Читать книгу Приманка. Ад - Андрей Клепаков - Страница 2

Я поймал пачку. Вскрыл упаковку, сунул сигарету в рот, она тут же загорелась сама. С наслаждением затянувшись, откинулся на выторгованный матрас.

– Ну, – сидевший на краю котла черт посмотрел на меня.

– Переживание физической радости бытия пойдет? – затягиваясь еще, спросил я.

– Конкретнее.

– Море, солнце, Коктебель, пляж или горы. Компания, девушка любимая рядом.

– Пойдет, – кивнул черт, – только Солнце убери. Жжется.

– Как скажешь, командир, – согласился я, закрывая глаза.

Ночь, писпляж, мы с Ленкой целуемся, лежа на холодном песке, и он не кажется нам холодным. Остальные с визгом скачут в ночном прибое. По набережной медленно едет поливалка, освещает фарами пробравшихся на закрытый пляж Дома Писателей. Нас обдает холодным душем. Мы вскакиваем, хватаем одежду и бежим в сторону моря. Из громкоговорителя предлагают немедленно покинуть пляж. Мы с Ленкой смеемся и обнимаемся, стоя по колено в волнах…

Я открыл глаза. Черт кивнул.

– Чего хочешь? – спросил он.

– Одеяло. А то холодно у вас тут в Аду, а я голый.

Черт не усмехнулся, а меня накрыло черное, словно бездна, мягкое теплое одеяло.

– Спасибо, – кутаясь, сказал я.

– Ты, блин, думай, чего говоришь, а то отниму все на хрен.

– Прости, командир. Автоматически.

– Ладно, проехали. Чего еще у тебя?

– Эстетические переживания. Типа, встреча с прекрасным. Пойдет?

Черт пожевал губами, почесал затылок.

– Это если для начальства только. Мне без надобности.

– Алкогольное опьянение? Могу предложить варианты: водка, коньяк, виски, еще пивом напивался.

Я вопросительно смотрел на черта.

Тот, отвернувшись, разглядывал что-то вдалеке. Сбросив одеяло, я встал и попытался выглянуть из котла. Не удалось. Высоко или глубоко. Было видно только, как тьму Ада прорезало нежное, перламутровое сияние.

– Все, кранты, – черт спрыгнул наружу. – Экскурсию праведников ведут. Готовься, развожу пары.

– Э, э! – я стукнул кулаком в железный бок котла. – А нельзя, типа, оборудование на профилактике, у грешника перерыв?

– Нельзя, – послышался голос черта. – Мне за неформальные отношения с грешной душой рога поотшибают, хвост вырвут, про яйца вообще молчу. Еще тебе позавидую.

– Командир! – истошно заорал я. – Придумай что-нибудь, я заплачу!

– Не ссы, как только пройдут, все отключу. В конце концов, здесь же Ад, должен же ты пострадать хоть немного.

– Блин, – выругался я, нервно затягиваясь. – Принесла любопытных нелегкая.

– Готов? – лохматая голова черта появилась над краем котла. – Врубаю.

– А-ааа! – возопил я и тут же замолчал. Боль была адская, вокруг бурлил кипяток. Я захлебнулся криком. И никакой надежды потерять сознание.

– А ты жаловался, что холодно. Радуйся, что вода, тебе вообще масло кипящее положено. От боли я плохо соображал, что говорил черт. Сквозь брызги и пар заметил приближение сияния.

– Так, – разобрал я за бульканьем воды нежный ангельский голос, – кто тут у нас? Что за грех?

– По совокупности, – по-военному отрапортовал мой черт. – Общий режим.

В сиянии, окружившем котел, я разглядел праведные души, одетые во что-то белое и светящееся. На их лицах читалось сострадание.

– Суки! – заорал я. – Валите отсюда на хрен! – и попытался брызнуть на праведников кипятком. Остановленные полем ангела капли не долетели.

– Молитесь за эту нераскаявшуюся, страдающую, грешную душу, – голос ангела был сладок, луч, исходивший от его прекрасного лика, был тонок.

– Жопа, суки! Валите на хрен! – отчаянно колотя руками по поверхности кипевшей воды, кричал я.

Ангел улыбнулся мне печально и одновременно ободряюще. Крылом обвел экскурсантов.

– Все оне будут молить Господа о спасении твоем.

Казалось, кипяток выжигает глаза, я зажмурился и нырнул, чтобы не видеть этого поскудства. Когда, отплевываясь, вынырнул, экскурсия уходила. Вода вокруг продолжала кипеть, но температура стремительно падала.

– Ой, блин, пипец какой, – устало выдохнул я, раскинув руки и ноги и, расслабившись, замер на поверхности своего бассейна. Вода стала градусов тридцать. Таиланд, блин.

– А ты как думал? – послышался голос черта. – Это Ад, сынок. Хули грешить так было?

«Ну да, ты мне еще проповедь прочитай о праведной и здоровой жизни», – зло подумал я.

– Я отойду, у меня и другие грешники есть. А ты отдохни пока, повспоминай, что еще предложить можешь, – черт вилами аккуратно отпихнул меня от края котла. – Смотри не вывались, а то вообще пипец будет. На нейтрино разлетишься. Сам Господь Бог не соберет. Здесь физичность другая, не человеческой души. Вы только в котлах сидеть можете. Да и мне пистон будь здоров вставят за порчу материала.

Черт ушел, я подгреб к краю, выглянул наружу. Вокруг стояла адская тьма, которую изредка прорезали всполохи адского пламени. В их мрачных отсветах становились видны уходившие в бесконечность ровные ряды адских котлов. Иногда над котлами проносились крылатые тени Ангелов ада, высших демонов.

«Вот суки, – подумал я о них, – тоже на нас грешных кормятся».

После смерти в Ад я попадал неоднократно и всегда радовался царившей здесь коррупции. За взятки памятью о пережитых в жизни чувствах старому опытному грешнику удавалось устроиться вполне комфортно. Относительно, конечно, но по крайней мере особых мучений не испытывать.

Понятно, что подобные отношения между инферналом и грешниками незаконны, строго-настрого запрещены и грозят обеим сторонам крайне серьезными неприятностями. Хотя о каких неприятностях можно говорить здесь?

Однако «спрос рождает предложение», и «как внизу, так и наверху», соответственно поток чувств устремляется от мучимых в Аду грешных душ к чертям и дальше через демонов в самые глубокие глубины Ада.

Конечно, кого-то ловят, кого-то наказывают, но искоренить подобную коррупционную практику, естественно, невозможно. И пирамида всеобщего взяточничества процветает в Аду, словно в ГАИ.

Перевернувшись на спину, я закинул руки за голову. Неподвижно замер на поверхности воды.

«Ну что же, не так уж плохо я устроился на этот раз, – подумал я, лениво наблюдая за пляской демонов в адском небе. – Надеюсь, экскурсии сюда водят не слишком часто».

Одна из теней стремительно спикировала ко мне.

– Блин, накаркал, – прошептал я.

Раскинув крылья, демон опустился на край котла. Я поспешно отплыл на середину.

Демон молча демоническим взором смотрел на меня демоническими очами. Потом он крылом попробовал воду, стряхнул капли.

– Курорт, – показал демон клыки.

Я нервно улыбнулся в ответ.

– Грешник дал взятку, черт взял – оба попались. Черт уже отстранен, начато расследование, а грешнику светят глубины Ада, – демонической улыбкой улыбнулся он.

Температура воды начала расти, или это мне стало жарко от страха?

– Чем заплатил за свой Таиланд? – демон смотрел без улыбки.

– Да так, просто про Коктебель вспомнил, тоже вода ведь. А черту показалось, что взятка. Случайно получилось, – испуганно залепетал я.

– Случайно? – переспросил демон.

Вода явно стала горячей.

– Ну вспомни и мне тоже что-нибудь, случайно.

Вода сделалась еще горячей, повалил пар, но терпеть было можно.

– Любовные переживания, пятнадцать лет, два портфеля в одной руке, первый поцелуй у подъезда ее дома? – почти закричал я.

Демон кивнул.

Я погрузился в воспоминания. Стало больно. Открыл глаза, взглянул на демона, увидел, как он прожевывает мои переживания. Поморщился. С чертями, с ними проще. Они и сами попроще.

– Такая фигня у всех имеется. Неинтересно. Мысли оригинальнее.

«Ой!» – подумал я.

Длиннющая очередь в Пушкинский музей. Стояли ночь, хорошо, что лето. Дежурили по два часа, сидели на принесенном из дома стуле.

Помню, как я был поражен удивительно красивым, каким-то оливковым цветом картины. Никакие репродукции его не передавали. Мишка взял с собой бинокль, до картины было далековато. Я не воспользовался. Зачем какой-то посредник между мной и волшебным взглядом Моны Лизы?

Много лет спустя я снова встретился с ним в Лувре. Взгляд не изменился, естественно…

Вода закипела.

– Возможно, у вас есть конкретные пожелания? – заорал я.

– Можем остаться в области эстетических переживаний, – кивнул демон.

– Как скажите! – перекрикнул бульканье я.

– Черный квадрат, – назвал демон.

– Философия. Не искусство. Эстетики ноль. Аааааа!

– Дали.

Я сумел вспомнить восторг первого знакомства на лекциях в Пушкинском, лет в двенадцать. Полученный на День Рождения толстенный альбом, кажется, в цене вожделенных джинсов или магнитофона. Годы увлечения сюрреализмом и последовавшее разочарование в нем.

Когда открыл глаза, демона не было, температура снова стала вполне комфортной.

