Читать книгу Пушкина, Августиновича, Мицуля, Жданко, Штернберга – и другие хорошие человеко-горы. Горы Сахалина и его люди - Андрей Иванушкин - Страница 2

Ловля момента привела меня в Восточный. Поселок на восточном побережье Сахалина. Люблю ходить от одного моря к другому и сегодня выбор пал на голову Восточного. Он находится километрах в 40 от самого узкого места Сахалина и его это нисколько не смущает. Места эти знакомы с детства, ведь совсем недалеко мы собирали клоповку, впрочем и продолжаем. Уходя чуть дальше и глубже, я видел с высот дальние сопки. Их высоты были так себе, под семьсот метров, но их изящно неправильные формы заставляли волноваться как прыщавого юношу при виде обнаженной женской груди. Одна из гор относительно полого смотрелась с одной стороны, и круто обрывалась в другую сторону. Появилось предположение, что так находится какая-то мощная каменная стена, дикий скальный обрыв. В 2010 году мы проходили в около тех местах походом с того побережья, но выше места моего предполагаемого похода. Но вся та красота ускользнула от взглядов шести походников. Мы шли в те дни в дождях и туманах, едва замечая что творится перед носом. Я хотел исправить эту оплошность, и кроме того пройти через самую высокую точку, а не через низкий перевал, как в те незабвенные дни и ночи.

Сказал и стал делать. Сперва поехал поездом в Восточный. Уже привычно соскочил в десять вечера на отсутствующий перрон, взял точный курс на морской пляж. Он выступит в роли гостиничной базы, а номером в гостинице послужит палатка. Огромадный пляж мелькал огнями то ли браконьеров, то ли законопослушных граждан; я не стал разбираться в этом вопросе и уснул. На ужин кусок пиццы и литр яблочного сока.

Последние дни августа, все еще очень тепло, жаль только, что прошли дожди, и их ауканье меня еще ждет, только я пока не в курсе. Утром побрел на завтрак. Чтобы не залезать в продукты, пошел в местную забегаловку – «Луна и Яичница», где съел яичницу и еще что-то нехитрое, но сытное. Заправленный по горловину, выдвинулся уже в путь, но наткнулся на местного жителя и спросил его про виды на урожай клоповки. «Какая клоповка? Вся погорела в сем году. Жара стояла аховая» – дохнул на меня перегаром мужик в возрасте. А то я не видел продажных столиков с ней, лишь шампиньоны белели в ведерках. А красного ничего и не было.

Жара в этом году и впрямь не баловала прохладой. Выйдя за околицу тут же поймал разнонаправленную логику сезона. Дорога была покрыта слизкой пленкой, глина липла к пяткам, и можно было попрощаться с рассчитанной скоростью и удовольствием хождения по дороге. Дожди зарядили в невпопад.

Река была несколько мутновата, а горбуша все равно упрямо шла в направление нереста. Пожелав ей удачи, помесил грязь дальше. Я не расстраивался, знал, что дорога вскоре вскочит на бугор. Сделает это резко и требуется к этому готовиться. Была надежда, что выше она образумится и предоставит немного более приятную поверхность. И где-то сбылись мечты, а где-то нет. Это немного подбешивало в меру. Все равно по плану требовалось быть в определенном месте и не дальше. Точка прихождения находилась в устье реки Омуль. Ей выпала честь там впадать в реку Пугачевку, одну из главных рек юга Сахалина. Как логическое следствие, мне очень требовалось дойти до Пугачевки.

Дорога вяло тащится уже по верху, начиная атаку первого мини-хребта к западу.

К северу должны бы красиво вытянуть шеи Клоковские горы. Тоже не запредельной высоты, в этом районе таких вообще нет, зато все красивые, альпийского типа. И Жданко, и Клоковские и «моя» Штернберга с окружающей свитой убегающий к северу. В районе Клоковский находится один из самых грандиозных водопадов Сахалина, по странному стечению обстоятельств несущий прозвище «Клоковский». Но он не интересный, рядом с трассой, к нему ведет слишком хорошего качества дорожка с пару километров. Поэтому зафиксировано лишь одно мое посещение.

