Читать книгу Война Зоны - Андрей Левицкий, Андрей Юрьевич Левицкий - Страница 5

В лаборатории бесновалась распятая на кушетке мартышка, на нее был нацелен излучатель. Я протянул контейнер с артефактом, Иггельд забрал его щипцами, положил в выехавшее из кресла отделение, как компакт-диск – в приемник, толкнул его, и он с едва заметным щелчком занял свое место.

– Готово, – прошептал Иггельд, погладил кресло и сжал кулак.

Иг побледнел и казался пятидесятилетним, волосы растрепались, глаза сияли лихорадочным блеском – да он волнуется больше меня! Непослушными пальцами Иггельд снял защитный браслет, шумно сглотнул слюну.

– Твой пусть будет на месте, – сказал он, не глядя на меня, сел в кресло, положил руки на подлокотники и обхватил их.

С тихим шелестом шевельнулся шлем наподобие мотоциклетного, опустился ему на голову, закрыв глаза и до середины – нос.

Иггельд нажимал кнопки на подлокотнике, и происходило непонятное мне беззвучное действо. Вспыхивали и гасли кнопки на табло, излучатель оживал, начинал вибрировать, и опять замирал. Мартышка, пытавшаяся порвать путы, заверещала и притихла, разинув пасть, она с ужасом взирала на пульсирующее над ней стальное чудовище, ждала, когда оно начнет ее есть.

Я напрягся в ожидании, думалось, вот-вот случится что-то неординарное, что, я и сам не знал, но время будто замерло, солидарное с несчастной мартышкой.

Замер излучатель, шлем поехал вверх и закрепился на отведенном месте в десятке сантиметров над головой Иггельда, который бездумно смотрел перед собой. Пряди волос прилипли к вспотевшему лбу, губы его беззвучно шевелились.

С минуту он «зависал», потом скользнул по мне взглядом и сфокусировал его на притихшей мартышке. Ощутив его внимание, она завопила, забилась с удвоенной силой. Иггельд встал, потопал к обезьяне, положил руку ей на лоб и, поглаживая ее голову, проговорил:

– Нюша, тихо, тихо, успокойся, все хорошо.

Мартышка замерла и закрыла глаза, а Иггельд покатил кушетку из лаборатории в медблок, где имелся аппарат МРТ. Отвязал послушную обезьяну, положил на стол, застеленный синей клеенкой:

– Лежи тихо, сейчас посмотрим, будешь ли ты жить.

МРТ всегда напоминал мне гибрид сканера и «чужого». Он зажужжал, Иггельд оставил обезьяну и побежал к монитору, а я сменил его и собрался подержать мартышку, но она лежала неподвижно, как примерный больной.

– Иди-ка сюда, – позвал Иггельд. – Не беспокойся, Нюша будет в прострации еще минут пятнадцать.

На экране в двух окнах было изображение обезьяньей головы, просматривались кости черепа и его содержимое, пятно возле, если я не ошибаюсь, мозжечка. На обоих изображениях пятно было одинакового размера. Иггельд молча ткнул в экран, я все понял без слов и проговорил:

– Думаешь, опухоль должна исчезнуть сразу? Может, должно пройти несколько дней?

– Наверное, да, – кивнул Иггельд. – Завтра посмотрим еще раз.

Я так устал, что фиаско меня даже не расстроило. Огорчусь завтра, когда на это будут силы. Иггельд взял мартышку на руки и понес в лабораторию, нашептывая ей слова утешения, словно обезьяна их понимала. Меня бы лучше пожалел, потому что если ничего не получится, то жить мне осталось всего ничего.

* * *

Проснулся я с совершенно пустой головой. Вчерашний день, поход в Зону за «живицей» казался мне минувшим кошмаром. Часы показывали девять утра, здесь, под землей, запросто можно было поменять день и ночь местами.

Умывшись и заварив чай, я включил компьютер, открыл вкладку, где просматривались изображения с камер слежения. На входе сегодня дежурил Уксус, уткнувшийся в планшет. Уборщик Кулер, пацан-беспризорник с усохшей левой рукой, елозил тряпкой по полу, выпрямился, приспособил тряпку на швабру и продолжил уборку. Браслета у Кулера не было. Значит ли это, что Иггельд им не дорожит?