«О Боже! – подумал я. – Вот попался эстет – извращенец, блин. Обычные воспоминания не катят… Так и, правда, свариться можно».

Вернулся черт. Я с удивлением посмотрел на него.

– Мне сказали, тебя отстранили за взятки типа. Следствие и все такое.

– Ерунда, – отмахнулся он. – А вот тебя переводят на Второй Круг, но зато на свободное поселение, – с уважением объявил черт. – Больше никаких котлов, в доме будешь жить, – он выразительно поднял указательный палец, – как человек. Вылезай.

– Здесь есть свободное поселение? – я был поражен. – А что это такое?

– Узнаешь. Вылезай.

– Как же? Ты же сказал, что на нейтрино разлечусь? – удивился я.

– Не разлетишься уже, тебя трансформировали. Подогнали твою физику под нашу действительность. – Черт ухмыльнулся. – Вылазь, вылазь.

«Ну ни хрена себе, – подумал я. – Так что же, я теперь не раб божий, а кто? Вольноотпущенник?»

Я выбрался из котла, проигнорировав лестницу, спрыгнул вниз. Оглядел себя.

– А одежду какую-нибудь?

– Не положено. Это наверху одежды светлые, – черт флегматично сплюнул под ноги. —Пошли, тут недалеко.

Идти босиком оказалось мучительно. Земля, или что тут у них в Аду, была усыпана острыми камнями и какими-то колючками.

– Блин! – вскрикивал я через каждые пару шагов, останавливался и, задирая то одну, то другую ногу, вытаскивал из подошвы шипы терниев.

– Давай, шевелись, – подгонял меня черт, размеренно шагая впереди. – Не на Голгофу идешь.

Хромая и чертыхаясь, я медленно семенил за ним в адской тьме. Лишь отблеск адских зарниц, игравших на поверхности рогов черта, словно горящие огни стопов идущего впереди автомобиля, позволял мне следовать за ним в темноте. Время стояло, шли только мы. Кажется, ноги я стер в кровь. Сколько длилось наше путешествие, определению не поддавалось. Могло пройти и несколько минут, и несколько лет. Я уже думал, что разлететься на нейтрино был бы не самый худший выход. Наконец черт остановился, я врезался в его мохнатую спину. Пахнуло серой, псиной и чем-то горелым.

– Пришли, – сказал он.

Я без сил повалился на землю. Стопы мои горели, подошвы были мокры.

– Блин, это же кровь, – воскликнул я, понюхав и облизав испачканные пальцы. – У меня все ноги в крови, – пожаловался я черту.

– Не ссы, – равнодушно заметил он, – здесь у вас все быстро заживает. – Давай, вспомни мне что-нибудь напоследок.

Я со злорадством подумал о том, как мне в детстве удаляли без анестезии гланды. Суки! Переживание, с которым не слишком жалко было расстаться.

Черт вздрогнул, потер себя лапой по груди.

– О! Класс какой! – пробормотал он. – Ну давай, грешник, ступай.

– Куда? Не вижу же ни хрена, – возмутился я.

– Не видишь, а туда же, на поселение, – фыркнул черт. – Смотри, блин! – и он со всего маха наподдал мне по заднице. Я покатился по камням.

Выругался, вставая на четвереньки. И тут я увидел.

Тьмы больше не было. Сверху, с низкого, покрытого черными тучами неба, сеялся сероватый свет. Прямо передо мной в низине, окруженной горами, лежал обнесенный стеной город.

«Что-то у них тут средние века до сих пор, – подумал я. – Отстают ребята».

Я поднялся на измученные ноги и, не оглянувшись, поковылял вниз по каменистой тропе.

Тропинка уперлась в здоровые, ржавые ворота, словно в заброшенном железнодорожном депо. Я долбанул кулаком по створке. Железо громыхнуло, ворота заскрипели, между створками появилась щель.

«Не заперто, однако», – удивился я. Обеими руками надавил на створку, снова заскрипело, и щель увеличилась.

– Добро пожаловать, – приветствовал сам себя и протиснулся в ворота.

Город не был средневековым, он был древневековым. Каменные лачуги без окон, вот из чего он состоял. И лачуг было много, они образовывали перепутанную паутину узких улочек.

Здания, если можно так назвать эти строения, напоминали собачью конуру, сложенную из четырех поставленных на попа каменных плит. Пятая плита перекрывала сооружение сверху, формируя плоскую крышу. Правда, конура получалась для довольно большой собаки.

– Это же дольмены! – Я был поражен.

В передней стене дольмены имели круглые входы. Одни из них гостеприимно зияли темнотой, другие были заткнуты каменными пробками.

Таких неолитических сооружений полно разбросано по миру. Однажды в молодости я чуть не попал в экспедицию на Кавказ по изучению этих мегалитов. Собирался, но потом одумался и уехал в Адлер, к морю, как нормальный человек.

Так что же, Кавказ – филиал Ада?

Сунув голову в ближайший, я закричал:

– Эй! Хоббиты, есть кто живой?

Мне не ответили. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я различил фигуру человека, сидящего в углу.

– Эй, – окликнул его я, – Вы живы?

Молчание.

Согнувшись, я залез внутрь.

– Черт, фонарик надо было просить, – пробормотал под нос. – Что ж у них темнотища такая в этом долбанном Аду.

– Новенький? – человек пошевелился.

Я кивнул.

– Сигареты есть?

Я рефлекторно хлопнул себя по бокам, раздался звонкий шлепок по голым бедрам, но рука вдруг ощутила картонную коробку.

– О! – удивленно воскликнул я. – Есть!

Открыв пачку, протянул сигарету человеку, взял себе. Сел рядом. Сигареты загорелись, в красном свете их огоньков разглядел лицо обитателя дольмена. Седые космы, седая борода, голая худая грудь, изможденное лицо, полуприкрытые глаза. «Да, не курорт», – подумал я.

Старик курил молча.

– Давно здесь? – прервал я молчание. Старик пыхнул сигаретой, закашлялся, не ответил.

Глаза привыкли к полутьме совсем, и я с любопытством оглядел помещение. Оно оказалось пустым. Совершенно. Ни плошки, ни ложки, ни соломки, ни рогожки. Пощупал пол, вроде земляной, согнул ногу, посмотрел на подошву. Грязная, конечно, но не болит. Действительно, заживает быстро.

Я подвинулся ближе к стене, привалился спиной к холодному камню.

«Эх, черт, где мое купленное одеяло?» – подумал было я, и меня тут же накрыло черной мягкой материей.

– О! Блин! Omnia mea mecum porto! – восхитился я.

– Дориана Грея читал? – вдруг спросил старик хриплым голосом.

– Ну? – кивнул я.

– Здесь такая же хрень. Шагреневая кожа. Жизнь твоя – шагреневая кожа. Платишь воспоминаниями за подачки их. Они жрут, а потом, когда не помнишь уже ничего – выкидывают в воплощение.

– Дерьма-то, – усмехнулся я, затягиваясь. – В воплощении все равно ни хрена не помнишь. Так, туман какой-то.

Старик пожал плечами и замолчал. Я закутался в одеяло, пригрелся, закрыл глаза. Некоторое время сидели молча.

– Еще сигарету дашь?

Я протянул пачку. Старик вынул две, вопросительно на меня взглянул. Я кивнул. Он сунул одну в рот, другую за ухо.

– Всю память высосут, даже тумана от этой жизни не останется, – сказал он и закашлялся.

– Да и хер с ней, с жизнью этой, – зло ответил я. – Тут и помнить нечего.

Старик зашелся длинным приступом кашля. Я высунул руку из одеяла и постучал его по спине. Он перестал кашлять, помолчал, потом спросил:

– Что отдал за поселение?

Теперь плечами пожал я.

– Не помню уже. Кажется, что-то про первую любовь.

– Не жалко?

– Жалко, конечно, но не вариться же в кипятке.

Сигарета кончилась, я вдавил фильтр в пол.

– Конуру любую свободную можно занимать? Или надо искать с табличкой, где красиво написано мое имя?

– Имя – единственное, что я еще помню, – задумчиво сказал старик.

– А как вас зовут? – вежливо поинтересовался я.

– Александр.

– Андрей, – я представился. Помолчали. Старик ловким щелчком отправил окурок в круглую дыру входа. Я пошарил по полу в поиске своего. Нашел, тоже выбросил наружу.

– Одеяло оставить? – предложил я.

– Сигарет оставь.

Я протянул пачку.

– Забирайте все, бросать буду.

Александр усмехнулся.

– Спасибо за сигареты. Любая свободная дырка – твоя. Они все одинаковые.

Я поднялся, скомкал одеяло, сунул под мышку.

– До свидания, Александр, приятно было познакомиться, – выдал я вежливую фразу.

Старик лениво махнул рукой.

Выходя, я споткнулся о здоровый круглый камень у входа. Потер ушибленную ногу, оглянулся. Старик смотрел на меня.

Мне захотелось почувствовать себя в Аду фрондером.

– Нет, – твердо сказал я, – одеяло я все же вам оставлю.

– Спасибо, Андрей. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным, – засмеялся мне вслед Александр.

2

Голый я брел по узкой улочке между дольменами. Я хотел добраться до центра поселения, мне было интересно, есть ли там что-то отличное от рядовой застройки. Администрация или капище, или скульптура главного дьявола, или еще что-то подобное. Изредка мне попадались такие же голые люди. Мужчины и женщины безразличными взглядами скользили по мне. Все были в возрасте. Я чувствовал себя на унылом нудистском пляже в Утрише. Молодых, симпатичных девушек не было. «Или не попадают в Ад, или тупо сидят по котлам», – думал я.

