Читать книгу Я не бегу от перемен (Земные циклы)Андрей Гаврилов - Андрей Гаврилов - Страница 3

Разложи все звёзды по карманам,

и в ночное выведи коня.

Станут звёзды верным

талисманом

в той степи, где много ковыля.

В рост опять пошли с Николы травы,

и лягушка квакает – к овсу…

Позади – две переправы…

Впереди – луга хранят росу!

Конь ретивый с ночью жаждет слиться,

и забыть про бешеный галоп…

Хочет он речной водой напиться,

остудить вспотевший

влажный лоб.

Будет конь твой фыркать и игриво

бить копытом по ночной реке,

только ты весьма неторопливо

дай ему освоиться в воде.

А затем он, чистый и красивый,

к табуну прибьётся до зари:

сразу станет тихим и счастливым

и луну возьмёт в поводыри.

Отдохнёт твой верный друг на славу!

Приумножит силушку травой,

и в полях родимую Державу

пусть прославит конь твой вороной!

Пала Русь в лихие годы под пятой Литвы.

И склонили наши предки головы свои.

Было всё: глубокий кризис

и Ливонский след,

интервенция поляков и боярский бред.

Божий гнев сменила милость,

поднялся народ.

Гермоген за Русь молился,

за Святой оплот.

А икона, что висела в келье у него,

(с Божьей Матерью Казанской),

презирала зло.

Не пошёл на униженье

русский Патриарх:

пребывая в заточеньи –

он не ведал страх!

Грамотой взывал к отмщенью

в свой предсмертный миг.

Русь призвав к освобожденью –

с голоду погиб…

И Москва – под гнётом шляхты,

 с верою святой –

обращала взоры к небу

с пламенной мольбой.

И услышав те молитвы

и печальный глас,

Божья Матерь заступилась

с милостью за нас.

Покаяние народа и трёхдневный пост

ненавистной польской шляхте

прищемили хвост!

Чудо всё-таки случилось

в тот кровавый год,

где Арсению приснилось:

«Божья Мать идёт!»

С нею шли: Пожарский, Минин,

православный люд –

чтоб спасти Москву от скверны

и от вражьих пут.

Ополченье победило, веру сохранив.

И от полчищ иноземных

Русь освободив.

И Казанскую икону

с той поры все чтут –

как заступницу России

в трудный час зовут!

В краю снегов и сказочных туманов

росла берёза посреди полей.

Вели к ней тропы караванов

из дальних стран заморских богачей.

Она стояла гордо и красиво –

Наперекор метелям и снегам!

И растворялась в дымке голубиной,

когда с реки к ней подступал туман.

Тянулись к небу ветки той березы,

а корни – уходили вглубь земли…

И в стужу, и в свирепые морозы –

она звенела серебром Руси.

А летом – на заре, в тумане –

купалась в озере прозрачном, нагишом.

И зеленью своею прикрывалась,

входя на Троицу с почётом в каждый дом.

И к той берёзе караван с дарами

шёл день и ночь из разных дивных стран.

Прекрасными персидскими коврами

купцы ей накрывали дастархан.

Они ей предлагали злато мира,

дарили яхонты, китайские шелка…

Но с гордой неприступностью, учтиво

берёза отвергала все блага.

И наклонясь, немножечко игриво,

она – как русская душа! –

перекрестилась нежно и красиво,

да распрощалась, ветками шурша.

И невдомёк заморским вояжёрам,

что на Руси – не главное дары!

…А то, что в поле и под косогором

ласкают взоры нежные стволы.

Она, как пояс Богородицы,

Русь сберегала все века.

И под защитою у Троицы

её святые берега.

Оки неспешное теченье

пленит простою красотой:

в просторах русских – отрешенье

от вечной суеты мирской.

Вновь над рекой туман клубится,

и лес звенит, как соловей –

здесь пулей над водою мчится

тень крыльев взбалмошных стрижей.

Луга серебряной росою

покрыты с ночи до зари.

И первый луч над головою

ждут с нетерпеньем косари.

Заря восходит над Окою,

преображая мир вокруг.

И новый день для нас с тобою

подарит Бог и Солнца круг!

Лишь только утренние грёзы

прикроют лунный свет зарёй,

берёзы искренние слёзы

прольют серебряной росой.

Берёзки хороши своею статью,

и нежен подвенечный их наряд,

а на Руси давно известен

сбор сока – таинства обряд.

Как жертву на алтарь для приношенья,

мы выбираем лучшую из них…

И русское природное творенье

пред нами открывает лик.

Но нам претит природы естество:

мы, как махровые невежды,

срывая белые одежды,

вонзаем закалённое копьё!

Березе больно… и грешно!

