Читать книгу Золотая лоция викингов - Андрей Геннадиевич Демидов - Страница 7

Звуки флейты были нежны и прозрачны. Поскольку любое повторение приятно для органов чувств, повторение комбинации звуков для слуха, вызывает приятные чувства, музыка, дающая ещё и возможность получать удовольствие через восприятие разнообразных гармоний, является самым простым, бесконечно разнообразным инструментом для воспитания, развлечения и украшения буден, и поэтому музыкальные произведения, записанные и незаписанные, превосходят численно все другие творения людей.

Мелодия флейты сейчас, то зависала трелью высоких нот в вечернем морском воздухе, то ступенями соскакивала вниз, а потом снова взбиралась вверх, обрывалась и начиналась сначала. Флейтиста звали Бирг по прозвищу Безухий. Это был стройный юноша с чёрными волосами, вьющимися как мелкое руно, на висках и затылке. Он сидел на борту длинного и быстроходного драккара Вишены Стреблянина, свесив ноги над водой и зачарованно смотрел на горизонт – ровный, без привычной серой полосы берегов, чёрных силуэтов северных скалистых гор. Прозвище Безухий он получил из-за того, что всё время ошибался при игре на своей флейте. Однажды очень давно один учёный старый грек, попавший в плен к Гердрику Славному, и проданный потом одному соседнему бонду, и умерший от пьяных побоев своего нового хозяина, рассказал Биргу, что однажды греческая богиня Афина подарила пастуху Марсию свою волшебную флейту, и пастух стал так хорошо играть на ней, что поразил даже бога солнечного света Аполлона. Оказалось, что он играл лучше бога. За это Аполлон убил пастуха и снял с него кожу. Музыкант трагически погиб, но имя Марсия стало известно всем людям и на все времена. Этим старый и умный грек хотел, видимо, сказать маленькому Биргу, что для того чтобы стать великим музыкантом, нужно быть готовым отдать свою жизнь, если не в прямом, то в переносном смысле. Нужно быть готовым заключить сделку с богами, и ни за что им не показывать своего превосходства хоть в чём-то. А что из этого получится на самом деле, лучше не и думать, ведь если не кожу снимут потом, то неприятностей точно не оберёшься. Тем не менее после этого маленький мальчик в своё любое время, свободное от помощи по хозяйству родителям, а потом и во время походов в дружине конунга Вишены, стремился играть на флейте и совершенствоваться в игре. В конце концов, он научился весьма сносно играть и освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так, придуманные кем-то ещё.

Он освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так. Однако игра на гуслях, бубнах или флейтах всегда только дополняли песни скальдов, их саги. Биргу же была интересны мелодии и ритмы. Однажды он принялся сочинять собственные мелодии. Он сочинил их за несколько лет великое множество. Пробуя их записать, он использовал руны, где каждая руна обозначала устойчивый отрывок мелодии, последовательное повышении трёх нот вверх, или вниз, или обыгрывание какой-то комбинации звуков. Беда была в том, что комбинаций было много, гораздо больше, чем он знал, или мог придумать рун. К тому же записывать приходилось, то сажей на бересте, то царапать на досках или камнях, из-за чего знаки искажались, стирались, их потом было трудно читать. Играя потом по памяти или по записям свои же мелодии, Бирг зачастую ошибался. Эти ошибки были слышны только ему, но он каждый раз останавливался при этом, начинал играть сначала, вздыхал, ругался беззлобно. Окружающим казалось, что он просто не умеет играть как следует. Так как звук он из флейты извлекал громкий, пальцы у него были на руках все на месте, то единственным объяснением такого поведения, могло служить только его тугоухость. Отсутствие слуха к музыке, или просто частичной глухоты. Так Бирга прозвали Безухим. Сейчас он сидел спиной к мачте и парусу, не видя кормы и носа ладьи. Таким образом, он остался один на один с флейтой, музыкой и водой пролива. За его спиной скрипела мачта, вздрагивал парус, вяло переговаривались Свивельд и Ингвар:

– Я тебе скажу просто, если бы я осматривал парус, то я увидел бы, что в него завернулся человек, хоть и мальчишка Ладри.

– Этот Ладри так худ, что я принял его за свёрнутую шкуру.

– Человека от шкуры отличить не можешь…

– Жалко тебе, Свивельд, что он плывёт с нами на корабле? Много места он не занимает, много воды не пьёт, на долю в добыче не рассчитывает.