Дел было по горло, а сил… Я прислушался к себе и понял, что их едва хватит, чтоб согнать себя с кровати.

Первым делом нужно проверить, как поживает мартышка, есть ли положительная динамика. Затем улучить момент, когда Иггельд покинет лабораторию, и поискать, есть ли в его спальне лаз в тайную часть подземного Института.

Если я его не обнаружу – найти предлог, чтобы подняться на поверхность и поискать вход там. При его отсутствии – успокоиться и заниматься здоровьем.

Я переключался с камеры на камеру и снова вернулся к той, что снимает КПП. На стенке возле входа – книжная полка. Иггельд пытался сделать из охранников людей и приучить их к чтению, получилось только с Бали: два раза он брал книги…

Артефакт! Черт, совсем забыл о нем! Когда возвращался из Зоны, я не знал, можно ли доверять Иггельду, и спрятал между книгами «отвертку» – артефакт, ускоряющий время. Он может очень пригодиться! Доев вчерашний круассан, я направился к КПП, в коридоре поздоровался с Кулером, поприветствовал скучающего Уксуса, который сразу же начал жаловаться на жизнь. Уксусом его прозвали за вечно кислое лицо. Слушая, как он устал, я достал «Трех товарищей» Ремарка и незаметно – припрятанный между книгами артефакт, ускоряющий время, сунул его в контейнер, спрятанный в огромном кармане спортивных штанов.

– Отличная книга. Не возражаешь, если возьму ее перечитать? Сто лет бумажных книг не читал, хочется вернуться в детство.

– Да пожалуйста, – пожал плечами Уксус.

– Доброе утро! – радостно проговорил за нашими спинами Иггельд, шагающий к выходу, увидел в моих руках книгу, вскинул бровь.

Я стряхнул пыль с переплета:

– Захотелось перечитать.

– А почему именно Ремарка?

– Наверное, потому же иногда хочется сладкое, а иногда – горькое. Я читал эту вещь в семнадцать, интересно проверить, как изменилось мировосприятие. А ты куда собрался? Надеюсь, ненадолго? Нам же еще Нюшу проверять. Не хотелось бы откладывать до вечера. Кстати, как она?

– Жива. Не могу понять одного, она спокойна или заторможена. Ориентируйся на половину одиннадцатого, я знаю, как для тебя это важно.

– Согласен. У меня встреча в «Трех поросятах», нужно со сталкерами договориться о поставках продовольствия, это займет час, не дольше.

Какая удача! Он покидает насиженное место! Даже следить не надо! Значит, прямо сейчас отправлюсь в лабораторию, а если кто зайдет, скажу, что мысль о подопытной обезьяне не давала мне спать, и я пришел проведать Нюшу. Вернувшись к себе, удалю запись с камер, что в коридоре.

– Удачи! – пожелал я удаляющемуся Иггельду, попрощался с Уксусом, расстроенным из-за того, что некому жаловаться на трудную судьбу.

По коридору я направился к лаборатории, открыл дверь, и в нос ударил дух нечищеных клеток – Кулер еще не помыл клетки лабораторных животных. Странный контраст: стерильная комната с футуристическим креслом, столом-алтарем и – вопящая безмозглая братия.

Из лаборатории неторопливо вышел рыжий кот Сова, направился ко мне с целью получить порцию любви и ласки, я переступил через него, миновал первое помещение, направился во второе, куда Иггельд переместил животных, с треском отодвинул шторку, отделяющую спальню Иггельда от основной части лаборатории.

Тут царил идеальный порядок: вещи разложены по полкам, микросхемы – проводок к проводку, все подписано, паяльник на подставке, дальше – сейф, куда же без него, платяной шкаф, стена со встроенным пустым компьютерным столом.

Кровати нет. Значит, Иггельд ночует не здесь, а в тайном помещении. Странно, что он оставляет лабораторию незапертой, я бы на его месте повесил кодовый замок. Дверь в Нарнию, наверное, где-то за стеной. Мне точно нужно найти тайные ярусы Института! Есть, конечно, шанс на то, что их не существует, но почему-то теперь у меня была уверенность, что они есть. Интуиция, мать ее. Зона очень способствует ее развитию.

