Читать книгу Вверх по Реке Времени - Андрей Константинов - Страница 5

Андрей жил на Большой Монетной улице (она же – улица Скороходова). Нажатие кнопки дверного звонка привело к неожиданному эффекту: под торжественные аккорды третьей части сороковой симфонии Моцарта незапертая дверь медленно распахнулась, а когда мы с Костей вошли, также плавно закрылась позади нас.

В полусумраке прихожей, светясь радостной улыбкой, появился хозяин квартиры. Обнялись.

– Сделали заботливые ученики, – кивнул Андрей в сторону входной двери. – Что, говорят, вам каждый раз кричать «открыто!». Срабатывает только при незапертом замке.

Мой тёзка преподавал физику в школе, а во время каникул, если никуда не уезжал, вёл на общественных началах свои исследования в Пулково, где при знаменитой обсерватории недавно была создана Лаборатория времени имени Н. А. Козырева. Область исследований нашего друга была чертовски интересной и при этом совершенно запредельной: динамические свойства времени. Если я правильно понимал тёзкины объяснения, время представляет собой некоторый поток вдоль четвёртого измерения. Проходя сквозь нашу реальность, этот поток её непрерывно меняет, что и воспринимается нами как ход времени.

В комнате Андрей усадил нас с Костей в удобные кресла, положил перед нами на журнальный столик какую-то книгу, а сам уселся напротив.

В тёплом свете настольной лампы под зелёным абажуром бликовал твёрдый переплёт. На обложке, выдержанной в льдистых, холодных тонах, была изображена худощавая женская фигура в странном костюме, напоминающем рыцарские латы. Фоном ей служила большая сфера, в которой отражались какие-то мрачные пейзажи. Вверху стояло имя всемирно известного автора – Иван Ефремов, – а ниже наклонным шрифтом было выведено совершенно незнакомое название: «ЧАС БЫКА».

Ничего не понимая, я раскрыл книгу. Посвящается Т. И. Ефремовой, всё верно. Дальше шло авторское предисловие, которое я принялся читать вслух:

– «Третье произведение о далёком будущем, после „Туманности Андромеды“ и „Сердца Змеи“, явилось неожиданностью для меня самого. Я собрался писать историческую повесть и популярную книгу по палеонтологии, однако пришлось более трёх лет посвятить научно-фантастическому роману…» – моё удивление нарастало с каждой прочитанной строкой: – «…Я продолжил в будущее те тенденции гангстерского фашиствующего монополизма, какие зарождаются сейчас в Америке и некоторых других странах, пытающихся сохранить „свободу“ частного предпринимательства на густой националистической основе…»

Дочитав предисловие и увидев поставленную под ним дату – август 1968 года, – я уставился на тёзку и тихо произнёс:

– Что за мистификация?

Все мы отлично знали, что у Ефремова не было других произведений о далёком будущем, кроме «Туманности Андромеды», «Сердца Змеи» и небольшого рассказа «Пять картин», посвящённого творчеству художника Андрея Константиновича Соколова. В шестидесятые годы, сразу после «Лезвия бритвы», были написаны популярная книга по палеонтологии «Ключ к будущему» и исторический роман «Дети росы». Затем шла «Таис Афинская»… Ну а «тенденции гангстерского фашиствующего монополизма» в шестидесятые годы – это вообще ни в какие ворота не лезло.

Костя забрал у меня книгу и стал искать выходные данные.

– Год издания – две тысячи одиннадцатый. Издательство… – он произнёс незнакомую аббревиатуру. – Ты знаешь такое?

Я отрицательно покачал головой.

– «История экспедиции землян далёкого будущего на планету, населённую потомками людей, давным-давно бежавших с нашей планеты. Утопия и антиутопия в одном гениальном научно-фантастическом романе»… М-да…

– Обрати внимание на годы жизни автора, в аннотации, – сказал Андрей.

– 1907—1972… – медленно прочитал Костя. – Чертовщина какая-то!

На шестнадцать лет меньше…

В комнате повисло ощущение вплотную подступившей тревоги. Темнота за нашими спинами сгустилась и протянула чернильные щупальца в последнее оставшееся освещённым пространство вокруг абажура настольной лампы. Костя и я молча смотрели на хозяина квартиры, который сохранял внешнее спокойствие, удобно «утонув» в кресле.

– Это не мистификация, ребята. – Почувствовав наше состояние, Андрей придвинулся ближе, и его лицо выступило из полумрака. – В Пулково я ставил один эксперимент. Мысль о том, что время может ветвиться и создавать разные варианты реальности, сосуществующие где-то в многомирье, известна давно. Её много раз обыгрывали в фантастике – та же идея Великого Кристалла, очень красивая. Есть несколько физических теорий, которые обосновывают многомирье.

Я начал понимать, и от этого понимания внутри меня стал расползаться холодок. Тёзка продолжал:

– На той неделе я наконец-то смог подобрать нужную настройку аппаратуры и начал «прощупаывать» приборами соседний рукав реальности. И вот, вчера, во время очередного опыта, к нам попал артефакт оттуда.

– И этот артефакт?.. – произнёс Костя.

– У тебя в руках.