Грязь налипала на сетчатные ботиночки. Была у меня мечта поберечь трековые ботинки, и ради этого я страдал по грязи в обычных, в сетку туфельках. Они прошли уже много боев, но еще сохраняли способность радоваться жизни, и я пользовался этим. Впервые решил отдохнуть, а заодно проверить местные деляны с ягодой. Отойдя в сторону открылись бывшие горельники, открытые поляны и туманистая неясность окружения. Дождь не шел, но все делал для того, чтобы пойти. Невидимая вода висела в воздухе и скатывалась по растительности. Грусть обурела мной, но отступать некуда. Достал телефон, открыл интересную книгу, зачитался ей минут пять, а потом пошел дальше.

Прошел место, где мы с Леней собирали бруснику. В тот прекрасный год смогли даже доехать на машине сюда. Впереди открылся мини-хребет, за которым ждет ручей, потом еще возвышенности и Пугачевка, а значит и Омуль, а это и будет сегодняшний мой конец.

Дорога кончилась, и времени это заняло отнюдь не полтора часа, как я рассчитывал! Места знакомые, несколько раз ползал по местным урочищам в поисках царь-ягоды клоповки. Богатые месторождения: проверим их сегодня на наличие. В этом месте проходит еще и гиперцентральный нефтегазопровод с севера на юг к терминалам и СПГ. Это своего рода граница отделяющая некую цивилизацию от начала страшной, не хоженой сахалинской целины.

Положа руку на самое дорогое, что у меня есть, признаюсь… Здесь простые места для прохождения. Не знаю уж под какой звездой это произошло так, но местные сопочки не имеют того дикого нагромождения растительности, что характерно для большей части Сахалина, особенно юга его. Конечно, далеко не крымскстайл, но относительно Сахалина милые и приятные прогулки обеспечены. Во всяком удобном случае так могу сказать за первую линию диких сопок, а что происходит в следующей ступени, сказать пока трудно. И хоть десяток лет назад мы проходили по Пугачевке насквозь, но то по реке и низкому перевалу, а не глубоко в сопках, и потому суждение мое не созрело. Так и выяснилось, что кроме всего прочего, моя экспедиция является около научной.

Нырнув в тень ручья, стараюсь быстрей пересечь его заросли крапивы, поваленной ивы, хвоща и белокопытника. Бррр, неприятно, но коротко. Крутенький подъем выводит на длинное плечо к сопке. Я уже тусовался на ней 4 года назад и представляю характер. Как и говорил, все более или менее благопристойно. На старой советской карте отмечена дорога с пометкой «тракт». Тракторная дорога прощупывается, но проще идти по обочинам, само полотно дороги неплохо так заставлено небольшими деревьями. Они еще пока не разобрались, кто из них главней, и поэтому теснятся как щетина на моем лице на десятый день выхода из тайги.

Сделав петлю по окрестностям, вижу полную картину отсутствия клоповки. Ее нет вообще, даже отдельные ягоды отказываются демонстрировать свои красные пуза. Это удивляет и еще меньше радует.

Радуюсь пологому, чистому подъему, лишь уже вблизи низкой вершины, менее 300 метров над уровнем моря, начинается крутость, и чем ближе к вершине, тем круче. Редкий случай на Сахалине, когда нужно стремиться к верховинам, избегая ручьев и перевалов. Здесь чистые взгорки, и травянисто-неудобные низменности. Везде нужно приспосабливаться к реальности, не доверяя шаблону.

Виды не перестают радовать. Их нет. Везде клочками летает туман перекрывая гланды взгляду. Лишь ближайшие склоны. Все усеяно влагой, водяная пыль не перестает прибывать, и вроде дождя нет, а все в подмоченном состоянии. Ноги в сетчатых тапках мокрые, а трекинговые ботинки в рюкзаке сухие и это греет.

Спешу подняться на горушку. Знаю, что там будет светло, относительно чисто и загодя расслабляюсь. Последний рывочек, он самый крутоскатный, ботинки для этого неподходяще, но справляюсь. На вершине. От нее пойдет некоторый спуск, но не глубоко, потом пойдет что-то похожее на хребтик. Выйдя на прямой участок улетающий вниз встречаюсь со змеей. Он пыталась подловить солнце, но с этим не заладилось. Вскоре она ушла домой.

И тут появилась клоповка. Я ее снимал на камеру и с куста, чтобы положить в емкость. Буду пить чай вечером.