Я принялся ее обшаривать, чтобы понять, где же кнопка, которая заставит стену повернуться внутрь, как в старых шпионских фильмах. Нашел я не кнопку, а настоящую лебедку за шкафом. На табло – две кнопки, красная и черная. С замирающим сердцем я надавил на красную, и лебедку в движение привел моторчик, стол сложился и втянулся в стену, она зашевелилась, и меня чуть не придавило кроватью, которая на тросах едва не выпала на голову из стены. В помещении сразу стало тесно.

Вот же черт! Надо срочно вернуть ее на место!

Или мне показалось, или в лаборатории кто-то заговорил. Вот будет мне, если сейчас сюда заявится Иггельд! Тогда я лишусь его доверия, хорошо, если он просто выгонит меня отсюда, гораздо хуже, если отправит на эксперименты в тайную часть НИИ.

Я замер и прислушался. В соседнем помещении и правда бормотали, но это был не человек, а обезьяны. Ни секунды не теряя, я надавил черную кнопку, и кровать вросла в стену, откуда выехал рабочий стол Иггельда.

Где же дверь? Она должна быть здесь! Но ни за шкафом, ни за полками, ни в полу ее не оказалось. Не найдя видимые намеки на потайную дверь, я принялся простукивать стены, ежеминутно замирая и прислушиваясь, не вошел ли кто. Не обнаружив, что искал, я переместился с обыском в помещение с обезьянами.

Внимание мое привлек черный рычажок в стене, я огладил ее и обнаружил проем, который никто не пытался даже замаскировать. Неужели оно? Я надавил на рычаг, и передо мной распахнулась дверца в темноту, откуда пахнуло пылью и зерном.

Вскоре стало ясно, что никакая это не дверь под землю, а подсобка, где хранились ведра, клетки, емкости и корм для животных.

Последняя надежда на первую комнату с креслом. Осмотрел ее я бегло, и обыск результатов не дал. Нажимать кнопки на кресле со шлемом не рискнул – неизвестно, как оно работает. Придется топать на поверхность и искать тайный ход там, но прежде – бегом к себе, монтировать изображения с камер.

В коридоре я едва не столкнулся с Кулером, который шарахнулся к стене, так внезапно я вылетел. Сначала подумалось, что он некстати встретился и может рассказать о моем визите Иггельду, а тот потом проверит камеры… Но я успокоил себя, что это обычная паранойя: Кулер не посмеет даже заговорить с Иггельдом, что происходит в лаборатории, его не касается, он не имеет права туда входить.

Монтаж занял минут десять: вырезать изображение пустого коридора и вставить в два места: где я вхожу в лабораторию и где вылетаю из нее.

Вряд ли Иггельд будет просматривать видео и вникать в детали, ему это не нужно, он думает, что окружен преданными людьми, но перестраховаться следует.

Закончив, я выдохнул, откинулся на спинку стула, завел руки за голову. Выдыхай, бобёр! Или не выдыхай, потому что мне предстоит вторая, наземная часть квеста. Если не найду воображаемый запасной выход, я не успокоюсь, нет, потому что он логичен. Когда-то я даже обсуждал с Иггельдом необходимость рабочего выхода, он согласился, но строить его не стал.

Когда ты приползаешь полудохлым, и все, что тебя волнует, – как дожить до завтра, тебе не до шпионских игр, ты отметаешь все второстепенное и сосредоточиваешься на важном. Теперь же важное наложилось на второстепенное, потому что ответы на мои вопросы скрыты от посторонних глаз, а вопросов очень много.

Что случилось в прошлый раз и чего боится Иггельд?

Чем опасна сборка и от чего оберегает браслет?

Чем она мне грозит?

Что, черт побери, именно происходило вчера с мартышкой Нюшей, какому излучению она подверглась?

Почему одним Иггельд выдал браслеты, а другим – нет?

Почему Спрут не сказал мне, что происходит в НИИ?

Голова кругом, и ни одного ответа, а предположения одно другого безрадостней. Я поймал себя на мысли, что моя вера в Иггельда циклична: стоит оказаться рядом, посмотреть, как он относится ко всему живому, и сомнения пропадают, но едва включается разум, просыпаются сомнения.