Спросил у первого попавшегося мне мужчины интеллигентного вида про центр.

Тот, коснувшись полей воображаемой шляпы, ответил, что предпочитает спальные районы и в центре не бывал. Вежливо простившись, он проследовал дальше.

Потом встретилась женщина. Я посмотрел на отвислые груди, толстый живот, целлюлитные бедра, и, задрав голову к грозовому небу, молча прошел мимо.

Через некоторое время я перестал ориентироваться в этом лабиринте. Ни указателей, ни номеров домов не существовало.

– Все, – понял я, – это дремучий, дремучий лес. Старину Александра мне больше не увидеть, и к воротам, скорее всего, не выйти. И Ариадны здесь ни хрена не найти, хорошо хоть Минотавра, вроде, не предвидится, хотя чем черт не шутит.

Мне захотелось нарушить покой этого унылого места.

Я остановился и, сложив руки рупором, заорал что есть силы:

– Господи! Помилуй мя грешного! Дай мне жену юную, прекрасную, дабы мог я восславить Тебя в чертогах земли этой обильной!

Внезапно стало темно. Тусклый свет тяжелого неба закрывали раскинутые демонские крылья.

– Здрасьте, – нервно брякнул я.

– Хочешь назад в котел? Любишь высокотемпературную среду?

– Никак нет, ваше превосходительство! – вытянувшись во фрунт, я щелкнул голыми пятками.

– Веселый. Ну, вспоминай, что было веселого в жизни. Чтобы и я повеселился тоже.

Я прикусил губу. Ничего веселого в голову не лезло, как назло, вспоминались только гаишники.

Демон молча смотрел на меня.

– У вас всегда плохое настроение, сэр? Адская обстановка накладывает отпечаток? – я растянул губы.

– Смелый. Дурак, – сказал демон, складывая крылья. – Пойдем, – он обнял меня за плечи. Мне показалось, что на меня положили раскаленный рельс.

– Тебе, как постоянному клиенту, сделали послабление и скидку. Цени. Если будешь наглеть, утоплю в дерьме, в кипящем, и никакие воспоминания-переживания не помогут.

– К сожалению, у меня не очень хорошая память, я многое позабыл с прошлого раза. А публика местная какая-то неразговорчивая. Не могли бы вы ввести меня в курс этой адской действительности, – я сделал широкий жест, обведя рукой окружающее пространство.

Демон широко улыбнулся, обнажив длинные клыки,

– Не путай меня со своей первой учительницей. Я здесь не для того, чтобы вводить в курс. Это Ад. И настоящего ужаса ты еще не видел. Но могу показать, – демон ободряюще похлопал меня по плечу. Мне показалось, что прожглось до кости.

– Свободная ячейка, – демон ткнул когтистым пальцем в направлении очередного дольмена. – Занимай. Услышишь сирену, затыкай дырку изнутри камнем. Не успеешь, тебя зачистят. Все поля сгорят, останется голая монада. Придется начинать с нуля, минералы там, растения и так далее. Эоны до разумного состояния. На улице окажешься, тоже зачистят.

Я вспомнил бульник в каморке у Александра и испуганно запричитал:

– Да мне такой в жизни не поднять…

– В состоянии стресса человеческая душа способна на многое, – перебил меня демон. – Я предупредил, – и он исчез.

Я полез в дыру. Апартаменты оказались один в один как у старика Александра. Попробовал пошевелить камень, лежавший у входа. Вспомнил мешки с цементом, которые приходилось таскать, когда делал ремонт на даче. Камень был явно тяжелее.

– Суки! Суки! Все только суки! – огласил криком я адское пространство.

«Какое на хрен послабление и скидка! – думал я. – Платишь, платишь. Жизнью своей, памятью, наслаждением и любовью. Поселение долбанное – шантаж это и разводка».

Я снова попытался поднять камень.

– Б…!

«Что это за сирена такая? Вольноотпущенник! Раб из каменоломен – кирпичи такие таскать!

А может, хрен с ней, с монадой, – подумал я. – Начнем с чистого минерального листа. Долго, зато чисто. Ни зла, ни добра, ни мысли, ни чувства».

И тут заорала сирена.

– ААААА! – заорал я. Ужас, охвативший меня, был даже не животным. Каким-то более глубинным, изначальным, что ли. Подобный ужас, наверное, испытывали Тьма и Свет, впервые отделившиеся друг от друга.

Суки, наверняка в сирену добавили инфразвука или еще какой дряни. Я сразу забыл про монаду, поля и минералы. Я мог думать только об одном камне, этой долбанной пробке, которой было необходимо заткнуть дыру в дольмене. Рывком оторвал камень от земли, в спине что-то хрустнуло, не обращая внимания на боль, одним движением вбил его в отверстие. Камень клацнул, стало темно, звук сирены сделался тише.

Я с облегчением выдохнул. Удалось! Я успел перевести дыхание, как накатил новый приступ страха.

И он стал еще сильнее, сменив лишь окраску. Теперь меня накрыл клаустрофобический кошмар. Стены, пол, потолок моей тюрьмы стремительно сжимались. Безумно крича, я бился об каменную пробку, пытаясь вытолкнуть ее наружу, совсем забыв, что она открывается внутрь. Изо рта пошла пена. Захлебываясь криком, стремительно теряя силы, я уже не толкал камень, а только, ломая ногти и пальцы, скреб его и грыз зубами.

Пытаясь заткнуть уши, я, кажется, проткнул барабанные перепонки, по щекам и пальцам текло теплое и липкое.

Наконец, совершенно обессиленный, я замер, свернувшись на полу в позу зародыша.

Сходя с ума от страха, мог только тихонько подвывать. Начались судороги.

– Умираю, – подумал я. – Господи, как такое возможно, я же мертвый! – угасая, мелькнула мысль.

Когда я очнулся, в камере было тихо и светло. Свет исходил от сияющей фигуры, смотреть на нее оказалось больно, и я поспешно отвел глаза. В углу мрачно темнел закутавшийся в кожистые крылья демон. – Я возражаю против интенсивности инфразвукового излучения. И частота не соответствует стандартам наказания. И что значит ваше «заслужил»? Аргументируйте, пожалуйста, – сказал ангел.

– Я не собираюсь ничего аргументировать. Я вам не подотчетен. У меня есть начальство, с ним и разбирайтесь. И вообще, по должностным инструкциям у меня имеется люфт в определении интенсивности наказания в зависимости от степени виновности грешной души.

– Сейчас! – ангел плюнул светом; мы с демоном поморщились. – Виновность души определяется только Высшим Судом.

– Но если в процессе отбывания наказания душа совершает действия или попытки действий, позволяющих избежать или существенно снизить интенсивность справедливого наказания, то Нижний Отдел своей властью вправе изменить это наказание в сторону его ужесточения без согласования с Верхним Отделом.

– И какие же действия совершила или пыталась совершить эта несчастная? – и ангел сияющей рукой театральным жестом указал на меня.

– Эта? – сжав зубы, переспросил демон. – Эта пыталась дать взятку своими воспоминаниями обслуживающему ее черту.

Ангел всплеснул руками,

– А черт оказался таким честным, что отказался и сообщил по начальству. Не смешите меня.

– Да, сообщил.

– И обвинение строилось исключительно на заявлении черта?

– А на чем же еще? Вы знаете, что записи не ведутся. Идиотское требование вашего Верхнего Отдела, как якобы ущемление прав грешных душ.

– Я решения руководства не обсуждаю. Но вы отлично научились им пользоваться, повышая интенсивность наказания и выколачивая гаввах из несчастных.

– А это уже голословное обвинение. Никакого гавваха на общем режиме нет.

– Как нет? Я прямо запах почувствовала, поэтому сюда и зашла.

«Почувствовала», «зашла» – ангел, что? Баба? – я просто охренел от удивления.

– Какой гаввах ты своим ангельским носом можешь почуять? Любая эманация боли тебе уже кажется гаввахом, – глаза демона полыхнули адским огнем.

– А это прямое оскорбление и неуважение ко мне как к ангелу и женщине. Если вы сейчас же не извинитесь, я подам докладную в комиссию.

– Здесь нет никакого гавваха, – пробурчал демон, – у нас стандартное излучение на весь круг. Просто она, – демон кивнул в мою сторону, – первый раз под раздачу попала. Легкий шок, а вам показалось, что гаввах. Адаптируется через пару раз, вообще замечать перестанет.

– А обо мне почему в женском роде? – недоумевал я. Испуганно сунул руку себе между ног. Нет, успокоился, все на месте. – А, – сообразил, – я же душа. Без пола и возраста.

– Все равно, я требую освидетельствования. Я хочу немедленно провести тест на соответствие уровня излучения адаптационным возможностям данной души. По остаточному следу воздействия.

– Хорошо, – скривил рожу демон, – но только с добровольного согласия души.

– И я еще не услышала ваших извинений за мой ангельский нос.

– Извините, погорячился, – с явным трудом выдавил из себя демон.

– Я не хочу проходить никакого освидетельствования. У меня все хорошо, – решительно заявил я.

Светлые лучистые глаза ангела с удивлением уставились на меня.

– Э-э, как вас звали? – спросила ангел.

– Андрей, – я приподнялся и сел.

– Вот, Андрей, здесь выявлено нарушение. Вы подвергаетесь более жестокому наказанию, чем заслуживаете…

– Здесь Ад, а не детский сад, – демон развернул и снова свернул крылья.

Я не понял, как ему это удалось. Потолок дольмена был такой низкий, что даже я не смог бы встать во весь рост.

– И, тем не менее, это не позволяет нарушать права отдельной грешной души. Не так у нее много прав.

– Я не буду ничего проходить, – встрял в разговор я.

– Андрей, вы не понимаете, если будет доказано превышение порога положенного вам страдания, мы сможем добиться перевода вас на первый круг.

Я чуть не засмеялся,

«Это в котел, что ли? Нет, дамочка, из Ада ты меня не вытащишь, а отношения с демоном испортишь. Вот тогда я и огребу по полной».

– Нет, – твердо сказал я. – Я совершил в жизни ошибки, заслужил справедливое наказание, и теперь я хочу понести его… э… со всей честью грешного человека, – закончил я, гордо подняв голову.

Демон хмыкнул, ангел фыркнула, искры разлетелись по всему дольмену. Несколько секунд она растерянно смотрела на меня.

– Вот, – сказала она, – типичный случай Стокгольмского синдрома. Жертва защищает своего мучителя. Я думаю, что здесь требуется вмешательство психолога.

– Она не жертва, я не мучитель, – сложив руки на груди, демон насмешливо смотрел на ангела. – Нас связывают пенитенциарные отношения. И никому не говорите про вашу идею с психологом, свои же засмеют.

Ангел посмотрела на меня.

– Как же так, Андрей, я хочу вам помочь. Почему вы отказываетесь? – чуть не плача, ангел беспомощно развела руками.

Я поднял взгляд. Черт, она была прекрасна, белоснежные крылья подрагивали за плечами, золотые волосы венчал светящийся нимб, огромные глаза, полные слез, смотрели печально и одновременно решительно, небольшую грудь скрывали свободно падающие складки светлого гиматия. Ангел, что тут скажешь.

Пожав плечами, я промолчал.

– Волеизъявление высказано, а свобода воли священна. Или вы собираетесь оспорить фундаментальный постулат? – с явной издевкой спросил демон. Потом, улыбнувшись, добавил, – первый раз на защите?

Ангел покосилась на него и сделала невнятное движение головой. Вроде и кивнула, вроде и нет.

– Да не расстраивайся так, девочка…

Голова ангела дернулась, зубы сверкнули в приоткрытом рту, глаза потемнели под нахмурившимися бровями.

– Не смейте называть меня девочкой! Я ангел четвертого ранга!

В гневе ангел была чудо, как хороша.

– Хорошо, хорошо, извините, – Демон улыбался. Наклонив голову, он рассматривал девушку. Потом отвел взгляд и облизнулся.

Вдруг что-то произошло со светом, явно стало темнее. Сияние, исходившее от ангела, как-то поблекло.

– Комиссия заканчивает работу, вам пора, – сказал демон.

– Не думайте, что я так все это оставлю. Я возьму на контроль эту несчастную душу. У вас не получится безнаказанно истязать ее.

– Как вам будет угодно, – продолжая улыбаться, демон развел руками.

Вскинув голову, ангел молча вышла сквозь стену. Сразу стало темно, теперь я видел только два красных огня – глаза демона. Потом огни опустились почти до самого пола.

«Он что, по шею в землю вошел?» – подумал я.

Камень, затыкавший вход, с грохотом ввалился внутрь, я еле успел убрать ногу. Снова посветлело. Развалившийся на полу в вольготной позе, демон внимательно смотрел на меня. Я вопросительно поднял брови.

– Сирена включается, когда появляются верхние. Раньше это случалось редко, теперь зачастили. Комиссии, инспекции, экскурсии, визиты. Задолбали, – демон плюнул, плевок прожег стену насквозь. Пятнышко света легло мне на колено.

– Пока верхних нет, вас не трогают, и вы можете делать, что хотите, – продолжил демон. – Хотя делать тут особо нечего, конечно, но вас не мучают. Тут все такие как ты, за бабло сидите. Когда приходят сверху, для вас, понятно, начинается ад. Ничего не поделаешь, приходиться терпеть.

Я кивнул. Демон поменял позу, его крылья причудливо изогнулись. Я вспомнил Врубеля.

– Ты не дурак, сообразил, что с девчонкой связываться не стоит. Но ангел, действительно, может еще появиться. Не попадись на ее уловки, только хуже будет. Она часть той силы, что вечно хочет добра, и вечно творит зло.

Демон поднялся.

– Держи, – он кинул мне блок «Ротманса».

– Спа… ой, – осекся я и просто кивнул. – Вообще-то, я бросать хотел.

Демон заржал так, что затряслись стены дольмена, качнул головой и, как и ангел, вышел сквозь стену. Блок сигарет в моих руках превратился в пузатую бутылку коньяка. Я придирчиво посмотрел на этикетку. «Наири». Одобряюще кивнул.

Отвернув пробку, сделал глоток. Коньяк соответствовал названию, я глотнул еще.

– А где, кстати, мой матрасик? – вспомнил я про матрас, купленный у черта.

Тотчас подо мной образовался традиционно полосатый матрас. Я пожамкал рукой угол.

– Банальная вата, никакого натурального латекса, – усмехнулся. – Ничего, и за такой спасибо. Не будь Он здесь помянут, – снова усмехнулся я.

– А одеяло? – спросил я низкий каменный потолок.

Одеяло не появилось. Видимо, подаренное Александру, оно не восстанавливалось. Про сигареты даже и спрашивать не стал.

Подвернув край матраса на манер подушки, я улегся поудобнее, сделал очередной глоток.

«Ну что же, не так уж плохо я устроился на этот раз. Интересно, – подумал я, – а чем берут ангелы? Не может же быть, чтобы эти белые и пушистые не брали? А сам Господь Бог, заваривший всю эту кашу, ему-то чего надо?»

Но про Бога и ангелов я не помнил ничего. Даже то, что среди ангелов оказались особи женского пола, стало для меня полной неожиданностью. Если в Раю и бывал, то крайне

редко, видимо, если убивали во младенчестве. Ад, вот моя атмосфэра.

А может, и вообще нет ничего. Нет ни ангелов, ни демонов, ни Рая, ни Ада. Все только иллюзия, бег того же нейтрино в некой схеме, являющейся моим сознанием. И я сам и есть Бог, единственный актер, проживающий бесчисленную череду рождений и смертей в декорациях мною же самим придуманного и созданного этого долбанного мира? Почему нет? Лем, кстати, кажется, о чем-то подобном писал».

3

Прихватив бутылку, я выбрался наружу. Соседняя избушка оказалась пуста, противоположная через похожую на коридор улицу была заткнута камнем, я заглянул рядом, в открытую. В полутьме угадывалось закутанное в простыню тело.

– Тук-тук, – громко сказал я, – к вам можно?

– Нет, – ответил женский голос.

– У меня есть коньяк.

Молчание.

Пожав плечами, я двинулся дальше.

– Стойте! – услышал я в спину. Оглянулся. Из дырки выглядывала женщина в очках лет тридцати пяти, не потерявшая еще привлекательности.

– Заходите, – качнула она головой, – у меня есть шоколад.

– Здесь можно раздобыть очки? – спросил я, забравшись внутрь.

– Здесь можно раздобыть все, было бы желание, – холодно ответила она. – Новенький?

Я кивнул.

– А почему вы решили, что я новенький?

– Только новенькие ходят в гости, да еще со своим коньяком.

– Почему?

– Потому что в Аду человеческие отношения не приветствуются. Даже и здесь, в свободном поселении.

Я устроился на полу, постаравшись сесть боком к женщине.

– Мы свободные души в свободном Аду, и кто тут может диктовать нам правила поведения. Меня зовут Андрей, – наклонил я голову.

Женщина засмеялась.

– Елена, – представилась она. – Ну конечно, вы новенький, вон, чувство юмора еще не потеряли.

– Чувство юмора, наверное, будет последним чувством, которое я здесь потеряю, – усмехнулся я и отвернул пробку.

Елена зашуршала шоколадной оберткой, положила плитку на пол между нами. – Угощайтесь.

Я протянул бутылку, Елена сделала глоток, отломила квадратик шоколада.

– Какой хороший коньяк. Дорого заплатили? – спросила она, возвращая бутылку.

– Бесплатно достался, демон угостил.

– Демон угостил? – переспросила девушка. – Так не бывает, что-то он у вас забрал.

– А давайте на «ты», – предложил я, тоже делая глоток и закусывая шоколадом.

– Давай, – согласилась Елена – Так что у тебя было с демоном?

Я рассказал про ангела.

– Надо же, – удивилась Елена, – Ангелы-женщины бывают. А я ни одного близко не видела. Знаю только, что они здесь появляются, когда эти свою хрень включают.

– Не, наоборот, демон сказал, что хрень включают, когда ангелы приходят. Это чтобы у нас закрепился отрицательный рефлекс на ангелов, – засмеялся я. – Еще коньячку? – протянул бутылку.

Елена кивнула, сделала глоток.

– Врач? Раз про рефлексы рассуждаете.

– Был когда-то, – я отломил кусочек шоколадки.

– А в Ад за что? Лечили плохо?

– По совокупности, – пожал я плечами. – Совокупили всех уморенных мною больных, все врачебные ошибки, все случаи преступной халатности, все криминальные аборты, ну и пару эвтаназий бабок за бабки, вот и набралось на общий режим.

– Вы гинеколог?

– Могу и гинекологом. А у вас проблемы?

Мы рассмеялись.

– А вас за что? Если не секрет, конечно, – поинтересовался я.

– Опять на «вы» сбились, – улыбнулась Елена.

– Ты, ты, – сказал я. – Тебя за что?

– Да вроде тебя. Черная вдова. Морила мужей и любовников.

– Давай за загубленные нами души, – я поднял бутылку, глотнул.