– Ещё бы он рассчитывал на долю в добыче, Ингвар, ты что?

– Он станет викингом, а то всё время сидит среди коров, ячменя и куриц, кроме поля, садков на запрудах, ничего не знает, не видит, разве что в набег на озёрных людей когда-нибудь возьмут.

– Ты не понимаешь, – Свивельд перешёл на шёпот, – наш вождь Вишена теперь для всего рода Эдмунда стал, вроде как не совсем другом. Он конечно отдал выкуп за выбитый глаз Акара, но Маргит ему не простит бесчестья, а заодно и все остальные. Где мы получим зимовку в следующем году? Страйборг и все фьорды раньше принадлежавшие Гердрику для нас закрыты. Зачем нужно было возвращать золото его дочерям, если Вишена теперь для них хуже врага? Фьорды Эймунда тоже для нас закрыты. С кем мы поссоримся в следующем году? Из-за Ладри ещё будут неприятности, вот увидишь. Со стороны выглядит, что мы его украли из-за ссоры с сыновьями и дочерью ярла Эймунда. Удивляюсь, как Вишена ещё ничего не сделал первой жене Эймунда, умершей три года назад, хе-хе…

– Ладри сам влез на ладью и сам спрятался в парус, просто мы об этом не сказали людям ярла, искавшим его на драккаре перед отплытием.

– Клянусь всей волшебной пряжей богини Фрейн, этому не поверит ни ярл Эймунд, ни общий тинг, а этот Бирг в своё флейту всё дует и дует, того гляди, попутный ветер спугнет.

– А я его сейчас я его в воду спихну…

Но Бирг сам оборвал игру. Его отвлекли две чайки, на большой скорости упавшие неподалёку в воду, в серебряное пятно рыбьего косяка. Бирг слез с борта на свою скамью и подперев подбородок кулаком, уставился берега пролива между торчащими из воды скалами, и на близкую гору Птичьего остров. Низкое красное солнце, нарезанное на горизонтальные полосы узкими чёрными облаками, освещало эту картину, делая воду Янтарного моря свинцовой. Книжник Рагдай, о чём-то тихо говорящий задумчивому Вишене, тоже смотрел на эту величественную картину, стоя под головой дракона.

– Что перестал играть, Бирг? – спросил Свивельд, делая вид, что поднялся размять ноги.

– Флейта намокла, – ответил музыкант, – я её сделал из молодой ивы, у неё хороший звук, но древесина быстро размокает от слюны.

– Особенно если играть с самого утра, – зло сказал Свивельд.

– Это верно, сырость любую древесину испортить может, – произнёс важно Ингвар, – у них там, в нашей погоде, всё быстро намокает, что Ирландия, что Британия, туманные, скользкие и бесноватые. Нарисовали на каждой двери крест и думают, что над их болотами будет больше солнца, хотя надо признать, дичи там полным-полно. Они даже в честь добычи каменные круги ставят, и камни ищут и тащат месяцами до места, потом там молятся. Одно слово – кельты!

– А кельты что? – заинтересовался разговором Бирг, прекратив рассматривать флейту.

– А что кельты? – переспросил, не поняв вопроса, Ингвар.

– А король Дагобер, разве он не прогнал кельтов с побережья Восточного моря? – с непонятной настойчивостью спросил Бирг.

Ингвар пожал плечами:

– Дагобер? Разделался с кельтами и принялся за фризов. Отнял у них Утрехт и Дорнштадт, заключил вечный мир с византийским императором Ираклием и пошёл в Богемию, вместе со своими данниками баварами.

– И что? Откуда ты это знаешь?

– Так об этом ещё в прошлом году было известно, что в Богемии и Моравии война франков против моравов и аваров, и туда лучше не ходить, там добычи никакой нет, того и гляди, самого разденут до нитки, и я уже устал от твоей флейты и вопросов, – рассвирепел почему-то Ингвар.

– А чего я такого спросил? – тоже начал волноваться Бирг.

– Остыньте уже, чего ругаться? – ухмыльнулся Свивельд.

Он достал из своего узла вяленую треску и принялся сдирать с него чешую. Содрав серебряные кружочки с одного рыбьего бока, он оглянулся, нашёл взглядом Ладри, и сказал ему:

– Есть хочешь?

