ощущал и кое-что другое. Не менее странное.

Вокруг стояла словно мертвящая, застойная, как буро-чёрное гнилое болото, тишина: не доносилось шуршания шин едущих по автостраде в трёхстах метрах от дома машин. Не гудели бетономешалки работающего круглосуточно завода ЖБИ. И не долетал совсем уж издали рокот тепловозов с товарной станции, особенно хорошо слышимый в предрассветные часы, когда все нормальные люди ещё нежатся в тепле и уюте мягких постелей…

Пытаясь выбраться из полуяви-полусна, Алексей понял, что голос – не раздаётся ниоткуда снаружи. Иначе его слышал бы, и настороженно прядал ушами и кот Барсик, мирно дрыхнущий в ногах кровати, и Наталья… Следовательно (ну, это-то он подозревал и раньше!), голос идёт изнутри.

Это он внушает-втемяшивает себе – сам.

Задание на сегодня.

А ведь верно – сегодня ему нужно закончить и сдать полемический обзор, где в несколько смягчённом варианте он и собирался именно так всё это и сформулировать. И мысли насчёт Куликова поля, и Бородино, и Курска – вполне подходящие примеры. Классическо-эпические. Как и ледовое побоище.

То есть, в принципе-то он согласен со всеми доводами-аргументами… Но неужели это – его голос? Неужели тот, другой он – настолько мерзкий и отвратительно злобный параноик-ксенофоб? Непримиримый воинствующий шовинист и националист.

Его альтер-эго, второе «я» – такое?!..

Как тут не вспомнить беднягу Горлума: «Хозяин хочет украсть у нас нашу Прелесть!..». «Нет-нет, хозяин хороший! Он заботится о нас!»

Блинн…

Шизофрения в чистом виде.

Ну и что? Будем бороться? Двинем к психоаналитику? Вон: у Васильича есть, вроде, знакомый – «свой». Посещал, когда полтора года переживал «трудный развод и раздел имущества». Не столько развод, сколько – именно раздел. Правильней – раздела. Зар-раза «неповторимая» Васильевича. Почти до гола. Пойдёшь тут к психоаналитику. Или даже – побежишь.

Алексей вздохнул. Понял, что уже полностью проснулся. Но…

Но вот голос-то… Продолжает звучать!

Словно он и правда – того.

А он-то – не «того»! Он про себя вполне уверен: никакой «шизы» у него нет!

Но кто же тогда… Вешает ему на уши лапшу, от которой он сейчас умудрился почти отстроиться, и даже смысла того, что шипит-рычит голос, не воспринимает уже несколько минут? Гнусавый, и явно науськивающий на чёртовых иностранцев, голос.

Чёрт возьми!

Так чей же это голос?

А спросит-ка он!

Сосредоточившись, и представив, что орёт внутрь собственного мозга, он гаркнул:

– «Кто здесь?!»

Зашумело, завизжало: словно с насестов, или потолка пещеры сорвалось сонмище расположившихся на ночлег летучих мышей – случилось ему однажды оказаться в такой ситуации на Борнео, где местные спелеологи-энтузиасты водили их делегацию – за деньги, конечно! – в эту самую чёртову пещеру… И что бы там не говорили зоологи об ультразвуках, гвалт и визг стояли просто оглушительные!..

А ещё им изгадили тогда. И одежду и аппаратуру. И волосы – Алексей сдуру был без кепки.

Но сейчас, похоже, столь невинно он не отделается.

Потому что внутри тела словно заработал огромный мотор.

Его затрясло. Зрение вдруг исчезло. То есть – исчезла из поля зрения комната с ночником и вяло разгорающимся за окном рассветом.

А ведь он глаз-то не закрывал! А – наоборот!

Перед невольно шире распахнутыми глазами вдруг встало нечто явно апокалиптическое.