Обратил внимание, что коньяка выпили уже почти половину, а ни в одном глазу. Странно. Елена подтвердила, что и она от шоколада не полнеет, хотя ест его постоянно, половину воспоминаний на него уже перевела. Видимо, все эти адские артефакты весьма иллюзорны.

Здесь царит демон Мара, – посмеялись мы.

– А вот как насчет секса? Не было ли у ва… у тебя подобного опыта?

– Андрюша, и не мечтай. Все попытки пресекаются сразу и очень грубо. Опыт был горький и печальный. Прямо как в жизни, – Елена грустно рассмеялась.

– А просто разделить кров с очаровательной…

Лена не дала мне закончить,

– Тоже не дадут, я вообще удивляюсь, как нас с тобой еще не разогнали. Всех держат по одиночным камерам.

– Ну, не запирают же. Вон, ворота в это поселение вообще открыты. А давно здесь? – спросил я.

– Черт его знает, времени тут нет, не поймешь, вроде давно.

– А если попробовать договориться? Может, дадут? Им не все равно?

– Не поняла, что все равно?

– Ну, не все равно, за что брать, за бутылку или за девушку. В принципе, это одно и то же, – я гнусненько хохотнул.

– Все мужики козлы, даже здесь, даже старые.

Я пропустил про возраст.

– Вот помню, попал я как-то в мусульманский Ад, давно было, средние века где-то. Так там с этим все было в порядке. Специальная служба. У них гурий из Рая в Ад спускали. Правда, почему, я так и не понял. То ли за проступки какие, вроде как наказание, то ли по возрасту списывали. Там вообще бардак тот еще был, оно и понятно, в восьмом веке все только организовалось. И черти у них злые и тупые. Нигде больше таких тупых чертей не встречал. Три шкуры с меня содрали, в прямом смысле, прежде чем поняли, что я платить готов, – я покачал головой и отхлебнул из бутылки. – Зато потом к моему котлу очередь стояла. Я в той жизни шейхом был, отрывался по полной, как раз для чертей переживания. Демоны, те носы воротили, высокородные, а черти довольны были, гурий мне потихоньку таскали. Не первой свежести, правда, но в Аду как-то на первую любовь рассчитывать не приходится.

Елена хмыкнула, только собралась что-то сказать, как тут снова завыла сирена. Мы выругались хором и бросились к камню. Пробка заткнула вход, стало темно.

«Да что ж они, каждую секунду включают!» – еще успел подумать я. Больше мыслей не было. Мозг заполнил страх. Мы с Еленой бились в конвульсиях в тесном пространстве дольмена. Бились о стены, бились друг о друга. Пребольно получив коленом в пах, я царапал Елену и рвал на ней простыню. Наверное, я кричал, но своего крика не слышал, только вой сирены и пронзительный бабий визг.

Внезапно сирена смолкла, нас отшвырнуло друг от друга и вжало в стены, вспыхнул яркий, слепящий свет, я зажмурил глаза. Стало тихо, слышал только, как хрипела Лена.

– Объясните, пожалуйста, каким образом у вас два объекта, да еще разнополые, оказались в одной ячейке? – Раздался громкий, спокойный, явно мужской голос.

– Вы бы предпочли, чтобы объекты были однополые? – С сарказмом ответил другой – грубый и хриплый.

Я осторожно приоткрыл глаза. Прямо передо мной стояла сверкающая фигура ангела. Ослепительный свет, исходящий от него, не позволял даже толком его рассмотреть.

– Не паясничайте, Нисрок, я требую объяснений такому злостному нарушению.

– Это недоразумение, произошел какой-то сбой, сейчас ничего не могу сказать, – услышал я над головой.

Я оглянулся. Барельефом выступая из стены, стоял демон. Его крылья прятались в камне, тьма лишь чуть клубилась у его ног, фигура демона была ярко освещена, он щурился, и было видно, что смотреть на ангела ему тяжело и неприятно.

– Объект новый, случайно попал в занятую ячейку. Сейчас все исправим, – продолжил демон.

– А почему посторонние предметы в камере? – ангел кивнул на кутавшуюся в обрывки простыни Елену.

– Вы хотите, чтобы они оба были голыми и совокуплялись прямо у вас на глазах? – усмехнулся демон.

Ангел поморщился, я постарался незаметно накрыть собою бутылку. «И как только мы ее не расколотили?» – удивился я.

– И алкоголем пахнет, – сказал ангел. – Нисрок, вы понимаете, что вам грозит, если я дам ход информации об этом инциденте? Особенно в свете грядущей реорганизации.

– Гезария, ну что вы, ей-богу, так серьезно. Ошибки случаются. Все могут ошибаться. Идеальных работников не существуют. Я буду вам обязан, если вся эта смешная история останется между нами. Виновного лично накажу, – демон тяжело вздохнул. – Сейчас единичная ошибка. А представляете, какая путаница начнется после этой самой реорганизации? Мы писали по инстанциям, что отменить сегрегацию отделов Ада по культурно-религиозному признаку идея опасная и вредная. Экономия от объединения грошовая, а какой бардак начнется? У меня все черти передерутся. А души?

Вы только представьте верующего католика, пусть и грешника, попадающего в Ад культа Вуду? Что он потом в воплощении творить станет, если вообще воплотиться сможет после такой прививки.

– Нисрок, все эти аргументы я уже слышал, и сейчас стоит вопрос не о будущем бардаке, как вы изволили выразиться, а о текущем. Эти двое что тут у вас вместе делают?

– Ой, Гезария, да щас, секунда, – демон опустил глаза на нас с Еленой. – Чья халупа? – рявкнул он.

– Моя, – пискнула Елена.

Демон пяткой ударил по камню, закрывавшему вход. Бульник с грохотом вывалился наружу.

– Пшел вон! – сквозь зубы прошипел демон.

Прижав к груди бутылку с остатками коньяка, я рыбкой вылетел из дольмена.

– Не виноватая я! – услышал за спиной крик Елены. – Он сам пришел!

Я засмеялся. Отряхнув с колен уличную пыль Ада, приложился к бутылке.

«А боялся, что от скуки сойду с ума. Сойти с ума здесь, конечно, вполне даже возможно, но только не от скуки», – усмехнувшись еще раз, я полез в свою нору.

И действительно, долго скучать мне не пришлось. Я не успел еще допить коньяк, как внутри дольмена, сгустившись, заклубилась тьма, громыхнул удар грома, вспыхнуло адское пламя, и в клубах зловонного дыма возник демон.

Вид у него был потрепанный. Стоял он как-то скособочась, крылья за спиной торчали тоже не ровно, один глаз горел красным огнем, другой отливал фиолетовым, и в нем проскакивали оранжевые искры.

Видимо, коньяк все же действовал. Закашлявшись от дыма, я радостно крикнул «привет» и салютовал бутылкой. Демон шагнул ко мне и молча ударил кулаком в лицо.

Очнувшись, я обнаружил себя на полу. На моем матрасе полулежал демон.

– Козел, – флегматично сказал он.

Голова раскалывалась от боли, один глаз не открывался, тошнило.

Я покряхтел, потрогал голову, попробовал приоткрыть заплывший глаз, нащупал бутылку, вылил остатки на ладонь, протер глаз, лоб и щеку.

– Слушаю вас, – максимально вежливо произнес я.

– Почему, когда заработала сирена, ты остался у этой бабы? – склонив голову набок, спросил демон.

– Я тогда даже не успел ничего подумать, – начал оправдываться я, – сразу началось действие инфразвука, мы смогли только заткнуть дырку и тут же отключились. Как еще не поубивали друг друга…

– Это был бы лучший для тебя выход, жаль невозможный, – перебил меня демон. – Ты знаешь, что такое гаввах?

Я испуганно кивнул.

– Даниила Андреева читал.

– Хорошо, – демон привстал и схватил меня за шею. Сжал пальцы, я захрипел. Другую руку он вонзил мне в грудь и вырвал сердце, кровь брызнула на потолок. Боль была чудовищной. Задыхаясь, я забился, демон прижал меня к полу.

– Смотри! – велел он.

Я и так не мог оторвать взгляда от сокращающегося на его ладони сердца.

Демон сжал когти, сердце забилось быстрее. Боль еще усилилась, хотя казалось, что больше невозможно. Возникло чувство, что меня выворачивает наизнанку. Демон еще сжал сердце, теперь оно не билось, а просто слабо трепыхалось в его руке.

– Фибрилляция, – мелькнула мысль, и я отключился.

Очнулся я от удара когтистой лапы по щеке. Открыв глаза, взглянул на свою грудь, она вся была в крови, но сердце, вроде, билось внутри. С потолка упала соленая капля мне на губу. «Кровь, – сообразил я, – моя».

– Вот это был гаввах, – сказал демон, облизнувшись. – Еще зайду.

Демон исчез. Я попробовал переползти на матрас. Руки, ноги тряслись. По полу, задетая мною, покатилась бутылка, она была пуста. С трудом забравшись на матрас, обессиленный, я замер. Голова болела, глаз болел, грудь болела, сердце болело, шея болела тоже, и еще тошнило. Накатил приступ рвоты, меня вывернуло, рот наполнился горечью, но желудок был пуст. Сплюнув на пол, я повалился на спину.

«Суки! Вот суки», – подумал я.

Вдруг взлетел камень и с грохотом заткнул вход. Стало темно.

– Сука, – прошептал я и закрыл глаза.

Мое измученное, больное тело вскоре прошло. Я вроде ожил, но выбраться из дольмена теперь не мог. Камень не вынимался. Тьму прорезал лишь крошечный лучик света, сочившийся сквозь дырку, оставшуюся от демонского плевка.

