Читать книгу Мои друзья головорезы - Андрей Дышев - Страница 2

Анна должна была ждать меня под МКАД на Симферопольском шоссе. В телеграмме я все указал точно: место, дату, время. Я не опаздывал, и все же летел по своему обыкновению со скоростью сто восемьдесят километров в час. Но уже за километр до развязки пришлось резко тормозить: поток машин сливался в один ряд. Дорогу с обеих сторон сужали ограничители, раскрашенные ядовито-оранжевыми полосами.

Я нервничал. Мое нетерпение трудно было передать словами. Меня ждали сумасшедшие деньги!

Машины все сильнее уплотняли дорогу. Вскоре я остановился за потрепанной "шестеркой". В морозном воздухе клубились облака выхлопов. Пылающими углями горели красные огни габаритов. Водитель "газели" с брезентовым фургоном, следующей за мной, оказался еще более нетерпеливым, чем я. Машина выкатилась с полосы и попыталась обойти меня справа. Я хладнокровно смотрел в боковое зеркало, как ее борта проплывают в несколько сантиметрах от крыла моего "опеля". Наконец, "газель" встала, зажатая машинами уже со всех сторон. Ее фургон закрывал от меня все, что находилось справа, и я стал беспокоиться – как бы не пропустить Анну.

Бестолковость московской пробки, где ни один водитель не считается с интересами другого, вскоре вывела меня из себя, и я, выехав на полосу встречного движения, погнал вперед.

Анну я так и не нашел. Может быть, она опаздывала. Или же, увидев такое скопление машин, не стала надеяться на удачу и вернулась домой. Как бы то ни было, я пролетел место нашей встречи с легким сердцем. Сначала в банк, решил я. А потом я позвоню ей из ближайшего автомата.

Перед тем событием, которое меня ожидало, заурядная встреча с подругой теряла смысл, и я очень скоро о ней забыл. Невозможно передать словами охватившее меня чувство, когда я подъезжал к "Элекс-банку", где в сейфе, арендованном Владом на мое имя, меня ждал кейс, набитый золотыми босднебоспорскими монетами пятнадцатого века. Каждая такая монета у "черных" антикваров идет по триста баксов!

Встроенный в дверь глазок телекамеры циклопом уставился на меня.

– Вы к кому? – раздался мужской голос из динамика.

– На мое имя арендован сейф, – ответил я.

– Ваша фамилия?

– Кирилл Вацура.

– Покажите пропуск.

Я достал из кармана и поднес к глазку пластиковую карточку. Несколько секунд циклоп смотрел на нее.

– Вы лично арендовали?

– Нет. Мне предоставлено право открытия сейфа.

– Кто арендатор?

– Уваров. Влад Уваров.

– Секундочку!

Я притаптывал от холода на мраморной лестнице парадного входа "Элекс-банка", искоса поглядывая на глазок. Разговаривать с тем, кого не видишь, и от которого ты в данный момент зависишь – унижение. Мне хотелось вынуть изо рта жвачку и налепить ее на матовый, отливающий перламутром глазок, но служба безопасности банка вряд ли бы меня правильно поняла.

Влад Уваров – великий выдумщик и перестраховщик. Вся его жизнь, насколько я мог о ней судить, была посвящена тому, чтобы наполнить ее трудностями и препятствиями. Ну зачем ему понадобилось арендовать сейф, подписывать договора и обязательства, платить дурные деньги, чтобы таким крученым способом передать мне мою долю? Не проще ли было избрать простой и проверенный широкими массами способ: встретиться где-нибудь в метро, скажем, на станции "Пушкинская", вручить мне кейс, потрепаться пару минут, вспомнить о наших злоключениях в закарпатском заповеднике, где мы откопали полуистлевший сундучок, некогда принадлежавший средневековому консулу Христофоро ли Негро, а затем мило расстаться?

Лязгнул тяжелый электронный замок. Молодой мужчина в белой рубашке и галстуке смерил меня взглядом, в котором легко угадывалось разочарование. Он привык, что клиенты престижного банка, пользующиеся именными сейфами, выглядят куда более ухоженно, чем я. Побриться, конечно, я мог – достаточно было подключить электробритву к адаптеру и шлифовать свои щеки даже не останавливая машины где-нибудь между Серпуховом и Москвой. Впрочем, все это мелочи жизни. Жаль, что служащим банка не принято давать чаевые, а то можно было бы припечатать к его ладони трехграммовую монету девятисотой пробы с изображением всадника с копьем, легко убедив его в том, что легкая небритость и пуховая куртка "аляска" – всего лишь причуды очень богатого человека.

