Читать книгу Желтая роза в её волосах - Андрей Бондаренко - Страница 5

Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеон лет двенадцать тому назад, как раз через год после того, как дон Симон затерялся где-то в запутанных морских лабиринтах.

За окнами царила чёрная-чёрная ночь, самая чёрная из всех ночей, какие доводилось видеть капитану Сиду в своей жизни. Бушевала гроза – бешенная и страшная, полная изломанных ярких молний и воя сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних гор.

В дверь настойчиво постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный долгий звук – то ли зов охотничьего рога, то ли плач трубы джазового музыканта.

Зарядив – на всякий случай – старинное фамильное ружьё крупной картечью и предусмотрительно взведя оба тугих курка, отважная сеньора Сара Монтелеон резко распахнула дверь.

Сверкнула яркая жёлтая молния, и в её свете взгляду молодой женщины предстала странная картина. Рядом с широкими каменными ступенями крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной тонкой работы – почему-то сразу, с первого взгляда, было понятно, что вещь эта старинная, вернее, очень и очень древняя. А в колыбели лежало нечто, завёрнутое в серую, дурно пахнущую шкуру неизвестного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.

Когда чуть позже, уже в столовой-гостиной, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид – карибский матёрый шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо – испуганно подпрыгнул и, ударившись головой о низкую потолочную балку, отчаянно заикал.

К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого приличное количество универсального лекарства моряков всех стан и народов. То есть, пинты две-три чёрного ямайского рома.

Я давно уже заметил, что даже самые бесстрашные и отважные герои могут испытывать порой чувство страха – и, именно, безмерное удивление виной тому.

А тут, право слово, было чему удивляться.

На серо-серебристой мохнатой «пелёнке» лежал младенец мужского пола, что было установлено однозначно. Крохотное, морщинистое, но достаточно упитанное тельце с ярко-оранжевой кожей, равномерно покрытой тёмно-русой короткой шёрсткой, включая ступни кривых шестипалых ножек и ладони толстеньких коротких (но, все же, хвала Создателю, пятипалых), ручонок. Абсолютно гладкое круглое личико с широким улыбающимся ротиком, полным светло-жёлтых зубиков. Огромные, вполне разумные, если не сказать большего, тёмно-фиолетовые глаза. И, главное, совершенно круглые, непропорционально большие – в нашем обычном понимании – жёлто-лимонные уши.

Зрелище, конечно, было ещё то. Но, как говорится, человек тем и отличается от животных, что ко всему, даже к самому необычному и необъяснимому, привыкает достаточно быстро.

Вот, и жители Сан-Анхелино к такому креативному виду Джедди привыкли уже года через три-четыре после его неожиданного появления.

Изменился найдёныш с тех пор не сильно, разве что подрос немного – вплоть до полутораметровой отметки. Да, шёрстка стала чуть погуще. Да, уши чуть пропорциональней смотреться стали – растут, наверное, медленнее, чем другие части тела. Только никак не соглашается мальчишка надевать обувь, всюду босиком бегает. Из чего у него подошвы? Непонятно, честное слово. Говорят, что на них тоже шёрстка растёт знатная…

Некоторые образованные умники считают, что Джедди – по своему природному происхождению – является обыкновенным хоббитом. Ну, из тех, которых так увлекательно описал мистер Дж. Р.Р.Толкинен. А, что такого? Эта гипотеза нисколько не хуже, чем пространные рассуждения (тоже имеющие место быть), о домовых, троллях, инопланетянах и обезьянах.

Как бы там не было, парнишка он шустрый и добрый, все в Сан-Анхелино его любят. Да и способностями Джедди не обделён – легко болтает по-английски и по-испански, читает всё подряд, увлекается различными философскими сентенциями. А слух у него, обоняние, острота зрения – любой индейский охотник за аллигаторами позавидует. Да и, как же иначе, чистокровное дитя природы, как-никак…

Чёрную колыбельку и шкуру-пелёнку сеньора Сара показывает всем многочисленным гостям дома семейства Монтелеон. Но никто из этих уважаемых личностей – ни скитальцы морей, ни кладоискатели и рудознатцы, ни учёные-путешественники, ни даже могучие вожди индейских племён – не смогли помочь в разрешении означенной тайны. До сих пор название металла, из которого была изготовлена колыбель, так и не установлено. Как не опознано и животное, носившее когда-то необычную серо-серебристую шкуру…

Ну, а здоровенная камышовая кошка по прозвищу – «Маркиза», появился года два с половиной назад, уже при мне. Дело было так.

В один погожий летний денёк нагрянула в Сан-Анхелино La Expidicion[8]. La Expidicion – это четверо толстых и смешных иностранцев, то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев.

