Читать книгу Инок - Андрей Ларченко-Солонин - Страница 6

Ярко-красное солнце склонялось к закату, освещая своим чудесным светом окрестные леса. Оно, как бы давало еще один шанс всему живому в последний раз насладиться своим тёплым и нежным сиянием перед стремительно приближающимися осенними сумерками. Еще минута – и светило спряталось в ветвях огромной липы, одиноко стоящей на самой вершине скалы. Казалось, что оно резвилось и играло в ее развесистой кроне, искрясь и переливаясь порою самыми неожиданными цветами. Но прошло еще несколько минут, и вся эта волшебная радуга скрылось за горизонтом. На вершине дерева одиноко сидел коршун. Для него закат еще не наступил. Он в последний раз спокойным взглядом окидывал близлежащую окрестность. Вдруг птица сорвалась с дерева и, расправив крылья, стремительно понеслась вниз, едва не цепляясь за верхушки деревьев. Но на сей раз, ничего видимо не получилось, добыча ускользнула. Неудачливый охотник круто взмыл вверх, сильно взмахнув крыльями, а потом исчез где-то под кронами огромных сосен.

Прямо у подножья совершенно отвесной скалы бил из-под земли ключ со студеной и прозрачной, словно слеза, водой. Ручей, весело журча и прыгая по мелкой гальке, нес холодную и свежую ключевую воду вниз, даря влагу и жизнь всему живому вокруг.

Ниже скалы, на вырубках, прямо на берегу речушки, стоял небольшой свежесрубленный домик. Если сказать точнее, то срубили его лет пять назад. Но за это время огромные лиственницы толщиной не меньше метра время тронуть еще не успело, они лишь слегка изменили свой цвет, чтобы пролежать здесь еще не один десяток лет.

Раньше, когда в этих местах велись лесозаготовки, в доме жили рабочие. Ввиду удаленности от человеческого жилья, не было возможности привозить сюда людей каждый день, и поэтому работали вахтами, по две недели. Валили лес только зимой. Кроме зимника, других дорог сюда никогда не было, вокруг лишь скалы да топи. Летом техника просто-напросто простаивала, и для ее охраны оставался один-единственный человек – сторож дядя Федор. Хотя и сторожить-то здесь, пожалуй, не стоило, и он выполнял скорее символические обязанности. Раз в неделю с вертолета сбрасывали продукты и почту. Пилоты, убедившись что у старика все в порядке, улетали, а он, вновь оставался один, наедине с самим собой, да, пожалуй, еще тайгой – диким и необжитым краем, что многие лета манил и манит к себе беспокойные души, которые нередко находят здесь своё успокоение, что длится порой целую вечность.

Одиноким, однако, он себя в этой глуши никогда не считал и мог часами просиживать на берегу ручья, разговаривая с лесом, землей, водой. Старик видел их, безусловно, предметами одушевленными, преклонялся и уважал. Со стороны могло показаться, что он сошел с ума от одиночества, а в народе вообще рассказывали самые невероятные истории. И хотя можно без преувеличения сказать, что этот человек с людьми не общался, а, совсем напротив, старался вести как можно более уединенный и даже скрытный образ жизни, в деревне про него знали все. Говаривали даже, будто бы водит странный «отшельник» дружбу с самим лешим.

Однажды два охотника встретили Федора в лесу со сломанной ногой. Перелом был открытый, и кость торчала наружу прямо из бедра. Они ему не помогли. Просто развернулись и ушли восвояси.

«Пусть подыхает. Собаке – собачья смерть». По всем правилам медицинской науки, человек с подобной травмой должен потерять сознание от болевого шока и уж во всяком случае никак не смог бы самостоятельно передвигаться. Случилось так, что через месяц те двое вновь попали в эти места. Идя берегом ручья, они увидели незнакомца и сразу узнали его. Мурашки забегали по спине, а лоб покрылся мелкой испариной. Старик поднялся на ноги и скрылся в зарослях черемухи, не проронив ни слова.

