Читать книгу Театр Глобус - Андрей Феликсович Гальцев - Страница 3

Крат свернул задание в трубочку и засунул в карман штанов – кислое дело. Они вышли из театра и зажмурились, точно выбрались из могилы. Молча отправились искать столовку. Между туч впервые после месяца облачной хмури выглянуло солнце. Песок, вылезший из прорех в асфальте, стал ярким. Тощие собаки стали похожи на азиатских шакалов. Бездомные граждане, отдыхающие на подстеленных возле мусорных баков журналах, уже вкусили жидкости для разжигания каминов и нежились в полубреду, получая от солнца огульное благословение. Крат согласно инструкциям психолога раздувал в себе надежду на всякое хорошее, настраивал глаза на ласковое восприятие двусмысленной реальности и смазывал ум сладким вазелином утешительных формул: всё хорошо, я хороший и мне хорошо.

Он знал, по себе знал, что человек изначально оптимистичен. Если он здоров и не проклят, если совесть его чиста, тогда радость в нём происходит сама. Но если человек находится в аду или неподалёку, тогда радость ему приходится производить нарочно. Радость при этом получается ненастоящая… что, впрочем, упрямый оптимист обязан игнорировать. И Крат согласно инструкции не забывал улыбаться.

В городе осталось мало столовых. Чем глубже Кризис, тем больше дорогих заведений открывается на месте дешёвых. В детских садиках вновь расположились игровые заведения. Бытовые дела не приносят барыгам прибыли, большие деньги делаются на людских пороках. (Недаром Дупа так радеет за всеобщую развратизацию. А может быть и в том суть, что Дупе не столько деньги интересны, сколько порча людей и торжество инфернального стиля жизни. В таком случае он ведёт бескорыстную идейную борьбу.)

В столовые въехали рестораны. Вместо простой пищи магазины хвалятся экзотическими деликатесами. Крат-оптимист подавил мысли о Кризисе. Плевать на очевидное! Не гляди туда, где жадность продающих и товарное тщеславие покупающих сливаются в Кризис! И не печалься, оптимист, о Родине: нельзя о ней думать, если учишься приятному легкомыслию. Крат настраивался на позитив, что в данный момент было не трудно, поскольку выглянуло солнце и приближалась еда.

Оба друга посмотрели на мальчика, качавшего головой в такт своим великаньим шагам. За спиной у него подпрыгивал ранец, ноги с удовольствием вышагивали в новых ботинках. Неужели мир просветлеет? О да, конечно, обязательно и непременно просветлеет! Куда ему деться от прогресса! То есть, все позитивные люди в этом уверены, да!

Пьющий из лужи голубь окунал туда клюв по самые глаза. В другой стороне лужи отражалось облачко; в небе оно было ещё светлей и щекотало душу, словно кто-то выдохнул в небесный мороз маленькую мечту. Дай Бог доброй смерти каждому! – прошептал Крат и осёкся, опять нарушив ментальную установку.

Издали повеяло поддельным маслом и жареной томат-пастой. "Кому гадость, а кому радость", – сказал Дол, чей желудок по-лошадиному заржал.

– Ребята, эй, актёры, вы же Крат и Дол, да? В "Глобусе" какой сёдня спектарь? – крикнула с балкона бабка, отняв от уха мобильный телефон.

– Горький, "Твою мать", – зычно ответил Дол и забормотал. – Ишь, мымра, хочет перед кем-то похвастаться, дескать, накоротке с актёрами. Видал, какой у неё мобильник навороченный!

– Ничего, хорошая женщина, – смиренно и твёрдо произнёс Крат, – добрая, хорошая женщина.

– Нет, ты в последнее время положительно изменился, – Дол глянул на товарища с недоверием.

– Хорошо, коли положительно.

Стеклянная дверь столовой, чтобы не закрывалась, была подклинена пластмассовой бутылкой. Крат хотел было заострить на ней внимание, потому что вещи могут поведать о нашей судьбе яснее линий на ладонях, но вспомнил про пси-установку и облегчённо вдохнул кулинарные ароматы ("кул" у тюрков "раб").

Внутри зала горбато кушали три одиноких, разрозненных человека, они почти растворялись в огромной кубатуре, некогда рассчитанной на заводской коллектив. Сто столов, расставленных в пять рядов, подчёркивали объём зала. Длинная стойка с погнутыми полозьями для подносов сквозила пустотой. По ту сторону стойки виднелась кухня – великанская плита, разделочные столы, теперь тоже пустые. Женщина в белом халате, в парфянском колпаке посмотрела на друзей промеж безблюдных полок.