– Вот мышеловка и захлопнулась, – думал я. – Интересно, сколько длится вечность? Надеюсь, что не очень долго.

Не есть, не пить, не спать. Нет у души подобных потребностей. Коньяк и кофе только в шутку и понарошку.

Сколько времени я провалялся на своем матрасе во тьме дольмена определению не поддавалось. Правильный ответ – нисколько. Времени не было. Вернее не так, оно было, тягомотно тянулось, не заполненное ничем, кроме моих размышлений, и одновременно его не было. Или оно стояло. Странное ощущение, словами не описать. Тем не менее, сердце стучало, отмеряя секунды, секунды сливались в часы. Часы в сутки? Непонятно.

Несколько раз включалась сирена. Демон оказался прав, я смог научится сопротивляться страху. Лежал, свернувшись в калачик, закусив губу, и мысленно читал таблицу умножения. Оказалось, я ее серьезно подзабыл. Вспомнил.

Потом я начал вспоминать стихи. Лежал в темноте и орал: «Я гений Игорь Северянин, я повсеместно оэкранен, я повсеместно осенен». Чем осенен, кем осенен? Наверное, не «осенен», а какое-то другое слово. Стихов я тоже забыл много, но времени у меня было полно, я не расстраивался – вспомню. А не вспомню, и черт с ними.

Последнюю сирену я почти не заметил. Она повыла, я повыл, пространство сжалось, я притворился, что сплю.

Сирена замолчала, заговорил демон.

– Отдохнул? – спросил он.

Я открыл глаза. Темно, лишь два горящих угля – демонский взор.

– Чего надо? – спросил я.

– Могу предложить обратно в котел.

– Неинтересное предложение.

– Тогда сказки Шахерезады.

– Не понял, – я даже сел на матрасе. – Ты хочешь, чтобы я рассказывал сказки?

– Невежливый. Тебя разве не учили, что старшим надо говорить «вы».

– Хорошо. Вы хочите сказок? – Я решил не связываться.

– Да. Сказок из твоей жизни. Тысячу и одну штуку. Жаль, ночей здесь нет.

– О, блин! – воскликнул я.

– Альтернатива – котел. И без поблажек. Чертей предупрежу. Масло тебе положено 5W50 полная синтетика. При какой температуре кипит, не помнишь? Я тоже, вот и вспомним.

– А про что рассказывать? – мрачно спросил я.

– А что тут у нас в Аду в дефиците? Любовь. Вот про любовь и рассказывай.

«Вот сука!» – подумал я, но вежливо спросил:

– Про какую?

– Про первую.

– Первой уже нет, – усмехнулся я. – Отдал за свободное поселение.

Глаза демона мигнули.

– Отлично, давай про вторую. А я помогу тебе вспомнить.

Я учился на третьем курсе, она только поступила в Иняз. Ей было восемнадцать, и она еще не целовалась. Мы уложились в три года от знакомства до развода. Идиот! До сих пор кусаю губыю

И я сдал Ленку демону. Все эти три года. Он действительно сделал так, что я вспомнил все. Каждое слово, каждый поцелуй и каждую ссору. Наверно, как раз эти тысячу один день мы и провели вместе.

Потом, кажется, еще через год я позвонил. К телефону подошел Ленкин отец, он сказал, что Лена здесь больше не живет и дал другой номер. Я раз-другой туда набрал, не дозвонился и больше попыток к общению не предпринимал.

Это хорошо, что Ленка так и осталась молодой в моей памяти.

Камень вывалился, чуть не придавив мне в очередной раз ноги. Демон задумчиво смотрел на меня. А мне было все пофиг. Мне вообще все стало пофиг. Нет, я помнил Ленку, событийный ряд сохранился в памяти, но я больше ее не любил. Она превратилась в пустое место, в персонажа неинтересной книжки. Ни пережитого когда-то счастья и радости, ни последовавших потом боли и горечи. Хорошо.

4

Я потянулся и сел. Демон ушел.

«Что ж ты посуду-то не забрал», – подумал я, поднимая и ставя в угол бутылку из-под коньяка.

Еще хотелось курить. Сильно.

Я высунул голову наружу. Здесь ничего не изменилось, также висело хмурое небо, также вилась пыльная улочка между дольменами. Я посмотрел налево, направо. Пусто. Людей или, правильнее, душ не видно. Дольмен напротив по-прежнему был заткнут каменной пробкой, соседний, где жила Елена, тоже.

«Интересно, – подумал я про нее, – а ты какие сейчас рассказываешь сказки? Про своих убиенных мужей?»

За спиной у меня полыхнуло светом. Оглянувшись, увидел ангела. Поспешно схватив камень, я заткнул вход.

– Как это у вас вход оказался открытым? – удивленно спросил ангел.

– Да, вот, камень вывалился, я выглянул. А что, нельзя было?

– Нельзя, конечно, второй круг, полная изоляция, ограниченное пространство и отсутствие освещения. Страх клаустрофобии. И часто у вас этот камень вываливается?

– Первый раз. Я вообще не знал, что он может вывалиться. Вот, святой, истинный крест, – по наитию добавил я и размашисто перекрестился.

Ангел покачал головой.

– Не Ад, а детский сад какой-то! Входы открытые, грешники сами двери запечатывают, – и он негодующе взмахнул крылами, задев бутылку в углу. Та со звоном выкатилась на середину дольмена.

Мы молча уставились на нее.

– Что это? – театрально указал на бутылку ангел.

– Это не мое, демон подкинул, тут еще шприцы где-то валялись. Соблазняет, – быстро проговорил я.

– Господи! – ангел схватился за голову. – Что здесь происходит?

– Это Ад, ваша светлость, – нашелся я, – здесь происходит дерьмо.

– Да, вижу, – поморщился он. – Нарушение на нарушении. Придется писать докладную.

Ангел обвел очами помещение, заметил матрас, его глаза полезли на лоб, но он промолчал.

– Андрей, – сказал ангел, – я пришла инкогнито, чтобы поговорить с вами.

– Я очень внимательно вас слушаю, – выпрямившись, серьезно ответил я.

– Мне совсем не нравится, что я здесь вижу, и я хочу вам помочь.

– Спасибо. А это вы были в прошлый раз? И вы, правда, женщина?

– Да, – кивнула ангел, – среди ангелов есть женщины, как и среди демонов.

– О! – закричал я. – Тогда помогите! Спасите меня! Выходите за меня замуж и увезите в Рай.

– Что? – у ангела широко открылись и глаза, и рот.

– Ну, как в свое время народ в Израиль уезжал? Женился на еврейках и уезжал. Еще поговорка была: «Еврейская жена не роскошь, а средство передвижения». А Израиль и Рай практически синонимы, – с невинным видом улыбался я ангелу.

– Боже! – ангел опустила голову и закрылась крылом. – Я хочу помочь, облегчить страдания, а он издевается!

Вдруг за моей спиной что-то громыхнуло, меня окутали клубы дыма, противно запахло серой.

– Так, девушка, – услышал я голос демона, – что мы тут делаем? В совсем неурочное время? Вы в составе инспекции или у вас полномочия на внеплановую проверку, осуществляемую индивидуально?

Ангел испуганно отшатнулась.

– Стоп, стоп, девушка, – демон шагнул и схватил ее за руку, – пойдемте теперь со мной.

Ангел закричала. Демон сразу выпустил ее руку, на предплечье горели кровавые борозды от его когтей.

– Извини, – сказал демон, – я не хотел. Я как-то не сообразил, что ты сейчас без защиты.

Мне показалось, что он смутился. Ангел стонала и баюкала руку.

– Как больно, – шептала она.

– Хорошо, – демон кивнул, – я ничего не видел, тебя тут не было, и я тебя не задерживаю.

Ангел опустилась на пол и заплакала.

– Куда же я теперь пойду с такой отметиной? Это же внутреннее расследование. Несанкционированный контакт.

Демон присвистнул.

– Сколько время проходить будет?

– Не зна-а-ю-ю, – рыдала ангел.

– Во, попали, – демон почесал затылок.

Я подвинулся на матрасе, освобождая место для ангела.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил я.

Продолжая всхлипывать, ангел села. Я осторожно дотронулся до ее крыла. Оно было мягким и нежным и чуть дрожало.

«Надо же, ангел, – подумал я. – Вот уж, и предположить не мог».

Демон тяжело опустился на пол напротив нас.

Ангел еще подвинулась ко мне. Гиматий сполз с ее колен, обнаженное бедро коснулось моей ноги, крыло щекотало шею. Я вдохнул ее запах, пахла она божественно. Я вперился взглядом в ее голые коленки, и у меня началась эрекция. Покосившись на демона, я кашлянул и поерзал. Тот, заметив, что со мной происходит, вытаращил глаза и, показав мне кулак, беззвучно шевельнул губами:

– Убью! Нах!

Я беспомощно развел руками.

– Ну, ты козел, в натуре, – прошипел демон. Он щелкнул пальцами и бросил мне появившееся в руке полотенце.

– Прикройся, – шепнул он.

Я обмотал полотенце вокруг чресел. Демон смотрел на меня, делал страшные глаза и возмущенно тряс головой. Ангел, не замечая ничего, тихонько плакала, прижимаясь ко мне. Я прикрыл глаза и, откинув голову на холодную, каменную стену, глупо улыбался.

– Можно создать временную петлю, – прервал, наконец, молчание демон.

Ангел перестала плакать и посмотрела на него. Потом сказала:

– Рискованно. С объектом внутри континуума, – посмотрела на меня. – Его может разнести на нейтрино.