Лучше дяди Федора здешние леса не знал никто. Он исходил всю окрестную тайгу вдоль и поперек, мог обходиться в лесу без еды и одежды, неизвестно чем питаясь и неизвестно как умудряясь не замерзнуть. Все это вызывало у людей самые разные чувства. Кто-то его ненавидел, кто-то боялся, а кто-то, напротив, уважал.

В тот вечер человек просто сидел на крылечке, подшивая, по обыкновению, валенки. Он наслаждался сейчас такими скудными на тепло лучами осеннего светила. Багровый закат и неумолимо приближающиеся сумерки наводили на мысли о чем-то вечном, самом главном и самом высоком в жизни. Сидящий изо всех сил старался гнать прочь от себя назойливые идеи, которые беспорядочным потоком, несмотря на все усилия, лезли к нему в голову.

Он давно и пристально наблюдал за опушкой леса. Там в кустах лежал огромный бурый медведь. Косолапый явно выжидал чего-то. Выходить навстречу незваному гостю у дяди Федора почему-то не возникало совершенно никакого желания. Лучше уж дождаться, когда тот сам пожалует, если только действительно решил наведаться на пасеку: нужно быть начеку.

И мишка, в свою очередь, долго ждать себя не заставил. Ночную тишину нарушил треск ломающейся изгороди. Федор взял ружье и вышел на крыльцо. Выстрелив в сторону непрошенного гостя, видимо, надеялся испугать зверя. Но не тут-то было. Голодный шатун лишь рассвирепел еще сильнее и бросился прямо на человека. Выстрелив второй раз, в голову, старик взял чуть выше, и пуля лишь вскользь задела широкий мохнатый лоб, не причинив его хозяину никакого вреда. Этот поединок, по всей видимости, оказался бы для человека уже самым последним, но помощь пришла неожиданно. Между ними вдруг, словно из-под земли, вырос огромный волк. Взгляды двух зверей на секунду встретились, но силы оказались не равны, и после короткого поединка серый остался лежать на снегу в луже собственной крови. Однако этих нескольких секунд хватило человеку для того, чтобы перезарядить ружье. Он вновь выстрелил два раза в упор, и огромное тело косолапого разбойника рухнуло на снег без малейших признаков жизни.

Победителей не судят, а о мертвых плохо не говорят. И поэтому дискуссия о том, кто прав, а кто виноват в сложившейся ситуации, не стоила бы, пожалуй, и выеденного яйца. Каждый пытается выжить, как может, однако, почти каждый может гораздо больше, чем то, что он делает для того, чтобы выжить.

Встав на колени, склонился над несчастным. Тот еще дышал. Осторожно взяв беднягу на руки, понес в дом, стараясь не спотыкаться и не делать резких движений.

«Матерый хищник, тяжелющий-то какой», – думал дед про себя, осторожно поднимаясь по деревянным ступенькам, и только сейчас, кажется, начиная догадываться о том, что с этим серым судьба свела его уже не в первый раз.

Лет восемь назад, когда Фёдор был гораздо моложе, он любил побродить по окрестным лесам, получая от этого огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. А однажды, подходя к пасеке, человек услышал вдруг громкое карканье ворон. Так кричат вороны, почуявшие добычу. Уж это-то он знал точно, хотя охотником никогда не был и мог застрелить лишь случайную дичь. Больше всего, интересовался минералами. Да еще, пожалуй, всегда был рад поковыряться со своими пчелами. Тем не менее голос тайги знал неплохо. Годы жизни в лесу не могли пройти даром.

«Что бы это могло быть?» – подумал, спускаясь в овраг, откуда доносились истошные крики.

Страшное зрелище, заставившее содрогнуться видавшего виды таежника, предстало там перед глазами. Охотники расстреляли волчье семейство прямо в логове. Мать не бросила детёнышей, а предпочла встретить смерть вместе с ними. Волчица умерла от выстрела в упор. Тела щенков изуродовали до неузнаваемости. Крупнокалиберные пули разрывали их на куски. Кругом валялись куски туловища и оторванные лапы. Не было лишь голов.

