Читать книгу Миллион в кармане - Андрей Дышев - Страница 5

Не успел я закрыть за собой дверь кабинета и рухнуть в кресло, как ко мне постучались.

– Меня нет! – рявкнул я, прикрывая глаза ладонью, словно дверь должна была разорваться ослепительным пламенем.

Тот, кто стучался, не поверил, тихо приоткрыл дверь, и в образовавшейся щели я увидел конопатый нос Марины.

– Что тебе? – спросил я более сдержанно и только сейчас понял, что готов портить отношения с кем угодно, но только не с ней. С этого едва намечающегося угодничества, должно быть, и начинает рождаться страх.

– Вы позволите мне зайти? – спросила она, сверкая глазками и сдерживая проблеск улыбки. По ее лицу я понял, что она намерена вить из меня веревки.

Я промолчал. Марина кошкой скользнула в кабинет и тихо прикрыла за собой дверь.

– Лучше будет, если отчим не узнает, что я была у вас, – сказала она, подошла к окну и посмотрела вниз.

– Кто не узнает? – не понял я.

Марина рассматривала груды старой радиоаппаратуры, запыленные поделки из ракушек рапанов, стоящие на полках, акварели с причудливыми морскими пейзажами и безобразных чудовищ, сплетенных из пеньковой веревки.

– Это вы все сами сделали? – спросила она, снимая с полки отполированную корягу из можжевельника, напоминающую подсвечник.

Я терпел. Марина вовсе не интересовалась игрушками, она хотела показать, что хозяйка положения – она, и потому может вести себя так, как ей хочется.

– Мне вас жалко, – произнесла она, возвращая подсвечник на место и поворачиваясь лицом ко мне. – Такие неприятности в один день! Бог, должно быть, решил испытать вас… А это правда, что если Валерий Петрович напишет заявление в милицию, то вашу гостиницу могут закрыть?

Я смотрел в глаза Марины. Это были тяжелые от раскаяний, с блуждающим взглядом, безликие глаза верующей молодки.

– Ты видела, что вещей в номере молодоженов нет?! – взорвался я. – Видела?! Еще вопросы есть?! Что ты от меня еще хочешь?

– Я? – переспросила она, разыгрывая удивление. – От вас ничего не хочу. Напротив, я хотела бы вам помочь.

– Ты полагаешь, что я нуждаюсь в помощи?

– Конечно! Вы должны вымолить прощение и покровительство господа.

– Молитвами?

– Не только. Надо совершить богоугодные дела.

– А какие же дела, к примеру, можно считать богоугодными?

– Помощь ближнему, к примеру. Вы помогаете своему ближнему, а господь помогает вам.

– Значит, ты все-таки что-то хочешь от меня?

– Не я! – Марина отрицательно покачала головой и закатила вверх глазки. – Господь хочет! И он хочет, чтобы вы помогли моему отчиму.

– А кто твой отчим?

– Профессор Курахов.

– Не знаю такого.

Марина усмехнулась и снова покачала рыжей головкой.

– Неправда! Вы его хорошо знаете. Валерий Петрович и есть профессор Курахов, мой отчим.

Марина полусидела на моем столе и, заведя белые руки за голову, плела косу. Черное резиновое кольцо она держала в зубах, и оттого ее речь была невнятной.

– Не знал, что вы состоите в родственных отношениях, – сказал я. – Во всяком случае, со стороны это не заметно. А почему ты живешь от него отдельно?

– Мы привыкли скрывать от людей свои чувства, – с грустью сказала Марина. – После страшной гибели моей мамы у меня нет более близкого человека. К тому же Курахов такой доверчивый, такой наивный! Потому я и приехала вместе с ним, что боюсь оставлять его одного.

– Вы живете в Киеве? В одной квартире?

– Теперь уже нет. Как погибла мама, профессор вернулся к себе в академгородок.

– Так чем я могу помочь твоему отчиму? – с некоторым раздражением спросил я.

Марина поднесла к губам палец и взглянула на меня с укором.

– Говорите, пожалуйста, потише. Курахов может услышать.

Она опустилась в кресло напротив меня, и я невольно скользнул взглядом по ее покусанным комарами ногам, виднеющимся из-под старой черной юбки.