Увидев, что тот кивает головой, он бросил мальчику в ладони рыбу и достал из корзины другую с словами:

– Плохо подслушивать чужие разговоры, Ладри подслушал разговор Рагдая с Вишеной, и вынудил его взять в поход.

– Я тоже подслушивал на пиру у Эймунда, как наш Эйнар уговаривал Сельму, служанку ярла, пойти на сено, в коровник для утех, – сказал, пожимая плечами Ингвар, – а вот эти две чайки тоже подслушивают наш разговор и им тоже весело, как мне тогда.

Действительно, несколько больших чаек, пронзительно крича, следовали за кораблём. Они раз за разом ныряли в волны за рыбой, выхватывали её из воды, глотали её, взмывали вверх, опираясь длинными, узкими крыльями на потоки встречного ветра. Они кружились, почти касаясь крыльями воды, снова взлетали горкой вверх и ныряли снова в ленивые волны. Солнце тем временем уже коснулось полосы далёкого тумана. Где-то за ним были южные берега Восточного моря, устье Западной Двины. Справа чернели скалы Змеиного острова. Вытянув шею, туда напряжённо всматривался кормчий Гелга. Он внимательно посмотрел на положение паруса, пузыри за кормой, и крикнул зычно через весь драккар конунгу Вишене:

– Если ветер не переменится, нас снесёт на Готландский остров!

Все викинги привстали со скамей, бросив дрёму и свои мелочные занятия, повернув головы к острову.

Вишена, прервал разговор с Рагдаем, оглядел небо, драккар, Ладри жадно поедающего рыбу. Потом он крикнул Гелге, махнув рукой:

Идём как раньше, сейчас боковой ветер переменится. Обходить остров с севера не будем. Ночью лучше увидеть на свободной воде лодки прусских рыбаков, чем корабли данов, ведущих охоту на торговцев.

– Хорошо! Как пройдём остров, пусть кто-нибудь меня сменит, – ответил Гельга, навалившись животом на весло, стараясь удержать драккар от скольжения вправо.

– Тебя сменит Хринг, – крикнул Вишена.

Волнение, вызванное заявление Гелги улеглось, когда все увидели, что Вишена оказался прав, предчувствуя, что северный ветер, отражаясь от скал острова, создает завихрение, меняющее направление на противоположное. Драккар перестало нести на остров, а наоборот, от него. С учётом бокового течения, направление движения осталось без изменений, и Гелга расслабленно отпустил кормило. Свивельд удовлетворённо выдохнул и тоже сел на своё скамью, довольный тем, что не придётся браться за вёсла.

– Ну что, Ладри, нравится тебе наш корабль? – спросил он мальчика.

– Да, он такой большой и широкий, больше, чем корабль отца, – ответил тот.

– Тебя никто не будет теперь оберегать. Ты можешь погибнуть в первом же бою от стрелы, или утонуть в холодной воде, если нас разобьёт в шторме о камни, или тебя захватят торговцы людьми, если ты отстанешь в толпе на рынке или на торговом причале. Что ты умеешь делать, как ты будешь нам полезен, чтобы мы кормили тебя и защищали?

Мальчик съёжился, словно от мороза, и перестал жевать. Его белые ресницы задрожали, и он ответил тихо:

– Я умею воровать тайком.

– Вроде ты идёшь по лесу тихо, как лис, но при этом сам становишься глух, как камень, раз тебя схватили на тропе, – с усмешкой сказал Свивельд.

– Я знаю фризскую речь, – робко сказал мальчик.

– Я и сам её знаю, она не сильно отличается от нашей.

– Я могу пролезть в самые узкие расселины между камнями, как рысь.

На это Бирг сказал с улыбкой Свивельду:

– Значит, он может нам пригодиться. И дай ему одно своё одеяло, ночью будет холодно.

– А правда, что книжник Рагдай был в Константинополе и видел императора Ираклия? – спросил мальчик, разглядывая тонкую вышивку на вороте рубахи Свивельда.

– Он видел императора Ираклия, сенаторов, порт с каменными причалами, а бухту там на ночь там перегораживают длинной железной цепью.

– А правда, что ромеи с корабля выстреливают огонь, он далеко летит над водой, и сжигает корабли врагов и горит даже вода вокруг?

– Да, есть у них огненные трубы, и они выбрасывают огонь очень далеко и с ромеями лучше не связываться. Иди-ка ты к умному старому Гелге, он любит рассказывать. Он тебе расскажет про мировой ясень Иггдрасиль, волка Фенрира, войну богов асов и ванов.