Кажется, я даже знал, где находится секретный проход в Институт. Где-то в дачном поселке Малина-Village. Уж очень часто там появлялись гости.

Чтобы сталкерам нечего было ловить в этих краях, наши люди разряжали аномалии, и они не рождали артефакты. К тому же незваных гостей отпугивали точки, генерирующие инфразвук, который вызывал тревогу у людей и мутантов и мотивировал их поскорее убираться.

Бар «Три поросенка», куда стремились заблудшие новички, находился восточнее.

Как ни крути, нечего сталкерам делать в Малина-Village, однако они снова и снова там появлялись. Значит, надо искать там.

Мысли так одолели, что я не сразу заметил, как контейнер в кармане, где «отвертка», ощутимо давит бедро. Этот артефакт дважды спас мне жизнь, взамен забрав столько моего времени, сколько посчитал нужным. Удивительно, что я еще живой…

Пришла мысль, что можно свести вредное действие артефакта к минимуму, если… Вспышка, раскат грома, черные брызги. Пульсирует в ладони прозрачная капля, и мир закручивается в спираль. Что это значит? О чем мне хочет рассказать Зона?

Я расслабился, вдохнул, выдохнул, открыл контейнер, чтобы сосредоточиться на «отвертке» – спирали из полудрагоценного камня. Интересно, новая сборка поможет мне приблизиться к цели? Я закрыл глаза, но никакой конкретной картинки не возникло – какие-то взрывы, грохот выстрелов… Я распахнул глаза от того, что в видениях кто-то отвесил мне оплеуху.

Что за бред? Продолжаем, зажмуриваемся, выгоняем из головы мысли, держим только «отвертку», думаем только о ней.

Аномалия «молния» разряжается очень странно – из нее летят горящие клочья мха, подлеска, то ли плоти, то ли волос, она плюется сгустками темноты… Ясно: разрядить «молнию» «отверткой». И получится камень в форме капли, который… Телепортирует? Почему картинка изменилась? Куда именно он телепортирует? Или я ошибаюсь? Одно ясно, арт очень ценен.

Впрочем, если он просто телепортирует в параллельный мир, это уже неплохо. Когда встает вопрос, сдохнуть в этом мире или жить в другом, любой нормальный человек выберет жизнь. Было бы время, занялся бы вопросом и изучил сборку, сейчас же…

Почему бы и не сейчас? Все равно мне нужно ждать обострение, чтобы попытаться вылечиться. Как раз будет повод подняться на поверхность. Скажу, получится суперполезная вещь на случай ядерной войны или глобальной облавы, но надо несколько дней поблуждать по лесу в поисках аномалий…

– Химик, я готов, приходи в медблок! – гаркнул коммуникатор, заставив меня вздрогнуть.

Видимо, Иггельд больше не подвергал мартышку действию излучателя, а сразу принес в медблок и уже сканировал ее голову. Я встал рядом с упершимся в стол Иггельдом, уставился в монитор, где проступало трехмерное изображение обезьяньей головы. Меня волновало одно-единственное место – проекция чуть выше уха, где на изначальном снимке темнело пятно опухоли. Сейчас, по сути, решался вопрос моей жизни.

Иггельд тоже замер, напрягся, взором вцепился в экран. Когда процедура завершилась, он издал радостный возглас и ткнул пальцем в пятнышко, которое было чуть больше горошины:

– Ты только посмотри! Опухоль уменьшилась в два раза! Я не верю своим глазам! Как думаешь, нам дадут нобелевку за это открытие?

«Вы будете жить», – улыбаясь, проговорила воображаемая красавица-медсестра, просматривающая мои анализы. Лысый скептик с осунувшейся физиономией, точь-в-точь мой первый лечащий врач-онколог, проворчал: «Рано радоваться. А если не рано, узнай, чем за излечение мартышка заплатила, она неспроста такая послушная и спокойная».

– Это нужно отметить! – Иггельд взял мартышку на руки, и она вскарабкалась ему на плечо, обняла его и принялась тыкаться мордой ему в шею.

Пить с ним было совершенно не с руки.

– С этой суетой совсем забыл сказать. По пути сюда я добыл редкий артефакт, который в простенькой сборке может дать совершенно незаменимую вещь…

– Какую? – без энтузиазма спросил Иггельд, похоже, он вообще не слышал моих слов, а если слышал, то не придал им значения.