– Чем будем питаться? – спросил Дол тихо, как в морге.

Он угрюмо оценивал три маленьких блюдца с тёртой свёклой под каплей майонеза.

– Это всё, что у вас есть? – спросил трагически.

– Всё не выставляю: заветрится. Читайте меню, если грамотные.

– Ладно, почитаем, – у Дола отлегло от сердца. – Глянь, тут упомянуты котлеты! – он толкнул товарища локтем.

– Дол, ты читал Канта? – спросил неожиданно Крат.

– Нет, а что?

– Кант придумал такое блюдо – котлеты по-кантовски: берёшь фарш в себе, масло в себе и жаришь себе.

– Это кто – повар?

– Философ. По-тюркски "кант" означает сахар. А на английском – это женская дырочка, – голосом учителя пояснил Крат.

– Что же получается? – выпучил глаза Дол.

– Получается пончик в сахарной пудре, – невозмутимо ответил Крат, ревниво глядя в меню.

– Но если говорят "не кантовать", то имеют в виду английское слово "кант", так ведь? Ибо ни сахар, ни твой философ сюда не подходят.

– Но ведь не на женщинах пишут "не кантовать", а на ящиках, – возразил Крат.

– Так вы делаете заказ?! – обозлилась женщина в колпаке.

Крат и Дол при любой возможности разыгрывали маленькие сценки в расчёте на чьё-нибудь внимание.

– Четыре котлеты по-кантовски, ой, по-киевски, – подобострастно произнёс Дол. – С гарнитуром из…

– За четыре котлеты с вас девяносто шесть копеек, – мстительно отрезала повариха, увидев у болтунов голый рубль.

Они сели у окна. Крат вмиг проглотил две котлеты, состоящие из хлеба, пропитанного говяжьей кровью, после чего отвернулся: ему был неприятен плотоядный, чавкающий рот напротив. Глядя в огромное окно, он осознавал, что его психо-фортунный эксперимент не удался. Цель опыта состояла в том, чтобы наладить отношения с Судьбой. Месяц назад, размышляя о том, почему в его судьбе так мало просветов, почему дурная полоса длится так долго, он вроде бы нашёл ответ: Судьбе нравится жалобный стон неудачников, она любит песню горькой тоски. Наши предки нанимали для похорон толпу плакальщиц именно для того, чтобы усладить её слух. Стало быть, найдя хорошего нытика, Судьба и дальше будет мучить его, снабжая поводами для нытья. Человеку надо выйти из роли нытика. Он должен бренчать на гитаре и насвистывать во что бы то ни стало. Психолог из Центра соцадаптации несколько в иной форме подтвердил такой вывод, описав позитивные установки на беспечальную жизнь. И вот Крат уже месяц двигался курсом позитива. Увы, ничего хорошего не произошло; более того, сегодня пришлось поклониться гадкому Дупе! Нет уж, хватит позитивно врать!

Он вспомнил другой свой опыт… искренний опыт. Год назад он решил начать новую жизнь. Бросил театр, пьянку и липкую, бесстыжую барышню по имени Лиля. В ночь пограничную между старым бытиём и новой жизнью Крату приснился кошмар. По колено в вязкой жиже в каком-то глиняном дворе копошились покрытые глиной работники. Их действия были упорны и бессмысленны: они выталкивали из ямы грузовик без колёс, катили бочку на одном месте, старались вырвать из земли толстую гнутую арматурину. При этом они оскальзывались, падали. Над ними ездил по рельсам огромный козловой кран, из кабины крана свешивался крановщик, прищуренный от старания не задавить кого-нибудь, или наоборот. У многих головы были проткнуты болтами, что не мешало им упрямо барахтаться в глине. Неба там не было, как не было краёв у вогнутого двора. Странный звук проникал во всё – гудение трансформатора, или так жужжал кран, а может быть, сам крановщик, свесивший белое, мёртвое лицо из разбитого окна кабины. (Может, крановщик там исполнял роль Судьбы?) Он вырвался из этого сна, полностью готовый начать новую, осмысленную жизнь. И тут на него посыпалось! Лиля наглоталась таблеток – не насмерть, но с тяжёлыми для Крата последствиями. Устройство на работу сорвалось, потому что тамошний начальник был соседом Лилиной мамы и определил так, что Крат негодяй (а ещё известный человек!). Родная мать не позволила ему вернуться домой, заявив, что дом его там, где живёт и страдает любящая женщина. После многих мытарств и приступов уныния он отправился в храм к знакомому батюшке. Но тут Судьба совсем озверела: в автобусе у него стащили паспорт вместе с последними деньгами и проездным билетом. Нагрянувшие кстати контролёры высадили его прямо в круг уличных гопников. Пришлось драться чуть ли не насмерть, иначе его затоптали бы. Кому-то сломав руку, он убежал и затаился на кладбище. Его искали жандармы. Известное дело, жандармы непременно встают на сторону мерзавцев, по-товарищески. Просидев ночь но могиле, Крат получил цистит. Вот тогда он убедился, что Судьба заметила перемену его курса. С батюшкой он всё же встретился, и тот весело объяснил: "Бесы всякий огонёк облепляют, вроде ночных мотыльков. Если ты что-то хорошее затеял, они ревнуют, не хотят утерять свою добычу, и всячески препятствуют. Ко мне одна пара ехала венчаться, так трамвай сошёл с рельсов и преградил путь их машине, чуть не разбились. И получается по всем признакам, что твоё решение было серьёзным и правильным. Не отступай. Запомни, внешнее везение – плохой признак: значит, бесы взялись тебе пособничать. Они любят, когда человек отвлекается на глупые занятия и когда забывает о своей душе".