Секьюрити еще раз взглянул на мою пластиковую карточку, вернул ее мне и бесстрастным голосом сказал:

– Следуйте за мной.

Из фойе, на сером ковровом покрытии которого я оставил следы грязного снега, мы спустились по лестнице в подвал, гудящий от неоновых ламп и остановились перед тяжелой металлической дверью, очень похожей на те, которые используют в бомбоубежищах. Молодой человек вставил карточку в щель на пульте. Компьютер бесшумно считал код. На пульте вспыхнула зеленая лампа. Взявшись обеими руками за колесо, секьюрити не без труда отворил дверь. В маленькой, ярко освещенной комнате, нас встретили двое вооруженных мордоворота. Они преградили мне путь своими неповоротливыми от бронежилетов торсами, молча и довольно бесцеремонно прогладили меня с ног до головы металлоулавливателями, и после этого чистилища меня, честного, законопослушного и добропорядочного, впустили в следующую комнату.

Ослепительно улыбаясь, ко мне подошла тонкая и бледная от долгого пребывания под землей девушка в черном костюме.

– Добрый день, господин Вацура! – сказала она. – Будьте добры вашу карточку! Присаживайтесь! – Она показала на кресло у овального стола, села напротив меня, нацепила на нос очки и опустила голову.

На столе лежали листы договора. Я узнал почерк Влада – такими корявыми, оторванными друг от друга буквами наверняка никто кроме него больше не пишет.

– Нам надо решить с вами один вопрос, – сказала девушка. – Дело в том, что срок аренды истекает, и если вы хотите снова что-либо доложить и оставить сейф за собой, то мы должны продлить договор.

– Нет, ничего продлевать не будем. Я заберу то, что там есть, и мы распрощаемся. Сейф мне больше не нужен, – ответил я. От легкого приятного возбуждения меня тянуло на общение, на ненужные вопросы, которые совсем не обязательно было задавать, и я спросил: – А почему вы так странно сказали: "снова что-либо доложить"? Я ничего туда не докладывал. Я здесь вообще первый раз.

Девушка смутилась, словно допустила оплошность, близко поднесла документы к глазам и уставилась в нижний угол листа.

– Ну да, правильно. Это не вы, а господин Уваров, который арендовал сейф. Он открывал его повторно, спустя месяц после того, как получил ключи, – произнесла она осторожно, как работает сапер, который боится ошибиться хотя бы раз. – Вот его роспись.

– Я об этом ничего не знал, – удивился я и пошутил так, как в этом заведении не следовало бы шутить: – Надеюсь, сейф не пуст?

– Этого мы не знаем, – почему-то волнуясь и краснея, словно я подозревал ее в хищении, ответила девушка. – Сотрудники банка не знакомятся с содержимым сейфов.

– Ну да, – кивнул я. – Это очень разумно.

– Тогда, – растягивая гласные, ответила девушка, – распишитесь вот здесь… и здесь. И поставьте время и дату открытия.

Я подписал бумаги, мельком взглянув на корявую роспись Влада, стоящую графой выше, и на дату последнего открытия сейфа – 24 ноября. Служительница бункера убрала документы в стол, поднялась и сверкнула зубами.

– Пройдемте.

Я ожидал, что меня еще долго будут водить по катакомбам, напичканным чуткой электроникой и вооруженными мордоворотами, но девушка подошла к узкой бронированной двери, встала перед ней, в поле зрения видеокамер, и замок тотчас щелкнул. Девушка не вошла внутрь, но жестом пригласила меня.

– Сейф номер "восемнадцать-сорок шесть", – сказала она кивая на блок черных металлических ячеек, возвышающихся от пола до потолка и чем-то напоминающих почтовые абонементные ящики.

Я подошел к своему сейфу, вставил в гнездо ключ и набрал, как на телефонной клавиатуре, личный код, который со свойственным ему черным юмором придумал Влад: "666". Девушка в это время стояла в дверях, повернувшись ко мне вполоборота.

Крышка сейфа бесшумно открылась. Я выдвинул ящик. В глубокой нише стоял кожаный кейс.