Он – на вершине острого скалистого пика. На крошечном уступе. А вокруг…

Насколько хватает глаз – гигантская, просто невообразимая по размерам, пещера! Своды которой смыкаются над головой, освещаемые красными сполохами… А идут эти сполохи снизу. Потому что там, от стены до стены – огненнодышащая лава. Плещет, словно море. Тонко так намекая, что некуда ему деваться! Остаётся только заткнуться, засунуть в …цу свои вопросы, и покорно внимать Хозяину этого места.

А хозяин – вон он. Выплыл, словно пеннорожденная Афродита, из пучин этой самой лавы. И, ох, и здоровенная же это тварь! А уж рога – кто бы сомневался!

Что перед ним хозяин адских пучин собственной персоной.

Вдруг, словно молния, пронзила мысль: всё это он уже видел!

Точно: в фильме «Ослеплённый желаниями»! Там Брэндона Фрэзера пыталась напугать до полусмерти женщина-дьяволица! Вот только в фильме не было отвратительного, едкого, словно от «дымовушек», которыми Алексей баловался в детстве, запаха серы – от которого сейчас приходилось щуриться, зажимая нос. И не ощущалось обжигающего дыхания лавы, настолько сильного, что стянуло всю кожу на лице, и дышать стало чертовски тяжело. Словно в лёгких – тоже пожар!

И – что?!

Какая фигня ожидает его? Неужели…

Опять извечная бодяга о продаже «души»?..

Голос, донёсшийся из огнедышащей пасти, принадлежал точно – не женщине. Говорил явно мужчина. Самец, если позволительно назвать так этого достойнейшего представителя дьявольского племени:

– Алексей. Ты услышал то, что слышать был не должен. Наше послание предназначалось только твоему подсознанию. То, что ты пришёл в себя и смог понять, что это – попытка манипулировать тобой – плохо. В первую очередь – для тебя. Потому что теперь наше «общение» перейдёт на другой, сознательный, уровень.

И теперь уж с этим ничего поделать нельзя. Мы хотим, чтоб ты знал. Чтобы чётко понял: тебе всё равно придётся следовать нашим указаниям. Воплощать в напечатанных строках то, что мы тебе, вернее, твоему подсознанию, до сих пор внушали. И воплощать – без своеволия и дурацких интерпретаций. Дословно. А сейчас…

Задавай свои вопросы! – хитрый блеск в гигантских глазах, к моменту окончания речи приблизившихся почти вплотную, не позволял усомниться в том, что существо читает без труда и все скептически-возмущённые мысли в его мозгу. (Телепат, мать его!..) И это соседство, несмотря даже на то, что он чуял, что это – просто картина из его памяти, взятая за подходящие внешние «параметры», нисколько невольного трепета от такого осознания не уменьшало.

– Я… Э-э… Да – хотел, разумеется, узнать. Что будет, если я откажусь?

– Логичный вопрос для трезво мыслящего и практичного человека. Отвечаю честно и без увиливаний: тебе будет очень плохо. Просто поверь на слово: у нас есть способы воздействия на тебя. Такие, что ты пока и не догадываешься. Но способные сделать твою жизнь, реально, как вы говорите, невыносимой. Понятно я выразился?

– Вполне! Вполне… – Алексей сглотнул, так как в горле сильно пересохло. И не только от жара снизу.

– Мы рады. Что ты понял наше предупреждение. Осталось только проверить – внял ли. – в голосе явственно проскользнуло ехидство. Похоже, если он не подчинится, у него и правда – будут проблемы. И от предвкушения этого его собеседник… Тоже получает удовольствие!

– Впрочем, поверить ли, и подчиниться нашей воле… Или попробовать воспротивиться – выбор за тобой. Нам этот, второй, вариант может быть очень даже занятен. Способов у нас много. Потому, что ты – человек с воображением.

До встречи следующей ночью!

Вселенная вдруг раскололась! Его снова сильно тряхнуло, сердце сжалось, и… расслабилось. Мотор внутри тела рыкнул в последний раз, и умолк.

И вот он – снова на своей постели.

В ногах сопит, свернувшись аккуратным калачиком, Барсик. А рядом, на соседней подушке, трогательно отклячив нижнюю губку, посапывает головка Натальи, разметав по шёлковой наволочке пушистые каштановые волосы. Точённое поджарое тело прикрыто простынёй, но от него-то её формы это не скрывает. Сексапильные до дрожи.

Может, именно это чёртов демон и имел в виду?!

Что, если он не подчинится, и не станет писа́ть в таком же, великодержавном, национал-шовинистическом, ключе, и дальше, то они… Что-то сделают с ней?!

Но… Как?!

Ведь они же – бесплотные, отчуждённо абстрактные голоса. Существующие, кажется, лишь в его мозгу?! Верно: это только его память, где некстати всплыло воспоминание о фильме про Пекло, подбросила им этот образ – пещера с лавой… И дьявол.

Титанических размеров, и с огнедышащей глоткой.

По-идее, эти странные голоса… Нематериальны на другом уровне. То есть – вне его, в по-своему жестоком, но – сугубо материальном мире, они должны быть бессильны.

Но хватит ли у него мужества…

Проверить это, так сказать, «экспериментально»?

* * *

Хватило.

Когда пришёл на работу, чувствовал себя, конечно, раздолбанной развалиной. Порабощённой к тому же самоедством и посторонними мыслями. И тут не помог ни кофе, услужливо и с сочувствующей улыбкой поднесённый Лизочкой, молоденькой практиканткой, временно, пока Надежда Павловна была в отпуске, заведующей зоологической, если её можно так назвать, секцией. Где иногда печатали объявления о пропавших собачках-кошечках-попугайчиках. И сплетни о том, какой миллионер какому из своих пушисто-пуховых питомцев чего завещал…

Ни похвала, высказанная главредом, для того, чтобы поставить его в пример остальным, и для этого даже вызвавшего Алексея на планёрку – планировку, как её называли все – ни одобрительные похлопывания по спине, когда она закончилась, не внесли умиротворения в душу. Босс даже ещё усугубил состояние Алексея – тем, что предложил и всем писать в таком ключе – что, мол, враги нам не указ! И не́чего тут сдерживать справедливое негодование и подбирать политкорректные формулировочки. Великая страна не нуждается в вонючих и склизких устрицах со Средиземноморского побережья! Равно как и в тупых указаниях, как и по каким правилам им жить. И с кем дружить. И партнерствовать. В военно-экономических Блоках… Не говоря уж о том, как навести порядок в Сирии, Крыму, или ещё где.

Во время спича начальства Алексею пришлось прикусить губы изнутри – чтоб не видно было, как рот ведёт набок. Заодно с чёртовыми голосами, что ли, его Босс?..

Однако позже, когда сел действительно редактировать почти готовую статейку, решил не нарываться и не испытывать судьбу. Но и полностью «пойти на поводу» тоже – страшновато. А ну как придут вежливые люди в безликих костюмах из соответствующего Ведомства, и уведут на допрос. Где бесцветными голосами будут выяснять – кто позволил ему так бестактно, грубо, неполиткорректно и некомпетентно…

Вот он и стал, сопя, и кусая губы, подправлять – и нашим, так сказать, и вашим…

Словосочетание «самовлюблённая нация ковбоев и расистов» заменил на «прагматичная нация». Слова «необразованных и тупых, по заверениям не только Задорнова» – на просто «ограниченных сугубо прагматичными интересами материального благосостояния». «Не знающих даже азов – не то, что чужой, а и своей истории!» – просто вычеркнул. «Прохиндеев-банкиров» – заменил на «финансистов, преследующих свои, зачастую чуждые интересам своего же народа, цели», а «жидомасонскую клику» – на «оторвавшихся от реалий жизни и собственного народа, нуворишей»…

Но общий тон статьи всё же решил не менять – именно этого и ждут сейчас сограждане. Внятной и чёткой позиции. Которую они, как полномочные избиратели и полноправные граждане, должны занять. Ведь именно к этому их и приучала за все эти годы, со времён ещё «Искры», «Правды», «Труда» и «Известий», Советская Власть: чтоб Правительство разжевало и объяснило им, кто – главный какашка, почему опять приходится затянуть туже пояса, и что им теперь делать, чтоб «насыпать врагу соли на хвост»…

Алексей дёрнул плечом: а ведь бывали времена, когда это самое спущенное сверху мнение или решение, озвученное СМИ, указывало грозным перстом и тех, кого нужно «расстрелять – как единодушно потребовали горящие справедливым негодованием представители нерушимого блока коммунистов и беспартийных!..»