Андрей замолчал, откинувшись в кресле, Костя снова раскрыл книгу и впился глазами в текст, я лихорадочно соображал…

Шестьдесят восьмой был годом ВВР – Второй Великой революции, которая стала политическим итогом духовной революции шестидесятых. В тот год «физики» объединились с «лириками», «кибернетики» и «синдикалисты» – сторонники рабочего самоуправления – с педагогами-коммунарами. Мощное движение охватило всю страну и было поддержано выступлениями студентов, рабочих и интеллигенции в Праге, Париже и в других европейских городах. Были решительно пресечены попытки приватизации общественной экономики и разжигания межнациональных конфликтов. «Власть – советам!» – партию отделили от государства, толковых партийных функционеров перевели на работу в исполкомы, остальных отправили на заслуженный отдых. Быть коммунистом вновь, как во времена Первой революции, стало вопросом Идеи, а не карьерного роста и привилегий. Так «власть для народа» сменилась властью народа, а на первое место в обществе выдвинулась фигура учителя-друга.

Запад после ВВР существенно «полевел», во многих странах к власти пришли социалистические правительства, что позволило академику Сахарову (по мнению специалистов, слишком упрощённо) говорить о конвергенции. Началась разрядка, к моменту знаменитой московской Олимпиады 1980 года военно-промышленные комплексы США и СССР были почти полностью переориентированы на решение мирных задач, включая охрану и восстановление окружающей среды и космические исследования. Только с Китаем, где мировые события второй половины шестидесятых проходили по сценарию разрушения, напротив, отношения обострились до предела, но и это продолжалось лишь до смерти Великого кормчего.

Но если… если в другом рукаве реальности автор в 1968 году издаёт роман о «тенденциях фашиствующего монополизма» и умирает через четыре года, а почти полвека спустя его произведение сопровождают странными аннотациями об утопии и антиутопии, значит, в том мире всё было иначе. Когда же произошло ветвление, и начался неумолимый разгон альтернативной версии истории? И возможно ли, хотя бы в отдалённом будущем, обратное схождение разошедшихся ветвей? И что для этого нужно сделать… там?..

– Книга глубокая, – вновь заговорил Андрей. – Огромная концентрация идей в тексте, впрочем, как всегда у автора. Но здесь это ещё и морально очень тяжёлая информация, поэтому, наверное, он и умер так рано в той реальности…

Тёзка помолчал, собираясь с мыслями.

– Это история о встрече двух миров…

Мы все находились в одном идейном поле, которое во многом сформировал Ефремов, поэтому «схватывали» основные мысли очень быстро. По сути, мы просто узнавали знакомое, но сказанное в других, более жёстких внешних условиях.

И всё же история звездолёта «Тёмное пламя» обрушилась на нас, ошеломила, всколыхнула что-то в самой глубине. Не по себе становилось от описания социальной действительности в терминах концепции инферно, то есть безысходности. Жуть охватывала от понимания, что это – результат тревожных дум автора, отражение тенденций, свидетелем которых он был. Даже если эти тенденции из альтернативного мира.

И тут же, рядом – гордость за человека, единственное во Вселенной существо, способное подняться из инферно.

Наверное, тогда я впервые ясно понял, что приоритет чисто экономических показателей над человеческими ведёт к усилению безысходности, в особенности, в современных условиях больших масс населения, независимо от того, капитализм или «социализм» будет выведен на знамёнах. Но если капитализм по определению нацелен на прибыль ради прибыли, то социалистические модели возможны разные…

Когда Андрей закончил рассказывать, я взял слово.

– Друзья мои, как я понимаю, сейчас главный вопрос – о точке ветвления. Но прежде, чем попытаться как-то ответить на него, нам с Костей нужно прочитать роман. – Костя кивнул в знак согласия. Я продолжал: – После того, дня через четыре… – ведь этого хватит?.. – дня через четыре предлагаю встретиться снова, чтобы поделиться идеями и понять, что делать со всем этим дальше.

Мой план был принят. Как назло, все наши друзья находились в разъездах – проводили детский астрономический слёт в Испании, вели смену в пионерлагере «Зеркальный», путешествовали на Байкале, отдыхали в Севастополе, Маринка была на Камчатке – в общем, «будто все сговорились», как прокомментировал ситуацию Костя, – поэтому следующая встреча также предполагалась втроём.

Тёзка принёс из соседней комнаты карту памяти.

– Здесь – фотокопия романа. Оригинал пусть останется у меня, на всякий случай, ведь о долгосрочном поведении объектов соседнего мира нам пока ничего не известно.

Я извлёк из рюкзака свой портативный «Агат», и мы перекачали на него копию, после чего Андрей вручил карту Косте, и тот её спрятал в нагрудный карман.

Накатила усталость, но спать после такой информационной бомбы было немыслимо. Моряк предложил «проветрить мозги» – прогуляться на Аптекарский остров, где располагался клуб «Великий Кристалл», и продегустировать «гармонический напиток», припрятанный в директорском кабинете «для нужд релаксации». «Гармоническими напитками» Костя обычно называл коньяк или ром.

Когда мы уже стояли в прихожей, готовые к выходу, приоткрылась входная дверь, и на пороге нарисовался рыжий кот Кон-Бендит (или «кот-бандит», как часто называл его Андрей).

– Нагулялся, разбойник! – приветствовал его хозяин. Мурлыкнув что-то неразборчивое, кот пересёк прихожую и уверенно направился по длинному коридору в сторону кухни, подрагивая пушистым хвостом. – Подождите меня пару секунд, – это уже нам с Костей, – я только открою ему банку сайры.

Тёзка сунул мне книгу, которую не хотел оставлять без присмотра, но не успел убрать в сумку. Я снова раскрыл её и прочитал эпиграф: «Ди пхи юй чхоу – Земля рождена в час Быка (иначе Демона, два часа ночи)», затем перевёл взгляд на часы, висевшие на стене. Была половина третьего…