– Да и черт с ним, – пожал плечами демон.

– Как черт? – удивилась ангел. – А отчетность?

– Да хрен с ней, с отчетностью. Усушка, утряска, естественная убыль. Спишем как-нибудь, – махнул он рукой.

– Нет, я так не могу. У вас проблемы могут быть. Да и живая душа, все-таки, как его так вот, взять, и на нейтрино, – ангел снова посмотрела на меня.

– Есть душа – есть проблема, нет души – нет проблемы, – усмехнулся демон. – Что, лучше под разборку попасть?

– Нет! – решительно сказала ангел. – Я так не могу и не хочу. Я пришла облегчать страдания, а сама взяла и на нейтрино распылила.

– Да ладно вам, господа, можно и на нейтрино, – открыв глаза, лениво сказал я. – Не хочу больше в воплощение, жизнь – дерьмо, – поерзал я задницей по матрасу. – Любая. Даже самая спокойная и благополучная всегда скучна и уныла. Либо она мучительная и трагичная. Больше не хочу ни того, ни другого. Ну ее в жопу, вашу жизнь.

– Вот, видите, – встрепенулась ангел, – мы просто не имеем права потакать его суицидальным наклонностям.

– Правильно, – кивнул демон, – пусть мучается, козел. Тогда что? Тогда сидишь здесь и ждешь, когда рука заживет. А если наверху хватятся, искать начнут, что делать будем?

Ангел помолчала, подула на больную руку,

– Да не должны вроде. Я у архангела отпросилась. На неопределенный срок.

– Все равно, одну тебя с ним, – демон кивнул на меня, – я не оставлю. Тот еще козел.

Ангел удивленно посмотрела на меня, перевела взгляд на демона.

– Пожалуйста, перестаньте говорить мне «ты», я…

– Ангел четвертого ранга, знаю, – перебил ее демон.

– Да, – кивнула ангел, – четвертого. И вы серьезно утверждаете, что мне каким-то образом может быть опасен объект? Или просто боитесь, что он что-то про вас расскажет?

Демон посмотрел в сторону, потом на потолок и сказал:

– Ладно, как хотите. Только сидите тихо, как мышка, и не скребитесь. Я даже представить не могу, что случится, если вас здесь найдут. Кто угодно, хоть ваши, хоть наши. Вот тогда конец света и наступит.

– Если она будет светиться, то заметить могут. Тут дырка в стене осталась от вашего плевка, – и я ткнул пальцем в сторону отверстия за спиной демона.

– Блин, – сказал, оглянувшись, демон. Он подобрал валявшуюся на полу бутылку, стекло почернело и начало плавиться в его руке. Демон оторвал кусочек, размял в пальцах, плюнул и аккуратно залепил дырку в камне. Остатки бутылки растворились в воздухе.

– Все, – сказал он, – герметичность восстановлена.

– Здесь еще шприцы должны быть, – обвела дольмен взглядом ангел.

– Какие шприцы? – удивился демон.

– Про шприцы я пошутил, возможно, неудачно, – улыбнулся я ангелу.

Демон посмотрел на меня и обнажил клыки: «Дошутишься», – сказал он.

Демон ушел, и мы остались вдвоем с ангелом. Она больше не плакала, видимо, стеснялась при мне. Натянув гиматий на колени, устроила на них подбородок и, обхватив ноги руками, смотрела прямо перед собой. Если бы не крылья, ангел выглядела бы как обыкновенная девчонка. Повернув голову, я любовался ее профилем. Она была похожа на ангела, выглядывающего из-под руки Бога с фрески Микеланджело «Сотворение Адама».

В детстве, когда я рассматривал в альбомах эту фреску, то всегда недоумевал, почему девушка без сисек. И вот, все стало на место, сиськи были, хоть и небольшие.

Еще мне казалось, что помимо сияния и света от ангела исходило легкое тепло. А в затхлой атмосфере дольмена теперь мне чудились запахи луговых трав и цветов, губы мои ощущали вкус предрассветного тумана над речной заводью. Мне казалось, я слышу слабый плеск речных волн, ударяющих в песчаный берег. Дыханье райских садов принесла с собой в Ад ангел.

«Ангел мой неземной, ты повсюду со мной…»

– Я могу чем-нибудь помочь? – прервал я молчание.

– А? Что? – вышла из задумчивости ангел. – А, нет, конечно. Чем тут поможешь, – посмотрела она на меня, потом спросила:

– А почему вы позволяете демону мучить себя?

Я пожал плечами.

– Я грешник, несущий наказание, какие могут быть варианты?

– Понимаете, наказание наказанию рознь. И демон явно злоупотребляет своей властью. Совсем недавно я почувствовала здесь истечение гавваха. А вам гаввах не положен, это совсем другой уровень наказания, вы так глубоко не пали.

Я промолчал и снова пожал плечами.

– Демоны все такие, всегда хотят побольше выжать из души, попавшей к ним в лапы, – продолжила ангел.

– Наверное, это закон природы, каждый хочет получить больше, чем имеет.

– И это неправильно. И если с этим не бороться, то законы так и не просветлеют никогда. Так навсегда и останутся тяжелыми, жестокими и безжалостными.

Я удивленно взглянул на ангела,

– А разве законы не устанавливаются… э… свыше?

– Нет, законы лишь отражают уровень баланса, при котором существование мира устойчиво.

– Значит, если законы изменить, баланс нарушится, и мир перейдет в неустойчивое состояние? А дальше? Он может разрушиться?

– Нет, вы путаете причину со следствием. Законы – следствие баланса. Если изменить мир, то установиться новый баланс на более высоком уровне гармонии, и как следствие изменятся законы его существовании. Мир не разрушится, он постоянно совершенствуется. Но для этого работать надо. А демоны не хотят, им лишь бы гаввахом нажраться. Ой, простите, – ангел прикрыла рот ладошкой и даже покраснела.

Я улыбнулся.

– Простите, а я могу спросить ваше имя? Если это не тайна, конечно. А то я читал, что имя несет энергетику владельца, и если знать имя, то можно подчинить его себе.

– Ерунда какая, – фыркнула ангел. – Имя энергетику несет, конечно, но через имя подчинить никого никому нельзя. Можно только на помощь позвать, если закричать громко.

Я вопросительно посмотрел на Ангела.

– Мисюэль, – улыбнулась ангел.

– Красивое имя, по-эльфийски звучит.

– Какие эльфы, – махнула рукой Мисюэль. – В человеческой мифологии так все напутано.

Мы замолчали.

– Болит? – сочувственно спросил я, кивнув на руку ангела, чтобы что-то сказать.

– Уже нет. С болью я справилась, но надо ждать, пока восстановятся кожные покровы. Уж очень травмирующая энергетика у вашего демона, – покачала она головой.

– Это не мой демон. Я не знаю, как его зовут, я даже не могу понять – это один и тот же, или ко мне разные приходят.

– Я тоже не знаю, как его зовут. Но демон тот же, что был в прошлый раз, я его узнала. Неприятный.

– Я думаю, для вас приятных демонов быть не может.

Ангел рассмеялась.

– Приятных демонов не может быть ни для кого, даже для них самих.

Мы опять замолчали. Потом первой заговорила ангел.

– Андрей, скажите все же, почему вы не хотите подать жалобу на жестокое обращение с вами? Я бы помогла вам ее правильно оформить. Мы бы добились перевода на первый круг, без этого ужасного инфразвука.

«Ну да, лучше иногда потерпеть инфразвук на свободном поселении, чем постоянно сто по Цельсию в котле», – подумал я.

Я устало вздохнул.

– А зачем, Мисюэль? Я виновен, Высший Суд наказал. Ничего не происходит случайно, тем более здесь, не в воплощении. Раз уж оказался в более жестких условиях, то смысл пытаться их избежать? Более жесткое наказание предполагает более короткий срок. Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь, – улыбнулся я. – Уж лучше потерплю.

– Нет, Андрей, вы ошибаетесь. Никакого сокращения срока не будет. Демон вас обманул. Они всегда обманывают, такова их природа. Вам придется провести весь полный срок только не в котле, а под инфразвуком. Кстати, – ангел вдруг подняла голову, – а почему его не включают?

«Блин», – подумал я и быстро сказал:

– Демон жаловался, что оборудование изношенное, сбоит сильно. Может, чинят сейчас. Хоть бы совсем сломалось, – усмехнулся я.

– Странно, – сказала ангел. Хотела что-то продолжить, но тут в клубах дыма появился демон. Мы закашлялись.

– Сидите? – ухмыльнулся он. – Сидите и тихо, сейчас очередная комиссия заявится, инфразвук врубят. Ты выдержишь? – спросил он ангела.

Мисюэль пожала плечами.

– Не забудь, ты инкогнито, без защиты.

Ангел побледнела, и вдруг сразу перестало пахнуть цветами. Демон крякнул и расправил крылья. И тут началось. Взвыла сирена, но удар инфразвука был не очень сильный, я почти не испугался, но Мисюэль вдруг вскрикнула и резко погасла. Ее ангельские глаза широко распахнулись, рот открылся в беззвучном крике, тело изогнулось и забилось, перья на крыльях встали дыбом.

– Обними ее! – крикнул мне демон. Он шагнул и накрыл нас своими крыльями.

Я обнимал трясущегося ангела, громко шептал ей в самое ухо: «Не бойся, не бойся, сейчас все кончится. Не бойся».

Я чувствовал горячее дыхание демона на своем затылке, чувствовал прикосновение его кожистых крыльев, слышал, как он стонал и вполголоса матерился.