Ладри понял, что Свивельд гонит его. Поджав губу от обиды, он встал на ноги, и переступая через скамьи, ноги, вёсла, направился на корму. Эйнар дремал, прислонясь щекой к мачте и обняв её, рыжебородый великан Хринг лежал, сжавшись в комок, словно был ранен в живот, Вольквин сидел над горшком, пытаясь облегчиться, молодой Овар положил затылок на спину Торна, и закрывал глаза локтём от ветра, стараясь заснуть.

Вишена стоял под головой дракона, искусно вырезанной очень давно умельцем с Хёльге. Говорили, что эта голова стоял до этого на другом драккаре. Он принадлежал кому-то из Инглингов, пока не разбился о камни во время шторма у Британии. Потом эта голова из ясеня была куплена конунгом Гердриком, и установлен на знаменитый драккар Длинная Молния. После его смерти от руки подлого убийцы, и возвращение украденного у него золота его дочерям, те подарили Вишене этот драккар, но с условием – не появляться в их одле. Теперь драккар Длинная Молния должен был помочь конунгу Вишене Стреблянину, как его называл его верный друг Эйнар, богатство, славу и женщин. Тридцать викингов из разных мест Восточного моря, поверивших в счастливую звезду Вишены, тоже искали этого. Многие из них раньше ходили в далёкие походы в южные моря, многие зарыли на чёрный день у своих домов кувшины с серебряными монетами, но никто пока не мог позволить себе купить собственный корабль для торговли, или стадо коров на побережье франков и завести там семью.

– Скучаешь уже? – спросил у Вишены книжник Рагдай, опираясь локтём о борт, чтобы легче переносить качку.

– Глупая она женщина, моя Маргит, коварная и думает только о себе, – опустив глаза, ответил ярл, – но я хотел бы снова видеть её, потому, что она всё это делала только из-за любви ко мне, клянусь Фригг!

– Ты уверен?

– Не пытайся меня с ней поссорить больше того, что есть, книжник. Знаю я твои греческие знания Аристотеля и Платона о природе вещей, и из них ты сейчас построишь не нужные мне заключение.

– А какие заключения надо строить, если тебе пришлось раньше времени покинуть зимовку и отправиться в поход без нужных припасов и договорённости о помощи другой дружины в случае беды?

– Она не виновата! И хватит об этом! Лучше опять вернись к рассказу о золоте Сины. Что ты говорил про золото, оно досталось византийцам, фракийцам, сарматам?

– Оно не досталось ни тем, ни другим, ни третьим, – ответил Рагдай, поднимая руку и дотрагиваясь до почерневших чешуек на шее дракона, – об этом я и хочу рассказать.

– Так говори, говори, – сказал Вишена и тряхнул кудрявой головой, – ты всё время обходишь самое главное.

– Просто ты проявлением своей жизненной энергии мне мешаешь закончить рассказ. Первый раз ты полетел за Маргит на крыльях любви и закончил всё дракой с её братьями. Второй раз тебе нужно было спрятать Ладри от глаз людей ярла Эймунда. Тебе всё некогда, – проговорил Рагдай, шутливым тоном.

– Говори, быстрее, а то и теперь не успеешь. Вон, впереди два паруса. Может это даны-грабители идут навстречу и нам придётся принимать бой.

– Ты своим драккаром всех данов распугаешь.

– Вижу два паруса кнорров, выходящих из-за острова, – зычно с кормы крикнул Гелга.

– Начну с самого начала, но про другое, про учёного грека Эгидия, – сказал Рагдай и продолжил только тогда, когда увидел, на лице Вишены заинтересованность, – этот Эгидий был из Фессалоник, и учился по книгам древнегреческих мудрецов, и учёных, по трудам Аристотеля, Птолемея, Ктисибия и Архимеда, и Герона Александрийского. Легат и доверенное лицо римского папы Гонория, держал его в качестве советника по разным делам, и посвящал в серьёзные тайны, доверял ему, но однажды открыл слишком много и пожалел об этом. Я тогда пытался продавать в Полоцке свои переписанные книги, и там встретил его. Он подошёл ко мне на причале. Тебе не понять, воин, что значит встретить в краю людей, не умеющих читать, человека не только учёного, но и пишущего труды по разным наукам, знающего механику, гидравлику, астрономию. Это как в пустом океане найти единственный остров…

– Я знаком с твоим одиноким уделом, книжник, – ответил Вишена, – твоя затворническая жизнь в Медведь-горе, среди глухих стреблянских земель, прямое этому доказательство. Мне жаль тебя, ушедшего от людей в пустынную страну книг и размышлений. Живые люди интереснее.

– Нет времени спорить с тобой, мудрец, – произнёс спокойно книжник и продолжил рассказ, – этот Эгидий скрывался в Полоцке от преследователей, людей папы Гонория, решивших его убить из-за тайны, знать которую он был не должен. Это было в прошлом году поздней осенью. Эгидий долго беседовал со мной о философии, астрономии, механических крыльях для полёта человека и о применении паровой машины Ктисибия для вращения мельничных колёс. Мы с ним много говорили. Он по приказу своего господина прошёл всю земли франков, начиная от Прованса, Бургундию, Нейстрию и Австразию до Фризии и Саксонии. Был в Богемии и Моравии говорил с франкским купцом Самосвятом, ещё тогда не королём моравов. Был в плену у аваров, видел, как те впрягают в телеги моравских и сербских девушек вместо лошадей. Кроме нужных вещей он знал Евангелие, разбирался в ядах, метал ножи, и мог раздавить двумя пальцами грецкий орех. Кого страшился, и почему прятался в убогом Полоцке, мне было интересно… И однажды он мне рассказал о своём убитом ученике Зотикосе. Они с Зотикосом жили в прошлом году в Константинополе у порта, много ходили по причалам, рынкам и складам, разыскивая купцов, ходивших в Херсонес, на Кавказ, по Борисфену до хазарского Куяба. Папа Римский Гонорий хотел распространить на те дикие земли латинскую веру, или, хотя бы помешать это сделать императору Ираклию, поборнику восточного христианства. Многие сирийцы и иудеи намеревались идти к Куябу, а оттуда в Янтарное море из-за аваров, перекрывших дороги из Дуная по Янтарной дороге на север. Но это был страшно тяжёлый путь через пороги, степь, кишащую злодеями-печенегами. в среднем течении. Но греки хотели отравиться в хазарский Куяб…

– Город хазар Куяб на реке Днепре расположен, это тупик, оттуда на север хорошей речной дороги нет, только очень тяжёлая дорога через леса и болота. Но к чему ты это рассказываешь, мы идём, вроде, на Эльбу, в Моравию, может, но никак не в Византию и днепровские дебри, – перебил книжника викинг, – ты скажи, где золото?

– Купцы, возившие в хазарский Куяб украшения и забиравшие оттуда пушнину, просили не меньше золотого безана с головы, кричали, что греки занимают места столько, сколько пять кусков шёлка, или три амфоры с вином, и должны покрыть убытки, – не обращая внимания на замечание Вишены продолжал говорить Рагдай, – они тогда нашли большую лодку моноксилу с косым парусом, наняли гребцов и решили идти сами. И вот однажды этот Зотикос, сам из Равенны, вернулся с пристани очень испуганным. Как это у поэта по-гречески…

Знаешь, как дрожит, под небом Фессалии жаркой

Вертит головой и топорщит ноздри матёрый олень,

Учуявший страшный запах стаи волков?

Как слезятся его глаза и напрягаются мышцы перед бегом?

– Это торговые ладьи, кнорры с глубокой осадкой! – облегчённо крикнул с кормы Гельга, указывая рукой на два паруса, пляшущих на волнах.

Солнце уже почти скрылось за утёсами Змеиного острова, и своими последними лучами подсвечивало туман над водой, низкие облака на небе, ставшие пурпурными, словно там горели все земли к западу от Янтарного моря. Чайки по-прежнему охотились с громкими криками, а ветер постоянно менял направления из-за близости острова. Наперерез Длинной молнии медленно шли на вёслах и под парусами, с трудом ловя почти встречный ветер, два небольших корабля. Их прямоугольные паруса были сшиты из красных и жёлтых полос, шкаторины парусов были опутаны множеством снастей, а нижние углы паруса крепились к корпусам шестами. На штагах и вантах, сдвинутых в сторону кормы, были привязаны разноцветные ленты, придававшие кораблям вид плывущих ритуальных сооружений. На носу первого из них стояли несколько фигур в свободных восточных одеждах, похожих на жреческие.

– Держи путь на них, Гельга, узнаем, откуда они плывут и куда, – сказал Вишена и, сделав шаг, потрепал спящего с храпом Вольквина за плечо.