Ладно, сейчас не тридцать седьмой. Тридцать лет демократизации сделали хотя бы попытку открыть людям глаза на мир. И приучить мыслить своими мозгами. Пользоваться своим, а не вдолблённым учебниками с цитатами «мудрых высказываний» да «эпохальных постановлений съездов», да всеми каналами безальтернативного TV, мировоззрением. Мало отличающимся от того, что имеется в стаде… Ну, тех, которые говорят дружно только: «Б-э-е-е!»

И такие статейки, что пописывает он и ещё несколько десятков борзописцев, прикормленных официальной Властью, и направляемых «оплотами высокой нравственности и совести нации», стоящие на страже «общегосударственного» мнения, нужны тем, кому уже поздно. Формировать своё мировоззрение. Или просто – лень. Или – недосуг.

То есть – не только справедливо считающим себя обманутыми, пенсионерам. Но и тем, кто думает лишь о том, как по-быстрому срубить деньгу. Учится. Рожает. Смотрит бо́льше сериалы. Или футбол. И не заморачивается просмотром обсуждения ситуации в многочисленных, словно поганки, вылезшие после дождя, «элитных дискуссионных клубах». Или собственноличным осмыслением «политических реалий современности».

И почему именно сейчас нужна – жвачка, уже пережеванная, и которую осталось только вложить в самодовольно-ленивые мозги с помощью газет и телевидения…

Ладно. Мораль о том, что народ повально поглупел и обленился, и не хочет, или ему некогда читать и думать, пусть выводит и высказывает вслух кто-нибудь другой. Не состоящий на содержании у Редакции. И, кстати, неплохом.

Скинув в почту Главреда готовую статью, он позволил себе откинуться на кресле, сцепив руки за затылком, и даже повертеться туда-сюда на вращающемся сидении. Расслабиться. Рутинного колупания и сортировки материала – море. Но это не горит. Основное сделано. Свободен до вторника!

Ну, почти.

* * *

Вечером Наталья сварила пельмени.

Сказала, что ей некогда приготовить нормальную еду, поскольку на работе – полугодовой отчёт. Ну правильно. Кому же отдуваться за это дело, как не главному бухгалтеру. Алексей сделал вид, что от пельменей, превратившихся в однородную бурду из полупроваренного теста, и жил с луком, в которой ложка стояла, он просто в восторге.

Они ещё успели посмотреть ящик – как раз шёл юмористический сериал про очередных озабоченных сложно-поколенчески-семейными взаимоотношениями, представителей взрослеющего юного, дряхлеющего, и среднего поколений – «Воронины».

Наталья похихикивала в унисон с искусно вмонтированными взрывами хохота наёмной хлаки. Алексей хихиканье обозначал.

Затем пошел боевичок – все бегали, стреляли, дрались… А вот в его ситуации – не постреляешь. Не в кого.

Мысли всё вертелись вокруг странного не то – сна, не то – яви. Теперь, с «расстояния» двенадцати часов сомнений и чесания в затылке, всё казалось горячечным бредом. Предутренним кошмаром.

Но неуёмный червячок сомнения настойчиво и методично точил гранитную глыбу рационального мышления: что же будет сегодня ночью?

Однако он реалист: знает, что прояснится хоть что-то, только когда они помоются и лягут. А будет это ближе к двенадцати.

* * *

Произошло это даже ближе к полпервому, потому что Наталья доходчиво объяснила ему, что работа – работой, и какой бы сложной и нервной она не была, как раз снятию стрессов и усталости очень даже способствует… Спокойный и обстоятельный семейный секс.