Струится сок из свежей раны

и брызжет из ложбинки рьяно

манящее лесное волшебство!

Он неприметный и совсем неброский,

но без него нет жизни на Руси:

в полях рязанских и лесах тамбовских

колодец охраняли старики.

И росы собирали в сковородки,

искали место прутиком лозы –

и лишь потом рубили на слободке

осину в шахту для колодезной воды.

Немало было связано с колодцем

историй, да сказаний и легенд!

И только к иноверным «правдоборцам»

колодец приобрёл иммунитет.

Его глубокие, глубинные надежды –

секреты первозданной чистоты!..

Водою прикрывались от невежды

и поднимали в небо журавли.

Седые старцы долго над водою

вели неспешно важный разговор,

где обсуждали тихо меж собою,

как нужно расписать в селе собор.

А дева юная, идущая к колодцу,

хранила в сердце от добра ключи.

И накануне боя полководцы

в нём омывали и доспехи, и мечи.

А если доводилось так случиться,

что в дом вторгались подлые враги –

им не дано было в колодце том напиться:

на дне их ждало только эхо пустоты.

Колодец – символ жизни и спасенья,

святой источник праведной души!

Он нам дарует с самого рожденья

глоток надежды, веры и любви.

И в нём забыты детские желанья:

в ведре с водой цепочкою звеня,

стремятся пасть в пучину мирозданья –

летят всё в брызгах, голову сломя…

У Зимы – свои законы.

У Мороза – красный нос.

Соблюдая все каноны,

распушили белки хвост.

Снег скрипит как половица,

белой пудрой притворясь,

а проворная синица

на сосульку забралась…

Вмиг ресницы индивеют

и щека огнём горит.

Кот сидит и лапы греет,

за синичкою следит.

Пар на воздухе густеет.

И на солнце всё блестит.

Шубка заячья белеет

и лиса в полях не спит.

Снег хрустальною слюдою

по серебряным долам

надломился под горою

и в расщелину упал.

Над трубою – дым клубится.

И печурка чуть жива…

На полене снег искрится –

ждёт размаха топора.

И Зима в своём раздолье

наполняет красотой

наше русское приволье,

нашу душу и покой.

Нет ничего милей и краше

очарованья русских зим.

Их белизной полей украшен

снегов волшебный палантин.

Снега лежат по всей России–

покровом бережно храня

раздолье, буйство и стихию

души народа от огня.

Снежинки медленно порхают,

спеша навстречу всем ветрам –

как мухи белые летают:

на радость детям и котам…

А есть и те, что в ритме вальса

взмывают вихрем над землёй,

где их серебряные пяльцы

узор сплетают кружевной.

И в наших необъятных далях –

Мороз, как бравый вестовой,

спешит с гостинцами на са́нях,

чтоб в Новый год прибыть домой.

Вновь торжество Зимы чудесной

звездой Рождественской горя,

подарит каждому надежду

на светлый день календаря!

Держу в руках награды деда,

смотрю на фото пред собой.

Он ратным подвигом Победу

ковал на фронте, как герой.

На этом снимке – дед с друзьями

сидит: красивый, молодой.

И боевыми орденами

мундир украшен полевой.

Покуда жив, я помнить буду

его рассказы о войне.

И правду эту не забуду:

ведь с дедом говорю во сне.

Москва. Крестьянская Застава.

Июньским утром, очень рано,

мой дед под голос Левитана,

поцеловав жену и дочь,

Ушел на фронт из дома прочь.

На основании Указа

мобилизован из запаса.

И призван был в РККА,

в кавалерийские войска.

Заводов труд и труд колхозных пашен

дед защищал, страну свою храня –

ударной силой конармейских шашек,

и быстротой, и натиском огня…

Знакомый марш, любимый всем народом,

прологом стал к большой войне.

Будь проклят Гитлер, вместе с его богом,

который смерть принёс моей стране.

Приказ Отечества: «Служить достойно!» –

Петрович выполнил сполна!..

Он в бой пошёл – уверенно, спокойно…

Не за медали или ордена.

Да, верно говорят, что пуля – дура!

Она не ровня нашему штыку.

Её шальная, подлая натура

оставила отметину свою.

С тех пор сидела пуля в деде,

напоминая о былом –

покинув койку в лазарете,

он в часть отправился тайком.

Затем причислен был к танкистам.

и весь дальнейший славный путь

дед с экипажем в поле чистом

нацистам не давал вздохнуть.

А годы шли… И дни летели…

Уж пол-Европы позади!..

Мы к сорок пятому – с боями

к фашистам в логово вошли.

В Восточной Пруссии в апреле,

враг в неприступных цитаделях

сражался из последних сил.

Но Кенигсберг пал под напором

гвардейских танковых частей.

