Читать книгу Люминотавр - Андрей Геннадьевич Юрьев - Страница 4

Эльза вырисовалась в книжном. У стендов отдела «Психология». Андрей, вглядываясь сквозь лупу в контур заглавия: «К-Г-Ю, Я-Б-Ы-Т-Ь», – прошептал: «Слабенько, слабоватенько. Или позолоты пожалели, или пресс не стали мучать», – и обнаружил у правого века помятый манжет с вышивкой: «Giorgio Armiani». «Позвольте, пожалуйста», – томный колокольчик просил отдать книгу. Это он понял. Чего не понял, так это: «Почему символ «А» выше базовой линии? И кернинг не выдержан…». Буковки скакнули прочь. Лунин усмехнулся вдогонку:

– Не дуйтесь. Это привычка. Профессиональная привычка, то есть навык.

– Неужели?

Не-уже-ли. Ни за что – не за что – за что-то. Никогда – конечно – может быть. Лунину несколько недель хотелось хотя бы «ли», а тем более «уже», тем более, что её «ль-и» ему понравилось, потому что напоминало шрифт…

– Балтика.

Он успел просчитать гибкость сочленений,..

– Ближе к Дойчен Готик.

…нашёл узлы перегибов, которые отвечали за стройность всей конструкции, подобрал покровную заливку,..

– Медовая настойка на лепестках дурмана.

…и даже подсчитал степени закрытости, динамики, преображаемости – с некоторой погрешностью, конечно, потому что кривизна надбровных дуг, плотность прилегания слуховых раковин к черепной коробке и тяжесть мочки ещё ничего не говорят о содержимом этой нервной структуры, жадно глядящей на томик Грюнда у него в подрагивающих пальцах.

– Не думаю, Эльза, что вам стоит сразу приниматься за «Распадение времени».

Она и вправду оказалась Эльзой, эта женовидная конструкция, смахивающая на «Я-умляут», хотя нет такого знака ни в одном алфавите, но всё же «Я-умляут» – точёная головка с хищным носиком, неимоверно стройные ножки, перетекающие сразу в грудь, и руки, скрещённые руки, стыдливо скрывающие скромную грудь. Я убер аллес, да и только.

– Мой скучающий анатом, – шелестнула она, и Лунин вычитал на раскрывшемся в сумраке памяти листе, что это Ахматова, и даже год издания вот он, и том, и номер страницы, и шрифт, которым набран текст.

В тихой кофейне, где покупатели пролистывали прикупленные новинки, Лунин обставился пирожными, потому что они сладкие, мягкие, оплывающие от жары, и нет этой пронзительной чёткости, беспощадной ясности формы, законченной раз и навсегда, не оставляющей места фантазии, пусть выдумке, но моей, и только моей, а есть плывущее марево наслаждения… На неё почти не смотрел, разве что мельком, и с каждым взглядом и выслушиванием она становилась не столько понятней, сколько известней – теперь уже известной в подробностях пристрастий. «Armiani» – это так, случайно, ничего стираного не нашлось, а книги нужны срочно, торопилась к открытию, с нервами нельзя медлить, иначе совсем отомрут, надо скорее, скорее прочитать, почему всё складывается так и только так, почему жизнь такова, какова она есть, и почему всё слишком человеческое, бесхитростное, так терзает, а что? Вышивка неправильная, и рубашка, значит, небрэндовая? Что? Как? Арма… Армиа… Впрочем, всё равно, муж неряха, безвкусник, и поделом, пусть носит, и Лунин приосанился, стряхнув с велюрейшего рукава печенные крошки, но глаз всё же не поднимал, и она на мгновение вспылила, решив, что этот из базальта высеченный образец молчаливости, заставляющий вздрагивать от редких вопросов: «А какую должность ваш любимый занимает? Как же так? Муж, но нелюбимый? Нет, не удивительно. Так сложилось, или так начиналось?» – да, этот экземплярчик – художник или музыкант, по пальцам видно, он уже вариантик? Вспылила, решив, что этот состарившийся мальчишка уставился ей ниже пояса. Терпеть не могу такого отношения! У женщины, помимо именно того самого, есть ещё кое-что заслуживающее, нет, требующее внимания! К чёрту анатомию! Обаяние, вкус, воспитанность, чуткость, то есть интуиция… Лунин что-то такое поделал с губами, перепристраивая их между собой, но не выказывая зубы, и наконец смастерил улыбку:

– Такое впечатление, что вам приходится общаться с … – но поздно, речь потекла, спешно, – с теми, с кем не хотите общаться. Вы джинсы постоянно носите? Другой ремень просто нуж… не помеш… ааа… извините. Просто другой.

Эльза, спешно вдохнув, отчего ремень провис совсем свободно, еле извлекла из кармашка начатую упаковку «Марвелона», зачем-то протянула Андрею: «А столько хватит? И будет лучше?» – снизу вверх заглядывая в бездонный карий обсидиан. Он заказал ещё кофе, и, разглядывая узор на дне чашки: «Не так важно, ЧТО будет лучше. С КЕМ будет лучше? Не согласны?».

Эльза, так и не решив, стоит ли захихокать над собой, или же лучше нахмуриться и выяснить, что бы сказали об ошибке с таблетками классики психологии, уже вытянула пояс из петличек, узысавысавсунув его в тесную сумочку, и:

– Вот и славно! И сдача останется. Отметим обновку.

«Славно?». Лунин не стал настаивать, что он, дескать, угощал, и с тоской подумал, что вот она выберет сейчас из кошелька всю мелочь, и потом придётся ответить на три неимоверно важных запроса-шага её программы сегодняшних развлечений:

– «Распадение времени» – о том, что иногда забываешь о яви, вспоминая о прошлых потрясениях. О том, что впавшие в такое забытьё ведут себя так, словно нет ни «вчера», ни «сегодня», ни «завтра». Словно давно пережитая радость – сейчас, словно бывшая боль – немедленно, словно вся жизнь – повтор одного мгновения. Стоп-кадр, единственная сцена, снятая с бесконечного множества ракурсов. Нет, Грюнд не психолог. Часовщик. И я не психолог. Стилист? Почти. Дизайнер-верстальщик. Логотипы, шрифты, плакаты, листовки, книги, буклеты…

Под ногами уже вычерчивались кирпичики мостовой – какого-то цвета и какой-то гладкости, а он ещё добавил:

– Не совсем то же. Приведение к порядку сочетания линий и образов. Геометрия, логика и учёт психологии потребителя. У меня так. У других, вполне вероятно, иначе, – и спрятал глаза от сверкающего полуденного мира за чёрными стёклами, продолжая представлять комбинации фигур, сливающихся в разные виды дырчатых кожеполос с фурнитурными украшилищами.