Читать книгу Космос Крым. Повести - Андрей Козырев - Страница 5
Космос Крым
Курортная поэма
День третий. Град светлый
ОглавлениеРано утром, пока Даша безмятежно похрапывала в номере, я совершил первую прогулку по городу. Коктебель был подобен книжке с яркими картинками, которые невозможно забыть. Так, у входа в город сидело трое нищих с табличками: «Нищий», «Настоящий нищий», «Реально настоящий нищий». Вот так бы сделать в Союзе писателей…
Проходя по набережной, я наткнулся на классический образец черноморского джентльмена: парень лет двадцати пяти шел по улице в черном пиджаке, брюках, белой рубашке и шляпе, но – босиком. В руке он нес старые кеды. Увидев меня, юноша манерно поклонился до земли и прозмеил: «Здрас-сь-те!» Видимо, почувствовал во мне приезжего. Я и сам вскоре научился мгновенно отличать местных жителей от отдыхающих – по взгляду: у туристов он – бессмысленно торжествующий, а у коктебельцев – нагло выпрашивающий.
В центре я долго глядел на столовую с интригующим названием «Кафе Икс» и рекламным слоганом на вывеске: «Заиксуй у нас!» Посмеявшись вдоволь, я решил перекусить здесь. Для этого потребовались украинские гривны. Я спросил у прохожего, где здесь банкоматы. «Да на каждом углу!» – воскликнул он. Это было правдой: банкоматы находились на каждом из трех углов треугольного в плане города, и дойти до них было трудновато. Но я все-таки раздобыл гривен и купил себе и Даше на завтрак большую пиццу с морепродуктами. В целом утро удалось.
Формула Крыма
Море – это бывшее небо,
сброшенное на землю
за излишнюю синеву.
Синие леса на склонах гор —
это бывшее небо,
упавшее семенами дождя
и проросшее сквозь землю.
Облака в вышине —
это бывшее небо,
сгустившееся, как мороженое.
И человек здесь —
это тоже бескрайнее небо,
еле-еле поместившееся
в теле обезьяны.
Вечером состоялось торжественное открытие фестиваля. Я пришел на него один, оставив Дашу в гостинце и накупив ей еды: не хотел, чтобы меня заметили на открытии с чужой женой, непонятным мне самому образом ко мне прибившейся. Но Даша каким-то образом сама нашла дорогу к Волошинскому дому. Я заметил её присутствие не сразу, а только тогда, когда во время исполнения музыкантами «Гностического гимна Деве Марии» за спиной у меня послышался шёпот: «Боже мой, что за галиматья!» Из гостей фестиваля такое могла сказать только Даша, в жизни не прочитавшая ни строчки из Волошина.
После открытия фестиваля был назначен банкет. Мне удалось занять место за столом напротив моего тёзки, знаменитого Андрея Критова. Я воспользовался этим шансом, чтобы завязать знакомство. И завязал. Крепче Гордиева узла. С помощью развязавшегося языка. За 15 минут я произнес для Критова десятка три тостов, при этом Критов пил знаменитый местный коньяк, а я – вишневый сок, по цвету от коньяка не отличавшийся. Я предполагал, что таким образом сохраню над собой контроль, и меня весьма удивило то, что после тостов мне с трудом удалось встать на ноги. Более того, в голове раздавался какой-то странный шум, и мне хотелось обнять весь мир. По причине необъятности последнего обнял я только какую-то черноволосую красотку, сидевшую рядом. И только после этого, как порядочный мужчина, спросил, как её зовут. Оказалось – Яна. «И меня, как янычары, покорили Яны чары», – вспомнил я строки одного омского поэта. Прокричал их на весь ресторан. Помню, что Яне это вроде бы понравилось… Больше не помню ничего. Утром, проснувшись в своем гостиничном номере, я нашел у себя в постели листок со стихами, написанными, по-видимому, ночью:
КОКТЕБЕЛЬСКИЙ НОКТЮРН
1
В тёплом море тлеет
Звездопадаль. Дикий виноград
Жмется к стенам, словно писатель,
Возвращающийся с пирушки.
