Читать книгу Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках - Андрей Гелиосович Зотиков - Страница 7

Флотская форма всегда была центром притяжения. К ней с вожделением притягивались взгляды как мальчишек (эх, примерить бы на себя тельняшечку!), так и женского пола, который интересовался, в основном, обладателями бескозырок, бушлатов и брюк-клеш. Пройдёшься этак в форме где-нибудь в глубинке нашей бескрайней Родины – половина женского населения твоя. Как говорится, кричали женщины «Ура!» и в воздух лифчики бросали!

Всем хороша форма военно-морского курсанта, одно плохо: всего два кармана, и те в брюках. А в них не много положишь – брюки широкие только снизу – клёш, а верхняя часть – в обтяжку. Сунешь в карман ключи или пачку сигарет, сразу такое впечатление, что это не из кармана выпирает, а откуда-то рядом… мужское достоинство наружу лезет. Возникает вопрос: где хранить документы?

Голь, особенно военно-морская, на выдумку хитра. Курсантские умы догадались вместо карманов использовать рукава. Засовываешь туда военный билет, он проваливается вниз, к обшлагу, и там лежит себе смирненько. А чтобы он не выпирал, его обычно приминают, чтобы он принял форму руки, так что у половины курсантов документы были постоянно скручены в дугу.

Ну ладно, место для военного билета нашлось. А что делать с бумажником? Его в дугу не скрутишь – даже пустой, он слишком толстоват для этого. Счастливые обладатели второго мужского достоинства – бумажников – носили их, засунув сзади за пояс. Ремень затягивался максимально сильно, поэтому бумажники прижимались крепко – ни выпасть, ни стать добычей жуликов.

Курсант Вася – будущий штурман флота Российского подводного – возвращался из летнего отпуска. За поясом у него торчал солидных размеров «лопатник», хранящий в своих кожаных недрах деньги и кучу разных билетов: военный, комсомольский, на поезд (туда и обратно, для отчётности) и отпускной (с отметками комендатуры, что съездил именно туда, куда его отправляли за казённый счёт).

Настроение у Васи было отменно приятное, хоть отпуск и закончился. Целый месяц отдыхал дома, в родной украинской деревушке, загорел, отъелся на домашних харчах. Кстати, за полгода учёбы (от отпуска до отпуска) Вася настолько отвыкал от «ридной мовы», что, приезжая домой, долго не мог начать разговаривать по-украински. А про себя думал: «Как они все смешно разговаривают!»

Но, как ни хорошо было дома, а к концу отпуска Вася уже начинал скучать по Питеру, по училищу, по друзьям-приятелям – таким же будущим флотоводцам; даже опостылевший командир роты по кличке Комбриг (столько курсантской крови выпил – просто вампир!) не казался таким уж злобным и вредным – на расстоянии отрицательные эмоции почему-то притухают. Поэтому, выйдя из метро и почувствовав знакомые запахи недалёкого «Красного треугольника», Вася понял, что приехал «домой» и полетел, как на крыльях. Хотя…, возможно, скорости его передвижения к родному КПП, помимо желания оказаться в объятиях друзей, способствовало некое бурление в животе. Подозреваю, что и стремился-то Вася не столько в родную казарму, сколько в родное общенародное заведение, именуемое на флоте «гальюном». В голове у Васи носилась противолодочным зигзагом и билась о стенки черепа одна мысль: «Только бы донести…, только бы дотерпеть!»

Уже у самых ворот КПП Васе неожиданно пришли в голову услышанные где-то строчки (у кого что болит, тот о том и говорит):

Поскольку Вася не был ни кискою, ни собакою, ему стало совсем нехорошо. Чем ближе становилось до вожделенного заведения, тем труднее ему было терпеть. Нежелательный процесс в организме усиливался обратно пропорционально расстоянию до конечной цели – гальюна. Через плац Вася уже нёсся так, что мог побить мировой рекорд по бегу. Не зря армянское радио на вопрос: «Что быстрее всего?» отвечает: «Понос. Не успеешь подумать, уже бежишь!»

В гальюн Вася влетел, как торпеда в супостата, протаранив дверь головой. Руками он в это время судорожно расстёгивал ремень на брюках. Заскочив в кабинку, Вася развернулся спиной к «дучке» (это такой военно-морской унитаз без сиденья), рывком расстегнул брюки и спустил их… Сзади раздалось гулкое: «Плюх..!». Вася машинально оглянулся и посмотрел вниз. Он успел заметить подозрительно знакомый кожаный предмет, который аккуратненько нырнул прямо в дырку, сказав при этом: «Бульк!»

Потрясение от увиденного было настолько сильным, что у Васи моментально пропало желание облегчаться. Все нежелательные процессы в организме прекратились как по мановению волшебной палочки. Вася стоял над «дучкой», придерживая спущенные до колен штаны и, глупо моргая, смотрел в тёмное жерло военно-морского унитаза.

– О-о-о! Прямо в дерьмо-о-о!!! – складно застонал он. – Боже мой! Документы, деньги, отпускной, – перечислял он ущерб. – А комсомольский билет?!

Всё, буквально всё было утоплено в курсантском дерьме-с. Вася готов был разрыдаться. Только сейчас он понял, как был прав Комбриг, матеря любителей носить бумажники за поясом.

Постояв ещё немного над благоухающей бездной, Вася обречённо вздохнул, но… других вариантов не было. Вздохнув ещё раз, он решился. Засучив рукава почти до плеч, он встал на колени и, зажмурившись и стараясь не дышать, сунул руку в жерло «дучки». Бумажник он нащупал быстро. Как оказалось, он утонул неглубоко – рука измазалась содержимым гальюна всего по локоть…

Держа «утопленника» за более-менее чистый уголок кончиками пальцев, Вася пошёл к умывальнику, молясь о том, чтобы успеть отмыть руки, пока его организм не вспомнил, для чего он примчался в гальюн. Успел-таки!

Из содержимого бумажника больше всего пострадали военный и комсомольский билеты. «Военник» пришлось оформлять новый. А комсомольский билет – весь в радужных разводах – он менять не стал. А на все претензии политбоссов (во что превратил комсомольский документ?) с гордостью отвечал, что наоборот, как герой, спасал драгоценный комсомольский билет, ныряя в кучу дерьма и захлёбываясь фекалиями.

Этот раритет и сейчас цел. Вася оставил его на память, чтобы было о чём рассказывать внукам.