Читать книгу Похоронные обряды и традиции - Андрей Кашкаров - Страница 6

В этих словах Михаила Булгакова заключена печальная и примиряющая со смертью истина. Ибо на пути жизни для того, кто смертельно устал – не пресытился удовольствиями, а именно устал, подобно мастеру, завершившему непосильный труд, – для утомленного путника покой небытия не внушает страха.

Похоронные причитания – это один показатель перехода умершего в иную форму бытия. В причитаниях смерть, персонифицируясь, не получает ясного антропо-морфного облика (калика перехожая, в которую иногда превращается смерть, представляет собой пока еще не выясненное исключение), что позволяет воспринимать ее как высшую, неведомую, таинственную силу. Об образной природе смерти в русских похоронных причитаниях свидетельствует целая цепь определений – «голодная», «неуемная», «недосужная», «смерть-злодейка», «змея лютая», «с косой».

То есть она приходит не спросясь, украдкой, никогда не стучится в ворота.

Смерть, как и все живое, была смертна, а поэтому ее должно похоронить так же, как мертвого. В обрядах смерть хоронят, чтобы ее не было. Момент возможного вторичного возрождения, столь важный в земледельческих обрядах, здесь отсутствует.

Похоронные причитания дают разную интерпретацию посмертного существования.

Смерть, по древним представлениям, – это всегда метаморфоза. Славяне уподобляли смерть жизни, она была для них границей, после которой начиналась новая жизнь в новом мире. Раз после смерти жизнь будет продолжена в другом месте, то существование человека на земле оказалось только одним из звеньев в цепи всех отошедших поколений. Переходный период умершего заканчивался на земле его уходом в иной мир, но он мог вернуться на землю вновь в любом другом облике, в том числе и в лице своего потомка. Поэтому могилы и курганы предков располагались бок о бок с усадьбами живых: то были даже не два разных мира, а единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее оказывались расположенными и тесно сосуществующими.