Читать книгу Сотник из будущего. На Запад! - Андрей Алексеевич Булычев, Андрей Булычев - Страница 2

Крепость Нарва была пограничной твердыней, стоявшей на перекрестке нескольких древних путей. Сюда шла дорога вдоль Варяжского – Балтийского – моря от датского Ревеля на Новгород, и потом, миновав его, она уходила уже дальше, в русские княжества и в Булгарию. Шел здесь сухой путь от земель латгалов и ливов, ну а теперь уже и от Рижского епископства, которое сейчас активно переваривало эти балтские народы. Подходил сюда путь и от эстов, и их племенных объединений под названием Вирумии, Угандии, Ярвы, Алемпойс и прочих. Не так уж далеко от Нарвы располагался форпост ливонских немцев и меченосцев в городе-крепости Дерпте.

Помимо торговых караванов, по всем этим дорогам ходили как отдельные воинские отряды, так и огромные армии. Поэтому держаться здесь приходилось всегда сторожко.

Каждую седмицу для контроля окрестностей выходили из крепости ближние лыжные дозоры и дальние конные на санях. Попробуй только поленись, оставь эту местность без пригляда – и на ней быстро выстроят временные крепостицы, а потом и каменные замки боевитые и предприимчивые немцы, как это уже случилось на землях ливов, латгалов и южных эстов. Да и датчане – те ведь тоже не промах, только и думают, как бы им расширить свои владения и примучить лесные племена. А уж об отданной русским нарвской земле они, небось, теперь крепко сожалеют. Только и ждут, когда ее обратно можно будет забрать.

Это учитывалось, и гарнизон делал все, чтобы показать своим беспокойным соседям, что русские здесь не просто надолго, нет, что они встали тут навечно и соваться к ним сюда не следует.

– Ладно, братцы, не тужите, в следующий дозор уже и вы пойдете, – успокаивал Оську с Гришкой Митяй. – Захар Игнатьевич ведь сказал, что он всех молодых обкатает по окрестностям. Ну вот, значит, так оно и будет. А чего, мы худые, жилистые, нас одно удовольствие в дальние дозоры брать. Все лошадям лишний вес за собой не тащить.

Дальний дозор на трех санях и с верхоконным десятком уходил в объезд, как правило, на пять-семь дней. Его дело было пройти на юг по реке Нарве до Чудского озера, а потом, делая петлю на запад по замерзшим руслам малых рек, он должен был дойти до земель данов. Проскочив по самой границе, ему потом надлежало возвращаться по берегу Балтийского моря обратно в крепость.

Сейчас скользить на санях по простору огромной реки было одно удовольствие, все вокруг отрыто, февральское солнышко ласково светит. Красота, да и только!

Заночевали возле небольшого рыбацкого селения на берегу озера. Старший дозора, десятник дядька Спиридон, поехал с пятеркой воев потолковать с местным старостой, а все остальные в это время разбивали стоянку. Прямо на санях вывезли из ближайшего леса сухостой и разожгли большие костры.

– Вот, принимайте. – Подъехавший десятник скинул на снег большой рогожный куль.

Обозный ветеран, Еремей, развязал горловину.

– О-о-о, никак Юхо нонче рыбой расщедрился? С чего бы это он? С него ведь и летом даже сорной мелочи на уху не выпросишь, а тут вон и судак, и сиг, и даже налим.

– Да я ему лепестковый наконечник для промыслового копья дал, – ответил Спиридон. – Мне-то он за ненадобностью, а местным вон любое железо тут за радость. Так что рыбкой побалуемся в дороге, зверя ведь скрасть времени не будет, если только он дуро́м перед нами на речное русло не вылезет. Ну и так побалакали мы маненько с рыбарями, чужих они в этих местах давненько не видали. Не врут уж, чай. На нас-то они безо всякой вражды смотрят.

На ужин сварили уху из рыбы помельче. Несколько крупных щучек разрубили и потом, нанизав куски на прутья, запекли их над углями. В конце трапезы, как обычно, попили горячего травяного чая из зверобоя, чабреца и душицы.

