Читать книгу Загадки Столетней войны - Андрей Галушка - Страница 10

Из описания трёх важнейших сражений войны – только в них с обеих сторон армиями командовали либо сами монархи, либо наследники престола – понятно, что английский длинный лук сыграл важную роль в победе английских армий во всех трёх сражениях, но его лишь с очень большой натяжкой можно считать главным фактором победы. Возможно, он и был таковым в сражении при Креси, но всё равно только в сочетании с полной дезорганизацией на стороне французов, не позволившей им использовать своё подавляющее численное превосходство. При Пуатье и Азенкуре основная тяжесть боя легла на плечи английских спешенных рыцарей, хотя при Пуатье завершающий удар нанёс английский конный отряд. Под Азенкуром английские лучники тоже помогли своим рыцарям в рукопашной, когда у них иссяк запас стрел, что должно было произойти самое позднее через полчаса после начала сражения. Но в этом случае их помощь не предполагала роли для их луков.

Тем не менее, познавательно рассмотреть более внимательно это оружие, а также сравнить его с его соперником – арбалетом. Длинный лук помог сформировать то, что получило название «английского способа ведения войны», под которым понимались относительно небольшие армии, состоящие из рыцарей, латников и, самое главное, многочисленных лучников, которые были способны совершать длинные марши и быстро переходить к бою с минимальным временем на приведение себя в боевую готовность. Длинный лук стал несущим стержнем английских армий на протяжении почти трёх веков, от шотландских войн Эдуарда І и вплоть до правления Генриха VІІІ и его наследников. До нашего времени не дошли экземпляры луков периода Средних веков и Столетней войны, но на затонувшем в середине XVI века флагмане флота Генриха VІІІ «Мэри Роуз» были найдены луки этого периода, которые, как считает большинство исследователей, мало отличались от тех, с помощью которых были выиграны сражения Столетней войны.

Почти двухметровые луки (измерения луков, поднятых с «Мэри Роуз» показали, что их длина варьировалась между шестью и семью футами, то есть от 180 до 210 сантиметров, с диаметром в рукояти около десяти сантиметров) могли принести смерть на расстояние до двухсот-двухсот пятидесяти метров. Лучшие луки делались из тиса – вида хвойных деревьев. Его древесина прочна, твёрда, упруга, тяжела, не гниёт и легко поддаётся обработке. Древнейший тисовый длинный лук был найден при археологических раскопках в Шотландии и датирован как сделанный около 4000 года до нашей эры. Однако ранние тисовые луки изготавливались из сердцевины тиса. Настоящим техническим прорывом стало осознание того факта, что сердцевина тиса и его заболонь (подкорье, наружный слой ветви или ствола) имеют разные механические свойства. Применяемая на внутренней стороне лука ядровая древесина (довольно тёмная, цвета карамели) – жёсткая и выдерживает сильное сжатие, в то время как заболонь (более светлые, живые слои) гибче и растяжима и потому использовалась на наружной стороне лука. Таким образом лук, изготовленный из одного куска дерева, по своим свойствам и принципу работы оказывается сходен с восточным композитным луком, представляющим собой достаточно сложную технически, состоящую из набора различных материалов конструкцию.

Хотя тис распространён по всей Европе, лучшим материалом для луков считался средиземноморский тис. Эта порода дерева стала настолько востребованным сырьём, что после окончания Столетней войны английское королевское правительство даже ввело особую пошлину для судов, прибывающих в английские порты – каждое судно должно было сдать определённое количество тисовых заготовок для луков в зависимости от тоннажа и груза. Есть даже гипотеза (правда, из области ненаучной «народной лингвистики»), что сам термин для обозначения налога (tax) и даже слово «такси» происходят от латинского названия тиса Taxus baccata.

Комбинация особых свойств древесины тиса и размера боевого длинного лука создала смертоносную боевую машину. Длинные луки обладали усилием натяжения до семидесяти килограммов. Это втрое больше, чем у современных спортивных луков и вдвое больше, чем у современных охотничьих луков. Натягивать такой лук нужно было до уха, чтобы достичь максимальной его эффективности (короткие охотничьи луки обычно натягивались до груди). Такой лук мог послать стограммовую стрелу на расстояние более двухсот метров. Современные эксперименты подтвердили, что с десяти метров стрела, пущенная из такого лука, могла пробить железную пластину толщиной в миллиметр. Стабильного и регулярного достижения таких усилий, требуемого от лучников в бою – чтобы посылать во врага десяток стрел в минуту – можно было добиться лишь обладая весьма значительной физической силой, достигавшейся годами тренировок и практики. Скелеты лучников, найденные на уже упоминавшемся затонувшем корабле «Мэри Роуз», подтвердили, что такие многолетние механические нагрузки на скелет приводили к серьёзным и необратимым профессиональным деформациям.