По знакомым пока еще местам спешу в сторону Пугачевки. Все представляет малый интерес, и я несколько раз сажусь читать книгу. Она интересная.

Эти сопки представляют собой засилие клоповника, в последний раз я даже нашел советский эмалированный бидончик, с которыми ходили за молоком или квасом. В данной модификации он представлял собой сборную тару для клоповки. Вряд ли сюда кто-то заперся бы в поисках голубики, чьи кусты тоже в массовости были представлены.

В этот поход я впервые упаковался двумя телефонами, так что безоглядно тратился электроэнергией, даже музыку включал на громком телефоне.

Внимательно глядя на карту, всячески пытался подстроиться под мелкие повороты сопок, иногда они делали это настолько витиевато, что без бутылки, в крайнем случай карты, не разберешься, и в ином случае пришлось бы побродить в неверных направлениях.

Все удивляли местные чистые леса и большие елани. Необычное явление для Сахалина. Прошел известное мне место. С этой точки я спускался в ручей, но теперь мой путь продлился вдоль по сопкам. Я засек тот участок переброса через этот ручей, что был наиболее низким, а это требовало прохода немного ниже по ручью. Зная по опыту, что русло ручья такая себе дорога по сравнению с местными верхами, я выбрал верха. По странному стечению обстоятельство, переброска через хребтика приходилась как раз напротив устья Омуля, ну разве чуть чуть по диагонали наоборот. Но совсем на крошку.

Так себе и вышел в верховья притока ручья. Вот здесь то я заметался. Или выходить на левый берег, или бежать по правому, а может спуститься в ручей? Левый больно высоко задирал нос, по правому? Можно начать. И я покатился по нему, но все больше и ниже клонясь к ручью. Где-то там внизу я в полной мере испил чашу неверного шага, но пока этого не знал. Меня все больше сбрасывали поперечные полосы пропилов временных потоков, что неслись с гряды и хреначили такие овраги, что через них ползать не энергоэффективно. И вот я в ручье. Он почти без воды, но какой-то неприятный на ощупь. Весь в крапиве, завальчиках, и через полкилометра выползаю на крутейший левый берег. Не иду к самому гребню, а балансирую по крутому склону. Он сильно почищен от древостоя, порой лишь задираются кусты голубики, но еще чаще это чистые поляны с клоповкой. Здесь она еще более увеличила свою частотность. И уже можно было претендовать на коммерческий сбор, только эти места настолько удалены от мест скоплений современных приматов, что нисколько не посещаемы.

Прямо напротив нарисовалась возвышенность, через которую мне предстояло пропутешествовать. Ручей долго и протяжно тек почти параллельно Пугачевке, и между ними стояла стена. Где-то выше она была более ужасающей, а здесь это фактически холм, крутоватый, но на пару скачков. Я обозревал его поверхность склона. Выяснял места наименее покрытые защитной растительностью, и такие участки существовали. Наметив этих в головном мозге, я наконец-то, сошел в ручей, пересек его и врезался в подъем. Естественно, трудностей не возникло. Вскоре я заполз наверх миновав все трудности. С него я впервые увидел долину Пугачевку. Все было в дыму тумана, но кое-какие окрестности различались.

Прежде чем начать спуск, пришлось относительно немало пройти по плоскогорью. Вершина холмовидного хребта была плоской как девочка-подросток. Но все равно вскоре пошел на спуск в ближнюю Пугачевку. Мне хорошо была видна долина Омуля, поэтому не понадобилось поддержки карты, я и так взял правильную диагональ по удивительной местности. Когда-то здесь прошли затяжные пожары, и тайга так и не восстановилась. Кое-где торчали темнохвойные деревья, но больше было березоподобных. Все это в какой-то странный разнобой. Но благодаря очистки сопочек от всепожирающей тайги, так матеро и взлетела популяция клоповки, чем и привлекла в свои объятия человека. В советское время в Восточный даже спецпоезда пускали – ягодные.

Не представляя себе всех трудностей, спускался вниз, в большую долину Пугачевки. Лишь раз мои тапочки топтали ее высокотравье. Ровно одиннадцать лет назад. Но в этот раз я лишь пересеку ее курс. Мне нужен Омуль. Он меня приведет к вершинам.