Алексей не протестовал, ссылаясь на головную боль или срочную необходимость выудить материал из Сети. Собственно, он поэтому и жил третий год с этой партнёршей: отсутствие комплексов, завидное здоровье и обоюдная любовь к такому способу снятия стресса очень даже нравились и ему.

Так что после освежающих упражнений и душа, отключился почти мгновенно.

* * *

– Ты не выполнил наших приказов! – оклик оказался настолько громким, что он буквально подпрыгнул. А, нет – не подпрыгнул. Это он снова провалился: сквозь пол, перекрытия, фундамент, и дальше – подвалы и землю… Да и сквозь метро, вроде бы, пролетел.

И вот он в каземате, похожем на камеры допросов НКВД. (Ну конечно – этот образ выужен тоже из его памяти. Когда они посещали музей в Коломне…)

И сидит он на привинченном к полу табурете, у голого дощатого стола. А напротив него – следователь. В форме капитана. (Ого!) И со злыми красными глазами. Но видно эти глаза плохо: потому что поворотом руки он тут же направляет Алексею в лицо ослепительный свет лампы – не менее чем в двести свечей. А Алексей ничего не может сделать – руки в наручниках, скованы за спиной. А ещё он прикован и к табурету.

– И теперь мы хотим знать: почему? – так смогла бы зашипеть не каждая подколодная змея!

– А вот и неправда! – щека у Алексея невольно дернулась, – Я всё выполнил, как вы заказывали! Статья получилась очень даже забористая! – он исподволь продолжал, щурясь, оглядывать каземат со сводчатым низким потолком и щербатыми стенами с облупившейся местами от плесени и сырости до серой штукатурки, ядовито-зелёной краской. И принюхиваться.

Да, плесенью пахло. И сыростью. И… Застарелой мочой и рвотой: кислятиной наносило из угла, где стояло обычное оцинкованное ведро…

– Забористая?! – следователь теперь приблизил глаза к Алексеевским, и нарочито тихо шипел прямо в лицо, оглушая запахом перегара и почему-то лука, сжимая в руке газету – судя по всему, как раз со статьёй, – Это ты называешь – забористой?! Да такой статейкой не то, что энтузиазма или озлобления на самовлюблённых бар-ранов-америкосов не пробудить! Такой дешёвкой, без бушующих эмоций и крепких просолённых выражений, даже выйти по…рать не убедишь! Такой стряпнёй – только вот именно – подтереться!

Почему не оставил первоначальную редакцию? Она была куда сильней!

– Но… – Алексей сглотнул, чувствуя, что врать бессмысленно, так как его явно видят насквозь, – В таком виде, с явными шовинистическими нападками, и оскорбляющими национальное достоинство этих самых америкосов, выпадами, её и Главред бы не пропустил! Ему же не нужны осложнения с оскорблёнными нотами протеста от разных послов и послиц! Или – с сотрудничками нашего же ФСБ. Вот он всё равно синим карандашом и убрал бы… Наиболее хлёсткие места!

– То, чего пропустил или не пропустил бы Главред – не твоя забота. Или ты думаешь, что ты один такой? «Избранный?» О твоём боссе мы уж как-нибудь позаботимся. Завтра напишешь другую статью. Материал у тебя есть. Всё понял?!

Алексей поторопился покивать.

– А уж чтобы ты понял, что мы не шутим… И способы и средства убеждения у нас есть и вне твоих снов – завтра преподадим тебе. Урок. В «реальном» мире! – ирония и выделение тоном дало понять, что его сомнения насчёт их возможностей «достать» его там, вне сна, видны, как на ладони. И опровергнуть их, и правда, собираются наглядно, – Пока – заметь, мы гуманны! – пока! – только на безмозглой твари!..

А чтоб не скучал – вот. Лечи ожог. – рука с сигаретой потянулась, и вонзила разгоревшийся красным окурок прямо в плечо!