Лучники образовали особую касту профессионалов, не столь благородную, как рыцари, но ставившую себя значительно выше, чем обычная пехота, вооружённая копьями или алебардами. Это отражалось и в оплате их услуг со стороны королевской казны. Поэтому ряды лучников во время мобилизаций для очередного похода во Францию часто разбухали за счёт представителей мирных профессий, но, согласно королевским указам, обязанных каждую неделю упражняться в стрельбе из лука. Документы архивов свидетельствуют о том, что среди лучников встречались мясники, портные, повара, кузнецы – их всех привлекала щедрая плата, полагавшаяся лучникам королевской армии. Шесть пенсов в день было действительно щедрой оплатой – каменщик за день тяжёлой работы зарабатывал четыре.

Тренировки в стрельбе из лука проходили по воскресеньям. Любая деятельность, кроме посещения церковной службы и стрельбы из лука, в воскресенье была запрещена. Каждый церковный приход имел своего капитана лучников, обычно из старых солдат – ветеранов прошлых войн. Его нанимал местный рыцарь или сквайр, выплачивая жалованье. Для многих мужчин это был ещё один вид социализации, но за точность стрельбы также полагались и материальные поощрения. Не каждый становился Робин Гудом, но такие тренировки обеспечили английским монархам значительное количество достаточно компетентных стрелков. Стрельба велась по мишеням из полотнищ ткани с разных дистанций, но обычной была дистанция в двести шагов. Лучники учились не только стрельбе, но и простым командам, с помощью которых им предстояло выполнять боевые задачи в сражении.

Ещё в 1100 году тогдашний английский король Генрих І постановил, что если кто-либо, тренируясь в стрельбе из лука, случайно ранит или убьёт кого-то, это не будет рассматриваться как преступление. Документы сохранили записи о случаях таких непреднамеренных убийств, жертвами которых становились не только случайные простые подданные короля, но даже аббаты или графы. Уголовное преследование действительно не проводилось. Когда граф Эссекс был смертельно ранен стрелой в голову в замке Бэруэлл в Кембриджшире, всё, что сказали о лучнике, пославшем гибельную стрелу, было «это очень неумелый стрелок».

Историки до сих пор спорят, возник ли длинный лук из более короткого (около 120 сантиметров) охотничьего лука. Спор ведётся, в общем, вокруг того, есть ли качественная разница между луками длиной 120 см и 180 см. Исторические документы не подтверждают того, что длинный лук рассматривался как какое-то революционное изобретение. Такие луки не были новинкой. Но новинкой было их массовое использование на полях сражений. С началом Столетней войны королевское правительство Эдуарда ІІІ впервые стало централизовано снабжать свою армию луками из арсенала в лондонском королевском замке Тауэре (до этого король полагался на то, что лучник, нанимаясь в армию, придёт со своим собственным луком).

Лук обладал перед более мощным арбалетом несколькими преимуществами. Опытный лучник мог за минуту выпустить по меньшей мере полдесятка стрел, против одной, в лучшем случае двух стрел из арбалета. Вторым преимуществом была высокая траектория полёта стрелы лука. После достижения высшей точки своего полёта стрела летела по нисходящей ветви параболы, подталкиваемая к земле силой притяжения, что увеличивало импульс, передаваемый стрелой цели. Арбалеты, с их более пологими траекториями стрельбы, были гораздо легче в прицеливании, но не имели вышеуказанного преимущества.

Для стрельбы использовались разные типы стрел в зависимости от задач и типа целей. Стандартная длина стрелы была тридцать семь дюймов – «полотняный ярд», 94 см. Впрочем, такой стандарт «полотняного ярда» был установлен только в середине XVI столетия, ранее он варьировался в промежутке от двадцати семи до тридцати семи дюймов, то есть длина стрел в этом случае могла быть и не более 70 см.

Лучшее оперение делалось из павлиньих перьев, но для огромной массы стрел на него шли перья гусей и уток, а то и кусочки пергамента. Для оперения одной стрелы требовалось три маховых пера гуся или утки. Учитывая, что на одном крыле всего и есть три таких пера, можно себе представить, сколько нужно было ощипать птицы, чтобы заготовить нужное количество стрел для армии.

Счёт стрел вёлся на связки по две дюжины в каждой. Из них шесть было лёгких «полётных» стрел для стрельбы на максимальную дистанцию, а остальные были обычные рабочие орудия убийства. Вес стрелы колебался в промежутке от шестидесяти до девяноста граммов, так что вес целой связки составлял около двух килограммов. Обычно лучник носил с собой две связки, в колчане или же без него, заткнув часть стрел за пояс. Помимо этого, у него с собой был меч или кинжал и топор или молот. Тетива лука изготавливалась из волокон льна или конопли, и лучник носил с собой несолько для запаса, натягивая тетиву на лук перед стрельбой.

