Читать книгу Море костей. Из воды сухим не выйти - Андрей Евгеньевич Мерзляков - Страница 3

* * * *

Глаза еще не были распахнуты, а я уже слышал нечеловеческий крик. Точнее их было несколько и они звучали в унисон. Так сильно, пронзительно, будто тех, от кого он исходил, было столько же, сколько в группе по пению хора. Открыв глаза, у меня перехватило дыхание. Я лежал на спине, руки связаны. Передо мной летали снопы искр, деревья вокруг полыхали в синем пламени. Двое неизвестных застыли в предсмертной ноте, прежде чем их тела совсем скоро станут прахом. Двое людей, возможно те, кто меня волочил по лесу. Их остатки одежды почти испарились с тел, на чернеющей с каждой секундой коже выступили и полопались волдыри. Волосы испепелились. Они замерли как статуи, а в их сторону летели непрерывные струи огня. Напор съедал все вокруг, на траве рядом полыхали языки пламени, но больший объём напалма из ружей пришелся на этих двоих людей. Они не бежали, потому что были мертвы, не успев даже закричать. Конечности их превратились в черные култышки, напоминающие обгоревшие за ночь поленья, точнее их остатки. Лица имели лишь очертания черепа, не подававшие каких-либо признаков жизни. Пламя все ласкало их, превращая в безжизненную пыль, в труху, в пепел, в прах. Искры, как голодная мошкара, впивались в кожу и тут же исчезали.

Немного кружилась голова, как после легкого сотрясения. Я не двигался, ожидая от собственного тела отчета о полученных повреждениях. Но оно безмолвно молчало, будто жизнь его покинула, а я превратился в парализованного калеку. От вида дыма и пожара, и возможно, еще от какой-то травмы, я временно потерял способность трезво мыслить. Был дезориентирован, словно меня накачали.

Дым стоял столбом, между деревьев, словно облако закравшегося в лес утреннего тумана. Искры мельтешили, будто потревоженные мотыльки, витали между сосен, а кустарники вокруг будто растворились и кругом лежали их тлеющие остатки. Чуть дальше несколько деревьев переняли у друг друга огонь и лес начал трескаться, перед этим дымиться и ронять откуда-то с неба обгорелые скелеты ветвей. Двое громадных огнеметчиков волочили баллоны с огнесмесью. Такие же, как тот, что мы с дочерью встречали на крыше. Они медленно переставляли ноги, тяжело дышали, скрывая лица под противогазами. Меня от них отделяло буквально несколько сосен, а огненное пламя все больше охватывало все вокруг. Под ним не устояло даже небольшое деревце, кора растворилась на нем, как сахар в кипятке, и сосна рухнула навзничь, сраженная раскаленным пылом, едва не пришибив меня. Меня от черного ствола окатило жаром, но упавшее дерево оказалось моим спасением. Спасло оно меня тем, что, скрыло от двух исполинов с огнеметами. Они прошли мимо, паля во все струями огня, расщепляя все на своем пути. Когда их спины скрылись в дыму, налетел легкий ветерок, поднял в воздух, словно мошкару на пруду, стайки искр. Два обуглившихся тела рассыпались по его дуновению. Словно кто – то развеял прах умершего. Запах копоти забился мне в легкие. Запах горелого мяса, от которого уже ничего не осталось, кроме пыли, которую унес ветер. Запах смерти. Он стоял, будто живой. Стоял прямо передо мной, лежащим за остатками дерева. Стоял передо мной и одновременно его здесь не было. Так же, как те двое, которые сгорели. Так же, как любой человек после смерти превращается в ничто. Я оглядел себя в поисках ранений и увечий. Куртка в грязи, вывернутый наружу кусок синтепона, сверху высохшая кровь. Штанина разорвана, ботинки отсутствуют – спали пока меня тащили волоком, подумал я. Перевернулся на живот, углядел впереди камень. Подполз, не вставая, собирая пузом мох. Поднес связанные запястья и начал тереть крепкую бечевку о торчащий валун, пока руки не стали свободными. Пожар вокруг разгорался со скоростью ветра, нужно было уносить отсюда ноги к чертям собачьим. Снял аккуратно куртку и осмотрел рану в руке. Кровь запеклась, и не сочилась. И рука на удивление не болела вовсе, слегка что-то мешало. Да, вне сомнений, потому что внутри меня застряла пуля. Будет возможность, вытащу. Сейчас нужно валить из леса, и причем чем быстрее, тем лучше.

– Ответишь мне на один вопрос? – зазвучал голос в голове. – Ты почему ещё жив?

– Только тебя блять не хватало.

– Мне кажется, не хватало, дружище.

– Оставь, нахрен, меня в покое. Мне некогда сейчас лялякать с тем, кого нет.

– Я знаю, где зарыта бутылка с бренди. Рассказать?

– Нет.

– Ты даже не слушал. Тебе не интересно?

– Мне плевать.

