Читать книгу Невидимка. Психологический триллер-детектив о скорой помощи в 90-е годы - Андрей Леонидович Звонков - Страница 2

Детективная повесть

Автор Андрей Звонков

2018.

Аннотация: Иванушка-дурачок – герой русских сказок, встречается и в наши дни. Особенно много их появляется в переломные моменты, когда необходимо выживать в новых и порой жестких условиях. Особенно трудно, если это время совпадает с периодом взросления, и как понять молодому специалисту: кто на его пути Бурый волк, кто царевна-Лягушка, кто Баба Яга, а кто Кощей Бессмертный? Кому можно доверять, а кому – нет? Иван Тупицин – молодой фельдшер скорой помощи и молодой отец, поневоле становится секретным сотрудником УБОП и рискуя жизнью раскрывает наркомафию, окопавшуюся на одной из подстанций скорой помощи Москвы.

От Автора.

У частных клиник есть одно важное свойство, там можно лечиться инкогнито. То есть, заключая договор с менеджером клиники, один раз показать паспорт, предупредить, что не имеешь желания фигурировать в отделениях под своим именем, и, пожалуйста, выбирай любой псевдоним на вкус или оставайся пациентом под номером медицинской карты.

Этот мужчина обратился, как говорят медики «самотеком», то есть без рекомендации от бывших моих пациентов. Он не стал выдумывать псевдонимов, а на консультации заявил, что не имеет желания называть своего имени, а если нам так уж нужно, как-то обращаться, то мы можем называть его как нам удобно.

В первой беседе выяснилось, что пациент желает почистить организм от, как он выразился: «профвредности» и не хочет, чтобы об этом кому-нибудь, когда-нибудь стало известно. Особенно на службе. Единственное, на что он дал согласие – назвать свой точный возраст. Уточню, не дату рождения, а только возраст. Полных сорок два года.

При осмотре я не выявил в его организме никаких заболеваний, за исключением легкого шума в сердце, но настолько незначительного, что, объявив пациенту об этом пороке, успокоил его, что это ерунда. Вредных привычек он также не имел. А позже выяснилось, что у него нет ни татуировок, ни шрамов, ни каких-то особых отметин, вроде родимых пятен необычной формы или размера. Весь он был какой-то среднестатистический, и производил общее весьма положительное впечатление. По-моему, моя медсестра в него сразу влюбилась.

– Ерунда, – согласился он с моей репликой насчет шума в сердце. – Я знаю. Мне это совершенно не мешает. Но последний год, доктор, мне приходилось довольно много работать печенью. Поэтому, я хочу отмыть организм от накопившихся шлаков и золы. Поможете?

– Конечно, помогу. – Ответил я.

Сам не пойму отчего, но мне очень захотелось понять, кто же он? Видимо, срабатывало естественное стремление противостоять требованию незнакомца сохранить инкогнито. И я, собирая анамнез, невольно задавал провокационные вопросы:

– Вы, наверное, дипломат?

– Почему так решили?

– Нагрузка на печень, это профессиональная вредность дипломатов, – объяснил я распространенное мнение.

Он рассмеялся.

– С тех пор, как отменили монополию государства на внешнюю торговлю, доктор, всем бизнесменам пришлось обрести навыки дипломатов, – объяснил пациент. – Но я больше по финансовой и юридической части. Впрочем, какое это имеет значение для лечения?

Я объяснил, что собирая профессиональный анамнез, получаю немало важной информации о нагрузке, которую приходится испытывать организму, и ее специфике.

Пациент согласился с моими доводами, видимо, он понял, что я расспрашиваю не из праздного любопытства.

Обследование не заняло много времени. Уже на следующий день, получив результаты анализов, мы согласовали весь комплекс процедур, определили график.

Он должен будет приходить ко мне каждый день кроме воскресенья на два-три часа в течение двух недель.

Обдумывая тактику лечения, я обратил внимание на несколько любопытных фактов. Ему сорок два, но по внешнему виду не больше тридцати трех, и это благодаря спортивной подтянутой фигуре, безупречному внешнему виду и задорному блеску в глазах. Он никак не походил на «измученного нарзаном» госчиновника. Скорее, я бы определил его как банковского служащего, или сотрудника нефтегазовой компании среднего звена управляющих. На это очень сильно указывала дорогая одежда и часы стоимостью несколько тысяч евро. Весь он будто сошел со страниц журналов «Профиль» или «Деньги». У меня этот пациент вызывал невольное уважение и симпатию, а у медсестры, по самым скромным оценкам восхищение и преклонение. Наблюдая, я подумал, что спроси этот мужчина, «чем она занята сегодня вечером?», и она ответит: «Исключительно вами»!