Уже тороплюсь и не читаю присаживаясь на пеньки. Время тянется к вечеру, а хотелось бы разбить лагерь до темноты. Зная что завтра какой-то дождь, еще и елку хочется подобрать попушистей. Чистота склонов кончается с началом поймы. Я временно спускаюсь к воде. Момент щемящий, я так давно стремился в эти края, и воды Пугачевки как граница, переступив за которые я вхожу в свою небольшую мечту.

Но мечта охлаждается большой горбушей. Убили не размеры, а некоторая степень покусаности. Явно пировал медведь, и как бы не я его вспугнул только что. Вода немного кипела. Не от кипятка, а от рыб. Шел обычный ход горбуши. А значит медведи стянулись сюда со всех округ.

Думаю обмануть судьбу, двигаю прочь, к близкому Омулю. В районе его впадения долина Омуля расширялась и распрямлялась, почти полностью открытая местность светло вдохновляла мое настроение, жаль лишь что пошел бус, это такой мелкий, невидимый дождь, и я заторопился вставать на ночевку. Все вместе это меня и подвело, но подарило грандиозный опыт совместной ночевки. С кем и зачем, о том будет отдельный разговор, а пока я семенил к средней елке. Мне отчего то показалось, что смогу укрыться под ее лапами. Это Омуль, до него по прямой двадцать-двадцать пять метров, только я находился на легкой терраске, а мощь реки пониже, что не контрастировало с логикой. Быстро соорудив палатку и беспомощно попробовав втиснуть кою под сень ели, рванул с двумя котелками за водой к близкой, хоть и низкой реке. Брызгливо, потому что брызгало со всей травы, пробрался к воде и остолбенел. Все берега были исхожены медведями. Берега усыпаны остатками несправедливо погубленной рыбы, впрочем от нее мало что осталось, в основном жабры. Интересно, что медведи не гадят на местах, где едят, ни разу такого не видел. Основные нормы гигиены знакомы и почитаемы и ими.

В большой яме скопилось немало горбуши, и она ждала ночи, когда под прикрытием темноты, как она наивная думала, пойдет вверх по реке никем не видимая. Медведи давно просекли эту фишку, и часто рыбалят именно ночью. Тем более это место медвежий бог как специально спроектировал с этой цель. Яма, в нее стекает ручей по каменному, узкому руслу, а вдоль руслица каменная, низкая, почти на уровне воды, плита. Делать ничего не нужно, ложись на каменный диванчик, выставляй лапу и покидывай рыбку на берег. Довольны все, кроме горбуши.

Похолодев, стало понятно, куда я попал, но двигать уже было поздно, сумерки надвигались, бус стоял невидимой стеной, и дождь был на носу. Примиряясь с судьбой, черпанул воды и пошел готовить ужин.

Наступившая ночь принесла увлекательные результаты. В двадцати метрах от меня кто-то бегал, иногда прыгал. Если бы не шум воды, а позже и дробный гул дождя, я бы услышал и чавканье. Впрочем, мне хватило душераздирающих криков медведей-подростков. Они орали как дети, которым выписывают леща за какие-то косяки. Я пытался записать, но пока найдешь телефон в темноте, пока включишь, все утихомиривалось. Первое время я подрожал, а потом плюнул, и вполне браво проспал до утра.

Казалось бы, нужно собирать манатки и бежать в горы, но не тут то. Дождь только усиливался, все в мире промокло так, как Мировому океану не снилось. Пришлось еще и совершить героический подвиг, сходить вновь за водой. С вечера я запас сухих дров и поэтому смог приготовить завтрак на огне в щепочнице, первый и последний за эти сутки. Днем медведи не являлись. Зато дождь пришел, отворяй ворота! Такого сильного дождя в походе давно не припомню. Он хорошо пробил мне палатку, спальник промок наполовину, благо было тепло, и я не подмерзал, но было неприятно лежать в сыром.

Следующая ночь не отличались лишь тем, что мне было уже не страшно. Я понял, что эти медведи в адеквате. И они тоже самое подумали про меня. Таким порядком никто друг друга не трогал, и не залезал в его личное пространство. Медведи ловили рыбу, кидали лещей подросткам, а я спал в мокром спальнике. Как всегда все довольны, когда присутствует согласие.