Я пополз на животе, будто раненый зверь. Загребал локтями вязкую грязь. В лицо летел парящий по округе пепел, прилипал на кожу, будто пиявки. Я начал тихо кашлять, выплюнул из легких что – то черное под ноги, и сел на коленки, озираясь. Гул пожара. Словно всадники апокалипсиса проснулись и решили спалить этот лес, а вместе с ним и этот остров к чертям собачьим. Посмотрел сквозь дым и стволы тлеющих деревьев. Вдалеке движение, легкая дымка: еще несколько громил с баллонами медленно волочили свое обмундирование на запад. Они выглядели среди лесного пожара громадными чужаками, выделяющемся в общей картине. Шли не оглядываясь, из их рук вылетал огонь, и отсюда, где находился я, трое чистильщиков казались маленькими огнедышащими драконами из сказки, пускающими струи пламени в разные стороны. Видимо кто – то послал их. Вернее, всего, приказ сверху – сжечь все дотла. Всех выживших, вышедших из ума заключенных. Очистить остров. Может они на костях возродят это место и будут пускать сюда туристов, танцующих и выпивающих. Даже не подозревающих, что пепел под ногами – это прах людей.

Я, пригнувшись, рысью перебегал от дерева к дереву. Оторвал штанину, и поднес к лицу, потому что дышать становилось невозможно. С лица капал за шиворот пот. Жар, будто в аду. Смотрел под ноги, стараясь босыми ногами не угодить в мусор, пустые банки, размякшие от дождя бумажки, стекла. Впереди из земли торчал номерной знак с номером, вытравленным водой и солнцем. Худосочные сосны мелькали перед глазами, а я, будто загнанный зверь, проносился рывками, периодически прижимаясь спиной к уродливой коре, меняя свое местоположение, будто за мной следили каждую секунду. Возможно, так оно и было, вспомнил я про скрытые камеры и мониторы в халупе у Драговича.

На востоке сквозь марево сверкнула трехметровая решетка, которую венчала колючая проволока. Мысль о том, что ее можно с легкостью перемахнуть, забравшись на близстоящее дерево, вызвало у меня всю бесполезность данной конструкции. Нужно было определиться, где я нахожусь, и я побежал туда, к забору. Ногой наступил на что – то, что вызвало острую боль, стукнувшую молотом по голове. Я кувыркнулся, увидев среди спаленной травы кости и черепа. Они торчали из земли, словно металлически прутья. Господи. Не стал осматривать ногу, потому что боль быстро прошла, вонзилась будто иглой при уколе и тут же отпустила. Уткнулся почти носом в высокую решетку, взял ветку с земли и стукнул по ней, проверяя возможное электрическое напряжение. Но его не было. За решеткой виднелись валуны и крутой спуск к океану, где что – то большое вырисовывалось на воду, но дым, тянувшийся сюда не давал разглядеть, что это было. Никак не мог разобрать отсюда, как не присматривался, нужно спуститься по склону, заодно обезопасить себя от чистильщиков и найти оружие. Рядом у решетки стоял молодой клен, я вцепился в ветки, обламывая их своим весом. Забрался так, что мои глаза сравнялись с колючей проволокой, уходившей вместе с решеткой далеко, в обе стороны. Снял, придерживаясь за ствол, куртку, набросил ее на колючку и перескочил через ограждение. Свалился задницей на валуны, а куртка так и осталась висеть на проволоке, будто пугало от ворон в поле. Встал, и посмотрел на кровавые ступни. В ноге торчал маленький камень. Потянул его грязными пальцами и вытащил фрагмент челюсти с двумя зубами, видимо воткнувшийся в ногу на опушке из костей. Чуть не вывернуло, но блевать было просто не чем. Глянул вперед, не обращая внимания на кровь из подошвы. Нет смысла зацикливаться, есть вещи сейчас и по важнее.

Впереди большие валуны, этакие громадные черные яйца неизвестного монстра. Обтянутые сверху бурыми водорослями. Внизу, на береговой отмели, стояла старая ржавая баржа с неизвестных времен. В корпусе зияла пробоина, из нее вылетали волны и сползали обратно, под днище. Вся палуба разворочена. Иллюминаторы сверкали на солнце, отражаясь причудливыми кругами в глазах. Где-то отсутствовали стекла, вернее – почти везде. Крикнула чайка, а за ее криком раздались выстрелы откуда я пришел, с леса. Потом человеческие крики, смолкшие через мгновение. Дым сюда теперь уже не шел, его уносил ветер, поменявший направление в лес, отгоняя его от океана. Водная гладь уходила за горизонт, ветер игрался волнами, то нагоняя их, то наоборот, сбавлял обороты, и от этого вода то и дело становилась ровной как хоккейное поле. Если смотреть на запад вдоль тянущегося ограждения – просматривались отвесные скалы, напоминавшие полосу кардиограммы: где-то они казались выше, а где-то равнялись с береговыми валунами, покрытыми шкурой из водорослей, напоминающими скопище змей. Над береговой линией океан, не без помощи ветра, хорошо поработал за долгое время: она была завалена ракушками, разбухшими деревьями, дохлыми обглоданными рыбешками, над которыми потрудились неизвестные падальщики. Мусор бултыхался у основания баржи, кажется даже несколько вздутых тел, сложно было разобрать. Еще одинокий выстрел долетел сюда далеким эхом, а потом воцарилась тишина, только едва слышался прибой. Я присмотрелся на запад: там, словно нечетко нарисованный карандашом, виднелся потухший маяк. На севере, перпендикулярно ржавой барже, расположился крошечный островок, который я сперва не разглядел. Какая – то полуразрушенная усадьба стояла на куске земли, окруженная большими камнями, выглаженными водой и временем. Словно кто – то, когда – то бросил этот кусок суши с проплывающего судна. Загадочное место, подумал я. Может там живет местный смотритель за островом? Например, Асгард, со своими психами и людоедами.