А-а-а, чёрт!.. Больно-то как! И воняет горелой кожей! Да что же это за!..

* * *

Алексей закричал, забился.

Словно вынырнул на поверхность. На поверхность кровати…

Чёрт, это руки Натальи, оказывается, удерживают его голову на подушке, а вовсе не стальные тиски. А руки его самого… Вовсе не закованы в наручники. Хоть и оказались почему-то заломлены за спину. Странно. Но – не смертельно. Ф-фу…

– Милый. Ты в порядке? – глупость и неуместность проклятого Голливудского штампа пролетела мимо сознания. А в порядке ли он?

– Да, да, зая… Всё хорошо. Просто… Кошмар. – ответил так, потому что просто не знал – что ответить. Да и что тут ответишь? Скажешь, что вырвался из дурацкого наваждения? Или – подвалов Ежовской Лубянки?.. Где его… Инструктировали?

Бред. Но…

Он ощупал тело. Вроде, всё при нём. Вот только липкий пот, покрывающий лицо и спину… Да дыхание – словно только что пробежал стометровку. Или поднялся бегом на их девятый этаж.

На плече защипало. Он оттянул ворот майки.

Ого-го!!!

А ожог-то – немаленький!

– Лешик, что там у тебя? – вот уж сейчас её забота ему точно не в жилу!

– Ничего, милая… Просто комар, что ли, цапнул. Или я сам расчесал.

– Дай-ка, я посмотрю.

– Нет-нет, не надо. Схожу-ка я попью… И йодом помажу. Тебе принести чего-нибудь?

– Н-нет, не надо. Говорила же – не надо на ночь смотреть много новостей. Тут кого хочешь, кошмары будут мучить… – Алексей сразу вспомнил, откуда и этот штамп. «Возвращение памяти» со Шварцем. Старое, но хорошее кино. Фантастика.

А разве – не фантастика – то, что сейчас происходит с ним?! Или это – ужастик? «Тёмная мистика»…

На кухне поразил кот Барсик.

С совершенно очумевшим видом, словно и его пытали, или пытают, с выпученными глазами, и готовым сорваться, но почему-то не вырывающимся из глотки, диким воплем, кот сидел на краю подоконника. Изогнулся и лапами махал так, словно кто-то его держит.

Кто-то невидимый. Но материальный. Сейчас начавший подтягивать тело кота к открытому окну…

Алексей бросился. Но – не успел.

Дикий вой удалялся от окна быстро. И надежда на то, что внизу – деревья, не возникла: деревья поубирали владельцы авто, ночующих прямо под окнами: чтоб их не… пачкали. Птицы, ночевавшие раньше в кронах трёх чахленьких дубов и двух кленов.

Смачный шлепок тела об асфальт и последний не то – всхлип, не то – плач, сказали Алексею о том, что не помогла поговорка, будто кошка приземляется на все четыре, как её не брось. И ещё – что у котов вовсе не девять жизней.

Довольно долго он стоял у окна, тупо глядя на чёрную отсюда точку – крохотное с такого расстояния тело на чёрном же фоне… Пока его не вывел из ступора оклик из спальни:

– Лешик! Ты что там, Ниагару, что ли, пытаешься заглотить?

– Нет-нет. – он заставил мозг взять ситуацию под контроль. – Я сейчас. Уже иду!

Ожог на плече пришлось второпях присыпать мукой. Из пластмассовой банки с ландышами на боку – этому способу его научил старый знакомый из Израиля. Да и лучше это, чем, как он делал раньше, сливочным маслом. Боль проходит почти сразу, и не остаётся на одежде предательских и трудно отстирываемых жирных пятен…

Вернувшись к постели, он уже знал – Наталье про кота не скажет. Пусть она лучше думает, что тот отправился на любовные «похождения» – время как раз подходящее.

* * *

Утром встал по будильнику. Спустился вниз – якобы за свежим хлебом.