Ветер —
Ангел, посланный в ад
И изгнанный оттуда
За дурное поведение —
Придавлен к городу небосклоном.
Одиночество звенит,
Как цикада, в летней траве. Фонари
Подмигивают звездам. И хрустальный воздух
Разбит на осколки человеческим
Голосом.
Настает ночь. Ночь признаний,
Ночь воспоминаний о жизни.
Это – время, когда душа раскрывает все
В ней потаенное. Говори. Говори обо всем,
Что ты знал, чувствовал и пережил – и неважно,
Услышит ли тебя кто-то.
Говори – с пустотой. Говори в пустоту.
Говори правду.
Там она будет услышана,
Ибо в пустоте – её
Родина.
2
Ночь размывает очертания предметов
Под ногами. И время,
Подобно колесу обозрения,
Поднимает меня над простором прошлого,
И я могу обозревать с высоты лета его противоречивый
Ландшафт: сначала – сухие степи детства, солончаки, пустыня,
Где ещё почти нет людей, красок, голосов;
Чуть южнее – буйные леса юности, сады, парки,
Дворцы вельмож, ныне пришедшие в запустение; а ещё
Дальше —
Горы, скалистые и высокие, еле заселенные
Чувствами. Такова карта жизни,
С высоты полета памяти увиденная.
Эта панорама воспоминаний и зовётся в просторечии
Человеком. Бог создал человека не из глины,
А из воспоминаний. Что мы помним —
Тем и живем. Ибо человек —
Это память,
В плоть облечённая.
3
Говори, память. Говори —
Обо всём на свете. О пустяках. Например,
О жизни и смерти. О любви. О злобе,
Ещё более безответной, чем любовь.
О навязчивости света.
О прозрачности тьмы. О воспоминаниях,
В которых люди барахтаются,
Как в воде, не умея плавать.
О волнах прошлого,
Набегающих на берег настоящего, уносящих
Накопившийся за день мусор и оставляющих
Раковины, пену и соль.
Соль,
Которой всякая жертва осолится.
Соль,
Которая обжигает кожу земли.
Соль,
Которая ночью блестит ярче далеких и неподвижных
Звёзд.
4
Говори.
Ночь признаний
Лучше Люмьера прокрутит перед глазами
Старинную плёнку, именуемую жизнью.
Вот садовник поливает цветы, а мальчишка
Наступает на шланг; вот поезд,
Приближающийся к вокзалу, распугивает
Зрителей синематографа. Вечные сюжеты,
Вечные черно-белые картины
Первой встречи юности и старости,
Техники и человека, иллюзии
И реальности; прошлого
И настоящего. Приезжай снова,
Как сто лет назад, старый поезд
Воспоминания; я больше не испугаюсь тебя.
5
Что наши жизни,
Жизни человеческие? Только створки
Некоей одушевлённой раковины,
Тёмною волной разбитые.
Мы уже не можем звучать,
И между нами уже не зародится
Жемчужина. Но нас может подобрать
Бродящий по песку ребенок,
Забытый родителями, или заплутавший в мироздании
Неприкаянный ангел.
Счастье не вернется к нам,
Как бумеранг, бьющий по голове каждого,
Кто запускает его в пространство —
По-видимому, в отместку
За нарушение покоя. Счастье не возвращается,
Ибо оно недостаточно криво, чтобы летать
По кругу. Но и для смерти
Этот маленький космос слишком груб.
Соль не сходит с губ
Омываемого приливом берега. Ангел
Бродит босиком по пляжу,
Всматриваясь в даль. Ночь
Медленно перетекает с неба
В море.
6
Седина полыни
Серебрится около дома,
Где жил поэт. Тёмная волна
Памяти опьянена неизбывно
Горечью песка, песчинок человеческих,
Пересыпающихся на побережье
Жизни моей. На побережье,