– Пока трудно сказать. Похоже на телепорт, но не уверен.

– У нас есть нужные арты для сборки? – Иггельд почесал мартышку за ухом, от удовольствия она пустила слюну.

– Нужен не арт, нужна аномалия на поверхности.

Задумчивый Иггельд принялся мерить шагами комнату. Остановился, перевел взгляд на меня.

– Вот ты неугомонный! И почему тебе не живется спокойно, вечно тянет тебя куда-то. Например, Ремарка почитать. Ты дома, только когда болеешь. По правде сказать, мне это в тебе безумно нравится! Ты умрешь на бегу, а не в постели, ты все время развиваешься, растешь. Ты – настоящий человек, каким он и должен быть.

– А остальные? – осторожно поинтересовался я, рассчитывая, что Иггельд разговорится, когда будет затронута его любимая тема, но он не оправдал ожиданий, махнул рукой и уронил:

– Неразумные дети, но есть и с проблесками сознания.

– Дети добрые, – поддержал разговор я, пытаясь раскрутить его на откровенность.

Иггельд криво усмехнулся:

– Когда это они были добрыми? Дети – маленькие убийцы, они не осознают смерть, для них убить живое существо – что игрушку сломать. Вспомнилось, как я когда-то возвращался домой… еще тогда, в прошлой жизни, а возле дома была кишащая головастиками лужа, и мальчишки лет шести ловили их и убивали кирпичом, вокруг них валялись сотни расплющенных трупиков. Дети мучают кошек и птичек, потому что к животным ближе нас и одержимы жаждой убийства, разрушения. В детстве я топил муравьев и жег мокриц спичками, мне нравилось, как они краснеют, я тогда еще не осознавал, что такое смерть и боль, и не понимал, что отнимаю жизнь.

– Наверное, ты прав. Я отрывал крылышки мухам, – еще много чего вспомнилось, но говорить я не стал. – Представь, если бы всех этих детей воспитать правильно, рассказать, что мир вокруг них – живой. Они выросли бы, и мир изменился. Жаль, что взрослые безнадежно потеряны.

Иггельд вскинул бровь и посмотрел на меня, как на больного. Наверное, я подумал бы так же, если бы Иггельд вместо Бетховена или Вагнера включил скандинавский рок или шансон.

– Что ты думаешь делать дальше? – спросил я, сменив тему. – Будешь вести прием страждущих, размещать их в лаборатории и избавлять от недугов? По одному или толпой?

– Группами с идентичными заболеваниями, – радостно ответил Иггельд. – Хочу проверить на межпозвонковых грыжах, артрозах… Прежде испытаю на животных и лишь потом стану лечить людей.

Хотелось спросить, какая ему с этого выгода, но я сдержался. Скептик заговорил теперь уже голосом Пригоршни: «Ты только представь: тысячи, миллионы людей-зомби, тихих и здоровеньких, строят правильный чистый мир, где царит любовь и братство, а во главе этого мира – солнцеликий Иггельд. Разве это плохо? Они даже не догадаются, что это не их выбор, а воля кукловода. Ты согласен на такую участь?»

Я отогнал мысль, возразил, что пока ничего не доказано. Вот когда побываю под землей, увижу тамошнюю часть НИИ, если она вообще существует, тогда и можно будет делать выводы.

– Тебе нужны сопровождающие на поверхности? – поинтересовался Иггельд.

– Нет, я поброжу по безопасным окрестностям день-два, молния встречается довольно часто, так что займет у меня это скорее сутки, чем двое. Выдвинусь, думаю, завтра с утра, я еще недостаточно отдохнул.

– Правильное решение! – кивнул Иггельд, отвернул от себя слюнявую морду мартышки и обратился к Нюше: – Хватит уже! Я весь мокрый и скользкий.

Обезьяна послушалась, прижалась щекой к его щеке и зажмурилась, как влюбленная женщина, прикасающаяся к объекту страсти.

Итак, план на завтра: найти на поверхности черный ход в тайную часть Института и успокоиться наконец. Вдруг и правда никто не замышляет дурного, а у меня просто разыгралось воображение?