Он оказался тяжелее, чем я предполагал, и где-нибудь в другом месте я, дабы не оттягивать руки, обязательно взгромоздил бы его на плечо. Впрочем, нести эту тяжесть было приятно. И, полагаю, намного приятнее, чем Владу. Он нес чужое, а я – свое.

– Всего доброго, – поклонилась мне девушка, не удержавшись от того, чтобы не скользнуть взглядом по кейсу.

Мне очень хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Я чувствовал себя сильным и добрым.

– Может быть, мы сегодня поужинаем вместе, а потом мы вместе встретим рассвет? – спросил я вполголоса, но дитя подземелья, не скрывая глубочайшего сожаления, дала мгновенный отлуп:

– Это невозможно.

Чушь, подумал я, пожав плечами. С таким чемоданом нет ничего невозможного. Что ж, пусть тебе будет хуже.

Я уже думал о другом: о "черных" антикварах, скупщиках золота и огромных деньгах, часть из которых пойдет на ремонт моей гостиницы в Судаке, на строительство элитарного кафе на набережной и пункта проката водных мотоциклов, и потому обратный путь на свет Божий показался мне куда более коротким.

На выходе меня остановил все тот же представитель службы безопасности.

– Не желаете ли нанять охрану?

Черт бы его подрал! Своим вопросом он вытолкнул меня из мира сладких грез и далеко идущих прожектов в насыщенную смогом атмосферу российской столицы с ее грустной криминальной статистикой.

Я раздумывал. Если охрана не доставит мне слишком больших хлопот, то вовсе не лишним будет нанять двух мордоворотов с "калашниковыми", чтобы они проводили меня до гостиницы. Оттуда я позвоню Анне и Владу. Можно будет собраться, отметить мой приезд…

Я кивнул. Секьюрити оживился, почувствовав клиента на крючке и торопливо объяснил детали:

– Тогда вам надо будет пройти со мной и подписать договор. Стоимость услуги включает в себя страховочные десять процентов от суммы оценки ваших ценностей, плюс двести долларов за бронеавтомобиль.

Такие наглые цифры не сразу сосчитаешь. Несколько мгновений я тупо смотрел в лицо молодого человека, после чего, кажется, мои глаза стали вылезать из орбит.

– Десять процентов? – переспросил я.

– Ну да, – подтвердил секьюрити, опасаясь, что я его неверно пойму. – Десять процентов от той суммы, которую вы сами назовете. Если вы оцените свой багаж, к примеру, в десять тысяч долларов, то должны будете заплатить нам всего тысячу.

– А если меня по дороге все же ограбят?

– Это маловероятно! – неубедительно усмехнулся охранник. – Но даже если это предположить, то по договору мы выплатим вам страховку в десять тысяч долларов.

Знал бы ты, сколько в этом кейсе, подумал я и, якобы сожалея, вздохнул.

– Нет, благодарю. Эти бумаги, – я с трудом приподнял кейс, – большой ценности не имеют.

– Как хотите, – пожал плечами секьюрити, и его прощальная улыбка показалась мне гадкой, скрывающей затаенное желание, чтобы меня тюкнули где-нибудь за углом.

Жадность фраера сгубила, к чему-то подумал я и вышел на мороз.

Мой "опель-сенатор", за то время, пока я ходил по лабиринтам бункера, присыпало снегом, и теперь он чем-то напоминал седого негра. Я провел щеткой для мойки окон по ветровому стеклу, словно снял пену с щеки бритвенным станком. Продрогший на холоде пес застыл у моих ног, со слабой надеждой ожидая подачку. Прогреваясь, двигатель тихо урчал на малых оборотах, и черная выхлопная труба брызгала конденсатом, оставляя на снегу веер черных точек. Я счищал снег и не мог избавиться от сладкого ощущения небывалой свободы, какую может дать только большие деньги.

Кейс, лежащий на заднем сидении, отливал аспидной чернотой и манил к себе позолоченными цифровыми замками. Про шифры Влад мне ничего не говорил. Наверное, забыл про такую мелочь. Я уже знал, что замки закрыты – мое терпение и любопытство иссякли, как только я зашел на территорию автостоянки, огороженной со всех сторон высокой оградой из сетки-рабицы. Пальцы судорожно подергали застопоренные кнопки, и я издал мучительный стон. Можно было, конечно, немедленно взломать замки отверткой или выбить несколькими ударами молотка – стоимость кейса была ничтожной в сравнении с ценностью его содержимого. Но я взял свою природную нетерпеливость в кулак и решил не уподобляться Кисе Воробьянинову с топором в руках. От силы через час я буду в каком-нибудь уютном гостиничном номере, где ни голодные псы, ни охранники, никто не увидит, каким жарким отблеском сияет нумизматическое золото.