Я пошел к барже, стараясь не наступить на валяющийся мусор. Соленная вода попала на ноги, и на разрез на ноге. Подошва защипала, будто на нее насыпали раскаленной золы. Сжал зубы от боли. Немного кружилась голова, я ждал от собственного тела отчета о нынешних травмах. Просто от вида пламени и дыма перестал соображать, кашлял и вдыхал морской воздух, пытаясь осознать реальность происходящего. Мне казалось, что сейчас декорации рухнут и я окажусь дома с Лоран и Софией. Будем пить кофе и смотреть телевизор.

Хорошо думать о том, чему больше не бывать.

Я знал, почему это происходит, хотя мог и ошибаться. От поврежденной ноги боль переместилась в голову и мешала сосредоточиться, адекватно оценить обстановку. Несколько ярких вспышек мелькнули перед глазами, а внутрь головы полетели огненные стрелы. Я присел на рыхлый песок, посидел так около минуты. Отпустило. Вроде. Надеюсь головная боль перестанет нарастать, а то чувство сейчас было такое, словно мой череп трещит в сжатых щипцах инквизитора.

Корпус баржи разукрасил ил, с противоположной стороны пробоины виднелся металлический лист, переходящий в днище. Выше, на самом баркасе, умостились по бортам две железные скамьи под круглыми окнами. Я заглянул в пробоину, увидел затопленный моторный отсек. Вода заполнила все внутренности судна. Обошел с другой стороны, не выходя из накатывающих волн, щекотавших пятки. Сбоку, на корпусе платформы, едва различались жабры лестницы, а чуть дальше, накренилась покосившаяся стрела гидравлического крана, которая, судя по виду, больше никогда не будет работать. Видимо океан прибил это судно на отмель во время шторма, и оно осталось тут стоять навсегда. Было ясно как день: баржа, так и будет год за годом разрушаться на этом месте, пока ржавые останки не смоет солеными волнами.

Зацепился за выемки в корпусе, потом за медные скобы для крепления канатов, и в итоге забрался наверх. На палубе лежала сломанная у основания мачта. Я поглядел вдаль, сначала на маяк, потом откуда пришел. Мое сознание видимо опять играло со мной. За решеткой, на венце которой виднелась даже отсюда моя рванная куртка, стояла София, правда совсем крошка, лет пяти. Она держалась одной рукой за металлическую паутину ограждения и смотрела на меня. Потом развернулась и ушла. Я сложил руки рупором и хотел крикнуть ей, но остановил себя.

Ты же понимаешь, что ее там нет? Если бы это была она, она бы махнула, или точно подала какой-то знак оттуда. Там нет никого, и не было. Тем более, твоя дочь выглядит значительно старше. Очнись!

Я двинулся вдоль правого борта, где металл потускнел со временем, перебрался через рухнувшую мачту, обошел пустеющие крючки, где раньше крепились спасательные шлюпки. Какая – то неведомая сила опустошила и уничтожила палубу. Обнаружил на борту каюту, дверь отсутствовала, без труда забрался внутрь, ступая осторожно босыми ногами по трапу. Темно, но иллюминаторы пропускали внутрь свет. Внутри ощутил кислый застоявшийся воздух, будто запах залежавшейся кухонной тряпки. Гальюн с металлическим унитазом справа. Слева – корпус так ввалился внутрь баржи, что пройти было невозможно. Заглянул в туалет. На полу пара раздавленных банок с консервами. Взял одну, ту, что была поцелее. Подумав, прихватил и вторую. Несколько шкафчиков с болтающими дверцами. Нашел в одном пустой рюкзак и спрятал туда консервные банки. Дальше прохода нет. Выглянул в разбитый иллюминатор и посмотрел на остров. Дым никуда не уходил, все больше и больше заволакивал небо над лесом, и казалось, что остров весь полыхает, будто жерло вулкана. Будто я в аду, пронеслось в голове. Возвращаясь, смог разглядеть трещину в корпусе, где мог бы пролезть. Не мог видеть, что там на той стороне. Лишь выцветший пол. Пригнулся и протиснулся внутрь, оказавшись в комнате. Не мог понять на ощупь, где что. Снес какую-то вещь локтем. Нащупал спасательный жилет, какую-то мокрую одежду, одеяло или что —то подобное. Вытащил все это через проем, следом выбрался сам. Жилет одел, хотя тот был влажный. Одеяло вынес на борт и повесил сушиться. Начало смеркаться и от воды подул холодный бриз. Ноги окоченели. Побродил по барже, в поисках еще чего-нибудь. Нашел на палубе нож без ручки: просто лезвие. Одеяло было влажным, все равно постелил и уселся. Потом я открыл консервную банку, этикетки не было, и это оказался паштет из лосося. Пальцами выскреб все до кусочка и растянулся на борту разбитого судна, укрывшись краем одеяла. Уснул, даже не помню, как.