Люди, наверное, получали удовольствие от вида крови и творимых ими изуверств. Они били зверей просто так, ради интереса, уничтожая ненавистных хищников со всей жесткостью, на какую только были способны, далеко перекрыв ту планку, до которой не смог бы дотянуть даже самый лютый зверь. Охотники, конечно же, были уверены, что погибли все без исключения. Но слабый огонек жизни в этом царстве ужаса и смерти всё еще теплился, хотя и тлел уже едва-едва. Волчонок, закрытый телом матери, чудом остался жив. Присев на задние лапы и скаля не успевшие ещё вырасти зубы, он пытался напугать огромного чёрного ворона, клюв которого был немного больше, чем маленькая головка щенка. Но зверек этого видеть не мог. Его глаза залила кровь. Федор разогнал птиц и положил покалеченного вояку в сумку, невзирая на все попытки того ухватить человека за палец.

Так волк впервые попал в эту избу. Рана на голове оказалась серьезной, но молодость и здоровье быстро сделали свое дело. Уже через полтора месяца лишь широкий шрам на лбу мог напомнить о недавнем кошмаре.

А примерно через год случилось и другое происшествие. Утром разбудил торопливый стук в дверь. Гостей не ждал и потому не торопился. Одевшись, взял ружье, вышел в сени и, аккуратно поставив ствол в угол, наконец, отворил дверь. У порога стояли четыре человека, по одежде, вроде, охотники. Шесть собак, зло скаля зубы, толпились немного поодаль. Увидев, что человек открыл, двое, стоящие ближе всего к двери, направились было прямиком в сени, но, наткнувшись на холодные стволы двустволки, немного успокоились.

– Дед, ты чего? – проговорил первый, недоуменно тараща на него свои бесстыжие глаза.

– Я-то ничего, а вот ты что?

– Да у тебя там волк во дворе прячется.

– Никого у меня там нет, а если что и есть, то это мое, раз у меня во дворе лежит.

– Да ты что, дед, он же наших собак порвал.

– Я сказал, а вы слышали, – тихо прибавил к уже сказанному.

– Ну, смотри, дед, – прошипел самый старший из стоявших перед ним.

– Я-то буду смотреть, но и вы поглядывайте. Места у нас гиблые, сами знаете.

Дверь захлопнулась. Люди потоптались еще минут пять возле крыльца и ушли восвояси, забрав с собой собак. Больше их здесь никогда не видели.

Выйдя во двор, нашел серого под крыльцом, истекающего кровью, примерно в том же состоянии, в каком он лежал сейчас, только вместо рваных ран – два огнестрельных ранения в ногу.

В тот раз зверь пролежал месяца два, не вставая. А лишь немного стал подниматься, сразу же ушел в лес.

Рассвет застал хозяина дома за весьма странным занятием. Обыкновенными сургучовыми нитками, которыми подшивают валенки, старик штопал изодранную в клочья волчью шкуру. Тот лежал на боку, зажав в своей пасти небольшое березовое полено. Зубы были стиснуты с такой силой, что дерево треснуло, а из-под сомкнутых намертво челюстей капала на пол, образовывая небольшую лужицу, густыми каплями кровь. Это было единственным свидетельством той боли, которую приходилось переносить серому в эти минуты. А в остальном казалось, что волк здесь просто-напросто отдыхает, развалившись посреди жарко натопленной избы.

– Ну, ладно, ты лежи здесь, – проговорил Федор, закончив работу. Он поставил перед зубастой мордой блюдо с чистой водой и небольшую тарелку с молоком. – Бог даст, выживешь, – добавил старик, проведя рукой по мощному загривку.