А сейчас хоть бы хны. Целый месяц уже длится эксперимент, и хоть бы какой резонанс, хоть бы где подножка! Следовательно, Крат никакого преображения не совершает. Напротив, довольная своим пасынком, Судьба дарит ему удачу – две котлеты в долг за будущий подлый спектарь.

Он глядел в наружный свет за окном, там нежно зеленела трава… нет, Крат не стал этой нежной радости доверять, потому что чуть выше, на балконе, сушился комбез маляра, и в этом страдальческом предмете уместилось больше правды.

Дол ещё смачно кушал, с причмоком (его смакование пищи всегда превосходит её качество), потому что он – пищеед.

Частичная разгадка Судьбы заключается в том, что в её действиях нет явной системы, нет и не может быть, иначе хитрецы разгадали бы её и, разгадав, оседлали бы. (Так многие наивно полагают, что люди честные и добрые должны получать от Судьбы поощрение. Экая отсебятина! В мире нет справедливости, и Судьба не награждает за доброту, иначе доброта стала бы выгодой, а мораль – бухгалтерской программой.) Нет, она действует по капризу, как пьяная женщина, симпатизируя игрокам и поклонникам денег. (Деньги в родстве с игральными картами, в глубоком родстве.)

Кто же она? Постановщик ролевых игр? Космический фермер? Повар? Похотливая смерть?

Судьбе любезен круговорот рождений и смертей. Она поощряет нашу резвость и чувственность, что вызывают в ней аппетит. И потом кушает нас. Уже то указывает на её лукавство, что к зачатию приводят увлекательные переживания и приятные ощущения. Если бы зачатие совершалось каким-нибудь скучным способом, численность народонаселения была бы нулевой. И смерть умерла бы от голода.

Так Смерть это Судьба? Да, Судьба – игровая часть и характеристика Смерти. (В том или ином контексте удобней применять первое или второе имя.)

Она заинтересована в том, чтобы мир сочился любовью и бряцал оружием, обольщался мощью, славой и телесной прелестью. Так она радеет о нас, но при условии приземлённости наших устремлений. Настоящий духовный подъём вывел бы человека из-под её власти. Одухотворённость человечества означала бы для неё проигрыш и возвращение к довселенскому прозябанию. Но нет, войдя в состав живого мира, Смерть оживилась. Игра, сам процесс борьбы против жизни для неё важней сокрушительной и окончательной победы. Азартные козни куда милей небытия. И с ростом человечества смерть обрела широкое поле для игры – общество, наше сосаети, где идёт сексуально-гладиаторский спектарь, поставляющий смерти и зрелище, и добычу.

Крат по-детски фыркнул, догадавшись, как её зовут – Яга. Она – поедательница от слова ясть. Она в родстве с ягодой, только ягоду мы ядим, а Яга сама всех ест – Смерть-пожирательница!

Крат припомнил одноклассников, которые преуспели в социуме. На целый класс таковых нашлось двое: школьный карьерист, ставший политиком, и гардеробный воришка, ставший бизнесменом. Крат вспомнил женщин, достигших благополучия посредством расчётливой промежности – их лица превратились в косметические маски. Ни один человек, чьё лицо изнутри омыто умом и светом, ничего не добился в обществе. Деньги, известность, высокие должности обошли их стороной. Потому что смерть-судьба болеет за своих, за тёмных; обласкивает их благами и властью. Она организует жизнь по своему вкусу. Она – хозяйка общества (князь мира сего, земная власть), и отсюда понятно, почему она так не любит порядочных людей: их не затянуть в азартную игру, в риск и страсть.