Два худых пса бежали вдоль берега. Через кожу собак, похожую на брезент, просвечивались ребра. Они рыскали острыми мордами среди прибитого волнами мусора, переворачивали носами дохлых рыбешек, то и дело останавливались и рычали друг на друга, будто вечно ругающие молодожены. Увидев просунувшего и поднявшего меня начали, беспрестанно лаять и чуть ли не кидаться на ржавую баржу, так как забраться они сюда никак не смогли бы. Мне было плевать на их гавканье, но они привлекали ко мне внимание. Неожиданно раздался еле слышный хлопок, за ним последовал второй, и, худые тела псов распластались на мокром песке с красными пятнами от попаданий. Кто-то стрелял издалека и явно из винтовки с оптическим прицелом: стрелявшего не было видно. Я свалился на потерявшую былой цвет палубу и пополз к бортику. Выглянул на секунду и чуть не схлопотал пулю в лоб. Она столкнулась с красно – бурым налетом на носу судна и отрикошетила, улетев в сторону. Я упал навзничь, кувыркнулся в бок и присев, спрятался за болтающимся гидравлическим краном. Старался не двигаться, чтобы не выдать себя. Просматривал остров через коррозийные дыры, где металл окислился и осыпался, спустя какое-то время, явно продолжительное. Синтепон из моей куртки развивался на ветру и напоминал вермишель. Собаки лежали на песке, но как оказалось, одна все-таки выжила. Она непроизвольно дергала лапой перед собой, словно пытаясь отыскать твердую почву. Пуля прошла у нее через морду, но по-видимому, мозг не задела. Кровь вытекала из тонкого тельца, ее уносили с собой волны. Кровь даже не успевала задерживаться на песке, а лишь оставляла алый оттенок, который тут же утягивал океан.

Тут вдруг в лицо полезли причудливые картины, будто я опять напился до чертиков. А в голове заработала дрель, шумы которой стали нарастать.

* * * *

Я до сих пор вижу ее, просто закрыв глаза. В солнечном свете и летним днём. Потом картинка меняется: она купает маленькую Софию в ванной, держит за ручки, опускает в воду, а потом резко поднимает. Улыбается сама, как и дочь. Совсем недавно я все чаще стал думать о том, что я один, а жена мертва. Иногда мне это напоминало старую рану, которая вдруг начинала кровоточить. Этому способствовали разные мелочи, которые напоминали мне о Лорен. То губная помада на стакане, то неожиданный аромат ее духов, когда я шёл по людной улице. Непроизвольно начинаешь искать её глаза среди толпы. Какой смысл вставать по утрам, если это не приближает меня нисколько к ней?

Мысленно я думал о том, чтобы воссоединиться с ней на небесах. Иногда мысли заходили ещё дальше. Ради чего жить? Ради этой паскудной жизни? Мне стыдно смотреть в глаза дочери, очень стыдно. И как мне отпустить жену, если до сих пор у меня это не получилось? До сих пор, черт побери!

В последнее время на картинках, которые я мог представить в голове, где кружила Лорен, стали появляться черные пятна. Они стирали сперва, от образов и событий в голове, какие-то крупинки, фрагменты одежды, цвета, предметы, а потом и вовсе я не мог вспомнить – снился мне этот момент с женой или был, когда – то частью моей прожитой жизни. Страх возрастал, когда я осознал, что время мало по малу крало ее у меня, а ее образы, некогда такие живые и четкие, превращаются в черноту. Такую, когда зажмуриваешься, и не можешь вспомнить ничего, что приносило, когда – то тебе радость. Теперь везде меня преследовала тоска, скорбь. А маленькая невидимая игла то и дело покалывала сердце.

– Странно, что ты решил думать об этом именно в данную секунду. В тебя стреляют сейчас, заметь, – монотонно промолвил голос в голове.

Я быстро вернулся в происходящее, будто мыслей не было вовсе. Я был трезв. И котелок на плечах соображал более-менее, хотя от постоянной нехватки еды и нормального сна ощущалась слабость и упадок сил, и да, головная боль. Жар кажется вообще ушёл, как и боль в различных частях тела, помимо, опять же, головной.

Впереди, на черных валунах лежал человек. Сейчас я смог увидеть. Перед ним на сошках стояла винтовка, очень похожая на довоенный «Маузер». Десять выстрелов, скольжение затвора, медленная смена двухрядной обоймы, потом затвор в первоначальное положение: все это кануло в лету, но видимо этого неизвестного с его оружием время пощадило. Я разглядел глушитель на дуле, слава богу зрение меня никогда не подводило. Незнакомец сливался с текстурой камней у берега благодаря однотонной одежде. Он не двигался, но модифицированная винтовка высматривала цель на барже через оптику. Так что мне грозила опасность, чреватая пулей в черепушке.