В его манерах сквозили некоторое пижонство и самолюбование, на что нам указал весьма необычный поступок. Когда медсестра попросила закатать повыше рукав белоснежной рубашки, и прикрыла ее пеленкой, он спросил:

– Зачем это?

– Чтобы кровью не забрызгать, – объяснил я. – Такое иногда случается во время пункции.

Он же встал с кушетки и снял рубашку, обнажив до пояса загорелую мускулистую фигуру с массивным золотым православным крестом, висящим на цепи очень красивого плетения. Я не специалист в ювелирных изделиях, но и моего непритязательного опыта хватило, чтобы понять, что крест этот и цепь тоже стоили больше тысячи евро, и на характерную «братковскую голду» совсем не походили, слишком уж филигранно выполнил эту работу неизвестный мастер. Мне показалось, что такой крест невозможно носить ради одних лишь понтов, или хвастовства. Нет. В этом символе веры была заметна внутренняя, абсолютно искренняя, как бы из самого сердца, но отнюдь не фанатичная или демонстративная любовь к Богу, которую исповедовали и неизвестный мастер и владелец креста.

Увидав обнаженный торс, медсестричка моя разволновалась, руки ее задрожали, а она извинилась и поспешно удалилась из процедурной. Так, что мне пришлось самому устанавливать внутривенный катетер. А он будто и не заметил своего влияния на неокрепшую женскую впечатлительность. Мне показалось, что ему эта способность доставляет удовольствие, но при этом он соблюдает чувство меры.

И сейчас я отмечаю любопытную особенность, я помню его внешний вид, но не возьмусь описать его лицо, так будто бы его костюм и часы надеты на тело невидимки. Это мое ощущение появилось только сейчас, когда я решил написать эту книгу. В тот момент ничего подобного я не замечал и не думал.

Два часа длится процедура, и я считал своим долгом находиться рядом, чтобы как-то развлекать нашего пациента. Не всем нравится спать или пялится, считая мушиные трупы в плафонах светильников.

На дворе весна две тысячи четырнадцатого года, отовсюду несется ликование «Крым наш!», так что тема для разговоров определилась сама собой.

Говорили, конечно, о событиях на Украине. О референдуме в Крыму и что лишь благодаря присутствию там военного контингента с ироничным названием «Зеленые человечки» все обошлось без большой крови и провокаций.

Честно говоря, поначалу я отнес нашего пациента к представителям либеральной прослойки, которая открыто и довольно агрессивно осуждала наше вмешательство в события в Крыму, ибо в первую очередь ждала от западных стран негативных решений в адрес России и последующих проблем лично для себя. Ждал, что он начнет критиковать решимость президента, правительства и Госдумы в поддержке жителей Крыма.

Поэтому, очевидно мое удивление, когда пациент вдруг согласился с утверждением, что крымчане – молодцы, что все мы молодцы, потому что лихо увели у НАТО такой лакомый кусок, как они полагали, украинской территории, хотя Крым испокон веков относился к России. С тех пор, как его завоевала и присоединила Екатерина-вторая, и лишь по нелепому стечению обстоятельств и бездумию руководства страны, он при распаде СССР оказался присоединенным к Украине.

Пациент заявил:

– Вы можете не согласиться, доктор, но я знаю точно, что в России были люди, которые готовили это событие практически сразу после подписания Беловежского соглашения в декабре девяносто первого года. Не стану утверждать, что они действовали по какому-то плану, но всегда в средних слоях спецслужб были и есть люди, которые после развала Союза хотели восстановить территориальную целостность России хотя бы частично и в первую очередь вернуть Крым. Такие люди сохранились и в бывших союзных республиках. Те, кто хорошо помнит жизнь в большой и дружной стране и ностальгирует о ней, не поддаваясь на вранье о коммунистическом режиме.

– Как такое возможно? – действительно не поверил я. – Ведь до начала нулевых1 царила полная вакханалия и разгул криминала! А идея насчет возрождения СССР, это вообще немыслимо.

Слова пациента меня повергли в состояние шока. Настолько его внешний вид не вязался с ними. И снова я подумал: «Кто же он»?

– А вот как это было возможно, то непростая история, – пациент говорил не спеша, обдумывая каждую фразу. – Я могу вам рассказать некоторые факты. Вы мне представляетесь весьма умным человеком и если захотите, потом сами найдете подтверждение моим словам. Но прежде чем рассказывать, я хочу спросить. Что вы знаете о слове сексот? С чем оно ассоциируется для вас?