– До недавнего времени отчим заведовал кафедрой истории, – сказала Марина, ожидая увидеть в моих глазах проблески воспоминаний. – Вы, наверное, учились в нашем университете?

– В вашем? Нет.

– Значит, меня неправильно проинформировали.

– Если можно, поконкретнее, – поторопил я девушку. – Что я должен сделать для профессора?

Марина взглянула на меня так, словно я не мог понять совершенно очевидных вещей.

– Это вы сами решите после того, как я все расскажу… Ему угрожают, его хотят убить, – неожиданно отчетливо произнесла Марина и посмотрела на меня, чтобы увидеть, какое впечатление произведут на меня эти слова.

– Кто угрожает?

Девушка пожала плечами.

– Не знаю. От него требуют какой-то исторический материал о средневековом консуле. В Киеве какой-то человек дважды звонил ему по телефону. Теперь вот этот обыск.

– Марина, а при чем здесь я?

– Курахов не хочет обращаться в милицию, он уверен, что она ничем ему не поможет, лишь наведет ненужный шум. К тому же он подозревает, что милиция действует заодно с вымогателем. Ему нужен частный детектив.

Ах, вот в чем дело! Давний обед отзывается икотой и изжогой. Марина предлагала мне войти второй раз в ту же реку.

– Стоп! – прервал я Марину. – Ты ошиблась. Ты обратилась не по адресу.

– Что значит – не по адресу?

– Я давно уже не занимаюсь частным сыском. У меня просрочена лицензия, я не слежу за юридическими актами, я утратил навыки… И вообще, мне надоела эта работа.

– А если в порядке исключения? – вкрадчивым голосом спросила Марина.

– Мне очень жаль, но даже в порядке исключения я не буду заниматься твоим отчимом.

– Я на вас надеялась, – сказала она сухо. – Имейте в виду, что если профессор обратится за помощью в милицию, то вашу гостиницу прикроют.

– Вполне может быть, – согласился я.

Марина рассматривала мое лицо так, как если бы на нем был написан мелкий, неразборчивый, но очень интересный текст.

– И тогда милиции сразу станет известно о том, – медленно произнесла она, – что произошло сегодня утром в заповеднике.

– Ты хочешь сказать, что милиции это станет известно не без твоей помощи? – уточнил я.

– Возможно. На то божья воля – тайное делать явным.

Я поднялся с кресла, подошел к Марине, взял ее за руку и поднял на ноги. Девушка со скрытым страхом смотрела мне в глаза.

– Я даю вам шанс, – пролепетала она, – искупить свой грех перед богом. Если вас сегодня же заберут и посадят в тюрьму, то вы не успеете принести пользу ближнему своему и отыскать злодея, который испортил акваланги.

– Ты слишком преувеличиваешь мои возможности, девочка, – сказал я, аккуратно и сильно подталкивая Марину к двери.

– Нет, не преувеличиваю. Я многое о вас знаю. Вы талантливый сыщик!

– Это твое глубокое заблуждение. Я ничем не могу быть полезен ни богу, ни твоему отчиму.

– Вы пожалеете, если откажетесь, – торопясь, произнесла Марина. До двери оставалось несколько шагов.

– Это уже похоже на угрозу.

– Нет, нет! Вы ошибаетесь! Чем может угрожать сильному мужчине слабая и беззащитная девушка? Я могу только просить вас.

– Еще раз повторяю: я не занимаюсь детективным расследованием.

Марина сжала пухлые губы. Шея, на которой болтался замусоленный шнурок с крестиком, покрылась красными пятнами.

– Вы меня разочаровали, – произнесла она. – Вы, наверное, трус?

– Может быть, – ответил я безразличным тоном. Оскорбления не причиняли мне вреда. – Тебя проводить или сама спустишься?

– Можете не утруждать себя, – ответила Марина и, почувствовав спиной дверь, повернулась к ней лицом. – Родившийся слабым достоин сострадания и жалости, а сильный человек, ставший слабым, достоин презрения.

Она грохнула дверью, захлопнув ее перед моим носом.

«Что там она изрекла? – вспоминал я, принюхиваясь к горьковатому запаху ладана, коим была пропитана кофточка Марины. – Родившийся сильным достоин слабости? Или достойный презрения родится сильным?.. Как бы то ни было, но, кажется, меня ожидают крупные неприятности».