Все четверо были одеты в короткие штанишки («шорты» – называются), чёрные тяжёлые ботинки с высокой шнуровкой, плотные брезентовые зелёные куртки и белые пробковые шлемы. Таких странных нарядов в наших краях ещё никто не видел, поэтом популярность La Expidicion в Сан-Анхелино была необычайной – бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа зевак следовала за странными иностранцами буквально по пятам.

Необычен был и багаж пришельцев – кроме многочисленных баулов и чемоданов присутствовало ещё около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.

Долго в городке экспедиция не задержалась. Пришельцы, не торгуясь, скупили всех имеющихся в наличие мулов, приобрели разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников на-все-руки дюжину местных бездельников, после чего сей немалый караван (только для перевозки клеток потребовалось более сорока мулов), отбыл в джунгли – в неизвестном направлении, с неизвестной целью.

Прошёл месяц, в течение которого все жители Сан-Анхелино изнывали от любопытства – для чего же, всё-таки, loko gringo[9] отправились в джунгли? Уж больно клетки имели внушительный вид – явно предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.

И, вот, свершилось.

По улице Гроба Господня, центральной улице городка, выступала странная процессия. Усталые мулы, нервно и недовольно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки – совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопившие на все лады и гордо молчавшие, презрительно сплёвывая при этом по сторонам.

– Valgame dios[10]! – многоголосо выдохнула удивлённая толпа праздных зевак, не готовая определить сразу своё отношение к происходящему.

Дикие камышовые коты (как, впрочем, и кошки), создания достаточно злобные и нелюдимые. Но, всё же, в Карибии их уважали – обитали хвостатые четвероногие в самых болотистых местах джунглей, не привлекающих людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но, зато, и никогда не воровали из охотничьих капканов кроликов и перепёлок. А, ведь, даже ягуары такой лёгкоё добычей не брезговали.

Короче говоря, камышовых котов воспринимали как – пусть и нелюбимых, но, всё же – достойных соседей. И, поскольку, попадались они на глаза достаточно нечасто, то и как некую редкую достопримечательность местных джунглей, о которой принято рассказывать всякие байки и небылицы за дружескими посиделками.

А тут – сотни этих «достопримечательностей» в клетках чужеземцев, за крепкими запорами. Заволновались горожане, заспорили…

Уже через час «выборные», во главе с самим сеньором Comandante[11], уверенно вошли в холл отеля «El Nacional», где квартировала La Expidicion, дабы потребовать однозначных объяснений.

А многочисленные сторонники правдоискателей (на всякий случай и согласно местному обычаю), наспех вооружённые – кто кухонным ножом, кто тяжёлым булыжником, выдранным из мостовой – рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании.

Народы, рождённые под тропическими созвездьями, всегда склонны к поиску правды. А если эти поиски ещё и сопряжены с возможностью «побряцать оружием», то и удовольствие можно получить двойное…

Однако – на этот раз – сорвалось.

Минут через десять-двенадцать Comandante, задумчиво покачивая головой, вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору (сам памятник был сброшен с постамента много-много лет назад, во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой революции), и объявил собравшимся:

– Уважаемые граждане и гражданки Сан-Анхелино! Я, Comandante Педро Гонсалес, подтверждаю, что La Expidicion, руководителем которой является уважаемый профессор Бруно, действует строго в рамках Лицензии, выданной в Столице и подписанной секретарём самого El Senor Presidente[12]. Упомянутая Лицензия разрешает профессору Бруно – отловить в джунглях сколь угодно много диких камышовых котов и кошек, которые беспошлинно и беспрепятственно могут быть вывезены за пределы Республики. Так как должны в дальнейшем, – назидательно поднятый вверх палец, – послужить благородным целям, направленным на благо всего человечества. А, именно, должны являться, я бы сказал, подопытными «единицами» при проведении профессором Бруно важных медицинских опытов по созданию чудодейственной вакцины – практически ото всех болезней.…Поэтому, учитывая законность действий La Expidicion и осознавая особую значимость опытов уважаемого дона Профессора, военные власти Республики – в моём лице – берут La Expidicion под пристальную опеку. Более того, полувзвод солдат будет выставлен на охрану имущества уважаемых господ незамедлительно…. Инцидент – полностью – исчерпан! Настоятельно прошу уважаемых сограждан – разойтись по домам! Viva El Senor Presidente!

«Большая бумага» для жителей тропических стран – в мирное время, если не предвидится очередная революция или какая-нибудь иная весёлая заварушка – является непререкаемым авторитетом.