– Стукач, – молниеносно ответил я, – доносчик, провокатор, плохой человек. Одним словом – редиска.

Его, кажется, совсем не задели мое определение и шутка.

– Это не совсем верно, – серьезно ответил пациент, – Позвольте мне объяснить. Сексот, это сокращение от словосочетания – секретный сотрудник. По сути, это агент – собиратель информации. Для внешней разведки используется слово шпион или разведчик, а для внутренней – контрразведчик или просто агент.

Мужчина говорил спокойно, словно читал лекцию.

– Сексоты были во все времена и при всех властях. Иногда на службе, иногда в них превращались добропорядочные граждане, вдруг выкрикивающие: «Слово и дело!».

Очевидно, что среди этих людей немало подонков, которые собирают важные сведения среди таких же как они преступников или бандитов. Их держат на службе, и они пользуются свободой, только потому, что на них у спецслужб есть компромат, а они дали согласие работать на органы совсем не по доброй воле. Этот контингент сексотов, кстати, имеет самую низкую эффективность. Потому что предавшие однажды, предадут и потом, а сообщенная ими информация обычно требует перепроверки, как вы понимаете, это сильно снижает ее в цене и самих сексотов.

Иногда они провоцируют курирующих силовиков на устранение неугодных им людей. Я не имею ввиду обязательно убийство, это может быть задержание или заключении в тюрьму или утрата доверия. Донос это весьма действенный инструмент сексота. В общем, повторю, многие из них, действительно, подонки.

Немало и людей, собирающих информацию ради карьеры или денег, но к этим доверия тоже мало, потому что таких легко перекупить. Надеяться на их стойкость и ответственность нельзя. Продавшись раз, продадутся и в другой. Молчать, как партизаны в случае разоблачения они тоже не станут, а попытаются любой ценой выторговать себе жизнь.

Но есть люди идейные, бессребреники, которые не ищут личной выгоды. Они собирают информацию и доносят руководству из соображений патриотизма и беспокойства о Родине. На контакт с органами правосудия и следствия эти люди идут добровольно и весьма охотно. Таких, правда, очень мало, но они представляют для спецслужб особую ценность. Поэтому их берегут. Периодически их направляют учебу, тренировки. Поддерживают в карьерном росте и стараются не терять. Иногда, в случае провала, если сексот выживает, его забирают в штат и обучают уже на оперативного сотрудника. Часто эти люди делают карьеру в качестве контразведчиков или сотрудников внутренних органов.

Добавлю еще, и это самое важное в работе всех сексотов, что до девяноста процентов терактов в стране и масштабных преступлений, включая экономические, предотвращается именно благодаря таким агентам и добытой ими информации.

Бывает, что сексот внедряется в ОПГ и способствует ее раскрытию и уничтожению, такого агента называют – «крот» и, как правило, это очень хорошо подготовленный работник, не требующий непрерывного контроля, а имеющий право на самостоятельные решения.

Я слушал его, пытаясь понять, откуда этот человек так хорошо знает всю сферу секретной службы, но понимал, что спрашивать об этом не имеет смысла. Очевидно, что кроме физиологических «шлаков и золы», ему хотелось избавиться и от «золы» душевной. А лучшего исповедывателя2, чем врач или священник он не найдет. В церковь он идти не захотел или не мог, вот и пришел ко мне.

Пациент рассказывал, и уже ясно было, что объяснять что-либо или давать какие-то аргументы, доказывающие его компетентность или искренность, он не собирается. Принимать его историю, мне нужно, руководствуясь древним правилом всех рассказчиков и слушателей: «не любо – не слушай, а врать не мешай!».

– Я так понимаю, – Я постарался показать собеседнику, насколько мне интересен его рассказ, – что ключевым персонажем вашей истории является некий секретный агент?

– Вы абсолютно правы, – улыбнулся пациент. – Все, что мне известно на нынешний момент, связано исключительно с ним. Но вы сами сможете применить и совместить все, что тогда происходило, и о чем всем известно из средств массовой информации с тем, что я расскажу.

– А как ваша история связана с текущими событиями?

– События, о которых я расскажу, показывают значение утечки информации и деятельность секретных информаторов, и вы поймете, как они породили предпосылки для создания той силы, которую сейчас имеет Россия и некоторые подразделения которой назвали «Зелеными человечками». Понимаете? Если бы не было одного, не возникло бы и другого.

– Это называется детерминизм, – согласился я, – или взаимосвязь событий. Ее еще называют «эффектом бабочки», из-за рассказа Рэя Бредбери.