Тело Барсика просто подобрал, стараясь не смотреть на страшный оскал, застывший на морде с тусклыми высохшими глазами, и выбросил в мусорный бак: ты уж прости, бедняга. Если хоронить тебя так, как полагается – Наталья точно расстроится. И надолго. Начнёт расспрашивать.

И что – рассказывать ей про?..

А так – ты, старичок пушистый, просто ушёл…

Ощущая, что на душе мерзко, будто выпил целое ведро помоев, Алексей вернулся в квартиру со сдобой из булочной за углом – благо, идти недалеко, и открыто всю ночь.

Однако за завтраком он с огромным трудом изображал, что кушает великолепно пахнущую сайку с обычным аппетитом. Наталья если и заметила, предпочла промолчать.

Нет, она точно – что-то подозревает…

* * *

На работе пришлось работать. Он долго перебирал листки распечаток, что подготовил себе для статейки по истории канадских индейцев.

Нет, нету для неё сейчас времени.

Угрозы странных тварей, поселившихся у него в мозгу слишком… Серьёзны. И – да, материальны! Нет, он помнил, конечно, про то, что рассказывал Саня Гусев, побывавший на сеансе у гипнотизёра: когда там молодому парню сказали, что сейчас прижгут руку сигаретой, а приложили простую шариковую ручку, волдырь вскочил! И ещё какой!

Дело-то – в подсознании! Если оно уверено, что это – сигарета, это и окажется – сигарета! Со всеми вытекающими последствиями! И если ему скажут, что он умер, он…

О таком не хотелось думать. Особенно – о «пытках», которые запросто могли предшествовать…

Неужели… Он программирует сам – себя?!

Что за чушь! Зачем бы ему – ожог на плече?! И как он мог тогда убить кота? Ведь это явно не он выбросил несчастную животину из окна!

А кто-то невидимый, но – точно материальный! И ещё провожавший бедолагу до самого асфальта – чтоб не дать извернуться, и заставить удариться точно – головой!..

Сосредоточиться не удавалось никак. А ведь – надо. Потому что если он начнёт чудить, или взбунтуется – возьмутся за Наталью. Сомневаться не приходится: более близкого существа у него не осталось. А этого он ну никак допустить не вправе.

Потому как привязался за три-то года… Как к родной!

Прикусив губу чуть ли не до крови, он пододвинул клавиатуру, отставив чашку из-под чёртова растворимого кофе, опять с заботливо-материнской улыбкой принесённой мило смущающейся на его отрешенно нахмуренные брови, Лизочкой.

Хватит! Он несёт ответственность за свою Женщину!

Сам же «приручил», как Маленький Принц – ли́са, у Экзюпери…

Он должен защитить её! Пусть для этого и придётся выдавливать из себя идиотский расистско-шовинистский бред!..

Он – придурок. Но в первую очередь – любящий придурок.

А уж потом – патриот.

* * *

На этот раз ему приснился лес. Тайга?.. Непролазный сумрачный бурелом с тёмными и сырыми замшелыми стволами, и подлеском, с корягами и мокрым папоротником почти в его рост. Выход брезжил лишь вперёди – там, куда вела широкая и даже посыпанная гравием, тропинка… Приведшая к Дому.

Нет – к его бывшему дому. Потому что уже двадцать лет как тот снесли, и на этом месте теперь автостоянка у гипермаркета. Платная.

Чувствуя, как замирает сердце, и сводит судорогой пальцы рук, он толкнул дверь.

Слабый, словно неуверенный, стон.

Он бегом кинулся в спальню.

Точно!

Самые страшные подозрения подтвердились. А ведь он никогда…

Нет – всё же пару раз было… Когда они разругались вдрызг из-за её матери – вплоть до битья посуды о его голову, и попытки выцарапать его «подлые глазёнки».

А не разругаться было ну никак невозможно – мать уж больно издевалась над несерьёзностью его «литературного поприща», и хотела, чтоб он пошёл к ней на фабрику мебели – краснодеревщиком. (Это – ему-то! Который стамеску и молоток держал только в школе. На уроках труда. «Табуретки», блин!) И всё настаивала, чтоб они, наконец, оформили отношения «как положено!».