Я мог спрыгнуть в воду, и попробовать оплыть баржу с другой стороны, но видя, как ветер плескается с волнами, передумал. Взял ржавый металлический стержень и одел на него консервную банку из-под пайка, съетого раньше. Вытянул руку вверх, удерживая будто жонглер, металлический прут. Пара хлопков, едва слышных здесь. Банка отлетела строну, едва высунувшись из-за палубы, где, чуть ниже, растянувшись на животе, умостился я. Еще шесть выстрелов, как минимум, и смена обоймы, пронеслось в голове. Даже если враг будет менять рожок, у меня в запасе окажется двадцать – тридцать секунд, не больше: я в любом случае не успею его грохнуть. А добраться до позиции снайпера тем более. Поэтому я сделал кое-что другое – натянул спасательный жилет на свернутое одеяло, оттащил к носу баржи, а затем скинул в океан. Сам рванул босыми ногами по палубе, пригнувшись, и с разбегу сиганул с противоположной стороны баржи. Снайпер отвлекся на минуту, пытаясь уловить цель, свалившуюся с шумом в океан. Он развернулся на камне на девяносто градусов и сделал несколько выстрелов в бултыхающийся меж волнами жилет, натянутый на одеяло, думая, что там я. Я в этот момент уже сделал крюк и зашел в тыл. Снайпер, видимо, сообразил, что его надули, вскочил, вскинув винтовку. В этот момент его челюсть вылетела из костяного паза. Я резко двинул руку, словно поршень, в направлении рта, что привело к кровавому исходу. Он перевернулся на камне, болтая руками перед собой. Глаза в испуге. Изувеченное лицо и впалые скулы смотрели снизу на меня. Винтовка выскользнула из рук снайпера и покатилась. Уткнувшись дулом, замерла в метре от ее обладателя. Противник не сводил с меня глаз. Я взялся за приклад, уткнул его себе в плечо, дабы избежать отдачи, и выстрелил незнакомцу в грудь. Зрачки в его широко распахнутых глазах замерли навсегда. Я потянул затвор на себя, выдвинул ствольную коробку, осмотрел обойму: два патрона осталось в ней, стрелял, значит еще, скотина, до встречи со мной и бродячими собаками. Вернул затвор на место, затем положил винтовку рядом с трупом. Осмотрел карманы, нашел лишь сигареты и коробок спичек. Патронов как специально не было. Стащил с мертвеца потертые сапоги с скудным искусственным мехом внутри, натянул на себя, предварительно обтерев пятки об одежду дохлого снайпера. Обувь в самый раз. Снял с него черную однотонную куртку и накинул на плечи. Посмотрел на волны. Вдалеке среди них маячил спасательный жилет, то и дело выглядывая между поднимающейся и опускающейся шкурой океана.

Осмотрел оптику. Трещина на линзе такая, что не то что стрелять, целиться через нее было невозможно. Открутил и выкинул к черту.

Двинулся вдоль берега, в сторону одинокого маяка.

Рядом с едва видимой тропой, которая поросла достаточным количеством сорняка начинался длинный лодочный сарай. Заканчивался он там, где начинался колышущийся мрак океана, пестревший от прячущегося за горизонт солнца. Я двинулся вдоль стены из досок, скрепленных металлическими скобами. Окон не было, одна дверь, слегка приоткрыта, внутренняя задвижка неестественно торчала наружу, будто кто – то изнутри выбил ее намеренно. Заглянул внутрь. Снасти, рванные и похожие на паутину. Спасательный круг, сдутый и ненужный. На дощатом полу, там, где должна находится и крепится лодка, лежало тело. Точнее то, что осталось от него со временем. Запах гнили ударил в нос и я невольно прикрыл нижнюю часть лица ладонью, лишь бы не вдыхать эту вонь. Запах смерти.

Я обвернул мертвеца, вытянувшего руки в разные стороны, на которых зияли остатки одежды и плоти, словно перед смертью неизвестный попал под комбайнер: так всё выглядело плохо.

Я прошел вглубь сарая, темного и безжизненного. Вода плескалась у ступенек в воду, у самого пристанища лодки, которой там давно не было. Вместо нее плавали доски, разбухшие от долгого пребывания в воде. Ничего здесь нет. Разруха и смерть. Вышел и направился дальше. Образ мертвеца стоял перед глазами.

Глава вторая

Пьянь

– Ты гребанная пустота. Ты призрак, управляющий куском мяса, одетым на кости. Ты уже мертв, понимаешь?

– Понимаю.

– Как ты можешь кого-то боятся?

– Я не боюсь. Мне пугает другое. Я уже свыкся, что я один. Но ночью я в сонном бреду ищу тебя по кровати. Но тебя там уже несколько лет как нет. Один раз видимо кто – то свыше решил подшутить надо мной, потому что мне показалось, что ночью ты меня обнимала.

– Зачем ты мне всё это рассказываешь, если ты осознаешь, что меня больше нет?

– Я не знаю.

– Не знаешь?

– Да, черт бы тебя побрал, не знаю! Уйди! Уйди нахрен, говорю! Слышишь?

В ответ тишина.

Опять картинка перед глазами: она стоит в ванной и расчесывает длинные волосы, потом будто ощущает, что я смотрю на нее. Оборачивается. Я хочу подойти ближе, но она показывает ладонью, что нельзя. Потом она шлёт мне воздушный поцелуй и закрывает дверь ванной. Я слышу, как льётся вода. Открываю дверь, а её там нет: просто пустая выбеленная комната. Потом я просыпаюсь с мыслью о том, что даже во сне я её теряю.

Брёл вдоль берега и думал о дочери. Самые ужасные мысли забирались в голову и терзали меня. Я пытался вспомнить про случившееся тогда в переулке, но не мог. Будто память стерли. Помню плачущую Софию, сидящую в углу. Потом темнота, будто электричество выключили. Новые сапоги натерли ноги, и я присел на громадный валун передохнуть. Достал сигарету из пачки, чиркнул спичкой и затянулся. Подумал о выпивке. Потом о том, что случилось и к чему я пришёл. Подумал о телефоне, который был скорее всего с противоположной стороны острова. В тот момент, когда я его прятал – не думал о приливе и отливе. Пытался вспомнить, далеко ли он зарыт от берега, но так и не смог. Всё в тумане.