Зверь провалялся недели три. Кости оказались целы, а шкура заросла быстро. Спустя некоторое время, когда гость уже начал ходить, а шрамы зарубцевались, новоявленный хирург вытащил под недовольное рычание больного остатки ниток из мохнатой одежки.

Вскоре, он ушел в лес, но жил всегда неподалеку от избы, прячась в логово, когда на вырубках появлялись вдруг люди.

Если старик отправлялся в лес, тот обычно понуро плелся позади, всем своим видом показывая:

– Ну, что тебе, дедуль, дома-то не сидится? Таскаешься по горам, мучаешь сам себя, а я, дурак, за тобой. И бросить-то ведь никак нельзя. Кто же меня потом подкармливать станет? А тут, глядишь, зиму худо-бедно переживем, и ног особо мучить не нужно.

Так было и тем хорошо им обоим запомнившимся ноябрьским утром. Федор быстрым шагом шел знакомой дорогой на вершину хребта. Там среди скалистых гребней бил ключ. Вода в нем не была минеральной, но все же имела какой-то особенный, немного подсоленный привкус. Зимой от нее всегда поднималось густое облако пара. Источник имел поистине волшебную силу. Если растереть целебной влагой тело, сразу почувствуешь необыкновенный прилив сил. В народе говаривали, что в той воде скрыт секрет вечной молодости. Деревенские много дали бы тому человеку, что сможет указать путь к роднику. Но, кроме Фёдора, никто не знал, где именно находится «живая вода». Ручей брал начало в глубокой расщелине скалы, куда можно было пробраться, лишь встав на корточки, и терялся так же неожиданно, как и появлялся на свет, под огромными камнями.

Снега в лесу почти не осталось. Несмотря на мороз, с восходом солнца тайга постепенно просыпалась. Прыгали по веткам, радуясь неизвестно чему, красногрудые снегири. Белка, размахивая пушистым хвостом, сновала вверх и вниз по сосне. На косогоре мелькнула рыжая тень. Это лисица, обнаружив заячий след, начала свою охоту. И только горы сохраняли величественно-гордое безмолвие. Их мало интересовала вся эта мирская суета. Подставив, скупому на тепло солнцу свои скалистые гребни и «мохнатые» склоны, они спешили насладиться его последними лучами, пока светило ещё не скрылось за горизонтом.

Дядя Федор тоже спешил: «Нужно успеть вернуться засветло». Шагая по лесу, старик, казалось, был у себя дома. Идущий человек будто бы сливался с тайгой в единое целое, ни на секунду не теряя при этом бдительности. Эту привычку кровью вписали горы в его биографию. И когда идущий вдруг заметил, что молчаливый спутник отстал, сразу же остановился тоже, чтобы выяснить, в чем дело.

Волк замер метрах в пятидесяти, напряженно всматриваясь в сплошные заросли ольховника, что скрывали огромную яму, а точнее сказать, котлован, образовавшийся здесь, как минимум, со времен ледникового периода. Он ловил ноздрями воздух и тихо рычал. Федор спустился вниз по косогору, держа ружье наготове. И каково же было его удивление, когда в небольшой выемке под камнем он обнаружил человека.

Это был очень странный человек, весь закутанный в одежду из медвежьей шкуры. И даже на ногах у него красовались неплохо сшитые двойные медвежьи мокасины. По всей видимости, шкуры, мягкие и совсем не стесняющие движений, выделывались каким-то особенным, неизвестным людям способом. Старик и сам в свое время занимался кожевенным ремеслом. Но подобным образом выделывать сырье, делая его таким легким и вместе с тем толстым и прочным, не мог, как не мог, впрочем, и никто из людей, с которыми он когда-либо встречался.

Фёдор уже давно предполагал, что где-то за Урочищем дьявола живут люди. Он часто видел их следы. Это были очень маленькие следы странных незнакомцев, гуляющих по лесу в такой обуви, в какой никто из деревенских никогда не ходил. Но что это за люди, и чем они там занимаются? Старик всегда старался гнать прочь от себя ненужные мысли. И лишь когда откуда-то из-за голой сопки начинал подниматься в небо рыжий дым, мысли о чем-то неведомом и загадочном вновь посещали его.