– А вы неплохо разбираетесь в философии, – одобрительно заметил пациент. – Да, но не всем и не всегда удается последить цепочку. Бредбери ведь ее не расписал. Вот раздавленная бабочка в эпоху динозавров, а вот результаты выборов в наши дни.

– А вы ее проследили?

– Скажем так, – уклонился он от прямого ответа, – мне ее показали, как покажу ее вам я. Самостоятельно раскопать такие длинные цепи могут лишь очень сильные аналитики или группы этих специалистов, обладающие огромным массивом архивной и текущей информации и компьютерами со специальной программой. Поэтому, я вам просто расскажу историю молодого человека, который случайно прикоснулся к тем событиям, которые спустя два десятилетия породили эти.

– Дело было давнее? – поддержал я разговор.

– Ну да, начало девяностых. Помните те времена?

– Еще бы! Я вообще не понимаю, как мне удалось остаться врачом. – Признался я. – многие мои коллеги потеряли профессию медика или с трудом вернулись только в двухтысячных.

– Коммерция? Такси? – догадался собеседник.

– Да всякое бывало. И в бизнесе себя попробовал, да вовремя одумался, потому что не мое это, и извозом занимался. Но вот, совсем из медицины уйти решимости не хватило.

– Тогда вы меня правильно поймете. Тем более, что главный персонаж истории – ваш коллега, тоже медик. И события в основе своей крутятся вокруг скорой помощи. Если я какие-то термины неправильно употреблю, извините заранее.

– Что же послужило «бабочкой»? – спросил я, заполняя по ходу разговора процедурный лист и протоколы работы специальных приборов, очищающих кровь нашего пациента. – Ведь по закону жанра, это должно быть какое-то совершенно незначительное событие, вроде брошенного мимо урны окурка, – я принялся развивать сюжет. – Человек, прохожий остановился, наклонился, чтобы убрать мусор, на него налетел велосипедист, который не ожидал, что перед ним внезапно возникнет препятствие в виде задницы неизвестного, он падает, разбивается флакон с лекарством, которое велосипедист вез для больного человека… и так далее.

– Вы правы, – пациент улыбнулся, в ответ на приведенный мной пример детерминизма, – таким событием стала обычная повестка из райвоенкомата.

И пациент мой приступил к рассказу.

Двенадцать дней подряд я узнавал все новые события из жизни молодого человека, фельдшера скорой помощи. Я уверен, что мой собеседник многие детали его биографии изменил, а уж внешность так вообще не стал описывать. Вероятно, для того, чтобы я не имел даже малейшей возможности, случайно встретив героя, опознать его.

Во всяком случае, когда я, заинтригованный спустя несколько недель, принялся обзванивать старых знакомых, однокашников и сослуживцев, работавших на «скорой» в 80-90-е годы, и расспрашивать, никто ничего об этом фельдшере не слышал. Тем более, что описан рассказчиком он был довольно скупо и несколько стереотипно для большинства двадцатилетних фельдшеров «скорой» в начале девяностых. Среднего роста, в меру спортивен, вот и все.

Рассказчик вообще почти не описывал героев, больше уделяя внимание действиям, содержанию разговоров и различным драматическим событиям. Какие-то детали он опускал, не от секретности, а полагая, что я и так знаю, что творилось в те годы в стране, описывать их не считал необходимым.

Мои знакомые скоропомощники подтвердили кое-какие события из рассказа. Хотя никакие газеты и телепередачи о них не сообщали. Кое-какие материалы я разыскал в интернете. Оставалось реконструировать и связать с ними события из рассказа моего пациента.

За все дни он так и не назвал своего имени, а по медицинской карте значился, как пациент №45838.

Я решил записать его историю, превратив в относительно связную повесть, рассказывающую о малоизвестных событиях, происшедших в Москве в мае-июле 1993 года.

Также мне представляется важным, что эта книга несколько приоткроет завесу таинственности и снимет налет весьма распространенного негативного отношения людей к трудной и опасной службе секретных агентов, особенно тех, кто честно выполняет свою работу не за деньги и страх, а за совесть.

Я постарался представить себе и читателю характер главного героя, а также некоторых других участников истории, играющих важную роль, и практически не уделил внимание таким людям, как мама главного героя, теща и жена. Почему? Я думаю, вы поймете сами, что особой необходимости в этом не было. В ролях героев второго плана, так или иначе влияющих на события и героя, я использовал образы и характеры моих знакомых, которые подходили под описание, приведенное рассказчиком.

В заключение предисловия я хочу процитировать Александра Дюма – отца, который, заканчивая предисловие к «Трем мушкетерам», написал: «…мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.

Установив это, мы переходим к нашему повествованию».