Как всегда показалось, что прошла вечность. Наконец все стихло. Демон шагнул назад и повалился на пол.

– Фу, – выдохнул он, – сдохнуть можно. Посмотри, она жива.

Ангел слабо светилась, я осторожно провел рукой по ее щеке. Мисюэль медленно открыла глаза.

– Спасибо, – слабым голосом сказала она демону, – если бы не ваша защита, меня бы отсюда выбросило.

– Блин, – сверкнули в темноте клыки демона, – чуть не сдох, прикрывая вас. Надо что-то делать, второго раза нам не выдержать. И какого хрена ваши сюда все время мотаются? – вдруг взорвался он.

Ангел сжала мою руку.

– И вам спасибо, Андрей, вы тоже мне помогли. Даже предположить не могла, какие здесь тяжелые энергии. Стоп! – вдруг сказала она. – А почему все закончилось? У вас что, какая-то периодичность в воздействии? – спросила ангел у демона. – И кстати, как вас зовут? А то и обратиться к вам не знаю как.

– Оринас, – мрачно представился демон. – А вас?

– Мисюэль.

– Вот и познакомились, – усмехнулся демон. – Вот, для вас, – он протянул руку и разжал кулак. На ладони лежал чуть светящийся сверток.

– Что это? – удивленно спросила ангел.

– Ателас, Ваш райский подорожник. Должен помочь.

– Господи! – воскликнула Мисюэль, хватая сверток. – Откуда это у вас?

Она осторожно развернула обертку. Зеленое сияние разлилось по дольмену. Внутри оказалось несколько горящих ярким светом листьев растения. Ангел быстро наложила их на поврежденную руку, прижала ладонью. Зеленый свет пробивался между ее пальцев.

– Спасибо! – улыбнулась она демону. – Я не понимаю, как такое возможно? В Аду? Где вы взяли?

– Достал, – самодовольно ухмыльнулся демон. – Что только не сделаешь ради хорошенькой девушки.

– Ради того, чтобы побыстрее спровадить меня отсюда, – сразу посерьезнев, сказала ангел.

Демон промолчал, только пожал плечами.

– Да, не скажу, что мне станет не хватать вас, когда вы, наконец, исчезнете, – отвернулся он.

– Все равно, спасибо за ателас. Наверняка это было непросто.

– Этих листьев хватит? – спросил демон.

– Будем надеяться, – улыбнулась ангел. – И все же, – Мисюэль снова стала серьезной, – объясните, пожалуйста, почему внезапно прекратилась трансляция инфразвука?

Демон посмотрел на меня, почесал затылок.

– Мисюэль, это ведь не просто инфразвук, это очень сложный спектр излучения. А оборудование изношенное, генераторы уже не выдерживают непрерывной генерации импульсов…

Я фыркнул, демон украдкой показал мне кулак.

– Так вот, – продолжил он, – генераторы генерацию не выдерживают, приходится останавливать, давать передышку, часто делать профилактику или вообще ремонт. А финансирование недостаточное, поэтому новые не устанавливают, используют выработавшие ресурс, не списывают, хотя ресурса нет, вот генерация и идет дискретная, то густо, то пусто… – бубнил демон на одной ноте.

Я начал клевать носом.

«Ща усну», – удивился я и взглянул на ангела. Мисюэль сидела, уставившись в одну точку, и терла виски. Зеленое пламя играло на ее больной руке.

«По-моему, ангел тоже отъезжает, – подумал я, закрывая глаза. – А ведь я здесь ни разу не спал», – на секунду разбудила меня мысль, и вновь монотонное бормотание демона начало погружать в гипнотический сон.

– Ангел четвертого ранга Мисюэль! – внезапно разбудил меня окрик демона. – Вы находитесь в Аду по собственной инициативе или выполняете порученное задание руководства?

Я открыл глаза, ангел тряхнула головой и бодрым голосом отрапортовала:

– По собственной инициативе выполняю задание руководства, – только что честь не отдала.

Ангел с демоном засмеялись. Я усмехнулся и подумал: «Шпионы, шпионы, кругом одни шпионы».

– Хрена тогда тебя без защиты отправили? – спросил демон.

– Инициатива собственная, а с демонами всякими контактировать не собиралась. Да и как я в Ад сойду в Силах и Славах инкогнито?

– А откуда у ангела взялась собственная инициатива? – хмыкнул демон.

– Взялась вот, – холодно ответила Мисюэль.

– Ладно, – безразлично кивнул демон. – А можешь сказать, что происходит, почему Верхний отдел теперь вообще не вылезает из Нижнего? Замучили, просто задолбали своими долбаными проверками. Чего проверяете хоть?

Ангел помолчала, потом сказала:

– Реорганизация будет. Очень серьезная.

– Знаю этот идиотизм, – пренебрежительно махнул рукой демон, – все религии в одну кучу. У нас уже давно на ушах стоят по этому поводу.

– Да, решение странное, – кивнула ангел. – Но в самом странном решении наверняка есть какой-то глубокий смысл. Оно же Сверху, это не инициатива Архангелетета.

– Точно? Не Михаилова выдумка? А то кажется, что он помешался на экономии.

Мисюэль потрогала больную руку, райские листья уже почти не светились.

– Зажило? – участливо спросил демон. – А то могу еще листочки достать.

– Почти прошло, но лучше бы повторить, если возможно, – улыбнулась ангел.

– Достану, – кивнул демон. – А по срокам что? Когда этот бардак начнется? Знаешь что-нибудь?

Мисюэль вздохнула, покосилась на меня.

– Нет, про сроки не знаю, но это только первая ласточка.

– В смысле? – поднял брови демон.

Ангел еще раз взглянула на меня, качнула головой и сказала:

– Я слышала, что карму хотят отменить.

– Как так? – спросили мы с демоном одновременно.

– А вот так, – сказала ангел. – Система кармического воздаяния может быть признана неэффективной и отменена. Сама толком не понимаю.

– Оба-на! – воскликнули мы с демоном.

Я потянул ангела за крыло.

– Так что? Котлы отменят, что ли?

– Не знаю, – пожала плечами Мисюэль, – говорили, что душа приходит в воплощение, отягченная грехами прошлой жизни с задачей их отработки. Но, как правило, отрабатывать не успевает, а только набирает новые. В результате от жизни к жизни грехи нарастают как снежный ком. И пребывание в Аду полную очистку не обеспечивает. Страдание не приводит к осознанию ошибочного поведения и часто вызывает лишь озлобленность и неприятие дальнейшей судьбы. Понятно, какие-то грубые вещи искупаются, но далеко не всегда осознаются при этом. То есть души изменяются незначительно, и пропорция праведников и грешников в настоящее время просто катастрофически смещается в отрицательную сторону.

Мы с демоном растерянно посмотрели друг на друга.

– Ни хрена себе, – задумчиво пробормотал я.

– А кто это говорил? – спросил демон.

– Какая вам разница, где я слышала? Но не думаю, что случайно. Кто мне позволит случайно что-то услышать? У меня всего четвертый ранг.

– Да, определенно, организованная утечка, – задумчиво сказал демон. – И скорее всего, теперь мы все под колпаком. Ой, Мисюэль, как же тебя, блин, в мою ячейку занесло! – покачав головой, печально добавил он.

Я непонимающе переводил взгляд с одного на другого.

– А что все это может значить? – спросил я у ангела.

– Ад вообще закрыть могут, как организацию, не справившуюся с поставленными задачами, – пояснила мне ангел.

– Так это же здорово! – восхитился я.

– Не радуйся, – демон похлопал меня по плечу. – Тебе лучше не станет, – усмехнулся он.

Демон встал и потянулся, посмотрел на ангела, покачал головой и исчез.

5

Мы с Мюсиэль опять оказались одни.

– Простите, – спросил я, – а почему он сказал, что если закроют Ад, мне лучше не станет?

– Потому что, Андрей, вы наивно полагаете, что хуже котла с кипятком с вами ничего приключиться не может. И если вам удалось за свои проданные человеческие переживания избежать наказания и получить матрас и коньяк, то все в порядке, вы в шоколаде. Вовсе нет, лучше честно отсидеть в котле, чем лишаться своей человеческой сущности, наработанной с таким трудом во всех ваших воплощениях.

– Я ничего не продавал, а матрас просто здесь был, наверное, остался от прежнего владельца, – пожал я плечами.

– Не врите мне, не усугубляйте своего положения. Все я знаю про эти взятки воспоминаниями. Все знают, просто доказать бывает сложно, – и ангел отвернулась от меня.

Я молчал. Потом снова спросил:

– Почему мне будет хуже, если закроют Ад?

Ангел ответила не сразу.

– Потому что всех погонят в воплощение, всех: и грешников, и демонов, и чертей. Представляете, что будет твориться на Земле? Вот Апокалипсис-то где. И никакой ответственности за содеянное, кармы-то больше нет. Хоть бы они самые глубокие слои не тронули, – вздохнув, добавила ангел.

«Бли-ин», – представил я себе эту картинку. Тоже долго молчал, потом спросил:

– Чего вы хотите от меня?

Мисюэль отклеила переставшие светиться и почерневшие листья ателаса, положила на ладонь, дунула. Листья искрами рассыпались в воздухе. Взглянула на меня.

– Я хочу, чтобы вы дали признательные показания и вернулись на первый круг, в котел. Обещаю, что масло вам заменят обычным кипятком.

«Бли-ин», – ой как мне хотелось курить. А еще выпить. Я вспомнил котел и сильнее прижался спиной к холодному камню стены дольмена.

– Нет, – твердо сказал я. – Никаких взяток не давал. Все воспоминания при мне.