– Вольквин, просыпайся и буди всех остальных!

– Даны напали? – с тревогой спросил Вольквин и поморгал рыжими ресницами, пытаясь понять, где он и какое сейчас время, утро или вечер, после чего вскочил на ноги и, пошатываясь, пошёл вдоль борта, будя всех остальных.

– Пусть только торговцы посмеют не остановиться и не рассказать нам всё, что знают, – возвращаясь на нос, сказал Вишена, – захватим их и потребуем выкуп за товары и за людей у владельцев этих кнорров.

– Захватить надо их! – отложив починку обуви сказал Торн, приподнимаясь на скамье и разглядывая вокруг сизые сумерки.

– Эти торговцы, скорее всего египтяне или сирийцы, – отозвался Свивельд уже добравшийся до кормы и зачем-то надевая шлем, – будем захватывать?

– Что здесь вообще сирийцы делают, в восточном море? – спросил Овар, – если мы их не ограбим, то это сделает кто-то другой с криком: 'Ой, смотрите, ничьи сирийцы с товаром сами в руки идут!'

– Не знаю, книжник, чем закончится встреча с торговцами, поэтому расскажи уже до конца про грека своего, – сказал Вишена.

– Слушай дальше, ученика Эгидия, молодого Зотикоса убили за день до того, как они должны были отплыть из Константинополя в хазарский Куяб, – сказал Рагдай, наблюдая, как викинги окончательно просыпаются, тянутся, хрустя костями, пьют воду из бочки, ловко и со смехом через борт, несмотря на качку. Торн, кряхтя, уселся на борт, свешивая седалище над водой. Блаженно улыбаясь он начал справлять нужду. Вольквин осматривал свой лук, всерьёз собираясь драться с торговцами.

– Эгидий были в толпе у ипподрома. Весь город ждали начало скачек колесниц, делали ставки на победу той, или другой колесницы. Должен был приехать император. Собралось много людей разных народов и верований. Ждали, что император будет бросать серебряные монеты. Кого увидел в толпе тогда Зотикос, сам Эгидий потом так и не узнал. Только молодой грек побежал, что-то крича… Было очень шумно… Когда проехал император в сопровождении охраны и армянских послов, Зотикос лежал в луже крови с разрезанным животом. Никого рядом не было, только любопытные рабы и нищие. Он шепнул: 'Уходи, учитель… Они убьют и тебя'… Эгидия поднял лёгкого, как пушинка, юношу на плечо и понёс. У городских терм он увидел, что за нами идут трое людей в тёмных одеждах, похожих на одежды христианских монахов. Эгидию удалось перехитрить их и спрятаться на стройке. Юноша умирал, истекая кровью…

– Зачем ты мне всё это говоришь? Про золото когда я услышу, где оно? – Вишена пожал плечами и поставил ногу на борт между щитами, приняв величественную позу. Его должно было быть хорошо видно с торговых кораблей, подошедших уже совсем близко. Рядом с ним встал Вольквин, держа наготове лук, Эйнар и Торн с копьями в руках. Бирг поднял большой рог тура и затрубил. Это уже была не нежная фраза ивовой свирели, это был рёв разгневанного неведомого чудовища.

– Эй, вы, на кораблях! Вёсла выньте из воды! С вами будет разговаривать конунг Вишена из Страйборга! – закричал Свинельд.

Рагдай сел на скамью, выглянул из-за щитов и сказал:

– Я плохо знаю мореходство, но мне кажется, что ветер слишком сильный, похоже на то, что шторм неминуем.

Он окинул взором низкие, плотные облака, быстро выползающие из-за скалистых утёсов, подставил лицо холодному ветру. Купеческие корабли оказались совсем рядом. Немного помешкав, гребцы на кноррах подняли вёсла вертикально, и там стали разворачивать паруса вдоль ветра, снижая скорость. Было видно, что корабли сильно нагружены, тюки с товаром, покрытые рогожей, оставляли совсем немного место лишь для гребцов и нескольких воинов на носу и корме. На носу первого корабля стояли двое черноволосых и чернобородых человека в просторных малиновых балахонах, отливающих золотой нитью, украшенных цветной тесьмой, в высоких шапках. Длинные изогнутые ножи за накрученными поясами на живота выдавали в них сирийцев или египтян.

– Да хранит вас Господь наш Иисус Христос! – крикнул один из них по-гречески, поднимая ладони к небу.