Человек лежал с полузакрытыми глазами. Губы шептали что-то непонятное. Он то терял сознание, то вновь ненадолго приходил в себя. Наверное, незнакомец «отдыхал» здесь не очень долго. В противном случае, он бы просто замерз, если только тот народ не знает какого-нибудь чудодейственного средства от холода.

Вытащив лежащего из-под камня, взвалил его себе на плечо примерно так, как таскают мешки с мукой и сахаром, и, выпрямившись во весь рост, зашагал обратно в сторону дома. Волк смотрел на своего спутника с нескрываемым интересом. В его взгляде нетрудно было прочесть удивление: «Ну, ты даешь, дедуля. Даже я бы так не смог, хотя помоложе, да вроде, и посильнее тебя».

Незнакомец не приходил в себя почти трое суток. Он бредил, что-то бормоча себе под нос. Иногда глаза вдруг прояснялись, но совсем ненадолго, после чего лежащий снова терял сознание.

«Наверное, упал с валуна и ударился головой о камни». Старик подозревал, что, лежа на снегу, легко можно подхватить воспаление легких, и поэтому всерьез опасался за жизнь гостя. Кроме всего прочего, нога оказалась вывихнутой в голеностопном суставе. Лечил, как мог всем, что знал. На исходе третьих суток жар немного спал, и больной пришел в себя. Открыв глаза, человек осмотрелся вокруг и с удивлением спросил:

– Где я?

– Лежи, лежи: мы друзья.

– Как я сюда попал?

– Да мы тебя у ручья под валуном нашли, всего изуродованного и без памяти.

Странный человек на минуту задумался.

– Сильный зверь, – проговорил он, с удовольствием разглядывая мощную шею волка.

– А меня Леко зовут.

– А меня Федором.

– Сколько времени я здесь нахожусь? – проговорил Леко, в упор глядя на своего собеседника.

– Дак сегодня днем уж трое суток будет, – старик с интересом вертел в руках красивую фляжку из неизвестного ему нержавеющего металла, выпавшую из куртки гостя, и с любопытством спросил у него:

– А скажи-ка нам, милый, что это за жидкость такая у тебя налита в этом сосуде?

– Эта жидкость помогла мне пролежать трое суток без движения на морозе и остаться в живых. Иногда, приходя в себя, я делал глоток из фляжки. Но об этом, пожалуй, не стоит. Ты поможешь мне встать на ноги?

– Помогу, конечно, отчего не помочь. Человек ты, видно, хороший, – с готовностью ответил хозяин и, с минуту подумав, добавил:

– Хотя и странный немного.

Лежащий почесал у волка между ушей. Тот лежал довольный, положив ему голову на живот. Видимо, каким-то особым звериным чутьем он чувствовал, что «туземец» не причинит зла.

– Я знаю, ты часто ходишь за водой на теплый ключ. Так вот, если проползти еще метров десять в глубь расщелины, найдёшь другой родник. Вода в нем очень холодная и на вкус совершенно пресная. Набери по литру жидкости в эти фляжки из обоих источников и наскобли коры с ольхи, что в изобилии растет на том валуне, под которым ты меня нашел. Только залезай на камень поосторожней. Иначе свалишься. Не стоит брать с меня пример.

К концу дня Фёдор принес все необходимое, и Леко без промедления принялся за дело. Он намочил тряпку в воде из теплого ключа. Кору нарезал мелкими кусочками и посыпал сверху.

– Когда я вывихнул ногу, понял, что домой мне уже не вернуться. Пришлось самому себе оказывать помощь. Но, как видишь, не смог. Хорошо еще, что ты вовремя мимо проходил.

Он сделал два глотка из фляжки и с удовлетворением проговорил:

– Эта вода удесятеряет силы и помогает легче переносить боль.