* * *

Не помню точно, когда это началось. Я научился чувствовать ее взгляд.

– Что? – спросил я, не поднимая головы. Наконечник паяльника соскользнул с блестящей капельки застывшего олова и задел тонкий зеленый проводок. Едкий дым обжег глаза, и я зажмурился, чувствуя, что сейчас прольются слезы. – Что, Анна?!

– Почему ты ей отказал? – спросила Анна сдержанно. Ей шел белый костюм с короткой юбкой, который она обычно надевала в рабочее время. Светло-русые волосы волной опускались на воротник пиджака с петлицами из золотой вышивки. Светлые брови и глаза цвета утреннего моря контрастно выделялись на загорелом лице. Анна напоминала стюардессу с рекламного плаката: строгая, собранная, безупречно аккуратная.

Я протянул руку к ее лицу и коснулся пальцами золотой сережки.

– Ты очень взволнованна. Выпей мятного ликера и полежи.

– Да, я взволнованна, – ответила она, отстраняя мою руку. – Я давно уже взволнованна, и мне вряд ли поможет мятный ликер.

– А что тебе поможет?

Она не ответила, села в то же кресло, где несколько минут назад сидела Марина. Мне легче было вести с Анной разговор стоя, и я лишь прислонился спиной к оконной раме, скрестив на груди руки.

– Что с тобой, Анна?

Она не раздумывала над ответом, она давно была готова высказать мне все, что наболело.

– Мне все надоело, Кирилл.

– Что – все?

– Я еще молода, – делая большие интервалы между словами, произнесла она. – Но мне кажется, что все лучшее осталось позади и что в моей жизни уже ничего, кроме этого кафе, сонных посетителей, кидающих купюры на прилавок, и этих каменных стен, не будет.

– Но ты же сама мечтала о такой жизни! – ответил я, стараясь говорить как можно более ласково. – Ты хотела, чтобы я оставил частный сыск, чтобы у нас был свой дом…

– Эта сладкая действительность оказалась не такой, какой я себе ее представляла, – глухим голосом произнесла она, опустив глаза. – Я ошиблась.

Я встал. Злость заклокотала во мне, словно от одного поворота ключа запустился хорошо отрегулированный двигатель. Я мысленно сосчитал до десяти – это всегда помогало мне в подобные минуты удержать себя от резких слов и движений.

– Если тебе мало острых ощущений, – медленно сказал я, – то можешь попрыгать со скалы в море…

– Ну все, хватит! – перебила меня Анна. – Не то мы сейчас наговорим друг другу столько, что вовек из души не вычистишь… Почему ты отказал Марине?

«Рассказать ей о том, что произошло утром, или нет? – думал я. – Господи, что с нами случилось? Раз я задумался об этом, значит, уже не доверяю Анне как прежде. Значит, боюсь доверить ей свои тайны».

– Ты все забыла?! – спросил я. – И ты уже не помнишь, что сама умоляла меня прекратить соваться в криминальное болото?

«Если бы ты знала, что случилось утром, – думал я, рассматривая красивые глаза Анны. – Тот, кто испортил акваланги, был уверен, что я сделаю все возможное, чтобы милиция не узнала о шмоне в номере Курахова. А потому все надо делать вопреки. Пусть Курахов пишет заявление. Так будет лучше».

– Чао, милый! – Анна поднялась с кресла. – Сиди здесь и обслуживай клиентов. Главное, всегда оставайся верным своему слову!

Анна закончила разговор, хлопнув дверью. И почему женщины так любят ставить точку этим способом?

Я подскочил к окну, приоткрыл стеклянную мозаику, через щель глядя вниз. «Остынет, – подумал я, но без особой надежды. – Разобьет пару стаканов и остынет. И все вернется на круги своя. Она будет стоять за стойкой бара, а я рыть бассейн и ковыряться в поломанных магнитофонах».

На меня вдруг нахлынула такая тоска, что я поморщился, прикрыл окно, сел за стол и обхватил голову руками. «Это ломка, – подумал я. – Меня, как наркомана к игле, снова тянет к той дьявольской работе, воспоминания о которой вот уже почти два года я тщетно пытаюсь похоронить. Я думал: так лучше будет для нее, для нашей семьи, которую мы безуспешно строим уже несколько лет подряд».