Читать книгу Покоритель мира: Александр Македонский - Андрей Журавлев - Страница 3

В течение нескольких недель после Эфебеи Александр все больше оказывался втянутым в государственные дела. Обряд посвящения был чем-то большим, чем просто символическим переходом; она втянула его в мир политики, интриг и дипломатии, составлявших ядро македонского двора.

Александр сидел в зале совета, слушая, как различные дворяне обсуждали вопросы торговли, войны, союзов и уловок. Комната была наполнена тяжелым воздухом значимости, каменные стены резонировали с эхом бесчисленных решений, которые сформировали Македонию. Во главе длинного стола стоял Филипп, его острый взгляд и короткие кивки руководили дискуссией.

– Ты молчал, Александр, – заметил Филипп во время затишья в разговоре. «Надеюсь, вы не находите эти дискуссии утомительными».

Александр посмотрел на отца с размеренным выражением лица. «Напротив, – ответил он, – я нахожу их весьма поучительными. Нужно знать ниточки, прежде чем он сможет дергать за них, не так ли?

По столу разнеслась волна смешков. Филипп приподнял бровь, и на его губах появилась слабая улыбка. – Действительно, – сказал он. – Я вижу, ты обращаешь внимание.

Новые обязанности Александра сблизили его с отцом, раскрыв человека, стоящего за королем. Он наблюдал за тем, как Филипп справлялся с каждым кризисом, с каждым вызовом, проницательно сочетая военную стратегию и политическую смекалку. И все же, заметил Александр, было скрытое напряжение, которое никогда полностью не рассеивалось.

Однажды днем Александр обнаружил, что идет по царским архивам, и на его плечах все еще лежит тяжесть утреннего заседания совета. Тускло освещенная комната была святилищем, миром, удаленным от остальной части дворца. Запах пергамента, чернил и воска наполнял воздух, перемежаемый тихим шелестом свитков и редкими каплями воды, просачивающейся сквозь каменные стены.

Он водил пальцами по свиткам, на каждом из которых стояла печать другой эпохи македонской монархии. Его пальцы коснулись одного свитка, более старшего, чем другие. Он был отмечен печатью его деда, Аминтаса III.

Любопытство разгорелось, Александр развернул свиток, обнажив строки аккуратно вписанного текста. Это была хроника правления Аминты с подробным описанием сражений, договоров и политических маневров. Тем не менее, внимание Александра привлек отрывок о неудавшемся восстании, возглавляемом частью македонской знати. Зачинщики, по его словам, были поддержаны внешней силой. Сила, которую Филипп теперь рассматривал для союза: иллирийцы.

От этого откровения у Александра по спине пробежал холодок. Совет разделился по поводу предлагаемого союза, и Филипп поддержал его, сославшись на необходимость сильного буфера против растущей угрозы Персии. Тем не менее, здесь, в тени прошлого, чернила на пергаменте шептали предупреждения.

Ему нужно было принять решение. Должен ли он противостоять Филиппу со своими выводами или молча наблюдать за развитием событий? Каждый вариант был сопряжен со своими рисками и последствиями. Александр узнал, что путь к величию часто переплетается с трудным выбором, и тени прошлого так же важны, как и обещания будущего.

Когда померкли последние лучи дня, Александр стоял один в царских архивах, молодой человек, несущий груз истории не только на своих плечах, но и в своем сердце. Он понял, что путешествие, в которое он отправляется, будет определяться не только его действиями, но и отголосками прошлого.

«История – это зеркало, – всплыли к нему слова Аристотеля, – отражающее как триумфы, так и неудачи тех, кто был до нас».

Когда он свернул свиток и положил его обратно, он понял, что сделал еще один шаг на своем пути, в своей судьбе. Он был Александром, князем Македонии, будущим царем, тенью прошлого, маяком будущего. И его история только начиналась.

От величия его «Эфебеи» до откровений в древних свитках, путешествие Александра становилось чем-то большим, чем просто рассказом о человеке, обреченном на величие. Это становилось сагой о выборе и последствиях, о прошлом и будущем, о победах и поражениях. Это была сказка, старая, как время, но такая же уникальная, как и молодой человек в ее сердце. И это была всего лишь вторая из восьмидесяти глав, маленький фрагмент великого гобелена, которым была история Александра.