После этого с совершенно равнодушным видом больной сам вправил себе вывих, а сверху положил заранее приготовленный компресс, после чего туго перевязал. Второй компресс был наложен на рану, что, словно дыра, зияла на его совершенно лысой голове.

– Ну вот, кажется, и все, завтра буду как огурчик.

Старик смотрел и удивленно хлопал глазами.

Спать легли рано. Скорые осенние сумерки не заставили себя долго ждать. А то, что произошло утром, превзошло все, даже самые смелые ожидания. Сняв повязку с головы и ноги своего пациента, «доктор» обнаружил чудо. Всё зажило за одну ночь. Вместо огромной, глубокой дыры на затылке, осталась лишь узенькая полоска. Причем, даже не шрам, а именно еле-еле заметная светлая полоса. Опухоль на ноге тоже спала. Он не верил своим глазам.

– Этого не может быть, – шептал Фёдор себе под нос. Но факты, как известно, – вещь упрямая.

За чаем Леко рассказал лишь, что живет где-то на другом конце странной долины. Он отчего-то совсем не хотел разговаривать, хотя и его собеседник тоже, в общем-то, особой болтливостью не отличался. Вскоре гость стал собираться домой. Старик не отговаривал, у него тоже накопилось много работы. Выйдя во двор, принялся запрягать лошадей. Раньше, когда на вырубках шли лесозаготовки и стояла техника, всё было намного проще. Работая сторожем в лесничестве, продукты получал от леспромхоза. Но лес давно уже не рубят, и сейчас рассчитывать приходилось только на себя. Поэтому в начале зимы, когда топи и непролазные летом болота уже замерзали, а снега в лесу еще не очень много, Фёдор всегда запрягал лошадей, грузил часть меда в специально приготовленные для этой цели сани и отправлялся в поселок. Там продавал мед или менял его на продукты и теплую одежду. Словом, на все, что нужно для того, чтобы прожить еще один год в лесу.

Пенсию переводили на сберкнижку. Если денег не хватало, приходилось снимать часть сбережений. Так жил из года в год.

Вот и сейчас пришло время вновь собираться в очередную такую поездку. К обеду, уже тронулся в путь.

Вернулся дня через три. Еще на подходе к дому волк настороженно начал втягивать в себя воздух. Подъехав к крыльцу, заметил необычные следы возле ворот и сразу их узнал. Это были хорошо знакомые отпечатки мокасин недавнего гостя. Но на этот раз он приходил не один. Наверное, люди, не застав никого дома, потоптались возле ворот и ушли восвояси. Интересно, зачем же все-таки они пожаловали на этот раз? Хотя время, наверное, само все объяснит и все расставит на свои места. Но дни шли за днями, недели за неделями. Фёдор уже начал потихоньку забывать про недавних визитеров, как вдруг однажды ясным морозным утром его разбудил негромкий стук в окно. Их было трое, все как один, похожи друг на друга. Казалось даже, что и лица у всех одинаковые, словно две капли воды. Но он, конечно же, ошибался. Люди вошли в избу и уселись на лавку. Первым заговорил Леко. Да, действительно, это был он, хозяин узнал его сразу.

– Здравствуй, – проговорил вошедший. Остальные также кивнули в знак приветствия головами. Далее наступила минутная пауза. Федор понял, что они пришли, чтобы сообщить ему нечто важное.

– Ну, здравствуй, – наконец, ответил старик.

– Когда я лежал у тебя больной, то поведал некоторые из тех знаний нашего племени, про которые никто из людей знать не должен.

От этих слов на лбу выступил холодный пот. Было ясно, куда тот клонит.

«Хотя, с другой стороны, если бы пришедшие хотели меня убить, то сделали бы это незамедлительно и без лишних разговоров. Штрафовать тоже наверняка не станут, не в их правилах. Но что же гостям тогда нужно?»