У Митяя сегодня караул был второй сменой, каждый из молодых стоял в нем с опытными дядьками.

– Ты, паря, вот на этом вязу лучше затаись, – показал на большое дерево, стоящее чуть поодаль от стоянки, Креслав. – Тебя костер здесь освещать не будет, а сам ты со стороны хорошо все видеть и слышать сможешь. Если что вдруг, то шумани и сразу же в сугроб сигай. Сам ведь знаешь: среди ветвей от стрелы не укрыться.

– Хорошо, дядька, все понятно, – кивнул Митяй и, подтянувшись на ветке, ловко вскарабкался по стволу вверх до развилки.

– О как, словно бы куница по деревьям скачет. Э-эх, молодость, – вздохнул ветеран и направился ближе к костру.

Второй день прошел в переездах с одного русла ручья в другое. С него в небольшую речку, а потом через промерзшее болото и через малый ручей опять в реку. Утомились все изрядно. Несколько раз приходилось выпрягать из саней лошадей и на руках перетаскивать повозки через лесные завалы. Прямого и удобного пути между руслами здесь не было, и всем пришлось изрядно попотеть. Хорошего, спокойного отдыха тоже не получилось. Ближе к вечеру на очередной переволоке натолкнулись на свежий волчий след и всю ночь сторожились. Стая ходила неподалеку вокруг и выла в темноте. Однако, потеряв двух «прибылых» – годовалых волков, близко серые уже не подходили.

– Эко зверь хитрый, – качал головой Еремей, поглаживая снятую с волка шкуру. – По ветру ведь встали, чтобы лошадей хорошо шугануть. Все переярки[1] или матерые – они-то подальше держались, а эта молодь ведь такого страха не знает, ну и подлезла под болт и стрелу. Вот и будет теперь тебе на шапку мех, Петро. Али вон у Сбыни второго выменяй, глядишь, и на душегрейку тогда хватит. Вроде он же второго подстрелил?

Волчья стая, поняв, что добыча им не по зубам, унеслась дальше по своим делам, а дальний дозор, перевалив через сгоревший участок леса, наконец-то вышел на удобный путь.

– Ну, все-е! – выдохнул уставший обозный. – Вот теперяча на закат можно будет долго ехать. Тут, считай, как бы зимняя дорога туды идет. В Виронию и потом дальше к южным эстам, ну и во всякие чужие немецкие земли. Там даже потом переволоки не такие изматывающие, как вот те, что мы только что прошли. Скачи и скачи аж до самых датских земель, а потом после реки Мустайки за озером Консу к морю на север заворачивай. Прошли мы, Митяй, самое трудное место, теперь-то уж быстро дальше поедем. Бери в руки вожжи, править будешь, а я, пожалуй, передохну маненько. – И дядька Еремей, передав кожаные ремни молодому, переместился назад к Сбыне, который, закутавшись в овчинную накидку, успел уже задремать. – Эй, снулый, подвинься, в дозоре, чай, находишься, а не на печи, чего храпишь-то?! – проворчал ветеран, натягивая на себя меховушку.

Лошади в парных упряжках резво бежали, следуя за передовой верхоконной пятеркой. Их теперь и подстегивать нужды не было. А Митяй сейчас вспоминал прошлую зиму, когда после окончания ратной школы он проходил службу в бригадной обозной команде. Вот где довелось-то ему по лесным заснеженным дорогам поездить! Бригада держала все окрестности вокруг Андреевского под своим пристальным вниманием. И в самые лютые, голодные года вывезла она множество людей из вымирающих селений Новгородской Деревской пятины. Была в ту службу и лютая стужа, и пурга, и даже случались яростные схватки с разбойничьими ватагами. Кто ему теперь посмеет сказать, что у обозных служба так себе, никчемная и совсем невидная? Да он ему первый в лицо бросит, что тот прелый лапоть и пустобрех! И правильно, что их, молодых, таких вот шибко умных и бойких, начальство протаскивает через такое дело. Ибо каждый должен и обозную, и крепостную лямку тянуть, а уже потом кому и куда старшины место укажут, где ему дальше служить. В пластуны ли, если ты шибко боевитый, в конницу, коли в этом верховом деле умел, ну или в ту же ладейную рать, если такое по душе. А вот кому-то, как, например, Оське, розмысловая или даже орудийная рать ближе. Тот вон по всяким механизмам бредит, о торсионах и о рычагах думает, а теперь все в мечтах пребывает, как бы ему в новую орудийную рать попасть. Спит и видит себя друг Оська возле надраенной до яркого блеска орудии да с большим яблоком-ядром в руках.

