Читать книгу Terra incognita – земля неизвестная - Андрей Ковригин - Страница 11

Оставили память надолго. Поэт есть во всех городах,

Ваганьковский образ дополнен, и пушкинский будто размах.

Москва, где Каретный проулок, Грузинская улица, дом,

Таганковский Гамлет нам дорог, с гитарой Высоцкий сцеплён.

А я же запомнил другое: в горах, где свободно, светло,

Где эхо звучит гробовое и дышится где тяжело,

Воздвигнут народной рукою, погосту как будто взамен,

С какой-то нездешней тоскою, стоит и не ждёт перемен.

Подарок, достойный поэта, в земле давит грудь постамент,

А здесь он один, много света, не нужен другой монумент.

Плато, средь камней и ущелий, открыт ветрам ночью и днём,

На счёт свой не надо сомнений, всё в прошлом, и думать о ком?

Один, наконец-то свободный, не надо себя предъявлять,

Душа, мёртвый разум холодный, о чём можно там горевать?

Могла бы сдержать от падения любовь, да иссякла вода,

А может быть, сына рождение продлило минуты, года.

Да что говорить, всё пустое, теперь только титры, конец.

Всё в жизни вполне наживное, лишь смерть нам пригладит венец.

Закончились сроки и строки, другой путь торопит идти,

А суд, как для всех, будет строгий, но, Боже, помилуй, прости.

Печаль стара, как в солнце жгучем пятна,

Придёт внезапно, дверь толкну ногой,

Не то что больно – просто неприятно,

Когда в висках сожмёт своей рукой.

И где живёт, в каком пространстве дома,

Откуда выйдет, может быть, из стен.

На кухне сядет, дома всё знакомо,

Поправит платье, пыль стряхнёт с колен.

Да что такое, я не звал подругу,

Уйди обратно, мне не нужно сцен,

И я бегу к спасательному кругу:

Гитары звук разрушит грусти плен.

Дрожит струна, вибрирует и плачет

О том, что было, будет и прошло,

О том, что скоро новый будет начат,

День уходящий в небе, за окном.

Печаль стара, и я немного старый,

Старуха, вон, гоню тебя метлой,

Тебе не друг я и не славный малый,

Иди своей дорогой, стороной.

Она исчезла, сгинула, пропала,

Её не слышно, буду вновь живой,

Пока гитара жалобно звучала,

Уже спокоен, с трезвой головой.

А коль замолкнет, значит, надо снова

Колки тянуть, аккорд перебирать,

И будет тихим, тихим моё слово,

О чём грустить, о чём мне горевать.

Ну почему звезда, сгорев, сорвалась, пустым оставив чёрный

                                                                                            небосклон?

Тянулась нить над пропастью, порвалась, и зал пустой,

                                                                             и сорван микрофон.

Как получилось, вышло, неужели поэты смертны, взяли и ушли,

Как птицы сели, а потом взлетели, свободны души, лёгки

                                                                                               и вольны.

Я понимаю, там совсем не скучно, и тесным будет слаженный

                                                                                                      союз,

И каждый равный, каждый будет лучший, любимец рифмы

                                                                                   и служитель муз.

А может, сон и будет завтра с нами, на сцене он, спасибо,

                                                                                             что живой,

И прохрипит: «Я снова буду с вами, мне душно там, лежать

                                                                                    в земле сырой».

И скажет: «Корабли вернутся, чуть постоят и двинутся на курс,

И струны, верю, крепки, не порвутся, я обещал, я знал,

                                                                              что к вам вернусь».

Сорок лет, не так уж мало, жизнь прошла в черёд,

Как Высоцкого не стало, прерванный полёт,

Неужели быть оборван должен путь и срок?

Лист качался, вот и сорван, лёг, как всё, у ног.

Семена рассеял ветер, поросла трава,

– Эй, прохожий, не заметил? Здесь душа жила.

Как жила, горела, пела, на разрыв и бег,

А кому теперь-то дело, кто ты, человек?

Фотографий, плёнок, текстов, разве он забыт?

День тот жаркий, душный лета, и проспект забит.

Новый ритм, исканий темы, темп бежит вперёд,

А теперь, пожалуй, нервы больше не сдают.

Тих, спокоен и задумчив, на могиле тень,

Дождь прошёл, почище, лучше, вот и кончен день.

Прошла весна, и нет Заречной, погасли яркие огни,

И где тот парень, первый встречный, который песню пел о них?

Ведь не про сталь, и не про печи, и не про стройки для страны,

Рассказ о жизни будет вечен, где нет страданий и войны.

Илья Ковригин, кто не знает, на весь посёлок лесоруб,

С пилою «Дружба» ожидает, зовёт Кислицыну он в клуб.

Ах, Тося, Тося нос курносый, готовит гречку для него,

Трещат сибирские морозы, и, кроме сосен, никого.

Нет ни нарядов, ни интриги, но образ манит нас рукой,

Для Тоси есть Илья Ковригин, надёжный, верный и родной.

Сюжет обычный, незатейлив, но почему-то близок он

И вызывает в нас доверие, хотя похож скорей на сон.

Где та страна, где те герои? Найти попробуй их, проверь,

Ведь нет общественного строя, где их свершения теперь?

А я смотрю на эти снимки, на чёрно-белые тона,

Не безразличные картинки, здесь были люди и дома.

Теряем что-то неизбежно, и все торопимся куда?

Спешим от прошлого поспешно, как чёрт от ладана всегда.

И где девчата, где улыбки, простые добрые слова?

Сейчас же всё у нас в избытке, но жизнь не радует сполна.