– Что ты говорил о выпивке? – сказал я в слух самому себе, а в ответ долетел лишь шум океана. Маяк справа обрел очертания, хотя был ещё достаточно далеко. Казалось наверху кто – то стоял. Присмотрелся, но никого не увидел, только потухший прожектор. Со спины – металлическая решетка всё тянулась, вплоть до маяка, потом уходила вглубь острова. Встал, набросил на плечо винтовку и двинулся дальше. Мусор плескался под ногами. По пути я встретил головы, зарытые неизвестно кем в песок. Четверо лиц, синих, как после удушья, торчали из земли, будто капуста на грядке. Редкие волосы, глаза закрыты, кто-то оставил их здесь, чтобы они тут захлебнулись от прибоя. Обошел эту ужасную картину и пошёл дальше в направлении маяка.

Ночь настигла неожиданно. Вместе с ней пришёл и ветер. Брел словно слепой, пытаясь разглядеть что-либо дальше вытянутой руки. Неподалеку шуршала трава, а ветер плескался с волнами и приносил брызги сюда, прямо в лицо. Намок, но не сильно. Шел, смотря под ноги дабы не споткнуться о мусор, принесенный океаном. Остатки ящиков, куски черных плах, какая одежда, напоминающая желе. Несколько грязных полиэтиленовых мешков, а в них неизвестно что. Споткнулся в темноте об один, распахнув его от столкновения случайно ногой. Внутри полуразложившийся труп, уставился на меня, будто возмущенный, что я его потревожил. Отполз загребая песок в сторону, пока мертвец не растаял в непроглядной тьме. Почувствовал что-то под руками. Дерево. Зажег спичку, увидел рядом лежащий кусок лодки, видимо попавшей когда-то в шторм. Оттащил его волоком от берега к камням. Один край конструкции был сух. Наломал с него, сколько смог дров, и разжёг костер. Чувствовал, что зубы стучали. Подтянул к костру влажный кусок обшивки и от него пошёл еле видный пар. Долго грелся. Достал лезвие, найденное на барже и открыл им оставшуюся консерву без этикетки. Опять лососевый паштет. Лучше, чем ничего. Проглотил всё до остатка. Держал руки над костром, подкинул дров, подсохших от тепла танцующего пламени. Задремал ненадолго в жаре огня. Перед тем как уснуть, смотрел вдоль полосы прибоя, смотрел наверх, там, где примерно должна тянуться металлическая решетка. Темно. Видимо пожар ушёл вглубь леса, раз здесь его видно не было. А может я обогнул чертов остров так, что отсюда не было ничего видно.

Согревшись, вновь направился вдоль берега. Курил уже вторую сигарету, вдыхая полной грудью дым, в надежде, что боль уйдет. Уйдет с выкуренным табаком. Увидел до боли знакомое место. От радости аж побежал. Здесь я впервые очнулся, когда попал на Зверофабрику. Место ни капли не изменилось, да меня это и не колышало, здесь, возможно, единственная вещь, которая сможет нас спасти. Нас с дочерью.

Трупы так и лежали в пакетах, не тронутые, забытые всеми. Волны не тронули их, хотя прибой, казалось, доставал до них, окатывал бурлящей пеной. Я искал телефон.

Копался там, где его зарыл. Кажется это то самое место. Или нет? Сейчас я был там, где все это началось. Бесконечные убийства, орда обезумевших врагов. Кому вообще это место нужно? Зачем это всё? Ответа я не знал. Да и кто мне ответит? Голос сумасшедшего в голове? Или стая людоедов на острове?

Старая печь потухла. Горы мешков, лежат пластами, ждут своей участи.

Да хуже им уже не будет, какая к черту учесть.

Раскидал песок, в том месте, которое я едва помнил, но очертания его в мозгу остались – не обнаружил ничего. Сдвинулся на метр в сторону. Снова начал ковыряться в песке, сидя среди мертвецов на берегу. Луна освещала берег достаточно, даже другого источника света и не нужно было. Опять ничего. Я отчаялся. Шорох. Встал, ожидая любого движения. Это просто ветер колышет целлофан. Никого.

– Где ты, черт побери!? Выходи мать твою! – заорал я в темноту берега.

В ответ ничего.

Я вновь вернулся к поискам, изредка отвлекаясь, что бы осмотреться. Пальцами нащупал прямоугольный предмет в пакете. Повезло, ведь еще бы чуть чуть, и я бы сдался. Почти выбился из сил.

Открыл пакет, достал телефон, включил. Маленький экранчик засветился в ладони. Я выбрал номер того, кто может нас вытащить отсюда. Почему я говорю «нас»? Вдруг я уже один, а дочь мертва?

Ты бы почувствовал, если бы ее не стало. Ведь так?

Нажал вызов, но тот сразу сорвался. На дисплее, в верхнем углу экрана ни одного деления. Нет сети, мерцает надпись на дисплее.

– А ты думал, приедут спасатели и вытащат твою старую задницу отсюда? – хихикнул голос в голове.

– Думал, что может хоть здесь повезет, – ударил я телефоном по песку в агонии.

– Смотри, что я тебе нашел, – пропел голос.

– Что?

– Прямо смотри. Вон там.

Я встал и огляделся. Почти у воды лежала бутылка.

– Какой улов, – торжественно объявил голос иного меня.

– Заткнись.