Охранника на выезде с автостоянки не было. Еще пятнадцать минут назад он курил в проеме ворот, утрамбовывая валенками рыхлый снег. Теперь же ворота были заперты на замок, а двери будки распахнуты настежь.

Мне это не понравилось, хотя ничего подозрительного в том, что человек на минуту отлучился со своего поста, думая, что мой "опель" прогревается на морозе, как "запорожец" или "копейка" минут пятнадцать-двадцать. Был пятый час вечера, столичный деловой район кишел людом, и мне никто не угрожал. Потому я лишь требовательно посигналил, досадуя на то, что свидание с золотом консула оттягивается еще на несколько минут.

Охранник не вышел, и я рванул рычаг стояночного тормоза, сделал музыку погромче и, скрестив руки на груди, стал ждать. Но меня надолго не хватило. Минуты через три я снова надавил кнопку сигнала. Несколько ворон взмыли в воздух, и на капот машины упали комки снега. Я опустил боковое стекло и крикнул:

– Эй, отец! Открывай ворота, колеса к земле примерзают!

Никакой реакции.

Дверь будки качнулась на ржавых петлях и под напором ветра захлопнулась. Я посмотрел по сторонам. Едва заметно стемнело, и большие сугробы, обступившие стоянку неприступным бастионом, отливали стылой синевой. Я не привык к московскому декабрю, когда в четыре часа уже опускаются сумерки, и в фигурах прохожих начинает угадываться сутулость, а в движениях – торопливость, и загораются автомобильные фары, свет которых выхватывает косяки метели, и в домах теплым семейным светом вспыхивают окна, и за цветными шторами движутся тени, и вдруг почувствовал себя страшно неуютно. Рассыпая во все стороны ругательства, я заглушил мотор, вышел из машины, нервно хлопнул дверью. Я уже сделал несколько шагов к ступеням будки, как благоразумие и осторожность взяли верх.

Я вернулся к машине и взял кейс. Такие вещи не оставляют даже на минуту. Их лучше все время носить с собой. А еще лучше сожрать.

На последней ступени я поскользнулся и едва не рухнул в снег со своим бесценным кейсом. Злость уже переливалась через край.

– Сторож!! – крикнул я, распахивая дверь, звенящую стеклом. – Где ты есть, черт тебя подери! Открывай ворота, или я сейчас их взорву к едрене фене!

Охранник не отозвался на мой эмоциональный взрыв. Оглядываясь по сторонам, я дошел до конца проходной, выглянул через торцевую дверь наружу. Толпы прохожих, пар над головами, слепящий свет фар. У ларьков, на витринах которых, как елочные гирлянды, светились разноцветные бутылки, подпрыгивали и толкались подростки. И никого, кто хотя бы отдаленно напоминал охранника!

Я сплюнул и подумал, что можно, в конце-концов, поставить машину на прежнее место и добраться до ближайшей гостиницы на метро. А завтра утром прийти сюда и устроить охраннику разнос. Это, как потом выяснилось, была самая мудрая мысль, которая озарила меня за последние два часа.

Не знаю, почему я именно так не сделал. Моя душа для меня не то, что потемки, а мрак могильный. Развернувшись, я пнул ногой турникет проходной и завалился в дежурку.

Ослепленный светом автомобильных фар, я не сразу увидел, что охранник лежит на диване лицом вниз, свесив левую руку и неестественно раскинув ноги. Пьян, подлец! – мелькнула мысль, хотя, скорее, это была последняя попытка успокоить себя и не предположить чего-нибудь более страшного.

Я склонился над затылком охранника, взял его за плечо и несильно тряхнул.

В то же мгновение я почувствовал, как мне в затылок уперся холодный металл, в предназначении которого можно было не сомневаться, и над самым ухом я услышал шепот:

– Тихо! Сейчас будем меняться. Ты мне – кейс, а я тебе – ключи от ворот.