А Кант, чей дух жил в нём фантомом,

жалел немецких сыновей.

Ура! К Берлину путь очищен!

И на «Катюшах» краской пишем:

«За слёзы наших матерей!»

А кровь, она же не водица:

у каждой капли – вес иной.

И надо же тому случиться,

что не погиб дед, а живой!

И кружка спирта – за Победу! –

им выпита была до дна.

Ценою жизней миллионов

она в Берлине к нам пришла.

Победа звёздной колесницей

вмиг облетела фронт и тыл –

и над германскою столицей

фашизм развеялся, как дым.

Дед с первых дней и до последних –

в аду кромешном на войне!..

Четыре года, с дней тех летних,

принадлежал одной судьбе.

Но справедливость есть на свете:

живым он вышел из огня!

И нет дороже на планете,

чем майский день календаря!

Василь Петровичем гордиться

я буду до последних дней.

…Победа вечно сохранится

в сердцах и памяти людей!

Сыплет снег, как манна с неба.

А вокруг – белым-бело.

И в четверг, в канун обеда,

все дорожки замело.

От родимого крылечка

стёжку в поле проложу –

чтобы было, где сердечку

разгуляться на ветру.

Чтоб душа там развернулась

и исчезла напрочь грусть:

чтобы молодость вернулась –

я с зимой договорюсь.

А затем я в русской баньке

печку жарко растоплю.

Замочу там веник в шайке

и чайку себе налью.

Ароматом трав медовых

всю парную окружу.

И, конечно, стопку выпью –

только дело завершу…

Не четверг, а просто сказка!

Быль и явь – в одном лице…

И с сольцою «синеглазка»

оказалась на столе!

Дороже злата и алмазов

обычный хлеб, с его душой.

Он – голова всему и сразу!

И крошкой ценится порой…

Хлеб помогал в блокаду выжить.

Им привечала Русь гостей.

И крестиком рушник был вышит

в сиянье звёзд среди ночей.

В бездонном небе, как в опаре,

Творец светила замешал.

Он будто Ной – их все по паре

жемчужной нитью обвязал.

Рассыпал звёзды те горстями,

как кориандр на чёрный хлеб.

…И с верой в Бога мы узнали,

что с этим хлебом – смерти нет!

На горе стоит сосна,

под горою – речка.

И природы красота

Радует сердечко.

Здесь багровые закаты

небо украшают.

За Окой слышны раскаты –

грозы предвещают.

И Заречье, как магнит –

силой обладает!

Красотой своей манит,

да людей сближает!

В Заречье нынче здорово –

метельно и заснежено!

Залиты, будто в олово:

леса, дороги, речки…

От красоты и радости

трепещутся сердечки.

Как хорошо за городом,

особенно у печки!

В лесу дорога дивная –

шатры из серебра,

да веточки хрустальные

колышутся слегка.

Здесь красота особая,

родной природы дар –

просторы бесконечные,

закаты как пожар!

В Заречье нынче здорово –

здесь тихо и светло…

И мы бежим из города,

от пробок и метро.

Как птица росчерком пера

меняет траекторию полёта –

так солнца луч пронзает облака

и пробуждается природа.

И тусклый серп луны на небе,

предвестник пламенной зари,

приводит ночь в волшебный трепет

мерцаньем утренней звезды.

Лазурное сиянье Абсолюта

туман над речкой превращает в пар.

И дорога нам каждая минута

восхода солнца – как особый дар…

Росы прохладная приманка –

в ней утра свежего глоток! –

меня зовёт как дивная русалка.

А рядом затухает костерок…

У трели соловьиной – нет начала,

как у раздолья русского – конца…

С восходом солнца всё начнём сначала,

и радостью наполнятся сердца!

Когда Невы шальные волны

гранит ласкали, как дитя –

с Рипейских гор сошли Грифоны

Санкт-Петербург хранить любя.

Их Аполлон Гиперборейский

в далёкий путь благословил

и благородному квартету

златые крылья подарил.

Из древних мифов – к человеку

путь долгий, что не говори…

Нашли они с трудом ту реку:

не по наитью – по любви!

И как им боги завещали

из всех прекрасных мест земли –

Грифоны чётко указали,

где будут жить стальные львы.

Их выбор пал на мост висячий,

где Грибоедовский канал,

твореньем Треттера охвачен,

два острова в один связал.

Все украшения Пальмиры –

ничто в сравненьи с тем мостом!

Грифоны, как гардемарины,

на стражу заступили в нём.

Краса и гордость Петербурга.

Жемчужина седых широт.

Литьём чугунным металлурга

сковала гнев балтийских вод.

Сей мостик «Банковским» назвали.

И будто-то из глубин веков

Грифоны злато охраняли

от алчной зависти врагов!