– Ну же. Сейчас самое время. Станет легче, дружище. Сам же знаешь.

Я подошел. Бутылка виски, не початая. Этикетка размокла, но осталась. Поднял, смахнул песок. Ополоснул в воде, на всякий.

– Ну давай, мужик.

– Я хочу.

– Тогда смелее!

– Хочу, потому, что может ты умолкнешь. Хотя б на время.

– Тогда открывай, – ликовал голос.

Я открыл бутылку, отбросил крышку. Пригубил. Огненный вихрь пронесся от языка к желудку. Крепкий, зараза.

Я сел, держа бутылку. Вода почти докатывалась до ног. Луна гипнотизировала. Я сделал еще пару глотков. Уже не жгло, а шло хорошо.

– Наконец – то ты заткнулся, – промолвил я пустому берегу, если не считать трупов запакованных в мешки, словно какой-то продукт переработки.

– Я тут. Я никуда не уходил, – отозвался голос.

– Ты этого хочешь? – вскочил я и присосался у бутылке. – Этого?

– Ага.

– Ну, на! Получай!

Полбутылки ушло за полминуты. Я сел, слегка шатаясь. Снял ботинки и окунул в накатывающие волны грязные ноги. Соль защипала там, где были натоптыши и мозоли, там, где была рана. Я сделал еще пару глотков. Потом еще и еще.

На небе ни звезды. Может, это другая галактика, что отсюда их просто не видно?

Допив бутылку, попытался встать, но ноги подкашивались – алкоголь давал своё. Хоть голос заткнулся, и то ладно. Вторая попытка!

Я поднимаюсь, кидаю пустую емкость в море и падаю мордой в песок.

Пытаюсь подняться, но сил нет. Голова кружится, словно я потерял связь с реальным миром.

– Лорен?

Передо мной сидит жена. Улыбается.

– Прости, – убираю я со своего лица песчинки, все еще лежа на берегу.

– Все хорошо, – слышу я ее голос. – Поспи, милый.

– Хорошо, – отвечаю я, но язык заплетается и речь больше похоже на невнятное мычание.

Смотрю на нее и закрываю глаза. Чувствую, что проваливаюсь в сон, хотя сознание вертится и крутится как волчок.

Мне кажется, что что – то произошло. Будто меня подменили.

* * * *

Очнулся с первыми лучами восходящего солнца. Голова раскалывается, в висках пульсирует. Встал, ища обувь. Один ботинок торчит из песка, другой валяется на боку неподалеку, будто уставший путник.

Поднялся. Ноги ватные. Обулся и взял в руки телефон. Нет связи. Привстал, попробовал нажать вызов в надежде, что еще не все потеряно.

– У них здесь глушилки, – раздалось со спины. Незнакомый голос.

Я повернулся. Лысый, дохлый мужик лет сорока. Помятый и в чем мать родила. Правда причиндалы его прикрывала какая – то повязка. Татуировки по телу, едва видные, словно делали только наброски и бросили это гиблое дело. На шее ошейник смертника.

– Иди, куда шел, – я хрустнул кулаками грозно глянув на него. Не знаю, получилось ли.

– Ладно, папаня. Телефон давай и может я уйду.

– Размечтался.

– Я его выменяю на хавку, а там глядишь и с тобой поделюсь, – отозвался лысый.

– Лучше уйди, и так башка болит, без тебя.

– Никуда я не пойду, мужик, – в его руках сверкнуло лезвие. Что – то типо самодельной заточки.

Он бросился в мою строну. Налетел, пытаясь сбить с ног. Я перекинул его через себя, схватив за летящую на меня руку с заточкой. Лезвие при этом перекочевало в мою руку, а враг грохнулся на спину, сделав благодаря мне, виртуозный кувырок. Я в секунду оказался на нем, будто оседлал лошадь. Заточку направил ему в горло и сделал выпад. Но не тут то было. Лысый успел остановить ее, правда для этого ему пришлось подставить ладонь. Лезвие впилось психу в руку и пронзило ее насквозь. Брызнула кровь. Но он оттянул время своей кончины. Держал заточку ладонью и рукой, при этом я давил на нее сверху со всей силы. Кровь полилась ему в глаза, в рот. Его же кровь. Каждая вена на его шее, лысине, лице – напряглись так, что казалось они сейчас лопнут все разом.

– Сука! – открыл он рот, сопротивляясь.

Я закинул одну свою руку и ударил ладонью по второй, словно забивал гвоздь. Лезвие сдвинулось вниз и почти коснулось кожи на шее врага. Я занес руку вновь, что бы добить лысого, в этот раз окончательно и бесповоротно, вспоров ему глотку.

Лысый умудрился ударить ногой мне по затылку, а даже боюсь представить, как ему пришлось изловчиться, что бы это осуществить. Я растерялся только на секунду, но он уже успел выскользнуть из под меня. При этом он дернул свою руку, распоров ее сбоку, иначе, так быстро он бы никак не смог бы ее вытащить.

Кровь осталась у меня на руках, кровь врага. Лысый уже мчался прочь, вдоль берега, сверкая задницей и придерживая раненную руку другой рукой.

Я хотел рвануть за ним следом, но передумал. Сил и так не было, да еще и голова с похмелья была тяжелой. Я смотрел вслед удаляющейся фигуре.

– Он еще вернется, – заявил странный голос в голове. – На этом острове никто просто так ничего не оставляет.

– Не переживай, я буду ждать, – ответил я самому себе. Поднялся и направился умыться к воде, потому что этот психопат запачкал меня и мою одежду кровью.

Этот псих сказал, что здесь глушилки. Может они специально глушат сигнал?

Нужно было выдвигаться. Дорога, кажется, предстоит не близкая. Но я нутром чувствовал, что дочь жива. Не мог себе это объяснить почему, но я точно знал.

Закурил сигарету, передыхая после стычки. Вскинул рюкзак на плечо, следом закинул винтовку с парой патронов. Хорошо, что рюкзак я оставил не на виду, хотя бы здесь моя пьяная голова что – то сделало верно.

Потом направился к насосной станции. Небольшое сооружение, заброшенное и ненужное. Обвернул его и разглядел вдоль берега вновь плавающие тела, колыхающиеся на волнах. Такое чувство, что все погибшие хотели вплавь смыться отсюда. Чуть дальше тянулась пристань, по краям висели спасательные круги. Пыльные и сдутые. Прошел, оглядывая окрестности. Маленькие домики для отдыха. Сложенные зонты и лежаки. Все грязное, заброшенное. Несколько тел в одно из домиков. Сухие, словно из брезента. Двинулся дальше. Детская площадка расположилась после домов. Качели, горки, доски для качания и всеразличные перекладины. Стая ворон на одной перекладине. Заметив меня, они встрепенулись и улетели в неизвестном направлении. Больше никого. Киоск сладкой ваты. Пустой прилавок, перевернутая касса и оборудование. Перелез внутрь ларька и пошарил за прилавком. Раздобыл бутылку воды. Утолил жажду, оставив немного в емкости на потом. Сразу почувствовал, что голова прошла.

Услышал, как кто – то разговаривает вблизи. Глянул вдоль берега. Никого, кроме дрейфующих мертвецов на поверхности воды. Около моего местоположения засохшая изгородь тянулась параллельно высокому забору, большая часть которого скрывала вода. Перебрался через изгородь, присел. Какой-то мужик растягивал рыбацкую сеть. На голове у него была бандана, сам крепкий, в черной байкерской куртехе. Чуть дальше, у туалетных кабинок и стеллажа для аренды досок доя серфинга, стоял худющий парнишка, лет двадцати отроду. Смолил самокрутку.

– Ну че там, скоро?

– Почти всё. Поможешь поставить? – указал байкер на сеть. Худой парень кивнул и они вместе взявшись, понесли рыболовную сеть к воде.

Контактировать я с ними не стал, метнулся вдоль туалетов, а затем в глубь острова, где расстилался лес. Шум волн остался далеко позади. Как и те двое неизвестных.

Шел по лесу так, словно он был моей стихией: не боялся, двигался уверенно, по едва видимой тропе, на которой следы толи размыл дождь, толи здесь действительно давно никто не проходил. Вдалеке, на севере, завыл волк. Пробрало до костей, но только он смолк и меня отпустило. Лихорадка сразу прошла.

Пройдя около мили вышел снова к берегу. Время шло к вечеру. Нашел на берегу кусок целлофана, поставил две разбухших плахи параллельно друг другу, предварительно выудив их из воды. Сделал некое подобие навеса, потому что казалось, что сейчас начнется дождь. Небеса все чернели и где – то там, где была полуразрушенная постройка на островке, мельтешила кардиограмма молнии.

Положил рюкзак под голову. Винтовку на грудь. Закрыл глаза на мгновение и задремал.

* * * *

Проснулся от вспышки в сумерках. Открыл глаза и увидел летящий лайнер. Он выплыл из темноты небес будто сказочный ящер. Летел прямо на остров, одна турбина полыхала и озаряла всю округу. Самолёт был огромен, и он падал. Я встал с песка, отряхнулся, вылез из под навеса.

Самолет пронесся у меня над головой, турбина отлетела и снесла ограждение где – то наверху, а потом скрылась из виду. Шасси перед этим скользнули по камням, и вся эта громадина улетела со снопом искр вглубь острова, в лес. Гул стоял такой, будто взрывались по округе тысячи бомб. Словно началась третья мировая и я вдруг очутился в эпицентре войны. Первая мысль, которая пришла в голову: там есть еда, теплая одежда. Если там обычные люди – есть и средства связи. Найду телефон, заберусь повыше, на маяк, например, и выберусь отсюда.

– Ты все еще веришь в то, что дело в телефоне? Если так, то ты полный дурак, – пропел голос в голове.

Только останется найти дочь, не слушал я голос. Волнение за неё было, но я помню, что она теперь не ребёнок, хлебнула горя со мной, и крепко стоит на ногах. Заматерела, умеет стрелять, сможет сбежать, спрятаться, если нужно. Она отражение меня. Мое лицо на воде.

– Иди за самолетом, – голос вновь проснулся и звучал отчетливо, будто говоривший стоял рядом. – Весь остров скоро сбежится поживиться к этому самолету.

– Ясен хрен.

– Ты возьмёшь нам выпить, если найдешь на борту алкоголь?

– Да. – Обманул я его.

– Молодец. А если выжившие пассажиры попросят помощи, что ты сделаешь?

– Я не думал об этом. Там могут быть военные. Или вообще не быть никого. У тебя есть какие-то предложения?

– Конечно.

– Поделись.

– Убей их. Всех до одного.