Второй торговец что-то говорил пятерым воинам в кольчугах и шишковатых шлемах, с луками, собравшимся около мачты. Гребцы тоже вынимали из-под рогожи оружие, не складывая, однако, вёсел, готовые в любой момент бросить их в воду, и пуститься в бегство. Это было странно, потому что пузатому кнорру было всё равно не уйти от драккара в открытом море, а сорок викингов без труда разделались бы торговцами, даже если все их пять воинов были берсерками.

– Я торговец Адад из Антиохии! – крикнул один из сирийцев, сильно коверкая норманнские слова, видимо старший из сирийцев, – я везу соль, оливковое масло, перец, ладан, ткани и вино. Иду в Бирку. Чем я могу услужить славному конунгу?

Вишена обернулся к Эйнару и сказал мрачно:

– И что, мы нападём на них?

– Постой! – округляя глаза воскликнул Рагдай, хватая Вишену за рукав, – ты чего, с ума сошёл, у нас впереди охота за несметными сокровищами, а ты хочешь поменять их на несколько тюков специй и тканей. Чьи эти товары, может, они оплачены уже Инглингами, куда ты с ним потом денешься? Сам будешь торговать? А потом прятаться, или воевать со всем Восточным морем? А людям своим ты сколько заплатишь, по одному золотому безану? Они уйдут в другие дружины. Я не говорю уже о том, что в возможном бою могут быть погибшие и раненые. Не стоит этого делать!

– Согласен, – сказал Вишена, вздыхая.

Вольквин разочарованно снял с головы шлем, приглаживая на вспотевшем лбу рыжие волосы. Рагдай удовлетворённо кивнул. Он встал у борта и стал по-гречески разговаривать с сирийцами. Узнав, где они перегружали товары, нанимали корабли и команду, и всё, что было связано с делами на южном побережье Янтарного моря. Война франкского короля с аварами сказалась на торговле в устье Одера, Эльбы и Западной Двины в лучшую сторону. Все сухопутные маршруты из верховьев этих рек на юг, в сторону южных морей оказались перерезаны, и все товары пошли сначала в Янтарное море, а потом вокруг Европы, через Атлантический океан. Пока Рагдай, перекрикивая ветер, с трудом объяснялся с сирийцами, Ладри, сжимая в руках недоеденную рыбу, сидел на мачтовом упоре на мотках канатов и бледнел от мысли, что Вишена сейчас его пересадит к этим чернобородым торговцам и отправит к отцу, а они его потом просто похитят. Ему мерещились уже рабские колодки, клетки, изнасилования и голод. Пока он дрожал от сырости, холода и страха, стемнело окончательно. Гелга, мокрый от пота, несмотря на помощь Хринга, больше не мог удерживать драккар рядом с кноррами. Несколько вёсел, опущенных в воду с левого борта, парус, с трудом развёрнутый вдоль ветра, больше не могли удержать драккар. Новый порыв ветра бросил кнорр сирийцев на драккар. Истошно завопили сирийцы и их гребцы. Казалось, что столкновение неизбежно, корабли ударятся бортами и если и не сломают их толстые доски, то точно разобьют места их креплений и получат течи. Корабли опасно сблизились, то вразнобой, то одновременно качаясь на водяных холмах.

Чтобы избежать столкновения, пришлось упираться вёслами в борта и отталкиваться друг от друга, пока кормчие, получив подмогу, не смогли снова управляться с судами на безопасном расстоянии.

Рагдай встретился взглядом с Ладри и понимающе кивнул ему. Ладри стоял, обнявшись с мачтой, ходившей ходуном из-за ветра и качки как раз там, куда опускался парус. Мальчик, наверное, был единственным на корабле, кто обрадовался начинающейся буре, прервавшейся разговоры о его возможной передаче торговцам. Теперь уже нельзя было отправить его обратно. Буря этого не давала сделать.

– Чего стоишь столбом? Тяни этот канат, помогай! – крикнул ему Овар.

– Вишена, что делать, повернуть обратно, или обходить остров с подветренной стороны, рискуя удариться о скалы? – перекрывая вой ветра, закричал Гельга, вместе с Хрингом навалившись на рулевое весло.

– Нас несёт на камни острова, и ничего не поможет, если мы повернём назад, нас точно разобьёт, мы не успеем миновать остров и обойти его с севера! – закричал ему в ответ Вишена, – идём вперёд, чтобы ветер нёс нас на запад мимо острова! Держи нос на юг, а мы правым бортом будем грести, разворачивая корабль бортом к ветру, чтобы он нёс нас мимо острова с юга со всей силой! Если ты не удержишь руль, нас развернёт вдоль ветра и скорости не хватит пересилить течение, и нас разобьёт!

– Откуда взялась эта буря, для Восточного моря это неправильно, клянусь дарами Фрейи! – отозвался Эйнар, сидящий вместе с Биргом у правого борта на одной скамье и готовясь грести.

– Для Восточного моря это как раз правильно, буря весной, – ответил Ингвар, садясь на следующую скамью.

– Да что ты говоришь! – возмутился Эйнар, – ты путаешь с северным морем.

– Нет!

– Путаешь!

Тяжёлая медленная волна ударила прямо в нос драккара, разбилась, поднялась к драконьей голове, наливая пену, и рухнула внутрь, накрыв пеной и брызгами спорящих и всех остальных. Рею, уже опущенную вместе с парусом, при этом резко развернуло вдоль корпуса, и несчастного Овара, Бирга и Ладри чуть не выбросило за борт. Гелга и Хринг, однако, устояли на ногах. Хринг до этого куском каната привязал конец рулевого весла через проушину последнего весла у кормы к борту и ею привязался сам. Хринг тоже так сделал. И теперь трудно было сказать, кто кого держит, кормчие кормило, или кормило кормчих. Но сейчас, когда важно было не дать драккару повернуться кормой к ветру, позволяя течению беспрепятственно нести его на камни, это было хорошим решением.

– Началось! – крикнул Вишена, вцепившись руками в борт, – пусть все свяжутся верёвками по двое, привяжутся к скамьям! Привяжите рею с парусом к бортам, пока она нас всех не перебила!

Ещё одна волна пронеслась над ладьёй, смешав в одну кучу людей, пожитки, клетки с курами. Берега моря, остров, небо, исчезли. Вокруг стояла чёрно-серая стена тумана и брызг. Если привычный мир ещё существовал, то только в воображении людей. От каждого теперь зависело всё, и не зависело ничего. Их труд, умение и отчаяние в любой момент могли оборваться из-за коварного шквала, пришедшего с востока. Скалы острова были слишком близко, чтобы исправить курс, если вдруг рулевое весло сломается, вырвется из рук, гребцы прекратят грести из-за волн, или люди, черпающие вёдрами воду со дна за борт, остановятся, и осадка корабля увеличится. Вокруг драккара с тяжкими вздохами поднимались и опадали стены пенной воды. Корабль, то падал в бездну, так что люди в невесомости не чувствовали своих тел, то взлетал к самым облакам, где его не доставали даже брызги. Он кренился, дёргался как поплавок, захваченный рыбой, содрогался, трещал, и никто не мог с уверенностью сказать, куда и как – бортом, кормой или носом он плывёт, только седобородый Гелга сейчас знал это.

Вёсла правого борта бешено гребли, иногда повисая в воздухе, иногда с треском ударяясь друг о друга. Свивельдом и Ацур при этом хладнокровно затягивали концы вант, болтающиеся за бортами, и складывали их вдоль уложенной между скамьями реи с парусом. С трудом различая во мгле лицо Рагдая, Вишена бросил ему конец верёвки. Когда тот быстро обвязал её вокруг пояса, викинг крикнул:

– Слышишь звук, словно сталкиваются скалы? Это близкий прибой! Пена теперь серая, в ней щепки, ветки и сор. Значит, мы миновали самую подветренную сторону острова, откуда весь сор сразу уносит! Если дальше так пойдёт, мы спасёмся! Я уверен, что это Маргит наколдовала нам шторм, послала вслед проклятие. А может, это бог Один гневается на бога озорства Локи, укравшего опять что-то. Непростой это шторм.

Драккар бесконечно долго швыряло и встряхивало, но вот, наконец, что-то неуловимо переменилось в вое и свисте ветра, и грохоте волн. И тогда крик Гельги, истошный, свирепый, словно он в тяжёлом бою поразил насмерть кровного врага, заставил Вишену, как и всех викингов, привстать, вглядываясь туда, куда простирал руку кормчий. В разрыве волн, сквозь клочья пены они скорее чувствовали, чем увидели чёрные скалы Змеиного острова, оставшегося за кормой. Это значило, что они спаслись в буре.