Леко продолжил:

– Тайну живой воды ты знал еще до встречи со мной, но никому ее не поведал. Это хорошо, значит, ты не болтливый. Кроме того, я рассказал тебе тайну мертвой воды и тайну дерева жизни. Ты должен в присутствии всех жителей племени дать клятву, что об этих знаниях не узнает больше никто из людей, и они умрут вместе с тобой. Ибо передавать учение другим может лишь совет племени. Согласен ли ты, человек, дать слово и поклясться на крови?

– Дак уж понятно, не откажешься, – подумал про себя, а вслух спокойно произнес:

– Да, я согласен.

– Ну, что же, тогда нужно двигаться в путь. Идти придется целый день, – закончил Леко.

– Давайте выйдем завтра, пораньше утром. Нужно дать лошадям корма на трое суток. За это время я успею вернуться?

– Да, за трое суток ты вернешься. Давайте выйдем завтра утром, – согласились гости.

Серый разбойник лежал, развалившись возле пока еще холодной печки. Во время разговора он, не отрываясь, напряженно наблюдал за вошедшими, и что именно было у него на уме, пожалуй, никто в доме даже не догадывался.

На следующий день рано утром, когда небо на востоке еще лишь едва-едва начинало светлеть, двинулись в путь. Дорога в «пещерный город», как называли это место спутники дяди Федора, проходила по местам хорошо знакомым. Тропа виляла между оврагов и завалов из камней. Иногда она была видна, а местами совсем терялась, и Леко определял ее месторасположение по одним лишь ему известным ориентирам. Когда солнце уже клонилось к закату, путники подошли к центральному входу в пещеру. Протиснувшись в узкий проход, оказались в довольно просторном помещении, посредине которого горел огонь и сидели два человека.

– Садись и жди, – тихо проговорил Леко.

После этого все трое провожатых словно провалились сквозь землю. Он сел на свободное место у огня. Два новых собеседника оказались людьми, совершенно не умеющими разговаривать, по крайней мере, в том смысле, в каком это принято у обычных людей. Они сидели так в полном молчании минута за минутой час за часом, лишь изредка подбрасывая дрова в огонь, и это, пожалуй, было единственным отличием их от тех каменных изваяний, что плотным рядом так же уселись вдоль стен пещеры. Так постепенно прошла вся ночь. А утром двое, те, что сидели у огня, ушли, и их места заняли другие.

Спустя некоторое время в помещение вошли ещё человек десять, одетых более чем странно. Вошедшие сильно отличались от тех людей, что сопровождали старика в лесу, и тех, что просидели рядом с ним возле костра всю ночь. Одежда их казалась более изысканной, а кроме того, лицо и руки каким – то особым образом покрывала угрожающая ритуальная окраска.

В центре стоял абориген, в котором без труда можно было узнать самого главного. Сердце бешено колотилось в груди. Впечатлений накопилось уже более чем достаточно для одного вечера. Одинокий лесной отшельник и представить себе не мог, что практически совсем рядом с цивилизацией живет полудикий пещерный народ. Живет по своим не – писаным законам, которые, естественно, считает самыми правильными и справедливыми.

Люди расселись полукругом вокруг костра. Главный расположился посредине и оказался как раз напротив. Только сейчас Федор заметил, что стены и потолки помещения, в котором они находились, расписаны с низа и до самого верха. Это были сцены обрядов, жертвоприношений и просто жизни этих людей. От выражений некоторых лиц, пристально смотрящих с каменных сводов грота, мурашки начинали быстро бегать по коже, как, впрочем, они бегали и от выражений лиц тех угрюмых воинов, что только что вошли в этот не менее угрюмый зал. Сейчас пожилой человек, кажется, понял, что его судьба находится целиком и полностью в руках вот этих самых «дикарей», что сидели и просто молчали, тупо уставившись куда-то в темноту, и от этого на душе становилось еще хуже.

Но снаружи, он испуганным отнюдь не выглядел. Ни тени страха не было на суровом, прожженном ветрами и пропахшем дымом лице.