Вот только тогда он об этом думал.

Как наручниками прикуёт её, распяв, за руки и за ноги к старой широкой кровати со спинками из стальных трубок. Навалится, тяжело сопя. Насладится её беспомощностью так, чтобы вопила и дёргалась. А потом ещё и будет хлестать нагайкой со свинчаткой в кончике до тех пор, пока это восхитительное тело не превратится в один большой и сплошной кровоподтёк, а ругань из поганого рта сменится стонами и мольбами…

А он – не остановится, а будет продолжать и продолжать, пока стоны из остатков размочаленного в хлам рта не прервутся, и она не…

Да, он думал об этом – самому-то себе можно признаться.

Но какого же …я?! Чего им теперь-то от него надо?!

Ведь он сделал всё именно так, как эти твари заказывали!

А они… Вон: ему и нагайку приготовили: она так и лоснится ухватистой рукоятью в удобной кожаной оплётке, лежа на прикроватной тумбочке! Словно приглашает. А у Натальи даже завязаны глаза. Чтоб не увидела мучителя, наверное…

Карт-бланш, так сказать.

Он отвернулся. Потому что нечто странное, непонятное ему самому, вдруг поднялось откуда-то из паха, и горячей, обжигающей волной затопило до самых ушей – да, да!

ДА-А-А!!!

Вся мерзость и похоть, таящаяся на дне любого мужского естества, требовательно стучала в виски, пытаясь вырваться наружу!!! А уж то, внизу, – только что не звенело!

Да – вот ему и показали. Наглядно. Во-первых, какой он похотливый дикарь-садист… А во-вторых – что будет, если он…

Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя сделать шаг назад.

И – опуститься руку, потянувшуюся за нагайкой. Сглотнул. Развернулся. И вышел. Снаружи аккуратно прикрыл дверь и прислонился к ней спиной.

Чёрт (Или это – не он?!) возьми!

За что же они его – так?!..

– Объясним. Ты видел в комнате лишь её. Готовую к экзекуции. А если ты попытаешься увильнуть от того, что должен делать… Или захочешь кому-нибудь рассказать… О нас. Вокруг появится десятка два здоровенных кобелей, с полуметровыми …ми. И они вначале отымеют твою девушку… А затем – и опробуют на ней нагайки. В первый раз – не до смерти… А так – больше для острастки… Во второй – она точно попадёт в больницу. А ты – после экспертизы – в КПЗ. Откуда мы тебя в первый и последний раз вытащим.

Но её – пока не убьём.

Иначе у нас не будет орудий, чтобы тобой управлять.

Мы добрые. Допускаем до двух неповиновений. Убьём и её и тебя только после третьего. Убьем мучительно. В назидание. Другим.

Строптивый слуга нам не нужен – замена всегда найдётся…

* * *

На этот раз будить мечущуюся по постели Наталью пришлось ему.

Слипшиеся от холодного пота волосы прилипли и к подушке, а глаза, когда она наконец их открыла – горели лихорадочным огнём. И было ещё что-то в них…

Обжигающее, заставляющее челюсть выдвигаться вперёд, а кулаки – сжиматься в бессильной ярости!

Ведь он, хоть знает, чует, в чём дело – СДЕЛАТЬ НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ!!!

Ну как возможно воевать с тем, что таится, существует, живёт в кошмарах?! В снах? Совсем, как в фильме «Кошмар на улице Вязов». Вот он идиот, что в своё время пересмотрел все семь серий…

Как они там сказали? «Твоё богатое воображение!» Да и память – будь она неладна. А ещё – острый намётанный взгляд на придающие правдоподобие детали…

Пока мысли метались, словно канарейка, завидевшая приближение кошки, Наталья кинулась ему на грудь.

Какое-то время просто рыдала.

Затем, поддаваясь его поглаживаниям, и бессмысленно-монотонным уверениям, что «Это – только кошмар!», «И он уже прошёл!», подрожала, и обмякла.