Стрелы с длинными иглоподобными, «кинжальными» наконечниками отлично работали против кольчуг, пробивая их на расстоянии шестидесяти метров, но были полезны и против стёганых доспехов из толстых слоёв ткани, и против лошадей. Короткие ромбовидные наконечники хорошо пробивали пластинчатый доспех, если он не был слишком толстым. Стрелы с широкими режущими наконечниками могли наносить ужасные раны, а зазубренные наконечники делали почти невозможным вытащить стрелу из раны, не сделав её ещё более опасной (король Генрих V в молодости получил рану в лицо именно такой стрелой и выжил).

Далеко не каждая стрела попадала в цель. Конечно, даже лёгкая полётная стрела могла убить неодоспешенного человека или лошадь на двухсот пятидесяти метрах при условии попадания. Но попадание за пределами эффективной дальности, то есть дальше ста двадцати метров, было скорее вопросом везения чем прицеливания. На эффективной дистанции одоспешенный воин мог быть поражён только в некоторые слабее защищённые части тела, такие как шея, глаза, суставы и низ живота. Это относительно небольшие мишени, и к тому же прицельную стрельбу могли бы вести лишь передние шеренги лучников (из общих соображений считается, что лучники строились в шахматном порядке, на расстоянии около двух метров друг от друга). Поэтому ставка делалась на стрельбу по площадям – врага брали, так сказать, не качеством, а количеством.

Вернёмся к сражению при Азенкуре и рассмотрим один залп английских лучников, пусть даже с нижней оценкой их числа, скажем, 4600. Четыре тысячи шестьсот стрел, падающих с неба на французских рыцарей, это где-то 390 кг веса, то есть вес двадцати двух снарядов гаубицы калибра 105 мм, правда, без учёта действия взрывчатого вещества. Предположим, что лучники работают по максимуму и выпускают шесть стрел в минуту каждый. Это значит, что они посылают на врага тот же вес, что четыре артиллерийских батареи. Предположим, что у каждого лучника две связки стрел, тогда на голову противника вывалится шестнадцать тонн смертоносного веса в виде двухсот тысяч стрел.

Теперь несколько охладим наш энтузиазм и вспомним, что в этом сражении погибло около шести тысяч французов, и возможно ещё две тысячи ранено. Даже если допустить, что все эти смерти были от стрел (то есть проигнорировать то, что основную работу выполняли английские рыцари), то даже в этом случае на каждого убитого или раненого было бы истрачено от пятнадцати до тридцати стрел. Кроме того, для достижения лучниками такой эффективности стрельбы необходимо, чтобы им не мешал противник. Если вражеская кавалерия имела возможность доскакать до незащищённых лучников (например, в сражении при Вернёй, где сухая земля не давала возможности прикрыть фронт лучников заострёнными кольями, как при Азенкуре, или в битве при Патэ, когда французская конница застала колонну лучников врасплох, до того, как та успела выстроиться в боевой порядок), то лучникам приходилось тяжко.

Довольно часто можно встретить утверждение, что в сражении при Креси английский длинный лук показал своё преимущество над арбалетом. Это не вполне корректно, так как арбалетчики французской армии были вынуждены вступить в бой мало того что после длительного марша в течение дня, но без важной части своего снаряжения – ростовых щитов-павиз, которые должны бы были, по крайней мере частично, нейтрализовать стрелы противника (это даже если не придавать значения свидетельствам, что тетивы арбалетов перед боем промокли и не давали достичь максимальной дальности выстрела; при этом предполагается, что тетивы английских луков остались сухими, так как были натянуты на луки только перед самым началом стрельбы).

О некоторых преимуществах длинного лука перед арбалетом речь уже шла: большая скорострельность, навесность траектории полета стрелы, позволяющая стрельбу по площадям, возможно несколько большая максимальная дальность, хотя эффективная дальность обоих видов оружия была похожей – около ста пятидесяти метров. Большая настильность траектории выстрела из арбалета, однако, давала своё преимущество – лучшую прицельность на максимальных дальностях стрельбы. Были и другие различия. Лук был гораздо проще в изготовлении, и поскольку имел минимум частей, то редко ломался. Арбалет был гораздо более сложным механизмом, соответственно подверженным поломкам, и более дорогим в изготовлении (есть даже мнение, что переход на ручное огнестрельное оружие, такое как аркебузы и мушкеты, был связан не столько с его преимуществами в тактико-технических данных (здесь преимущество было довольно долго на стороне арбалетов и луков: даже в XVIII веке время от времени всплывали прожекты о возрождении луков как оружия пехоты), сколько с большей простотой в изготовлении по сравнению с арбалетом). То если по боевым свойствам аркебуз мог проигрывать арбалету и луку, то он зато разделял с арбалетом относительную лёгкость обучения владения им.

Арбалет был изобретён ещё в античную эпоху, но стал широко применяться в Европе, похоже, лишь около 1050 года. Во времена первого крестового похода (1095–1099) византийские авторы пишут о нём как о новом оружии. Дочь византийского императора Алексея Комнина Анна Комнина, оставившая после себя интересную историю царствования её отца, писала об этом оружии: