Читать книгу Непрощённые. Вам отмщение, я воздам - Андрей Дорогов - Страница 2

Влад заметил ее сразу, моментально выхватив взглядом из толпы, собравшейся в необъятной коммуналке. Она выделялась. Высокая, болезненно худая, с копной светлых, чуть вьющихся волос, падающих на лицо. Лица было не разглядеть, только тусклые, словно подернутые пеленой боли, глаза, отражающие солнечный свет, падающий из окна. Она молчала и не участвовала в общем веселье. Сидела, ссутулившись в кресле, курила, и пила вино, как чай – мелкими глотками. Но почти тотчас выбросил из головы – не до того ему было.

Еще не отошла боль нанесенная матерью, снедало беспокойство за отца. Кошмары все также приходили по ночам, заставляя нервно курить сигарету за сигаретой, бездумно глядя в темное окно.

Влад плюхнулся на свободное место, повертел в пальцах сунутый кем-то мятый пластиковый стаканчик, наполненный почти до краев. Понюхал. В нос шибануло водкой, явно паленой, уж больно мерзким был запах. От сивушного духа его передернуло, на глаза навернулись слезы, и он закрыл глаза пережидая.

Квартира была странной. Серж, институтский дружок, по дороге просветил. Он заскочил к нему после работы. Влад только что очнулся от дневного маетного, и приносящего головную боль сна, и еще пережевывал в голове воспоминания о последнем бое, где его взяли в плен.

– Ну, шта русскай ублюдок, – гулиец намеренно коверкал слова, – помярать будем, или поживем еще?

Влада грубо подняли за связанные за спиной руки и бросили на колени. Он тяжело опустился на пятки. Голова гудела и раскалывалась, его накрыло близким разрывом, под носом запеклась кровь, а перед глазами все плыло. Влад приподнял голову. Пятеро гулийских «революционеров» пинали парней из его взвода. Где Михалыч, неужто убили? Тела не видно – и то хлеб.

– Ну шта, русскай ублюдак, жить хочешь? – Перед ним остановился рослый, стройный гулиец, затянутый в элегантную натовскую форму.

Влад смотрел на него налитыми кровью глазами, поводя во рту языком, собирая слюну, что бы харкнуть в эту небритую харю. Напрасно. Язык наждаком прошелся по губам. Во рту была пустыня, видимо последствия контузии.

Он промолчал. Смотреть на врага, вот так – снизу вверх, упираясь коленями в острые камни, было неудобно. Приходилось задирать голову. Выпрямиться Влад не мог, при любом движении острая боль от сломанных ребер била прямо в контуженую голову.

Но он смотрел.

– Чта, смотришь, русский ублюдок? Жить хочешь?

– Повторяешься, «гус». – Язык, наконец-то повиновался. – Я-то помню своих отца и мать, а ты? Выкормыш козла и ослицы.

Он надеялся вывести врага из равновесия, разозлить, чтобы тот убил его быстро и без мучений.

Гулиец рассмеялся и пнул его армейским ботинком в голову. Казалось в мозгу взорвалась граната, Влад качнулся и завалился лицом вперед, на миг потеряв сознание. Упасть ему не дали, гулиец подхватил его и водрузил на место.

– Разозлить, меня хочешь? Русский. На быструю смерть надеешься? Собачей кличкой меня называешь? – заговорил он на чистейшем, без намека на акцент, русском языке.

– Не надейся. Их, – он кивнул на пацанов стоявших поодаль на коленях, – я бы еще убил легко, малолетних щенков, но тебя… Ты же контрактник, так что на скорую смерть не надейся. Подыхать долго будешь. В соплях и слезах. Умолять будешь, чтобы тебя добили. Но не надейся. Зря ты про моих родителей такое сказал. Ты же знаешь, как в наших краях к родичам относятся.

Было бесполезно утверждать, что Влад не контрактник, что в армию он пошел после института. Да и унижаться не хотелось.

– Ну что ж, помучаемся, – он прикрыл глаза, смотреть было больно.

– Но их я тоже быстро не убью, тюльпан из них сделаю или птичку, а может змею. Время у нас есть. А тебя я с собой возьму. Сначала мы из тебя женщину сделаем, да. – Он кивнул. – А там посмотрим. Как тебе такая перспектива, а?

Влад молчал. Что он мог сказать? Смертельно хотелось курить. Он снова открыл глаза, с закрытыми сидеть было унизительно.

Неожиданно гулиец наклонился к нему, рванул на груди тельник. Ухватил крепкой ладонью нательный крестик на тонком витом гайтане.

– Православный?

Влад опять промолчал.

– Слушай, православный, хочешь, что бы твои товарищи быстро умерли? Пух и все? Легкая смерть, от пули. Хочешь?

Влад молча смотрел на него.

– Давай, принимай нашу веру. Примешь, обещаю – убью их быстро. Но тебя, извини, помучаю.

Влад молча оглядел своих пацанов.

– Владь, не вздумай, – подал голос Димон. За что получил прикладом по голове и кулем осел на камни с залитым кровью лицом.

– Обещаешь? – вышло хрипло, словно ворон каркнул.

Гулиец кивнул, с интересом глядя на него.

Влад закрыл глаза, помотал головой:

– Нет.

Раздался пронзительный визг и следом голос гулийца:

– Смотри солдат, смотри.

Его грубо ухватили за волосы и вывернули голову влево. Заросший, до самых бровей курчавой бородой бандит, зажал одной рукой голову Санька – самого младшего и самого хлипкого из них. Другой держал зазубренный обух большого ножа под ухом парня.

– Смотри, Влад. Тебя, кажется, так зовут? Сейчас он отрежет ему нижнюю челюсть, а потом отпилит голову, медленно минут за десять. Смотри. Ты все еще не хочешь принять мое предложение?

– Хорошо, но два желания.

Санек уже не кричал, лишь жалобно скулил, по его шее, тонкой струйкой текла кровь.

Гулиец захохотал. Что-то бросил своим на гортанном наречии, потом перевел:

– Он еще хочет с нами в желания играть. Ты смелый солдат, давай говори.

– Пить дайте и закурить.

Гулиец вскинул брови:

– Ты и вправду смелый.

Он кивнул. Один из боевиков отцепил от пояса фляжку, перебросил ее командиру. Тот ловко поймал ее.

– Извини, руки не развяжу, – отвинтил колпачок, поднес горлышко к губам.

В рот хлынула обжигающая жидкость. Не вода. Влад поперхнулся. Гулийцы захохотали.

– Что не понраву тебе наше питье? Питье для настоящих мужчин. А не для таких сосунков.

Влад мотнул головой – еще.

Теперь он не пролил ни капли. Откинулся на пятки:

– Закурить.

Гулиец охлопал его по телу.

– У меня нету.

– Держи стрелок, ты таких сроду не пробовал.

В губы ткнулась длинная черная сигарета с коричневым фильтром. Вкус меда потек по гортани. Щелкнула золотая зиповская зажигалка. Рот, затем легкие наполнились густым ароматным дымом. Это было здорово. После двух недель воздержания (в рейде Михалыч курить не разрешал, чтобы вонью не привлечь к себе внимания) это было не просто здорово, это было великолепно.

То, что он сейчас курил, было также похоже на вонючую «Приму», как модель с разворота «Плейбоя» на привокзальную проститутку. Хоть суть, скорее всего одна.

Он сделал несколько затяжек, дым тек в легкие и двумя «драконовскими» струйками выходил из носа. Голова была ясная, словно и не выпил двести пятьдесят коньяку.

Гулиец присел перед ним на корточки, на расстоянии вытянутой руки.

– Ну что, русский, хорошо?

Влад видел перед собой изогнутый, как клюв хищной птицы, нос. Темные непроницаемые глаза. Черные, с легкой рыжиной, волосы. Он покатал во рту сигарету, примериваясь, снова затянулся. Ах, этот медовый вкус на губах. Если он выживет, что вряд ли, он будет курить только такие сигареты, никакой больше «Примы» и «Беломора», или вообще не будет.

Подобрал под себя таз, уперся мысками ботинок в камни под ногами. Как хорошо, что на нем «бегемоты» – американские тактические ботинки, выменянные (на два литра виноградной граппы и пару блоков «Мальборо») перед самым рейдом. На толстой подошве, с армированным носом, удобные до безумия, а не наши «крокодилы» – неудобные, со скользкой подошвой. Сейчас это было важно.

Незаметно напряг мышцы ног, расслабил и на вдохе (эх жаль не докурил) плюнул сигаретой в лицо сидевшего напротив гулийца. Это только, кажется, что на вдохе плюнуть нельзя, очень даже можно – Михалыч научил.

Как только фильтр покинул его рот, время потекло медленно-медленно, как патока с края стакана, как мед по сотам.

Влад увидел удивленно выпученный глаз гулийца, за миг до того как в него воткнулся алый огонек сигареты. Распахнутый в беззвучном крике рот (все звуки куда-то пропали) с ровными, словно жемчужины в колье, зубами.

Влад оттолкнулся от земли, американский военпром не подвел. Ботинки не соскользнули с мокрых камней – плавно и мощно бросили Влада головой вперед, на отшатнувшегося гулийца. Он ударился о его грудь, скользнул вверх и впился зубами в небритое горло. Там, где под тонкой загорелой кожей бешеной дробью пульса билась яремная вена. Зубы сомкнулись, рот наполнился кровью. Что-то грохнуло, ударило в голову. Перед тем как отрубиться, Влад удивился, почему тело гулийца такое безвольное, словно тесто, почему он не сопротивляется. Удивился и потерял сознание.