– Ну да, каждому свое, – пробормотал Митяй, вглядываясь в идущую шагах в ста впереди конную пятерку.

Погоню заметили за озером Консу. Сани обоза проскочили через небольшой перелесок по давней, заросшей кустарником вырубке и потом зашли в левобережный приток Нарвы – речку Мустайэги. Всего тридцать верст ходу по ней – и обоз окажется на льду огромной реки, а там уже и сама крепость будет недалеко.

От тылового десятка на переходе к лесной речке обоз нагнал встревоженный гонец.

– Вождь, на лед озера вышло пять десятков всадников, на головах у многих блестят стальные шлемы! – выкрикнул воин. – За ними еще из леса конные выходили, сколько их, не разглядели, меня к тебе Эйно с вестью послал.

Каиро зло ощерился.

– Все-таки навели на нас эти собаки своих хозяев данов. А уж эти просто так теперь не отцепятся.

Ускориться, как только можно! – отдал он команду для обоза. – Всем верхоконным собраться возле меня!

Нужно было во что бы то ни стало задержать погоню и дать возможность обозу пройти по лесной реке как можно дальше. Путь здесь был только один – по ее руслу. Лесом догнать вирумцев было невозможно, и теперь этот путь нужно было как-нибудь закрыть. Были срублены три огромных дерева, растущих на самом берегу, и они, с шумом рухнув вниз, создали искусственную преграду. Больше ничего сделать не удалось, послышался топот, и из-за поворота выскочил тыловой дозор.

– Этой стороной берега обходите! – выкрикнул Каиро, и за конными упали еще два подрубленных дерева, перегораживая теперь и обходной путь.

В выскочившую погоню из-за завала ударили стрелами четыре десятка луков и два арбалета. Несколько всадников и коней упали на лед, и отряд, развернувшись, ушел назад за речной поворот. Наступила пауза.

– Сейчас они все сюда подойдут и потом со всех сторон на нас полезут, – предположил Аксель. – Ладно, перед завалом мы их немного придержим, но они ведь по берегу лесом нас обойдут и потом с боков навалятся.

– Конечно, обойдут, – согласился Каиро, – но на это все им нужно время, а оно сейчас играет на нас. Эйно, Юхани, отойдите со своими десятками от берега шагов на сто в стороны, смотрите и слушайте лес. Как только вы увидите неприятеля, так сразу же отходите к реке. В бой не ввязывайтесь!

Десятники крикнули своих людей, и те, оставив товарищам лошадей, скользнули в лес.

Через четверть часа из-за поворота вышло более сотни воинов, они не спешили. У многих в руках были луки, и они еще издали повели обстрел затаившихся в завале вирумцев. Те, прикрываясь стволами поваленных деревьев, метали в ответ свои стрелы.

– Не высовываться! – крикнул Каиро. – Их много, и на каждую нашу стрелу, хоть мы и в укрытии, враг ответит пятью. Берегите себя!

Смотри, Аксель, близко уже не подходят, – кивнул он на стоящих в отдалении харью и датчан. – Словно бы приковывают они к себе наше внимание, а ведь могли бы уже решительным броском сюда налететь. Выжидают. Видать, действительно хотят окружить нас здесь и всех одним разом положить. Отводи воинов, и готовьте коней, а мы пока здесь стрелы покидаем, – и, зацепив крюком «самсонова пояса» взвод своего арбалета, с натугой натянул его тетиву.

«Щелк!» – болт подаренного русскими оружия ударил переднего вражеского воина в блестящем округлом шлеме, прикрывавшегося щитом. Даже такой слабый самострел и тот сумел его пробить, и до Каиро донесся резкий крик боли.

– Враг обходит! Близко! – донесся возглас, и с одного из склонов на лед скатился десяток Эйно.

Буквально через несколько ударов сердца с другого обрыва реки сбежали и люди Юхани. По команде вождя воины подхватили своего раненого товарища и бросились к тому месту, где вирумцы седлали лошадей. Не прошло и трех минут, как топот их коней стих, а перед нападающими, преодолевшими наконец завал, оказалось пустое и плотно утоптанное место.

– Ушли все-таки! – прорычал здоровенный датчанин и грязно выругался. – Это все твои люди виноваты, Нуути! – обвинил он рыжебородого вождя харью. – Все вы, эсты, одинаковы! Почему так медлили там в лесу?!

– Господин, мои люди двигались быстро и осторожно, – ответил эст. – Эти вирумцы оказались очень предусмотрительны и выставили по бокам реки свою сторожу. Вот она-то и предупредила всех остальных.

– Ну, так и нужно было большим, широким кругом их обходить, болваны! – взвился дан. – Чего вы прямиком туда поперлись?!

– Но, благородный господин Холдор, вы же ведь самолично нам сказали не терять время и повелели нам окружить и ударить вирумцев побыстрее, – возразил походный вождь харью. – Вот мои люди потому-то и спешили. Кто же знал, что все так получится?

– Нечего оправдываться, Нуути! – прорычал предводитель данов. – Мы из-за вашей нерасторопности потеряли двух воинов убитыми и троих ранеными! Я это еще припомню вам при дележе добычи! Распорядись, чтобы твои люди быстрее растащили завал. Мне не терпится поскорее настигнуть этих лесовиков и изрубить их всех! Седлаем коней! – распорядился он, и сотня датчан первая проскочила через освобожденный эстами проход.

Митяй резко натянул вожжи, лошади, пробежав немного по инерции, захрапели и встали.

– Чего там?!

Дядька Еремей, скинув меховую накидку, уже стоял на ногах, прикрываясь щитом, а в правой руке он держал сулицу. Рядом Сбыня, сжав в руках лук, обозревал окрестности настороженным взглядом.

– Вона, дядька, передовой дозор как гарцует, видать, увидали всадники кого-то! – Молодой воин протянул вперед одетую в меховую рукавицу руку.

– И точно, гляди-ка! – Ветеран, как видно, тоже это углядел. – Вона, это они нам ведь машут. А ну разворачивай быстро сани! Тут, если что, только по одному этому руслу можно назад уходить!

Не успели они еще развернуться, как подскочил конный из передового дозора.

– Десятник говорит, что большой обоз впереди к нам катит, только вот странно, совсем он там безо всякого охранения. Одни лишь сани в нашу сторону идут. Повремените пока отходить, братцы, но, однако же, к бою приготовьтесь!

– А то мы и сами это не знаем, – проворчал Еремей, проверяя взвод своего самострела-реечника.

Через минуту показался и сам обоз. Не останавливаясь, мимо русского дозора, его сани проносились дальше.

– Даны и харью идут! – выкрикнули возничие эсты-вирумцы. – Близко они! Уходите!

Первая, вторая, третья повозки пролетели мимо. С четвертой, пятой и шестой спрыгнуло по воину, и они подбежали к саням русского дозора.

– Братцы, мы свои, русские! Узнаете?! – выкрикнул подбегающий крепыш. – Я Первак, а это Истома с Серафимом. Из той пластунской сотни мы, что летом в Вирумию заходила. С немцами и угандийцами бились и ранены были, а теперь вот с обозом в Нарву возвращаемся.

– Наши, точно наши! – подтвердил Митяй. – Мы в одном речном караване с ними в Нарву шли. Серафим, привет! – крикнул он, разглядев знакомого пластуна.

– Тихо! – осадил молодых воинов Еремей. – Потом ужо обниматься будете, вона, конные наши сюда скачут!

Как видно, старший русского дозора уже переговорил с вождем вирумцев, и теперь все всадники оттягивались к саням, а за ними вдалеке уже виделся большой конный отряд погони.

– Еремей! Перегораживай санями реку! Быстрее! – донесся крик десятника.

«Ну, вот и все, сейчас его отряд разметает этот заслон из лесовиков, посечет всех мечами, а потом бросится вдогон за санями с добычей», – думал Холдор, настегивая своего коня. Он выставил вперед копье, уже представляя, как его острый наконечник пробьет с хода тело первой жертвы. Вот они, всего-то чуть больше половины сотни воинов, что засели за тремя санями. Жалкая преграда для его отряда!

Громкий звук рога донёсшийся от стоявшего и трубившего в него перед санями воина, облаченного в хороший доспех, словно ударил его по голове. Точно такой же звук он не раз уже слышал от руссов, когда они шли в битву при Нарве, Раквере, Ярве или перед Ревелем два года назад. И этот богатый доспех, сочетающий в себе кольчугу с пластинчатой броней и островерхим шлемом, – он тоже сразу же бросался в глаза. Командир датской крепости Jeruius был опытным воином, и, располагаясь на границе с новгородской землей, он хорошо уже изучил ее воинов. Не было никаких сомнений – перед ним был русский, да еще из дружины!

– Hold op![2] – прокричал рыцарь, и его конь остановился буквально в трех шагах от пешего воина. Бока огромного коня, накрытого попоной, дрожали, а из широко открытых ноздрей слышалось шумное с хрипотцой дыхание. Он очень долго скакал, повинуясь желанию своего господина. А тот молча сидел, вглядываясь из-под забрала в стоящего. Острое жало копья дана замерло, нацелившись в его грудь.

– Прочь с дороги! – раздался глухой басовитый рык из-под шлема рыцаря. – Мы не воюем с русскими, но пусть и они не мешают нам наказывать наших врагов!

– Я старший дальнего дозора новгородской крепости Нарва, пластунский десятник Андреевской бригады Спиридон, по батюшке Святозарович, – русский, представляясь, хлопнул себя по броне на груди. – А вот кто такой будешь ты?

– Перед тобой, десятник, комендант датской крепости Ярве Холдор из славного и благородного рода Могенсона! – выкрикнул датчанин и поднял забрало. – Мы теряем время! – недовольно выкрикнул он, нахмурившись. – Прикажи своим людям растащить сани и освободить нам путь, а сами ступайте куда хотите!

– Я знаю тебя, рыцарь Холдор Могенсон, – с какой-то скрытой иронией в голосе проговорил русский. – Мы уже встречались больше трех лет назад на такой же вот зимней лесной дороге в ижорских землях, когда моя бригада шла походом на тавастов. И ты опять требуешь освободить тебе и твоему отряду путь, находясь снова на моей же земле. Как такое понимать, славный рыцарь? Или для тебя не указ договор твоего короля Вальдемара с нашим князем Ярославом о передаче всей Нарвской волости во владения Новгорода? Или, может быть, ты и вовсе не признаешь союзный договор между нашими державами и их властителями?

Холдор молча сидел на коне, вот только наконечник его копья опустился вниз. Наконец он каким-то тусклым голосом ответил:

– Указы моего короля священны для его подданных, и они обязательны к исполнению. Я признаю эту землю за русскими и признаю союзный договор между нашими державами, – и, побагровев, он вытянул копье в сторону стоящих за санями воинов вирумцев. – Но там, среди твоих воинов я вижу эстских собак из мятежного лесного племени. Они убили подданных короля и должны ответить за пролитую кровь! И ты, десятник, не вправе мешать нам вершить над ними суд! Отдайте их нам и идите туда, куда вам нужно! Если же вы будете нам препятствовать в этом священном праве мести, то она падет и на вас тоже!

– Каиро! – выкрикнул, не оборачиваясь, Спиридон. – Где на вас совершили нападение люди датской короны?

Из-за саней, отложив свой самострел, поднялся походный вождь вирумцев.

– Харью напали на нас первыми, когда мы шли по реке Алайыги, на спорной между нашими племенами земле. А вот даны – они напали уже после озера Консу, когда мы уходили на восток.

– Холдор из славного и благородного рода Могенсон, – покачав укоризненно головой, обратился к рыцарю Спиридон, – а ведь вы разбойничали на нашей, на новгородской земле. Меня не интересуют лесные войны между эстами, они постоянно и веками между собой ратятся, а потом вновь мирятся. Но вот по какому такому праву люди датского короля нападали на наших союзников, которые везли нашу долю добычи после битвы с дерптцами, да еще и возвращали наших раненных в этой битве людей?! Вот этого я никак не могу понять! Или вы этого не знали, или действительно хотели присвоить себе наши трофеи, а еще и убить наших людей? Так отвечайте же!

Над лесной зимней дорогой нависла напряженная тишина, только похрапывали и переступали кони в стоящих на льду сотнях. Да еще нет-нет доносилось позвякивание оружия и брони.

– Я этого не знал, – буквально выдавил из себя рыцарь.

Он пристально оглядел весь заслон, обдумывая свои дальнейшие действия. Так, тут полсотни лесовиков. Эти голодранцы его воинам всего на две-три минуты легкой сечи. Среди них полтора, а, нет, скорее все же два десятка руссов. Вот с ними, конечно же, будет гораздо тяжелее. У каждого в руках хороший самострел, а из брони как минимум кольчуга и шлем. Все они к тому же с мечами и копьями. И все равно окружить всех здесь двумя сотнями харью, а вот самим навалиться всей массой спереди. Уж они точно не устоят, все до одного полягут в бою. А вдруг у новгородцев здесь еще есть люди?! Они очень коварны и опасны! Он ведь и сам видел два года назад, когда они шли совместно на Ревель, как их лесные дружины выбивали латную немецкую кавалерию из засад. Точно, весь свой отряд можно здесь положить, а уж он будет для их стрелков самой первой и желанной целью. «Нет, очень опасно нападать, – колебался рыцарь. – Да и не скроешь потом такое». Нарвцы непременно будут искать своих людей, да и среди его подчиненных есть те, кто сможет донести в Ревель об этой схватке. Король и управляющий в Эстляндии от его имени герцог Кристофер сейчас очень дорожат добрыми отношениями с руссами. А ведь выживи он в этой сече – и его голову потом все равно могут отдать Новгороду с извинениями и золотом, лишь бы все поскорее забыли об этом инциденте. «Нет, все же придется уходить обратно. Пока не время пускать здесь русским кровь, – решил Холдор и начал разворачивать своего коня.

– Тебе и твоим воинам сегодня очень повезло, десятник! – крикнул он, обернувшись. – Я чту указы своего короля. А вот этим лесным собакам, что прячутся сейчас за вашими спинами, еще придется возвращаться назад. И с ними у нас будет особый разговор. Прощай, Спиридос, а лучше до встречи! – И он, пришпорив коня, взял с места в галоп.

Глухой топот стих вдали, и Митяй разжал ладони, удерживающие ложе самострела.

– Уф, неужто пронесло, братцы?

– Похоже на то, братка, – проворчал Марат, выпрыгивая из саней на лед реки. – Поживем еще!

– Спиридон, по батюшке Святозарович, а где же это ты так на чужом языке красиво балакать-то научился? – со смешком спросил десятника дядька Еремей. – Иной раз и по-нашенски-то немногословен, а тут так и чешет, так и чешет по-иноземному.

– Да это моему командиру, Родиславу, спасибо, – усмехнулся старший русского дозора. – Не раз, бывало, показывал он нам, неучам, как это полезно, когда ты по-чужеземному излагать умеешь. За три года мы ведь все в его полусотне освоили по паре языков. Это сначала вроде бы как тяжело, а потом потихоньку, помаленьку уже и втягиваешься. Ладно, расцепляй сани, лошадей запрягайте, – скомандовал он своим людям. – Нам еще обоз догонять, он-то с перепугу, небось, уже к реке Нарве подкатывает. Пойдем тоже с ним к крепости. Вряд ли, конечно, эти возвернутся, но все же поберечься нам следует.