Медленно и уныло расходились несостоявшиеся защитники дикой природы, попутно вставляя не пригодившиеся булыжники в пустые гнёзда мостовой. Одни – по домам, а другие – в ближайшую pulperia, дабы стаканчиком-другим поправить испорченное настроение…

И только Джедди не успокоился. Вечером того же дня он, пользуясь тем обстоятельством, что охранники, приставленные Comandante к гостинице «El Nacional», беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида – больно уж настойчиво капитан приглашал – беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного помещения, где хранились клетки с полосатыми пленниками. А после этого открыл запоры, да и выпустил кошачью братию – на все четыре стороны…

Сошло бы, возможно, всё это Джедди с рук, да только коты, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой.

Это они пели гимн Свободе – единственному и, поэтому, бесценному достоянию кошачьей нации. Людям, погрязшим в мелких стремлениях к золоту, особнякам, модным машинам, власти и тому подобной дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть – Свобода, и какова её истинная ценность…

Как бы там не было, но на эти оглушительные вопли незамедлительно прибежали представители Власти, да и «повязали» Джедди, как говорится, «с поличным».

Состоялся суд. За вред, причинённый важной и законопослушной La Expidicion, Джедди был приговорён к двухнедельному заключению в местной тюрьме.

Приговор оказался неожиданно-мягким, поэтому – сразу после его оглашения – всё вокруг заполнилось восторженными воплями горожан и горожанок. Именно так – под Южным Крестом – и рождаются карнавалы…

Первые лет двадцать пять все ещё помнят, по какой важной причине – именно в этот день года – происходит конкретный карнавал. Чуть позже появляются две-три противоречащие друг другу версии. А лет так через сто с хвостиком – во избежание дурацких трений и споров – карнавалу присваивается имя какого-нибудь уважаемого Святого.

«Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов и кошек» – чем, собственно, плохо?

Ну, так вот. Пока Джедди две недели «отдыхал» в местной тюрьме, Сан-Анхелино гулял от души – на зависть всем соседним городам, городкам, деревушкам и прочим поселениям.

Прелесть ситуации заключалась в следующем. Хотя Джедди и был главным героем этой истории, сиделось ему в тюрьме – первое время – довольно-таки тоскливо. Вернее, одиноко и даже голодно – в связи с всеобщим весельем о юном узнике все, включая тюремщиков, просто-напросто позабыли…

И, вот, примерно через сутки после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому и никогда не стоит зарекаться, в вентиляционном штреке, питающим тюремную камеру свежим воздухом, раздался странный шум: скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье и усталые тяжёлые вздохи.

Ещё через пару минут из вентиляционного отверстия в потолке «выпала» и ловко приземлилась на все четыре лапы крупная камышовая кошка, сжимавшая в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.

Неожиданная гостья, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовала к тюремной кровати, на уголке которой восседал Джедди, и аккуратно положила принесённый провиант на грязную тюремную подушку.

– Мр-р-р, – деликатно, с чувством собственного достоинства, заявила кошка, недвусмысленно двигая лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке, – Мр-р-р! Мяу!

Разночтений быть не могло: благодарная спасённая сеньорита принёсла своему доблестному спасителю, заключённому злыми людьми в хмурое узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный подарок…

В час назначенный, разномастная толпа, встречавшая пленника из заточения, была нешуточно удивлена – освобождённых оказалось двое. На плече у Джедди, переступившего тюремный порог, преспокойно сидела, свешивая длиннющий хвост чуть ли не до самой земли и презрительно щуря на зевак зелёные глазища, здоровенная бурая кошка.

Вопрос о дальнейшей судьбе кошки вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности – непреложных атрибутов La Casa desente[13] – любезно предложила Маркизе пройти в кухню на собеседование.

Через непродолжительное время донья Сара – с Маркизой на руках – прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сия кошка является полноправным членом семьи. Более того, находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть хвостатую воспитанницу.

Клянусь Непорочной Мадонной, но глаза наглой кошки (а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием), откровенно смеялись, а пушистые усы топорщились в хитрющей улыбке…

Примерно через месяц Маркиза неожиданно исчезла. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление – верные спутники любой незваной разлуки.

Но ничего страшного и невозвратного не произошло. Не закончилось ещё и двух полных циклов преображения Луны, как кошка вновь сидела на пороге дома семейства Монтелеон, а на её шее – на массивной цепочке – висел внушительный золотой медальон, испещрённый по краям непонятными древними письменами. А в самом центре медальона, на другой его стороне, был искусно выгравирован цветок розы, понятное дело, что жёлтой – раз на золоте…

Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки: Маркиза нагнула массивную голову, стряхнула золотое украшение на каменные плиты, и лапой ловко подвинула подарок к ногам опешившего Джедди.

Ну, и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое – благодарность?

Открыть медальон, а внутренняя пустота чётко простукивалась, до сих пор никому не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена, начертанные на нём. Хотя Чабес – индеец из какого-то горного племени – уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей…