Читать книгу Люди и фразы - Андрей Десницкий - Страница 3

В одном советском кинофильме про целину был такой эпизод: хлеб гибнет от засухи, дождя все нет. И вот главный положительный герой, коммунист, в бессилии опускается посреди пересохшего поля на колени и молится: «Боже, если ты все-таки есть, пошли нам дождь!» Молится он минуту или даже две – и видит, как темнеет край неба. Но это оказался вовсе не дождь, а самое страшное – пыльная буря. Так неизвестно кто якобы доказал тому коммунисту-целиннику, что Бога все-таки нет. Кто бы это мог быть, кстати?

Наверное, каждый верующий бывал хотя бы однажды в положении этого человека. В критический момент вдруг приходит страшная мысль: а если никого на самом деле нет, все эти молитвы обращены в никуда, все эти богослужения и посты – пустая трата времени и сил? Что, если в свой последний час кора нашего головного мозга будет медленно погибать от недостатка кислорода и все эти туннели и светящиеся существа – всего лишь прощальные галлюцинации, все умершие родные – просто воспоминания детских лет?

И нет тут никаких убедительных доказательств, вера, она на то и вера, что принимается сама по себе, не вытекает из аргументов. Если принять, что существует только материальный мир, все можно будет объяснить рационалистически, а если что-то объяснению не поддастся – это просто наука пока не все тайны раскрыла. Ведь и молнию когда-то считали «перуном Зевса», а теперь мы знаем, что это электрический разряд, и даже защищаться от него умеем.

И ведь при таком подходе человек может даже очень сочувственно относиться к христианству. Один замечательный человек, ученый-историк намного старше меня, говорил мне незадолго до своей смерти, что считает нравственное учение Иисуса наивысшим среди всех прочих, но при этом видит в Иисусе просто человека и после смерти ничего для себя не ждет. Он сам следовал евангельским нормам, как мало кто из христиан решается им следовать, но все-таки жил и умер без веры. И таких людей не так уж и мало.

Есть у К. С. Льюиса фраза, которую нередко вспоминают люди, испытывающие серьезные сомнения в своей вере: «Я останусь нарнийцем, даже если Нарнии нет». Нарния здесь, конечно, есть образ Царствия Божьего и вообще всего того, что составляет предмет христианской веры. Эти слова герой Льюиса произносит, когда ему, одурманенному, пытаются доказать, что нет ничего реального, кроме тусклой и унылой жизни в подземелье, что ей и надо заниматься.

Почему же люди повторяют: «Я останусь нарнийцем/христианином»? Потому ли, что верны раз и навсегда данной присяге? Но если нет Того, Кому ты присягал, то и присяга лишена смысла. Потому ли, что не видят никакого более высокого нравственного учения? Но ведь следовать ему, как мы видели на примере того историка, можно и без личной веры во Христа.

На самом деле есть в этой фразе и гораздо более глубокий смысл. Герой Льюиса поясняет: «Выходит, мы, играя, придумали мир, который по всем статьям лучше вашего, настоящего. И потому я за этот придуманный мир». Но и это еще не самая суть, ведь если бы это было так – христианство не отличалось бы от детской сказки, от бреда сумасшедшего. Христианин тогда – это Питер Пэн, который повзрослел и никуда не улетел, а живет в обычном нашем мире и лишь воображает себе какую-то сказочную страну. Безумец!

Попробуем понять, почему же можно «оставаться нарнийцами», не расставаясь с грубой реальностью этого мира. А для этого задумаемся, что же мучает человека, что заставляет его падать на колени посреди пересохшего поля и вопить: «Да есть Ты или нет, в конце концов?!» Бедствия, трагические происшествия? Едва ли они, наоборот, часто обращают человека к вере. Скорее, отсутствие смысла. Человек живет, может быть, внешне вполне благополучно, но он перестает понимать, зачем ему это все.

Лучшее время жизни, детство, уже позади, и все яснее видишь, что с каждым годом все больше немощей и болезней, в жизни не получилось многое из того, о чем прежде мечтал. Люди вокруг не идеальны, конфликтам и препятствиям нет предела. Не лучше ли жить не задумываясь, срывать цветы удовольствия, пока остается возможность, и ни в чем себя не ограничивать? И к чему все эти обряды, правила – да ведь сама жизнь проходит стороной!

Да, можно приобрести богатство, испытать удовольствия. Можно. Придают ли они жизни смысл? Если бы придавали, то в самых богатых и благополучных странах был бы самый низкий уровень самоубийств, но это вовсе не так, скорее наоборот. Главное, что в этой гонке за удовольствиями и достижениями все равно удается получить лишь малую толику, все равно кто-то обгоняет тебя. А если даже и ты всех обгонишь… Вот Майкл Джексон – человек, который при жизни достиг всего, о чем только мечтал. Был ли он счастлив?

Святитель Иоанн Златоуст говорил, отправляясь в несправедливое изгнание: «Если изгонят меня, я уподоблюсь Илии; если бросят в грязь, – Иеремии; если в море, – пророку Ионе; если в ров, – Даниилу; если побьют камнями, – Стефану; если обезглавят, – Иоанну Предтече; если будут бить палками, – Павлу; если распилят пилою, – Исайе; и о, если бы пилою деревянною, чтобы мне насладиться любовью ко кресту!» Оказывается, ему просто невозможно было причинить вред.

Вера придает жизни главный смысл здесь и сейчас. Например, я могу говорить со своей умершей мамой. Мы с ней можем простить друг друга и самих себя, можем надеяться на прощение и встречу в вечности – и это только благодаря вере. Даже если бы после гроба не было вообще ничего – вера дает мне невероятно много здесь и сейчас. Я могу принимать все происходящее со мной не как игру случая, которая к тому же редко складывается целиком в мою пользу, но как действие любящей и разумной Руки. Пусть я не всегда понимаю ее замысел, но я уверен, что она ведет меня к высшему благу, несмотря на все трудности и препятствия. Я могу ощутить себя ребенком рядом с любящим Отцом.

Так что же, все сомнения – пустое? Вовсе нет. Во-первых, человеку свойственно сомневаться даже в главном, чтобы находить этому главному новые и новые подтверждения, потому и влюбленные постоянно говорят друг другу о своей любви. А кроме того, сомнения в вере помогают нам понять и принять наше собственное место в Церкви. Действительно ли мы хотим делать то, что делаем, или просто воплощаем в жизнь прочитанное в книжке или услышанное в разговоре: «Делай так, и все будет хорошо»?

А оно не обязательно бывает хорошо, и даже смысл нам бывает далеко не сразу понятен (читайте книгу Иова!). И уж совершенно точно ни «хорошей», ни «осмысленной» не становится наша жизнь от какого-то набора внешних действий, какими бы замечательными ни были эти действия сами по себе. И если человек молится, постится, причащается, а к нему приходят сомнения, то это повод задуматься: а зачем я все это делаю, чего жду, во что вкладываю свои усилия, что надеюсь получить? Своей ли жизнью живу в Церкви или заемной? Без ответа на эти вопросы ждать, по сути, нечего, ведь невозможно достичь результата, которого ты себе даже отдаленно не представляешь. Можно выкопать яму, навалить груду кирпичей, залить их морем цемента, потратить на все это уйму денег и последние силы – но все впустую, результат не будет даже отдаленно напоминать дом, в котором можно жить, потому что с самого начала не было ясной цели. С верой, конечно, все сложнее: план постройки нашего дома уточняется и меняется прямо по ходу строительства

Поэтому, пока мы сохраняем способность критически мыслить, у нас были, есть и будут сомнения и не стоит их бояться. Они на самом деле помогают нам взрослеть в вере, находить в ней то, что значимо и нужно именно для нас. А взрослеть – это так непросто…

Да, бывает, что человек, переживший кризис веры, частично или даже совсем отходит от внешней религиозности. Но это совсем не значит, что он потерян для Бога. В его душе живет семя веры, и оно способно принести свой плод, только нам пока неизвестно, когда и какой.